Угроза

Постоянные разъезды действовали на нервы. Хорошо, если тебе раз в месяц нужно выбраться куда-нибудь развеяться, но когда, стоит только вернуться, как сразу же надо собирать вещи и ехать в другое место – начинаешь задумываться о том, чтобы послать все лесом далеко и надолго.

Цирилла решила, что близнецам не помешает провести некоторое время в цивилизации, рядом с дедом, а сама вот уже три недели жила в монастыре. Накопилось много дел, которые нужно было решить, но как-то все это затянулось, и вместо одной планируемой недели прошел почти месяц.

Правда, наконец англичанка смогла вырваться из монастырской рутины, чтобы вернуться в Пекин. Она немного скучала по своему Коту, хотя прежде всегда руководствовалась правилом «с глаз долой – из сердца вон». Выгнать из сердца вон на этот раз не получалось. И все же, удалось убедить себя, что она скучает не так сильно, как ей кажется, а это просто сказывается привычка. Сколько они уже вместе? Цирилла соврала бы, если сказала, что считает дни, проведенные вместе с Гунмао. Цифры были не сильной ее стороной, а тем более подобные даты она просто не считала нужным запоминать.

Если верить монитору, а особенно времени, указанному на нем, то лететь было еще не больше часа. Обычно это время отводилось на посадку самолета, и высота вскоре начала плавно уменьшаться.

В самолете ее непривычно мутило. Если сначала все просто сводилось к банальной выматывающей тошноте, то к концу начал ныть живот, заболела голова, кажется, даже температура поднялась. Цирилла могла бы проспать весь полет, не заметив его вообще, но постоянно нарастающие симптомы общего недомогания не позволили ей даже на минуту сомкнуть глаза. Боль изматывала, зарождаясь в глубине живота, волной прокатываясь по всему телу, выступая липкой холодной испариной на лбу. Цири наклонила голову вперед, чтобы ей было легче дышать и сердце не билось, как ненормальное. Помогло мало – голова внезапно закружилась, и Цири отключилась, подавшись вперед всем телом и уткнувшись головой в спинку впереди стоящего сиденья.

Очнулась она от резкого запаха нашатыря, и попыталась вяло отмахнуться рукой от настойчиво тычущегося ей в нос ватного диска. Сильно знобило, ее трясло. Самолет пошел на снижение. Как вовремя – ей просто необходим был глоток свежего воздуха. Что-то лопотала стюардесса, пытаясь добиться от англичанки вразумительного ответа – Цири ее не слышала – уши словно ватой заложило. В глазах прыгали разноцветные круги, то темнело, то взрывалось яркими, болезненно-яркими красками, слегка двоилось. Мир плыл вокруг, заворачиваясь по спирали, а боль все не прекращалась.

Резкая боль заставила девушку судорожно согнуться вперед, обхватывая живот обеими руками. Скрипнули крепко сжатые зубы, Цири зажмурила глаза, пытаясь не сойти с ума от этой разрывающей на части боли. Стюардесса тщетно пыталась добиться хоть какой-нибудь адекватной реакции, крепко держа англичанку за плечо, будто так могла чем-то помочь. Боль внезапно схлынула также резко, как и нашла. Цирилла отняла руки от живота – и почти с удивлением увидела на них кровь. По джинсам расползалось кровавое пятно.

На смену боли незамедлительно пришла паника. В этот момент шасси коснулись посадочной полосы. Англичанка протянула измазанные кровью руки к попятившейся назад стюардессе. Пассажиры вокруг вытягивали головы, чтобы посмотреть, что произошло. А Цири и сама не знала, что происходит - мыслей не было, ничего не было, только испуганно распахнутые глаза, как у напуганного котенка, сердце колотится так, словно обезумивший психопат о мягкие стены отдельной палаты. Страшно. Очень страшно, потому что непонятно, что произошло и что теперь будет.

В голове словно пустота и хаос одновременно. Вот так, внезапно, без причины, и чтобы так сразу серьезно. Что-то страшное, непонятное. Паника не прекращалась, потому что Цирилла никогда бы не подумала, что беда коснется ее. И ужаснее от того, что не знаешь, с какой стороны пришла эта беда, и на что грешить, к кому бежать и как спасаться. Очередная внезапная вспышка боли отключила сознание, унося с собой все чувства и ощущения.

О приезде Цириллы Кот узнал в последний момент, и сам не успевал в аэропорт, из-за чего пришлось отправить Чжоу, а самому сидеть на переговорах подле босса с угрюмым и недоброжелательным видом. Разговор затягивался. Филиппинцы что-то гнали, Ху нервничал, никак не могли договориться о цене, сроках и образцах товара. Босс красавчик, назвал цену намного ниже рыночной, но потенциальным поставщикам столичный рынок иначе не светил. Когда лунтао уехал, Кот все же вышел на улицу покурить, а сорок девятые пошли провожать гостей, раздался звонок.

- Встретил? – после этого было три долгих секунды тишины, столь нехарактерные для Кота. – А ты где был? Какого черта? Где? Ты знаешь, что я с тобой сделаю? Как ничего не мог сделать? - Прозвучало ещё несколько риторических вопросов, за которыми последовал первый адекватный. – Где она сейчас?

Он сбросил звонок, затем набрал другой номер.

- Босс, я ещё нужен в офисе? Мне нужно уехать. Цирилла в больнице, ей стало плохо в самолете. Я не психую, - резко ответил он, выбрасывая сигарету на асфальт. – Да я откуда знаю? Только что Чжоу позвонил. Да, хорошо. Спасибо, босс.

В больнице он оказался уже через четверть часа, добился информации о том, куда положили Цириллу, затем едва не прибив кого-то из санитаров, выяснил имя врача. Ничего не понял из разговора с ним, тот говорил какие-то причудливые фразы о том, что жизни ничего не угрожает, но есть какой-то риск. Гунмао с трудом сдержался, чтобы не встряхнуть его за грудки, чтобы выражался внятно, но тот разрешил увидеть Цириллу.

Она лежала в отдельной палате, довольно приличной по местным меркам, наверное из-за того, что иностранка. Дышала, но была без сознания. Такая странная смесь страха и бешенства, к которой сейчас прибавилась фанатичная вера в то, что он должен был встречать её сам, и тогда бы этого не произошло. Идиотизм, но четыреста двадцать шестой сейчас не мог понять, что происходит с ним и с ней. Врач зашел следом, явно опасаясь новых выходок от посетителя.

- Можешь мне по-человечески объяснить, что с ней? – почти вежливо попросил Гунмао, обернувшись на эскулапа.

- Сяншен, ей стало плохо в самолете из-за перегрузок, но её жизнь вне опасности. Мы боимся, что она может потерять ребенка, - спокойно, как в дурдоме, ответил врач.

- Какого, мать вашу, ребенка? – Кот старался не кричать, чтобы не беспокоить Цириллу, но его тон был очень далек от спокойного. – Дети у неё во Франции сейчас, не потеряются.

- Того, которого она ждет сейчас.

- Не понял, - честно сказал Гунмао, но как-то заметно призадумался, пока через несколько мгновений на его непросветленном лице не появились первые признаки осознания. – Она что, ребенка ждет?

- Да, но было кровотечение, - опять же как можно спокойнее сказал врач, на всякий случай отойдя на шаг в сторону. – Мы надеемся, что его удастся сохранить. Но никаких гарантий давать не можем.

Кот задумался, затем отвернулся от врача, который уже его не интересовал, и подошел к Цирилле. Посмотрел на живот, не заметив никаких изменений, затем почувствовал, как неизбежно подкрадывается паника. Она ждет его ребенка. И этот ребенок может погибнуть. Два контрольных выстрела в голову, не иначе.

Сознание приходило урывками, наскоками и прыжками. Странно ничего не болело, как будто она лежала на невесомом облаке и была легкой, как пушинка. Голова включаться не хотела. Пробуждение никогда еще не было настолько тяжелым, как сегодня. Вокруг словно была пустота, и поначалу это пугало. Первым пришел мерный писк, доносившийся откуда-то сбоку, и Цири с удивлением, словно видя себя со стороны, подумала, что пищит в такт ее сердцу. В теле была адская слабость - словно внутрь налили неподъемного свинца, а потом еще и крепко привязали все конечности к телу. В глаза ударил резкий настойчивый свет, казалось, прожигающий глаза даже через прикрытые веки. Цирилла вяло, апатично заворочалась, пытаясь скрыться от надоедливого света, но он, словно назло, все равно светил прямо в глаза. Потом Цирилла поняла, что двигаться ей мешает одеяло и иголка, впившаяся в руку.

Рядом кто-то говорил, но понять по голосу пока еще было не реально. Цири помотала головой - голоса мешали ей просыпаться - а потом открыла глаза. Все было белое-белое, до неестественности. Некоторое время англичанка просто рассматривала это "белое", которое потом оказалось всего лишь потолком, и вскоре еще раз помотала головой - возвращалась способность слышать, чувствовать и видеть. Скосив глаза направо, Цири сначала увидела монитор со скачущей на ней ломаной зеленой линий - пульс, наверное, - а потом поняла, что видит аппарат только одним глазом - второй рассматривает чью-то штанину. Глаза медленно поднялись наверх, пока, наконец, не остановились на лице.

- Мао...- хрипло произнесла она. Горло пересохло и драло так, словно она наелась металлической стружки. Цири сглотнула, чувствуя себя не просто овощем - а тупым овощем, долго высвобождала руки, путаясь в одеяле, наконец освободила. Сразу стало удобнее и даже легче дышать. Мир плыл, но уже возвращался в свои привычные берега. Девушка поняла, что, кроме Гунмао, тут есть еще кто-то, нашла взглядом человека в белом халате. - Что случилось? Помню только больно было и крови много...

Голос Цириллы почти вывел Гунмао из оцепенения. Он пока пытался принять все то, что только что услышал, и не знал, что должен чувствовать в такой ситуации кроме смятения. Нужно было как-то взять себя в руки и вести себя адекватно. Быть мужиком, в конце концов, потому что это Цирилла лежит тут без памяти, следовательно, ему нужно делать что-то другое.

- Тебе стало плохо в самолете, - Гунмао немного растерянно улыбнулся, затем провел рукой по щеке девушки. – Как ты себя чувствуешь?

При всем разнообразии своей половой жизни Кот никогда всерьез не думал о последствиях. Он был из тех, от кого женщины не горят желанием рожать детей, потому что женщины для него всегда были чем-то приятным и расслабляющим, а вот их проблемы его уже обычно не касались. Гунмао слышал о паре абортов, но предпочитал не задумываться по этому поводу. А сейчас он был готов перегрызть глотку врачу, если тот не сохранит ребенка. Даже странно, но он сегодня не нервничал во время вооруженных переговоров с филиппинцами, а сейчас был практически в панике.

- Грей нюйши, у Вас было кровотечение, - сказал врач. – Большой риск того, что случится выкидыш. Но мы стараемся сделать все возможное.

Гунмао уж было занервничал, что это должен был сказать он сам. Он взял Цириллу за руку, затем недоверчиво посмотрел на капельницу и на мониторы, будто что-то в этом понимал. Ему не нравились такие формулировки, от сорок девятых он их вообще не принимал, заставляя давать более конкретные обещания, но эта больница все же не была его территорией.

- Скажите, если что-то нужно, - сказал Кот, почти справившись с желанием броситься на ни в чем не виноватого врача. – Деньги, лекарства, что угодно.

- Лучше просто молитесь, - честно ответил врач.

За это Гунмао наградил его яростным взглядом, но промолчал.

У всех такие лица, будто она при смерти лежит. Цири нахмурилась, потому что ей категорически не нравилось поведение Гунмао, но понять пока еще ничего не могла.

- Офигенно, - ответила она, на мгновение закрывая глаза, чтобы пережить приступ головокружения, вызванного слабостью. Мир с очень шумным "У-у-у-у-ух!" дернулся в сторону, а затем медленно затормозил, наконец останавливаясь. - Слабость такая, и голова кружится. Я просто полежу пока немного, хорошо? А потом мы домой пойдем.

Кровотечение да, было - память не подвела. Больно еще было. Сильно. Она, кажется, от этого даже сознание потеряла. А вот дальнейшие слова заставили ее разлепить глаза и с выражением крайнего недоверия на лице уставиться на врача. Чего-чего риск? Она не ослышалась? Тормознутое сознание отказывалось что-то понимать. Какой еще выкидыш? Кто откуда выкидывается? А потом, глядя на странное лицо Кота, внезапно все поняла, отчего с ее собственного лица, и так бледного от кровопотери, сошли все оставшиеся краски, превратив его в белую маску.

- Что-то мне нехорошо, - наконец выдавила она, откинувшись на подушку и тяжело дыша, пытаясь справиться с накатившей на нее дурнотой. Ребенок. Она ведь беременна. И это не просто ребенок - а ребенок Мао. Гунмао - отец ребенка. Она ведь чуть было не потеряла его. К горлу подскочил истерический смех, задавленный на корню. Свободная рука непроизвольно как-то по-особенному легла на живот, как будто защищая свое маленькое чудо от внешнего мира. Тише маленький, все будет хорошо, я не позволю. Все точно будет хорошо. Цирилла глубоко вздохнула, открывая глаза. - Все нормально. Сейчас уже лучше. Мне нужно остаться в больнице, да?

Цири почти с тоской в глазах смотрела на врача. Ей не нравились запахи лекарств и белые стены, потому что они заставляли ее думать о чем-то плохом, о чем именно сейчас думать нельзя было ни в коем случае. Ладонь чуть сжала руку Гунмао, ему она пока ничего еще не говорила. Понять бы еще, что говорить.

Гунмао заподозрил, что кошка сама только что узнала, что ждет ребенка. Он заметил, как она закрыла ладонью живот, и положил вторую руку сверху, чувствуя, как становится не по себе от этого простого жеста. Он хотел, чтобы этот ребенок выжил. В этот момент понял, что готов весь мир с ног на голову перевернуть, лишь бы все было в порядке. Его ребенок, которого ждет Цирилла. По одному её жесту он уже понял, что она хотела его родить, не собиралась отказываться. Европейка, которая ждала ребенка пекинского бандита, ничего ей не обещавшего.

- Да, пока вам необходимо оставаться в больнице, - врач чуть кивнул. – Вам нельзя волноваться, сяншен, обратите на это внимание, - добавил он, уже обращаясь к Гунмао. – Я зайду минут через пятнадцать, - он поклонился и вышел из палаты.

Кот не знал, правильно ли врач сделал, что ушел, не осмотрев Цириллу после того, как она пришла в себя. Сейчас он был готов придираться ко всему, что казалось ему не логичным. Знал только, что из доверенных врачей у него только те, кто лучше разбирается в полевой хирургии, чем в женском здоровье.

- Кошка, все будет хорошо, - сказал Гунмао, сам не очень веря своим словам, но уверенным тоном. Он уже понял, что выглядел напуганным, потому сейчас старался как-то справиться с собой. - Ты сама не знала, да? – спросил он из простого любопытства.

Ему казалось, что она могла промолчать, даже если бы знала. Гордая, гуляет сама по себе, а четыреста двадцать шестой номер пекинской триады не очень походил на хорошего отца, даже после того, как с ним стал разговаривать Тай.

Цири перевела тоскливый взгляд на Кота, будто он мог сейчас ее спасти от заточения в этой белой до неестественности палате.

- Не знала, - подтвердила девушка, осторожно кивая. - Сядь лучше. Мао, если хочешь, я уеду, после того как выпустят отсюда. Но ребенка все равно оставлю.

Англичанка сейчас слишком настороженно смотрела на мужчину, готовясь защищать свое дитя до последнего вздоха. Цирилла была не из тех женщин, которые скрывают подобную новость от отца ребенка до самого последнего момента, а, когда почтенный глава семейства начинает складывать внезапно появляющиеся в доме детские вещи с немного округлившейся талией своей спутницы жизни и делает из этого соответствующие выводы - бросаются ему на шею и, пряча заплаканное от счастья лицо в его густой бороде, томно выдыхают: "Карл! Я ношу под сердцем твое дитя." Ей было бы легче все рассказать сразу, и сразу решить, что дальше делать. Если бы она сама узнала о беременности в несколько иной ситуации, то Гунмао должен знать о том, что у него может быть ребенок. Сама бы она в любом случае собиралась его оставить - и тут не нужно было разрешение или согласие Кота. Просто ему совершенно не нужен лишний балласт в виде орущего свертка, требующего к себе максимум внимания. Неужели она, аристократка с кучей денег, не сможет воспитать троих детей одна? Это порой даже легче, чем перевоспитать одного непокорного бандита.

- Ты не обязан ничего менять ради меня, только сразу скажи, мне...нам лучше уехать? - предельно спокойно Цири следила за реакцией Кота, готовясь к каждому его ответу. Сама для себя она уже все решила - иного варианта и быть не могло, но вот что решит он - зависит только от него самого. Она не требует от него признаний в любви, клятв верности, какой-то еще прочей ерунды, она просто хочет быть с ним рядом.

Гунмао не сразу понял, о чем стала говорить кошка. Ему показалось, что она говорила о том, чтобы уехать из больницы, потом, третьим шоком за сегодня, стало понимание, что она от него уехать готова. Но хочет оставить ребенка. Он сел на стул возле кровати, затем вновь взял Цириллу за руку и внимательно посмотрел в её зеленые глаза. Девушка сейчас была бледной и уставшей, но её лицо казалось не просто красивым, а привычным и родным. Она не все время жила в Пекине, часто уезжала на Тибет по своим делам, но всегда возвращалась. Кот знал, что она не ушла, а уехала на какое-то время, потому считал, что все это время жил с ней вместе. При этом он никогда не касался сложной темы, чем являются их отношения, кто кому что должен обещать, и чему это все идет. Просто было хорошо, что она рядом. Сейчас вопрос стал намного более принципиальным. Женщина, ждущая его ребенка, гулять сама по себе не должна.

- Нет, вам лучше не уезжать. Ты ждешь моего ребенка, и я хочу, чтобы ты осталась со мной, - сказала Кот тоном, не терпящим возражений. Затем, уже мягче, добавил. – Спасибо, что решила его оставить, - он улыбнулся, положив ладонь на живот девушки.

От неё ушел отец близнецов. Что бы ни было тому причиной, Гунмао не мог сейчас отказаться от неё. Не только из-за морали, нежелания причинять ей боль или рекомендации врача. Он не представлял, что может сейчас её отпустить, когда за три недели без неё чувствовал, что начинает сходить с ума. Кот не обещал Цирилле вечной любви, потому не считал себя обязанным хранить ей верность, но понял, что сейчас никто, кроме неё, его не интересует. Теперь она ещё и ждет его ребенка, и готова оставить его, даже если он откажется от них. А Кот считал, что теперь должен взять на себя ответственность за эту женщину.

Отпустило. Цири поняла, что все время, пока ждала его ответа, даже не пыталась дышать. Хотелось расплакаться от благодарности - так бывает, когда после продолжительной боли вдруг наступает кратковременное облегчение, за что начинаешь благодарить любых богов, только чтобы продлить этот сладкий миг. Щемило в груди, губы пытались неуверенно улыбаться, как будто она еще была не уверена в том, действительно ли он попросил, нет - велел - остаться с ним. Цири положила вторую руку Гунмао себе на живот и накрыла их своими ладошками, желая, чтобы он тоже почувствовал, что внутри нее - маленькая новая жизнь, частичка его самого, пока не больше горошинки, но уже такая ощутимая.

- Подумала, что тебе может понравиться возиться с собственным ребенком, - с нежной улыбкой ответила англичанка, покачиваясь на волнах усталости и слабости и наблюдая за эмоциями на таком родном и, она бы не побоялась этого слова, любимом, лице. Несмотря на общее разбитое состояние, Цири чувствовала себя довольно умиротворенно, разве что слабость не позволяла ей лишний раз двигаться. Из-за этого приходилось говорить лежа и постоянно следить, чтобы иголка капельницы не сильно ерзала в руке, причиняя легкую неприятную боль. - Если будет девочка - готовься, что на твоей шевелюре будут заплетать косы.

Цирилла хотела верить в то, что Гунмао не всегда бы работал в триаде, рискуя своей жизнью во имя непонятно какой цели. Хотелось представить его в качестве простого мужчины, воспитывающего детей. И если уж Тай начал с ним разговаривать, несмотря на то, что ему крайне не нравится Гунмао, то, вероятно, еще не все потеряно, и из Кота может получиться вожак прайда, а не просто уличный кот, который только и умеет, что орать под окнами. Тем более забавнее было представлять Гунмао, сидящего смирно, в то время как маленькая его девчачья копия в розовом платье будет, сосредоточенно надувая губы, плести хвостики и подкрашивать папкины глаза маминой тушью.

- Спасибо за все, Мао. И за этого ребенка.