Узы ночного Пекина

Когда-то его называли Гуйцзы, сейчас знали как Юанькая, одного из санитаров больницы. Он уже закончил дежурство, затем стоял и с любопытством смотрел на посетителя, нервничавшего под дверями реанимации. С какой-то язвительной ухмылкой, без тени сострадания, отчасти с ненавистью.

- Кот оплакивает мышь? – спросил санитар, подходя немного ближе.

Он прислонился спиной к стене и скрестил руки на груди. Юанькай работал в этой больнице уже года три, когда удалось вылезти из той заварухи, что началась в Пекине со смертью Цзин Вана. Он знал Гунмао, Гунмао знал его, когда-то приходилось работать вместе.

Гунмао вздрогнул, затем обернулся на санитара. Прищурился, уже приготовившись размазать того по стене, пока не узнал его лицо.

- Да пошел ты, - сказал он, отходя чуть дальше от дверей, чтобы сесть на диван напротив Гуйцзы.

Пропитая физиономия, разжирел, обрюзг. Его когда-то прозвали чертом за то, что он брался за любую грязную работу и охотно выполнял её с особой жестокостью. Что-то типа паяца, но так и не вылез из сорок девятых. Гонора больше, чем способностей, а сейчас его просто не хотелось видеть, и уж тем более слушать эти якобы остроумные замечания, причиной которых могла быть даже простая зависть. Не выглядел Гуйцзы счастливым в мирной жизни.

Кот злился, он был уже почти рад, что сейчас ему дали повод на кого-то выплеснуть накопившуюся из-за беспомощности ярость, будто это могло что-то изменить. Говори, черт. Не пойдешь, когда послали.

- Что, тебе в Пекине баб мало, что из-за одной тут нервничаешь? – Юанькай пристально посмотрел на Кота. – Или нынче Кысю девушки не жалуют, стареешь?

Он сел на диван у стены напротив, закинул ногу на ногу и стал с интересом рассматривать Гунмао. Дорогой костюм, дорогие часы, зато весь перепачкан в крови с ног до головы. Истинный облик трехзначного номера триады.

- Не вынесла того, что живет с бандитом? Узнала, кто ты такой? – предположил Гуйцзы.

Он гордился тем, что смог уйти из жизни в Ночном Пекине и перестал шугаться полицейских, ждать ареста или звонка командира с командой срочно ехать на дело. У него были дежурства два через два и симметрично им пьянки. Не маотай, конечно, но куда простым санитарам до начальников службы безопасности.

- Я не понял, ты собой так сейчас гордишься? – спросил Кот. – Что завязал, а мне типа карма платит? – спросил он громче.

Его раздражали редкие разговоры о том, что якобы можно как-то вот просто все оставить, стать бодхисатвой, жить другой жизнью без триад, перестрелок и всего им сопутствующего. Цирилла знала, с кем живет. Знала, черт возьми, но сейчас не выдержала.

И Гунмао, чьи мысли метались, подобно всполохам пламени в ельнике, понимал, что этой ночью он именно из-за дел триады не был рядом, когда должен был быть. Он не понял, что она прощалась, и до сих пор не знал, что за неведомая сила выгнала его на круг вместо того, чтобы позволить позвонить лунтао. Он проклинал эту ночь, и оттого ещё сильнее ненавидел сейчас Гуйцзы. Этой ночью он убил нескольких кантонцев, а на его руках и одежде была лишь кровь Цириллы. А этот разговор был ещё одним испытанием, от которого Кот испытывал едва ли не извращенное наслаждение. Потому что накипело, и невозможно держать это все в себе.

- И я смог завязать, а ты платишь сейчас. Её кровью платишь, красавец, - с вызовом сказал Юанькай. – Тебе рожа моя не нравится? Знаю, что не в твоем вкусе, потому жив и радуюсь жизни.

Он был рад видеть Гунмао сейчас таким. Цинизм, воспитанный триадой и отшлифовнный работой в клинике делали свое дело. Гуйцзы было немного жалко девочку, которая совершила две глупости: связалась с Котом и перерезала вены. Молоденькая совсем, ещё бы жить и жить. Он не был врачом, но слышал в курилке разговор хирургов, которые обсуждали как раз её. Толком ничего не понятно, но ведь в реанимацию не кладут так просто? Да и казалось, что курили врачи больше, чем обычно.

- Хорошо быть бандитом, да? Шмотки дорогие, тачки, водители, вон какой мажор стал, даже при Цзин Ване был поскромнее.

Гунмао ответил не сразу. Он внимательно смотрел на Черта, будто хотел запомнить каждую складку на его грязном мятом халате. Эта пауза была нужна для того, чтобы не убить его сразу.

- Хорошо быть санитаром, Гуйзцы? – Кот вопросительно поднял брови. – Слиться, когда начался кипиш, а потом сидеть и читать морали. Вас много было, молодцов таких. На Тибет за Просветлением, или в алкоголики, разница невелика. Ты о великих идеях думал, удирая? Или зад свой спасал, когда запахло жареным? А теперь радуешься, что мне может быть хуже, чем тебе? Что типа фраером стал, взятки гладки, а Кыся тут имеет наглость пачкать своей одеждой коридор, который тебе потом драить?

Он сцепил пальцы в замок, борясь с желанием потянуться за пистолетами. Просто нельзя здесь и сейчас устраивать лишний шум, кошке от этого лучше не станет, а врачей отвлечет от неё.

- А тебе поди приятно корчить из себя благородного разбойника? – фыркнул Гуйцзы. – Какая разница, почему я завязал? Я вырвался, а ты не способен.

Кот казался ему сейчас жалким и растрепанным. Он нервничал, был не в своей тарелке, в то время как простой санитар мог говорить с ним уверенно и нагло. Даже после того, как заметил оружие. Гунмао сейчас доказывал, что вся роскошь ночного Пекина – это лишь шелуха. Что легко рассыпается в прах, заставляя четыреста двадцать шестого едва ли не в слезах выть в больничном коридоре, пытаясь сохранить хорошую мину при плохой игре.

- О чем ты говоришь, когда ты предал двух лунтао, предашь и третьего? – Юанькай с любопытством посмотрел на Кота.

- Из-за того, что ты ушел, в Пекине порядок настал? – сухо спросил Гунмао. – Или сотни людей полегли, пока не начался порядок? Думаешь, мне власть или деньги нужны, Гуйцзы? Ни то, ни другое, ничего не решает. Я могу удрать хоть завтра, и не спиваться, работая санитаром. Но тогда армия бойцов станет стаей гопников, которые наводнят Пекин.

Кот сжал кулаки, пытаясь справиться с нервами. Черт не смел говорить о предательствах, как не посмел бы паяц. И не так просто Ху ему доверял больше, чем остальным братьям.

- Я не предал своих людей. Твой отряд весь расстреляли, а ты здесь, спившийся, но гордый. Хорошо тебе спится, Гуйцзы? Лучше, чем мне? Сам набирал мальчишек, рассказывая им, как служить лунтао? Они-то служили, и сдались с паровозами, а ты, идейный, почему-то жив. Заслужил ты эту мирную жизнь? Или украл, как воровал всю жизнь до этого?

- Ты оправдываешь себя чем, что покрываешь своих отморозков? Что втянул их во все это, а теперь бросить не можешь? Так и иди к ним, что тут-то сидишь? – с вызовом спросил Юанькай.

Он задумчиво посмотрел на двери реанимации, за которыми ничего не было слышно. Европейка, блондинка. Коту всегда нравились интересные женщины, и бабы легко отвлекали его от дел триады.

- По Мэй ты так не убивался, - язвительно заметил санитар. – Что, не так хороша была? Или на Цзин Вана нарваться боялся? За всем гаремом так следил, или вдруг увлекся всерьез?

Юанькай удобнее расселся на диване, вспоминая, чем ещё сейчас можно зацепить Кота, когда выпала такая уникальная возможность.

- Заткнись с Мэй, - прорычал Гунмао. – Просто заткнись, иначе пристрелю.

Можно было бы сказать, что он резко помрачнел, но и в начале разговора Кот был мрачнее некуда, поэтому сейчас он просто на какое-то время замолчал, и даже Черт хранил молчание в ответ.

- Ты сейчас поднимаешь свой зад и валишь к чертовой матери. Немедленно, - холодным голосом сказал Гунмао. – Иначе я тебя убью, и ты это знаешь. И мне плевать, что будет дальше.

Он встал с дивана и чуть распахнул полы расстегнутого светлого плаща, залитого кровью, показывая рукояти пистолетов, которые успел перезарядить ещё в ангаре. Взгляд Гунмао был пустым, холодным и злым. Так не злятся, когда кто-то в разговоре упоминает бывших подружек, так ненавидят кровных врагов и все, что с ними связано.

Юанькай удивленно посмотрел на Кота, затем поднял руки, показывая ладони. Он сразу понял, что Кот не шутит, хоть и не знал, что именно его сейчас так зацепило. Неужели, история с Мэй, которая стала в Пекине едва ли не расхожим анекдотом? Тем более не похоже на вечно уверенного в себе Гунмао, который никогда не показывал, что переживает из-за смерти подружки прежнего лунтао. Жить хотелось. и второго предупреждения Юанькай дожидаться, разумеется, не стал.

- Не кипятись. Ухожу-ухожу. Сто лет не виделись, думал поговорить, а ты злишься. Не хочешь говорить – не буду. Отвлечь хотел. Бывай.

Он быстро пошел по коридору в сторону служебных помещений, оставив Гунмао одного.