Истерика

Шири вошла в свою комнату и подошла к креслу. Сегодня был третий день ее новой жизни. Неожиданной, бестолковой, не правильной, вынужденной. Той, какой она не хотела. Той, о которой даже не думала еще неделю назад. Она закончила Академию, и впереди было столько планов. Изучение языка, целый список стран, которые хотелось посетить. Поиск работы по душе или помощь в компании дяди. Встречи с друзьями, построение новых, более светлых отношений. А несколько дней назад это разом отменилось.

Точнее, оказалось, что она уже пережила все свои мечты и захотела чего-то другого. К примеру – семью, в которой уже есть парочка детей. И жизнь на Тибете, вдали от ее привычного быта. И девушка была уверена в том, что если бы не дядя, она бы решила, что все это лишь какой-то чудовищный розыгрыш. Не важно, для каких целей сделанный. Даже сейчас, полностью поверив в происходящее, Шири нет-нет, да и поглядывала на слуг, ища в их действиях малейшую фальшь.

А события неслись мимо нее, обрастая все новыми подробностями, которых она не знала. Появился китайский муж, который показал ей ее же детей. Выяснилось, что прошло четыре года, о которых она совершенно ничего не знает. Ее уважали в Пекине, о котором она только передачи смотрела. Ее знали на Тибете, о котором она читала в книгах. И наверняка, ее помнили все те, кого она не знала.

Девушка безвольно опустилась в кресло. Взгляд ее устремился на стену, да так и застыл. Впервые за эти дни она могла вот так спокойно посидеть и подумать. Даже когда до этого девушка уставала и уходила в комнату, все ее потуги в плане анализа проблемы сводились к тому, что надо бы поспать. Почти три ночи ее мучили кошмары. С первого же вечера после больницы начались какие-то проблемы, что пугали ее. Не качеством, а количеством. А также тем, что появлялись они на ровном месте. То же молоко напугало ее так, что она чуть заикаться не начала. А ведь, в общем-то, ничего страшного, как выяснилось. Но это нормально для молодой мамы, а не для девушки, которая еще утром знать не знала о своих детях. Утром своей жизни не знала, а не утром новой жизни.

А муж, который появился словно черт из табакерки? Странный, не слишком молодой китаец! Откуда в ней это? Откуда она вообще взяла, что ей нравятся азиаты? Да она всю жизнь засматривалась на высоких блондинов. Желательно еще и широких. Ян был полной противоположностью. Однако привлек ее когда-то. И сейчас как-то привлек. А ведь она его даже не знает. Только по его рассказам, но что из них ложь, а что лукавство? Где он подсластил пилюлю, а где приукрасил историю? Ведь в его словах было столько такого, во что она бы ни за что не поверила. Чужому не поверила. А вот тому, за кем стоял дядя – старалась верить. Граф выступил неким гарантом в данной ситуации, сам того, возможно, не зная. И куда делись мозги и самообладание Шири, которыми она всегда гордилась? Как смотреть в глаза дяде, который всегда ставил ее в пример другим семьям и очень ею гордился? Недоступностью, воспитанием, тактом, честью. А здесь, в этой жизни она уже на третьи сутки, будучи еще и не совсем здоровой, уже выходит из комнаты чужого ей человека.

Глаза заблестели, и по щеке скатилась маленькая одинокая слеза, которую Шири тут же утерла. Она оказалась недостойной гордости дяди. И Яну она дала совершенно пустые надежды. Мужчина признался ей в любви, и нужно было остановиться в тот момент. Или даже раньше. Он любил свою жену, а Шири таковой не являлась. Она лишь внешне была ею, но вот душа, разум – все было другим. Китаец не видел этого, он искренне хотел одного – вернуть свою Шири, хотя бы так, хотя бы на время. А она поддалась, сделав мужчине только хуже.

Девушка даже зарычала от бессилия. Никак не получалось избавиться от того смутного ощущения, что она нынешняя и та Шири, которую она не помнит – два разных человека. То, что принадлежало той, не могло стать своим для этой. У второй Шири был дом в Китае, была семья, был сексуальный муж, были дети. А у первой, которая сейчас сидела в кресле – не было ничего этого. И она в какой-то момент позавидовала сама себе и поблагодарила судьбу за такие подарки. И опять ее разум сделал круг и вернулся к Яну. С ним было удивительно хорошо и спокойно. Он постоянно тормошил ее всякими способами, отчего Шири испытывала к нему самые разные чувства. Только любви не было. Зато был страх, сомнение, уважение, раздражение и многое другое. А мужчина старался, проводил с ней все свое время. Не спал ночью, решая ее проблемы. И теперь готовился получить втык от дяди, который все не так понял. Девушка опустила голову и тяжело вздохнула.

Шири посмотрела по сторонам. И опять дикое чувство нереальности. Словно она сидит в своей, и, одновременно, не в своей комнате. Совершенно другая кровать, рассчитанная явно на двоих. Переставлена кое какая мебель. И, самое главное, гардеробная. За три дня было слишком много времени, чтобы осознать чудовищные изменения, случившиеся во всех сферах ее жизни. Даже такое интимное место, как ее спальня, и то оказалось повреждено. Как будто вдруг оказалось, что здесь жил кто-то другой. Ходил в ее одежде, носил ее обувь, спал на ее кровати. И этого человека все видели, любили и уважали.

Девушка увидела, что на столике возле зеркал была разложена косметика. Духи, о которых она впервые слышала, стояли ровненькими рядами. Шири подошла и брызнула себе на запястье из одного флакончика. Довольно легкий цветочный запах, неуловимый, но не блеклый. Можно было бы даже считать его приятным, если бы не тот факт, что она всегда пользовалась другими духами. Рядом столбики помады. Известных фирм, но опять из тех серий, что она не знала. Тени, пудра, крема. Все было таким знакомым, но в тоже время чужим. Всей этой косметикой уже кто-то пользовался, отчего на лице девушки мелькнула брезгливая гримаска. Разум отказывался принимать тот факт, что это она являлась владелицей всего этого богатства. Она никогда не использовала помаду такого оттенка, не подчеркивала скулы румянами этой фирмы и не пользовалась кремами в таких баночках. Флакон духов буквально выпал из рук Шири и покатился по столику, задевая другие баночки и тюбики. Порядок быстро превратился в маленький хаос. Девушка отвернулась и обняла себя за плечи.

Нужно было одеться, в ночнушке становилось слишком холодно. Шири остановилась возле дверей гардеробной и грустно взглянула на развешенные на плечиках наряды. Рука сама потянулась вперед, и пальцы нащупали тонкую ткань первого из платьев. Шелк, почти невесомый и нежный. Следом льняной сарафан с длинной юбкой и кружевами. Целый ряд вечерних платьев и аксессуаров к ним. Новые, некоторые даже не распакованы из чехлов. Незнакомые. Официальные костюмы самых разных оттенков. В глубине гардеробной виднелись шкафы с обувью, ремнями, перчатками, сумками и тому подобными мелочами. Даже аромат здесь был незнакомый. Ее аромат, той, что жила тут.

Шири сжала пальцами виски и закрыла глаза. Голова болела, но еще сильнее была душевная боль. Казалось, еще мгновение-другое, и она сойдет с ума. Ощущение того, что она сегодняшняя и та, другая Шири, были двумя разными людьми, становилось все сильнее. В висках кольнуло раз, другой, а потом боль заколотила маленькими молоточками. Девушка захныкала и поморщилась. Начал раздражать запах в этой комнате, где ее забыли. Да, ее словно предали, забыли, побыстрее выкинули, как сломанную игрушку. Еще утром она наслаждалась тишиной в свое комнате, а потом ей дали понять, что ничего от ее жизни здесь не осталось. Даже стены были перекрашены и задрапированы по-другому. Слезы потекли из глаз Шири.

- Нет ничего моего. У меня ничего не осталось… - Шепот становился все громче, все яростнее. Руки девушки ухватились за первую попавшуюся вещь и рванули ее вниз. Раздался звук рвущейся ткани, и внутри у Шири словно что-то треснуло. Прорвались слезы, она захрипела, зарыдала в голос, и все рвала и рвала вещи, стаскивая их с вешалок и бросая на пол. И продолжала шептать, с какой-то звериной яростью глядя на все то, что было создано здесь не для нее. – Ничего не осталось, ничего!

Пальцы разрывали ткань, отрывали пуговицы и мяли несчастную одежду. Все летело в кучу, в комнату. Прошло совсем немного времени, и из гардеробной, потирая висок, выскочила Шири, в бешенстве бросаясь к столику. Взмах рукой, взмах другой, и туда же, на пол, летит вся косметика. Бьются флаконы, рассыпаются пудра и тени. Истерзанная одежда окрашивается в самые разные оттенки.

А девушка, рыдая, сползла на пол и закрыла руками голову. Боль терзала виски, закружилась голова, лицо щипало от соленых слез. Но как же болело сердце! Да, на девушку на третьи сутки наконец-то нашло озарение, и она поняла, что в действительности потеряла. Перед закрытыми глазами один за другим поднимались блеклые образы. Дядя, девочка и мальчик с фотографии, Ян. Его было жалко больше всего. Он сидел здесь, рядом со своей изувеченной женой вместо того, чтобы быть с детишками. С той маленькой белокурой девочкой, которая была так похожа на саму Шири. Только взгляд у нее был нормальный. Пока что. Девушка не представляла, что нужно сделать, чтобы все изменить, чтобы спасти ситуацию. Она закачалась на месте и тихо завыла, блуждая взглядом по комнате, словно в поисках какого-нибудь волшебства, что вернет ей память. Китаец любил свою жену, обещал помочь ей, обещал быть рядом. А она то, она. Эгоистка! Расслабилась, поддалась его чарам, уступила. Потеряла честь, даже в глазах дяди. Притянула еще сильнее к себе этого несчастного отца, у которого были двое детей. И которых он помнил!!!! А она не давала ему уехать к ним. Сколько еще это продлится? Вдруг правы те, кто говорит, что раз не случилось сразу, то затянется на годы? Что тогда? Она станет виновницей того, что у белокурой девочки будет такой же взгляд, как и у нее в детстве?

- Не хочу, не хочу. – Она просто прогонит его. Грубо ли, или ласково – но прогонит. Не сможет убедить любить тех, кто этого ждет и этого заслуживает – выгонит силой. Сделает все, лишь бы он вернулся к дочке. И сыну. Шири посмотрела на окно и подумала, что в принципе терять ей нечего. У нее нет ничего, пропало даже то, что было ей близко. И если Ян не захочет уйти по-хорошему, она сделает один шаг и все. Ее ничто тут не держит. Вовремя она разочаровала дядю…

Сразу после разговора с Графом Ян направился в комнату Шири, где она, по идее, должна была сейчас находиться. Тревога усиливалась, а уже в коридоре он услышал шум, судя по которому их светлость в ярости громила все вокруг. Трудно ей сейчас, слишком много всего свалилось. И невозможно предугадать, что она сейчас решает для себя. Нужно было всего лишь сказать ей, что господин Ириарте ждет их за завтраком, но уже становилось понятно, что сначала девушку нужно было успокоить.

Ян вырос в другой среде, многие вещи, естественные для Шири, он воспринимал намного проще. Он скорее логикой понимал, чего может она смущаться и бояться. Господин Ириарте воспитал её так не со зла, а для её же блага, потому что она была истинной графиней. В неё была гордость, но сейчас пропала уверенность. И тут таилась серьезная опасность, потому что Шири была из тех, кто, столкнувшись с трудностями, будет готов жертвовать собой вместо того, чтобы искать какие-то обходные пути. И все это усугублялось её памятью о Джейсоне, которому было удобно загонять её под плинтус, чтобы не чувствовать собственную ущербность на её фоне. Она только этого не понимала. Со своей готовностью верить всем, кроме себя, она приняла его точку зрения. За четыре года на Тибете Шири во многом, но все же не полностью переборола эту неуверенность, а сейчас пропали и эти достижения. Ян бы сейчас с радостью ещё пару раз спустил Джейсона с лестницы, только проблема этим не решалась. Лю постучал в дверь и стал дожидаться разрешения войти. Он считал, что сейчас не имеет права заходить к ней без разрешения.

От раздумий Шири отвлек стук в дверь. Она рассеянно посмотрела по сторонам, подняла собственные руки и поднесла их к лицу. Все в каких-то разводах, мелких ниточках и пыли. Недоуменно посмотрела на груду одежды, словно не понимала, откуда все это взялось. Голова раскалывалась и мешала думать. Зато в голове прочно засела мысль, что всю эту грязь нужно убрать. Точнее выкинуть и подальше. У нее будет свой мир, другой. Тот, который остальные забыли.

И тут же Шири замотала головой, тихо постанывая от боли и закрывая глаза. Ну кто забыла, кто? О чем она вообще? Что собралась делать, что возвращать? Да здесь все живут в сегодняшнем дне, в отличие от нее. Нужно было что-то делать. Девушка тяжело поднялась на ноги, опираясь руками на столик, с которого уже все скинула на пол. Только одинокий тюбик помады застыл на самом краю. С какой-то в одно мгновение зародившейся злобой Шири скинула его в общую кучу. Любое проявление того, что здесь были не ее вещи, выводило из себя.

Покачиваясь и спотыкаясь, девушка добрела до двери. Голова пульсировала, перед глазами уже плыли круги и мелькали черные точки. Уже хватаясь за ручку, чтобы открыть дверь не прошенному гостю, Шири поняла, что так и не оделась. Она рванула дверь и уставилась на того, кто был за ней. Единственной мыслью было то, что его нужно прогнать, вышвырнуть, как только что улетели все вещи той, чтобы была вместо нее.

- Уходи. - Прогудела Шири и прижалась плечом к дверному косяку, чтобы не упасть.

Шири открыла дверь не сразу. Когда она появилась на пороге, Ян почувствовал, как сжалось сердце. Испуганный, какой-то опустевший взгляд и общее состояние выдавало, что сейчас творилось на сердце у девушки. И она просила уйти, в то время как сама еле держалась на ногах.

- Я зашел сказать, что господин Ириарте ждет нас к завтраку, - спокойно сказал Лю, глядя в глаза девушки. – У него не будет утреннего совещания, поэтому сегодня он уезжает позже. Не волнуйся, он не злится.

Сейчас не так важно, что Шири для себя решила. Ей нужно для начала понять, что утренняя встреча с дядей никак не изменила его к ней отношения. В ауре были видны следы сильной головной боли, и, возможно, девушке лучше было бы отдохнуть, но Ян заметил, в каком состоянии была её комната, и решил, что лучше пусть кто-нибудь из горничных за время завтрака наведет здесь порядок. Если оставить Шири здесь в таком состоянии, неизвестно, что она ещё для себя решит. Господин Ириарте может понять, если девушка не спустится к завтраку из-за плохого самочувствия, он может просто зайти и её навестить, но и ему тоже лучше её среди этого погрома и в таком состоянии не видеть.

Яну показалось, что во время их разговора граф себя неважно чувствовал, но он не стал без разрешения смотреть ауру, а вслух господин Ириарте на свое самочувствие не жаловался.

Сил хватило на то, чтобы удивленно вскинуть брови. Дядя же вроде торопился еще несколько минут назад. Или несколько часов назад. Больная голова мешала думать и правильно воспринимать время. Шири поморщилась.

- У меня не осталось одежды. - Тихо сказала девушка и с вызовом глянула в лицо мужчине. И добавила, стараясь добавить к дрожащему голосу нотки яда. - Точнее, здесь нет моей одежды.

Это было не красиво с ее стороны. Более того - несправедливо. Ян не был виноват в том, что с ней произошло. Он не выкидывал ее вещи, не перекрашивал эти стены и не пытался лишить ее последней опоры. Просто так сложилась ситуация, что он попался сейчас ей под горячую руку. Может, и к лучшему. Его же нужно прогнать.

- У меня вообще ничего нет своего. Я ничего не узнаю. И тебе лучше уехать. - Шири отлепилась от стены и встала ровно, стараясь смотреть на мужчину как можно холоднее. Не заслужил, и сердце рвалось оттого, что обижает хорошего человека. Но зато та девочка будет счастлива, а сама Шири как-нибудь справится сама. Вообще, если бы она могла оценить свое состояние со стороны, то сама же и нашла бы в своих мыслях кучу нестыковок. Она то хотела все решить, то хотела все закончить. То понимала, что Яна нужно гнать, то осознавала, что без него может и не вспомнить свою жизнь. А еще чувствовала, что привыкает к нему. Слишком быстро, отчего в сердце стояла боль.

- Хорошо, что он не злится сейчас. Больше я не дам поводов сомневаться в себе. - И гордо вздернула подбородок. В голове тут же словно вулкан взорвался, настолько нестерпимой была боль. Шири развернулась и медленно пошла назад в комнату, силясь не свалиться по дороге. И продолжала еле слышно бубнить. - Уходи, оставь меня, наконец!

Снова прогоняет, но пока это можно пропустить мимо ушей. Хотя бы до конца разговора.

- Он и не сомневается в тебе, - сказал Ян, глядя вслед уходящей в комнату девушке. – Шири, прошу тебя, соберись к завтраку. Я понимаю, что тебе сейчас тяжело. Я могу уехать хоть сегодня, но это ничего не изменит, время невозможно повернуть вспять, пойми же ты.

Он зашел в комнату и закрыл за собой дверь, чтобы все эти разговоры не были слышны на весь коридор. Ни к чему о них знать тем же горничным.

- Шири, и я, и господин Ириарте хотим тебе помочь. Думай о себе, прошу тебя, - сказал он немного громче, чем планировал. – Что ты сейчас будешь делать? Что изменится, если ты останешься среди этого бардака и своих мыслей? Кому станет легче? Тебе?

Ян не сводил взгляда с Шири, дожидаясь её ответов, чтобы понять, что она сейчас себе навыдумывала, потому что чувствовал, что за её нынешними поступками была какая-то в меру стройная теория. И наверняка теория эта была связана с какой-то идеей за мир во всем мире или во благо кого-нибудь конкретного, потому что для себя она такие решения не принимала. Ей было тяжело и больно, поэтому хотелось докричаться хотя бы до её здравого смысла, чтобы она очнулась и перестала фантазировать. Сейчас её же гордость не давала ей поступать разумно.

Интересно, это все китайцы такие упрямые, или только этот экземпляр такой? Шири резко повернулась и опять поморщилась. Голову хотелось засунуть во что-то очень холодное и тихое, поскулить от души и сдохнуть. А предварительно наорать на стоящего перед ней Яна и сделать еще что-то такое, что позволит ей успокоиться. Она чуть покачнулась, но продолжала очень внимательно разглядывать мужчину. Как же ее все достало. Ее словно и не слушали здесь. Опять подступала истерика.

- Хорошо, сейчас оденусь. - Только криков ей тут не хватало. Шири поняла, что Ян злится, раз повысил голос. Задавал кучу вопросов, на которые у нее и в спокойном то состоянии не было ответов, а уж сейчас и подавно. Девушка подняла с пола какое-то платье и молча сняла ночную рубашку через голову. Накинула новый наряд, даже не стараясь отряхнуть его от пудры, которая просыпалась на ткань. С повышенным вниманием опустила взгляд и расправила мятый подол. Осторожно, как драгоценность, подцепила рубашку и отнесла к кровати. И вдруг так накатила на нее обида и жалость к себе, что не выдержала и разрыдалась, утыкаясь лицом в ткань. Мысли скакали и уносились прочь. Мировоззрение менялось, и оценить нормально ситуацию Шири не могла. Словно свет клином сошелся сейчас на ночнушке, которая была единственной ее вещью. С ее запахом. И до того стало больно, что никто этого не понимает, что слезы потекли еще сильнее. И Ян, который хотел помочь... Что он может понимать в ее состоянии? Почему он с нее еще и что-то требует, почему не оставит в покое? Почему задает вопросы?

- Я знаю, что вы хотите мне помочь. Только вы все делаете не правильно! Зачем вы мне что-то рассказываете кусками, зачем? У меня больше вопросов, чем ответов. Что толку от ваших вежливых лиц? - Шири говорила очень тихо, сама поражаясь тому, что не стала кричать. Даже сейчас она слишком уважала этого человека, чтобы опускаться до ругани с ним. - Я не обвиняю вас, нет. Но мне плохо! У меня ничего нет, я ничего тут не узнаю. Это все не мое. Я не знаю, что мне делать. Но я знаю, что нужно делать тебе. Не трать на меня время, уезжай к девочке. Я не хочу, чтобы из-за меня ей было плохо. И мальчику тоже.

Ян отвернулся в сторону, когда Шири стала переодеваться при нем. Она сейчас была в том состоянии, что могла сделать что угодно, а потом снова будет себя винить. Это было похоже на жест показательной смелости из тех, к которым нужно относиться предельно спокойно, чтобы она поняла, что винить её никто не будет.

Слова Шири многое прояснили, и главное, она сказала, почему решила отправить его обратно в Китай. Ян подошел к девушке и обнял её со спины за плечи, стараясь успокоить. Сегодняшнее утро было более нервным, чем три дня до этого, поэтому нынешнее состояние Шири можно было объяснить, но куда больнее было его понять и почувствовать. Она чувствует себя загнанной в угол, наверное, это похоже на какой-то кошмар, когда привычный тебе мир переворачивается с ног на голову, и тщетно пытаешься найти в нем что-то знакомое. Шири сейчас жалела себя, но отталкивала помощь, и было трудно понять, как правильно вести себя с ней. Оставалось просто обозначить свою поддержку, чтобы она не думала, что должна бороться со всем одна. Проблема её памяти была не из тех, от которых можно просто отвернуться, начиная строить жизнь заново, потому что рано или поздно Шири все вспомнит. Уже вспоминает, хоть и не всегда это замечает.

- Если тебе будет легче, я расскажу тебе все, день за днем, с того дня, как мы с тобой познакомились и до того дня, как ты упала с лошади. Через неделю мы вместе поедем в Китай, и я покажу тебе все, где ты была за это время. Ты вспомнишь, я в этом уверен, - Ян вновь говорил спокойно, потому что Шири сказала то, что он хотел узнать. – Дети ждут не только меня, но и тебя. Я хочу помочь тебе к ним вернуться. Скоро к ним поедет твой дядя, потом я обязательно к ним заеду. Какое-то время они будут в Фучжоу с моими родителями, они не будут одни. Лин не повторит твою судьбу, не бойся. Скоро мы вместе к ним вернемся, слышишь?

Как же хотелось, что бы прямо сейчас, сию же секунду все закончилось. Любым способом, это не важно. Грохотом закрывающейся за Яном двери, потерей сознания, очередной потери памяти. Без разницы. Главное, чтобы не нужно было думать, говорить или пытаться что-то слушать. Шири вздрогнула, когда мужчина неожиданно обнял ее за плечи. Она не ожидала такого проявления его заботы, по крайней мере явно. И настолько сейчас не было сил, что девушка была только благодарна за объятия. В целом мире нашелся хоть кто-то, кто может взять частичку ее боли себе. И не важно, что он не понимает ее ощущений, не знает, чем помочь. Он уже помогает.

- Я правда этого боюсь. Только этого и боюсь. - Шири повернула лицом к китайцу и уткнулась носом ему в рубашку. И пускай говорят что хотят. Да никто и не скажет, дядя на ее стороне. Причин не верить Яну у нее не было. Ложь вылезла бы в самое ближайшее время, так что в ней не было особого смысла. Дядя ей верит, хочет помочь, как и Ян. Медленно, очень медленно сознание очищалось от мерзкого тумана, в котором все происходящее казалось жутко искаженным. Девушка буквально выбивала из себя ересь и вбивала правильные мысли.

- Откуда ты знал, что я боюсь за нее? Меня на части рвет. Я хочу вспомнить, не могу, напрягаюсь и становится хуже. Вспоминаю эту кроху, и делается еще больнее. А я держу тебя тут, еще и подпустила зря. Привязала... - И опять Шири говорила очень тихо, но теперь уже просто успокаиваясь. Тело еще сотрясалось мелкой дрожью, из глаз текли слезы, но истерика закончилась. - Я уже просила тебя о помощи. Просила сказать мне, что делать. Не помогает. Мне тут плохо. Тут все знакомо и в тоже время чужое. И я чувствую, что тут кто-то жил. Не я, а кто-то другой. А меня словно выкинули. Я хочу все вспомнить. Или сделать так, чтобы никто меня больше не трогал. Я запуталась.

Сейчас Шири уже просто жаловалась, даже не пытаясь анализировать свои слова. Говорила и говорила в надежде на то, что Ян найдет ответ. Любой, который бы ее устроил.