Купальня Забвения

С тех пор как его Величество отказался от гарема, во дворце произошло немало изменений. Одним из них стал ремонт старинной купальни, которая находилась в дальнем крыле дворца. Согнцэн считал, что это место было их с Яшви, потому что отец и дед не проявляли к нему особого внимания.

В высоком павильоне с полупрозрачным куполом крыши находился бассейн, вымощенный мозаикой с изумрудным и бирюзовым орнаментом. Вокруг чаши самого бассейна были расставлены кадки с растениями, стоял чайный стол в окружении шелковых подушек, курились благовония. Днем хватало света от солнца, лучи которого пробивались через витражи купола, а вечером зажигали светильники и свечи.

- Пойдем, я хочу показать тебе одно место во дворце, которое недавно восстановили, - сказал Сонгцэн после того, как они с Яшви успели отдохнуть с дороги и разобрать вещи. – Я думаю, тебе там понравится.

Он сам видел купальню в нынешнем состоянии только мельком. В детстве бывало забирался в ту часть дворца, но она выглядела совсем иначе: воды в бассейне никогда не бывало, мозаика обветшала, и, казалось, все напрочь забыли об этом месте.

Яшви не терпелось покинуть Монголию, но если поначалу ей стало легче, от понимания, что Шакалы остались позади, то воспоминания все равно тащились следом, и у нее не получалось от них избавиться. Яшви стала еще молчаливее, почти не шла на контакт и замкнулась в себе. Всю дорогу до Покхары она провела, погруженная в свои мысли, и если бы не хорошо обученный Ворон, пару раз свалилась бы с коня, потому что совершенно не следила за дорогой. Уже подъезжая к резиденции в окружении воинов клана кобр, Яшви даже начала задумываться о том, не уехать ли ей в горы по уже знакомому ей маршруту, на конце которого наверняка все еще оставалась маленькая каменная лачуга, в которой женщина из окрестных деревень пережидали чаупади. А ведь очень много месяцев прошло с тех пор, как Яшви перестала соблюдать эту жестокую традицию.

Она занялась вещами сразу же по приезду, как смыла с себя дорожную пыль и переоделась в сари, который носила всегда по приезду в Непал. У нее были еще и другие, нарядные, яркие, но ей нравился только этот, насыщенного винного цвета, потому что на нем почти не было вышивки. Вещей было немного, так что с этим управились быстро. Яшви хотела уже отправиться в кабинет, чтобы провести остаток вечера за чтением учебников, но не успела.

- Что это за место? – спросила она у Сонгцэна. Она не хотела покидать их покоев, только здесь чувствуя себя в относительной безопасности. Резиденцию давно покинула большая часть наложниц и служанок, но Яшви помнила, что некоторые все еще оставались.

- Это место называется «Купальня забвения», - ответил Сонгцэн.

Он знал многое об истории своего рода, и того дворца, где он жил. Кобры построили его много веков назад, и с тех пор перестраивали и меняли, как менялось само время.

- Это старинный бассейн, ему лет двести. Там красиво. Я попросил принести туда закуски, и больше нас там не беспокоить, - сказал Сонгцэн.

Он переоделся в льняные брюки и длинную рубашку, в которых не очень чувствовалась дневная жара, и было удобнее, чем в халате. На зеленой ткани на плече серебром была вышита эмблема клана, как и на многой одежде, которую носил Сонгцэн. Он привык к этому с детства: форма Тигров, форма Кобр, форма Линь Ян Шо. Каждая из трех эмблем вызывала у него чувство гордости от принадлежности к кланам и монастырю. Но постепенно он просто привыкал к тому, что на одежде будут подобные вышивки. Сейчас он не думал о том, что он одет в рубашку с символом Кобр, он хотел, чтобы Яшви понравилось в купальне.

Яшви никогда ни о чем подобном не слышала. И не предполагала, что резиденция клана такая старая, она совсем не выглядела таковой. Старость – это покосившиеся стены, растрескавшийся пол и прохудившаяся крыша. А еще старые половики на каменном полу, ветхое и тощее одеяло, покосившийся забор. В резиденции было светло, красиво и уютно, а от многочисленных мозаичных картин иногда даже рябило в глаза у Яшви, которая все еще никак не могла привыкнуть к подобному великолепию и чаще чувствовала себя здесь неуместной, чем принцессой.

- Почему он так называется? – она пока не знала, как относиться к приглашению Сонгцэна. Почему-то когда она думала о том, что они останутся наедине, у нее внутри все неприятно прихватывало и как-то обжигало, как будто она боялась этого момента. Они не были близки с того самого дня, как она уехала из Покхары в Тариат на шаманский сбор. Яшви понимала, что это будет продолжаться не бесконечно, но не чувствовала себя готовой.

Она даже подумала прикрыться плохим самочувствием, чтобы избежать этого посещения купален, но, как назло, у нее ничего не болело, а такой достаточно опытный врачеватель, как Сонцгэн, сразу заметит, что ее ничего не беспокоит. Да и обманывать его Яшви не хотела, как не могла и придумать причину, по которой им не следует сегодня смотреть «купальню забвения».

Сонгцэн чувствовал, что Яшви относилась к его предложению настороженно. Он понимал, что происшествие с шакалом продолжало ей досаждать, и что пока она не могла избавиться от неприятных мыслей. Это была главная причина, по которой он хотел отвести девушку в купальни. И не для того, чтобы остаться с ней наедине. Как маг Воды, он знал, как эта стихия могла помочь разобраться в собственных чувствах. Не сжечь, не забыть, как позволяло пламя, а справиться и пережить.

- Это долгая история, - ответил Сонгцэн. - Эту купальню построили для Парвати, любимой наложницы Лакшмана Садхира. Но купальней Забвения её стали звать при принцессе Камал, их внучке. Она была сестрой Асима Садхира, при котором Кобры многое потеряли из-за его жестокого нрава. Когда ей было двадцать лет, она побывала замужем уже трижды. Первых двух мужей пережила, а от третьего сбежала, спасая свою жизнь, - Сонгцэн хорошо знал историю своего рода, даже те её части, которые не красили его предков. – Асим хотел вернуть её мужу, чтобы не терять союзника, но в итоге договорились, что муж возьмет плату драгоценностями. Камал было решено отправить в гарем одного из друзей Асима. Ночью её едва успели вынуть из петли, а утром её новый хозяин был найден мертвым. Камал закрылась в этой купальне и пускала только пару служанок, которые приносили еду. Говорили, что она сошла с ума и стала похожа на дикого зверя. Но через полгода её стали снова видеть во дворце. Никто не знает, что произошло, но с этого момента Асим Садхир не принимал ни одного решения без её участия. Она взяла в руки оружие, стала воином клана, а потом и очень известным боевым командиром. И говорят, что в клане прежде никогда не было таких сильных магов Воды. Еще есть легенда, что Хариш Асим Садхир, следующий вождь клана, на самом деле был её сыном. Я думаю, что за те шесть месяцев она смогла понять магию Воды.

Выслушав историю появления этих купален и связанную с ней легенду, Яшви сначала подумала, что Сонгцэн ее только что придумал. Слишком уж невероятной казалась жизнь одной из принцесс. Яшви знавала не так их много, но почему-то все они представлялись ей смиренными, как покойная Майя Тхакур – куда отправят, туда и идет. И непокорность принцессы Камал казалась почти фантастической, да еще и эта смерть ее первых двух мужей, а потом и нового хозяина…Она постаралась представить, что было бы ей самой, если бы с ней была связана нечто подобное. Скорее всего, стража дворца сломала бы дверь, и на этом познание магии Воды оказалось бы печально оконченным. Причем ее собственной кончиной.

- Почему они просто дверь не сломали? – спросила она, ведь это казалось ей самым логичным. – А ждали полгода, пока она сама выйдет?

Яшви забывала, что в легендах многое может быть приукрашено и искажено. Даже в истории накладываются отпечатки тех, кто ее рассказывает, ведь беспристрастным оставаться трудно, когда имеешь свое собственное отношение к какому-то чужому поступку. Так события начинают обрастать подробностями, которых на самом деле могло и не быть.

- И я не понимаю, - призналась Яшви. – Почему все же «забвения»?

- Она принадлежала к королевскому роду, Асиму было выгодно, что сумасшедшая сестра сидит взаперти. Выгоднее, чем её убивать или держать на людях, - ответил Сонгцэн.

В отличие от Рысей, Кобры очень ценили кровь королевского рода. Опальных принцев и принцесс лишали денег, власти, возможностей, но практически никогда не лишали жизни. По крайней мере, не делали это открыто. Потому что тот, кто будет спасать свою жизнь бегством, имея права на трон, мог угрожать власти вождя.

- Я не знаю правильный ответ, - признался Сонгцэн. – Иногда говорят, что она забыла прошлые беды, чтобы стать сильнее. Но я уверен, что как раз о бедах и обидах она не забывала никогда. Может быть, она забыла о том, какой ей было положено быть, чтобы стать тем, кем она стать захотела.

Насколько он знал, Камал после этого не была замужем. Были разные слухи и легенды, которые, проступая под толстым слоем многовековой пыли, не оставляли надежды на их достоверность, как и возможности дать им опровержение. Сонгцэн понимал, откуда возникла легенда о том, что Хариш Садхир был её сыном – ему самому было приятнее считать, что он – потомок прославленной Камал, а не жестокого и трусливого Асима. Но никто из ныне живущих не держал свечу в покоях принцессы.

Снова эта политика. Яшви посмотрела на себя в зеркало туалетного столика, который появился здесь после их свадьбы. Наверняка его делали на заказ королевской семье, как и всю мебель здесь. На взгляд Яшви, здесь было слишком много резного орнамента – выглядело роскошно, но слишком нагромождено. Мастер и правда знал свое дело, хоть Яшви предпочла бы что-то попроще, не такое вычурное. Она убрала вьющуюся прядь, что выпала из прически, за ухо.

- Ты думаешь, мне тоже нужно забыть о том, какой мне положено быть, чтобы стать кем-то другим? – частично ей все же это удалось сделать, но Яшви никогда не забывала, кто она. Как и тот день, когда она оказалась на рынке, была сначала продана, а потом куплена. И в последнее время воспоминания были ярче, чем раньше, хотя намного сильнее их перебивали события в деревне Шакалов. Яшви много думала о том, что кем бы ты ни хотел стать, то, кем ты был когда-то, останется с тобой навсегда. И что та покорная Яшви, которая не попыталась сбежать от беременной матери - а она смогла бы, если бы захотела – и та Яшви, что сейчас сидит перед зеркалом в королевских покоях и смотрит на свое отражение как на абсолютно чужого ей человека – это, в общем-то, одна и та же Яшви. Даже взгляд тот же самый, затравленный, недоверчивый, как будто она самой себе не доверяет. И боится.

Сонгцэн посмотрел на отражение Яшви в резном зеркале. Она сильнее загорела за то время, что они были в Монголии, и теперь её глаза казались еще ярче.

- Я считаю, что никто, кроме тебя, не знает, кем тебе стоит быть, – сказал Сонгцэн. – Но никакие убеждения и предрассудки не должны тебя сдерживать. Ты имеешь право добиваться того, что ты хочешь.

Это было легко на словах. Он был воспитан совсем в другой среде. Он привык к тому, что, несмотря на дисциплину в клане и в монастыре, ему было многое позволено. Его воспитывали принцем, будущим правителем клана. А Яшви за короткое время столкнулась с кучей новых ролей, среди которых ей нужно было разобраться в том, что ей близко, а что дается труднее. Удган Тибетских лис. Принцесса Королевских кобр. Ей нужно было найти в себе опору, которая поможет ей в этих ролях править, а не служить. А шакал своим поступком её унизил, заставив мысленно вернуться в тот день, когда от неё отреклись её собственные родители.

- В купальне очень сильная энергия Воды, - добавил Сонгцэн. – Я думаю, что, если ты её почувствуешь, тебе будет проще разобраться в твоих чувствах и мыслях.

- Я все еще ее не понимаю, - ответила Яшви, по-прежнему глядя на свое отражение, и она не была точно уверена, о ком именно говорит, о стихии или все-таки о той Яшви в отражении. – Как она может помочь мне разобраться, если я не понимаю ни ее, ни саму себя?

Несколько попыток разобраться в стихии закончилась весьма печально – Яшви только сильнее запутывалась. О том, чтобы ею управлять хоть как-то, не шло и речи – она не могла совладать даже с водой в чайной чашке, не говоря уж о чем-то более крупном. При том Сонгцэн продолжал твердить ей, что она понимает воду. Или просто хотел, чтобы так было. Иногда Яшви и правда казалось, что она понимает, но это ощущение быстро оборачивалось разочарованием обратного.

- Я не уверена, что знаю, кем мне стоит быть, - Яшви считала себя в большей мере шаманкой, чем принцессой. Эта роль была для нее более привычной, знакомой, в ведь способности проснулись в ней раньше, чем она стала принцессой. Она чувствовала себя комфортно в степи, среди остальных Лис, сейчас же не хотела даже думать о том, чтобы возвращаться в степь. Она не стала от этого шаманкой меньше, чем была до, но уже не чувствовала себя уместно. Как будто влезла в чужую одежду, которая ей велика и совершенно не подходит. Одного только получаса проведенного с Шакалом, хватило, чтобы напомнить Яшви о всем том, о чем она так старательно пыталась не думать все это время.

- Я стал изучать Воду после того, как понял Огонь. Она мудрая, она сама подскажет путь, - сказал Сонгцэн. – Пойдем, как минимум стоит попробовать.

Он не стал ничего брать с собой, потому что в купальне наверняка были подготовлены для них халаты и полотенца. Во дворце стало меньше тех, кто прислуживал, потому что теперь здесь не оставалось наложниц, но работа делалась даже лучше и быстрее. Потому что теперь служанки знали, что получают щедрое жалование за то, что все в порядке, и не отвлекались на интриги. К тому же им не приходилось обслуживать целый штат капризных девиц, не все из которых выполняли хоть какую-то работу.

- И в любом случае там красиво, - Сонгцэн улыбнулся.

Он отошел на пару шагов в сторону двери и стал дожидаться Яшви. Вода была странной стихией. У него ушло много времени на то, чтобы понять, что с ней не нужно было спорить. Она соглашалась, и нужно было уступать ей. Тогда она учила, направляла и делилась своей мудростью. Она была хитрой. Она просачивалась по капле, находила любой путь к цели и оставалась незаметной столько, сколько нужно.

Яшви все еще сомневалась, что посещать эти купальни сегодня было правильной идеей. Она могла бы просто сказать, что не хочет, но это было бы нечестно по отношению к Сонгцэну. Он старался ей помочь, чтобы она перестала зацикливаться на своих воспоминаниях и смогла отпустить ситуацию, но любая мысль о том, что дело может дойти до чего-то более интимного, чем мимолетные прикосновения, которых Яшви все равно старалась избегать, заставляло у нее все внутри неприятно сжиматься.

Она любила воду, если только это не была ледяная вода для стирки, но она все еще чувствовала вину перед Сонгцэном, совершенно необъяснимую и нелогичную, и избегала скорее его, а не возможности посмотреть на купальни Забвения. Она бы с радостью делала вид, что ничего не произошло и ничего не происходит, а между ними ничего не поменялось, но была не настолько искусна в лисьей хитрости и притворстве, как ей хотелось бы.

Яшви еще немного помедлила, снова посмотрев на себя в зеркало. Она себя совсем не узнавала, и от этого было не по себе. Сейчас ощущения были те же, как и в первый день, когда она оказалась в резиденции, что ей не место здесь. Что ей вообще нигде не место.

- Хорошо, идем, - все же согласилась Яшви, поднимаясь с пуфа у туалетного столика и следуя за Сонгцэном.

Сонгцэн чувствовал, что Яшви относилась к нему настороженно. Ему не нужно было копаться в своих догадках слишком сильно, чтобы понять причину. С тех пор как на неё напал шакал, они не были близки. Она держала дистанцию, а он не настаивал, хотя для него это было непривычно. До этого они уделяли друг другу куда больше внимания, и Сонгцэн считал, что они достигли достаточного взаимопонимания в одной постели, чтобы этим наслаждаться. Но сейчас он чувствовал, что Яшви боялась.

Он повел её лабиринтом коридоров к той части замка, которая располагалась в глубине сада, и где редко бывали посетители. Купальни находились за высокими резными дверями из красного дерева, местами покрытого золотой краской. Там не чувствовался дневной зной, но было достаточно тепло, чтобы чувствовать себя комфортно. Когда они зашли, Сонгцэн закрыл дверь, хотя не стал её запирать – был уверен, что к ним не влезут. В воздухе пахло благовониями и распустившимися в кадках цветами. В стороне от большого бассейна был накрытый чайный стол, вокруг которого размещались шелковые подушки.

- Добро пожаловать, - сказал Сонгцэн.

До купален идти было довольно далеко, и чем ближе они к ним подходили, тем пустыннее становились коридоры резиденции, потому что если до этого попадались служанки, которые продолжали уборку, то совсем скоро они с Сонгцэном остались наедине. Через полупрозрачный витражный купол проникало не так много света, отчего в купальнях царил легкий полумрак, а обилие мозайки поражало воображение. Вода в бассейне казалась какой-то даже циановой, ненастоящей, а там, где на воду падал свет через витраж, подсвечивалась фиолетовым, красным и оранжевым.

Несмотря на то, что почтив все внимание Яшви было приковано к необычного цвета воде и мозайкам на стенах и в чаше бассейна, она заметила, как двери за ней закрылись, что было совершенно закономерно и ожидаемо, но все же испытала неприятное чувство паники, какое наверняка бывает у запертой в клетку птицы. Раньше запертые двери не вызывали в ней такого ощущения безвыходности. Она по-прежнему доверяла Сонгцэну, но ее нервировала обстановка, которая могла бы хотя бы теоретически напоминать о Монголии. Хотя в доме Шакала двери не были заперты, Яшви понимала, что она никуда не сможет убежать или спрятаться от него. Потому что она сама сделала тот выбор.

- Здесь красиво, - с трудом заставив себя думать о купальнях и мозайке, признала Яшви. Хотя благовония показались ей слишком приторными и сладкими, а еще здесь цвели розы, которые Яшви не любила и испытывала к ним даже какое-то отвращение. – Пусть уберут розы.