Сердце, вечность и коньки

Матвей редко ощущает необходимость куда-то пойти и там начать вкалывать, что руками, что головой – по большей части потому, что парень живет в уверенности: у него пока и так все отлично, лишний раз дергаться не надо. Но время от времени Болотов вспыхивает уверенностью, что идти и делать надо, раззадоренный или любопытством, или собственными успехами на каком не то поприще. Сейчас случай однозначно из второй когорты, успехи вышагивают стройной чередой, позволяют себя рассмотреть и даже потрогать, и в кои-то веки Матвей не пытается отъехать на "я бездарное бревно, не ворошите меня", а даже ровно наоборот, сам рвется пойти, сделать, доказать и достичь. И с этой целью ходит по пятам за мастерами – узнать, у кого мозг еще не вскипел от бесконечных прорицаний, которые ученики в последнее время почему-то требуют чуть ли не через раз, и кто готов повозиться с еще одним учеником, пока ученик горит и сам тоже готов. Матвей себя знает прекрасно – желание расти макушкой к небесам может очень быстро выдохнуться, и тогда парень опять будет считать, что у него и так все расчудесно и нечего дергаться.
Да и потом, откровенно говоря, пламя энтузиазма изначально не слишком мощное, на роже отсвечивает плохо. По роже у Матвея не видно, что он на учебу настроен настолько, насколько вообще в состоянии сам себя настроить.
Заходя в храм, Болотов шутливо подумывает о том, что можно бы уже потихоньку и на зимовку сюда переезжать – больно уж часто парня сюда заносит, то на урок, то на дежурство, то еще зачем, уже практически как дом родной, можно с закрытыми глазами от угла до угла пересечь. Матвей глаза все же держит открытыми, не бравируя, доходит до комнаты для занятий и просовывает в дверной проем лохматую голову, проверяя, есть уже кто или пока все в отлучке и вообще нормальные люди так быстро и с такими выпученными глазами на уроки не бегают.

Активизировавшиеся ученики как бы намекали на необходимость активизироваться и мастерскому составу. На Цириллу же каждой зимой неизменно нападала спячка, и она, словно медведь, не реагировала на окружающее ее мироздание, притворяясь ветошью перед очами Тигрицы, которая бдительно следила за тем, чтобы мастера не отлынивали. Однако на этот раз команда поработать исходила не от Шэн. Цирилла сдалась нытью и уговорам особенно приставучего ученика, на лице которого был написан скорее вселенский недосып, чем стремление постигать и учиться. Однако Цирилла привыкла не судить по первому впечатлению, смилостивилась и назначила занятие на послеобеденное время в Храме прямо вот сегодня, видимо, переняв от мужа уверенность, что раньше сядешь - раньше выйдешь.

Погода стояла перемерзотная, не очень-то и зимняя, слякотная, так что до Храма Цирилла добиралась не приличествующей ее возрасту и статусу мелкой рысью, стараясь избегать особенно мокрых участков и наступая по возможности на сухие, но все равно штанины монастырских брюк оказались влажными, когда она поднялась в святая святых монастыря. Удручающе цокнув языком, она ликвидировала влагу, плавным движением ладоней отправив вытянутое из ткани обратно на улицу, и направилась к комнате для занятий, путь в которую ей перекрыла уже знакомая спина. Что примечательно, без головы.

- Надеюсь, голова все же будет в комплекте с этим телом? - поинтересовалась она у спины, ожидая, пока проход освободится, и тело либо войдет внутрь, либо выйдет наружу.

Матвей вовсе не ожидает, что со своей умеренной коекакостью в подходе ко всему подряд он ухитрится прийти раньше мастера Грей, пусть даже всего на какие-то копейки минут. Поэтому парень ещё успевает недоуменно повести очами по пустой комнате – как, мол, это так получилось, не ломайте мне картину мироздания – прежде, чем слышит голос мастера у себя за спиной.
А, так вон оно в чём дело.
Матвей немедленно вытягивает башку из комнаты и разворачивается через левое плечо, ухитряясь одновременно этим движением откатиться от дверного проёма, освобождая Цирилле проход. Своей головой уже проверил, что в комнате никаких опасностей для жизни и здоровья не предвидится, теперь можно и даму вперед пропускать.
– Здравствуйте, – невозмутимо говорит Матвей, как будто ничего такого не случилось и это не он тут только что полчаса тупил в дверях, раскорячившись в проходе. И на полном серьезе докладывает: – Голова нахлобучена на туловище, как ей положено. Со всеми нужными частями внутри, к бою готова. Хотя по ней, конечно, пока не слишком видно.
Судя по свидетельствам некоторых девчонок, не будем тыкать пальцами, по Матвею вообще частенько много чего не видно. Даже не о способности к подвигам речь – чёрт бы с ними, с подвигами, вот когда по тибетским горам начнут табунами скакать драконы, тогда и поговорим на эту тему, – а о чем-то вполне себе бытовом и притом очень важном. Парень, правда, не спешит начинать меняться к лучшему и начинать искрить отсветами положительных качеств. Он с такой рожей уже двадцать лет живёт, страшная сила привычки давно его зажевала и поглотила. Да и вообще, странно бы было заходить в комнату и сразу с порога начинать семафорить прописанными на лбу ТТХ.