Разговор после возвращения

За неделю отсутствия четыреста двадцать шестого в Пекине ничего не изменилось. Никто не захватил власть в триаде, не было новых перестрелок, кантонцы притихли, Ванцзы работал в прежнем режиме, отдыхавшие в нем бойцы гуляли чуть больше, чем обычно.

В аэропорту Гунмао и Цириллу встречал Чжоу. Он отвез их сразу домой, затем Кот отправил его за продуктами, потому что после перелета хотелось просто отдыхать, а не бегать по магазинам. Уже успел позвонить Ху, который строго велел завтра быть в офисе, с самого утра, хотя бы с полудня, потому что понятие «самого утра» у Гунмао было растяжимым, как любой нормальный кот, он был ночным созданием.

Чжоу вернулся минут через двадцать, оставил на кухне пакеты с продуктами и с готовой едой из находившегося неподалеку Юйлуна, получил денег на пиво и быстро скрылся с глаз долой.

Кот бросил в стирку пиджак и рубашку, которые после скитаний по Тибету логичнее было сразу выбросить, затем надел майку и вышел в комнату, где находилась Цирилла. Он подошел к бару, достал два стакана, которые примерно на треть наполнил виски, подошел к девушке и вручил один из стаканов ей.

- За твое возвращение, - сказал Кот, улыбнувшись.

Пекин, к сожалению, все еще стоял и падать не собирался. Цири украдкой вздохнула, глядя на все эти высотки, пока сидела в машине. Хотелось уже, чтобы все спокойно было. Невыполнимое и несбыточное желание, исполнения которого можно ждать не просто годами - веками.

Цири стояла около окна - любимый наблюдательный пункт в этой квартире - и смотрела на раскинувшийся внизу город. Кое-где уже зажигались первые неоновые лампы, магистрали вдалеке казались сплошными светящимися лентами, живыми, плавно перетекающими из одной в другую, несмотря на то, что было еще светло. Цирилле нравился это вид - едва ли не больше, чем вид с пресловутой яблони, на которой еще надо умудриться усидеть, так, чтобы не как в прошлый раз. В этой квартире все уже было родным, привычным, знакомым, даже никогда не выветривающийся запах табака, с которым девушка старалась бороться по мере своих скромных сил. Англичанка обернулась к Коту и взяла из его рук стакан с виски. Вот подлый напиток. На вкус совершенно отвратителен, но пьется быстро, в голову ударяет еще быстрее, и потом тебя тянет на разные подвиги. Например, петь бравые песни в компании Шири, повиснув на собственном ученике. Позорище. Тут, хотя бы, до кровати недалеко ползти.

- Я рада, что вернулась, - ответила девушка и, коротко поцеловав мужчину в губы, села на диван, после чего едва ли сделала глоток золотистого напитка. Цирилла чувствовала, что ей сейчас лучше не пить много, или лучше вообще не пить, если она действительно хочет исполнить свою угрозу, данную Шири, и родить здорового ребенка. Правда, пришлось поговорить с Шэн, что девушка проделала с огромнейшим смущением, и выяснить, что пока еще рано пытаться что-то планировать, потому что истощенному организму нужно отдохнуть. - Я хочу забрать близнецов. Без них как-то скучно, тебе не кажется?

Гунмао отпил виски, затем также сел на диван, предварительно достав из кармана брюк сигареты и зажигалку. Все было так, как должно быть, потому что он уже не представлял себе этой квартиры, чтобы в ней его не ждала Цирилла.

- Забери, конечно, - Кот обернулся, глядя на девушку. – Они должны быть с тобой, а не где-то во Франции, - уверенно добавил он.

Дети Цириллы были её частью, и Гунмао считал, что они должны жить с ними, а не время от времени бывать в гостях, остальное время проводя в Европе или в монастыре. Он не хотел, чтобы Тео и Тай считали, что мать их предала ради своего хахеля. Это был очень личный момент для самого Кота, поэтому сейчас его взгляд мог показаться чуть более задумчивым, чем следовало бы ожидать после небольшого глотка виски. И в то же время он старался не заводить серьезных разговоров с Цириллой о том, как ей вести себя с близнецами. А сейчас многое изменилось, и пока на уровне недосказанной надежды он чувствовал, что у них могут быть и свои дети. За те сутки он успел это понять и принять, а сейчас уже не хотел отказываться от этой готовности. К Тану и Тео Гунмао всегда относился как к тем, с кем нужно договариваться и налаживать отношения, он не мог относиться к ним, как к своим детям, хотя бы потому, что понятия не имел, как к этим самым своим детям нужно относиться. Вряд ли что-то резко изменится сейчас, но Цирилла не заслуживает того, чтобы они её винили, а они не заслуживают того, чтобы кошка уделяла им меньше внимания.

Близнецы не были камнем преткновения в их отношениях, но Цирилла прекрасно понимала, что вынести двух абсолютно посторонних маленьких людей в постоянной близости ему непросто, потому что они чужие, от другого мужчины, они для него непонятные, странные, он плохо понимает, как к ним относиться и как с ними себя вести. Цири обещала Таю, что всегда будет их любить, даже несмотря на то, будет ли рядом Гунмао или нет, и не собиралась отступать от своих слов, но в тоже время близнецы все больше и больше времени проводили в родовом гнезде, чем с ней. Цирилла чувствовала себя виноватой сразу с двух сторон - что не может быть рядом с детьми, и что хочет быть рядом с Мао, а для этого приходилось чем-то жертвовать. И в тоже время она чувствовала, что, если понадобится, она оставит Гунмао в пользу близнецов. Думать только об этом не хотелось - выбирать всегда сложно.

И вот теперь эта странная уверенность, и еще более странная задумчивость в глазах, что наталкивало Цириллу на мысли, что все не так просто. И она понимала, что уже не знает, как себя вести. Девушка решительно поставила стакан на столик.

- Ты же знаешь, что можешь мне рассказать, - Цирилла доверчиво прижалась к Коту, поднырнув под его руку. Кошки на то и кошки, чтобы видеть, когда кого-то что-то гложет изнутри. И пусть сейчас она не может пользоваться своими способностями в полной мере, и мир кажется блеклым и тусклым, каким-то глухим, убогим, она все-таки остается в первую очередь женщиной, которую, хотелось думать, наделили не только красотой, но и умом и умением слушать, и в тоже время она остается кошкой. Сложно каждый раз вытягивать Кота на откровенные серьезные разговоры, и не всякий раз получается сделать это лаской и уговорами, но англичанка никогда не заставляла его говорить, всегда оставляя право выбора. Они оба потеряли свою свободу, так пусть останется хоть ее иллюзия.

Гунмао и сам не знал, хотел ли он, чтобы кошка сейчас заметила его излишнюю задумчивость. Он посмотрел на девушку, затем закурил, некоторое время храня молчание. Если так подумать, Цирилла знала о нем лишь то, что он работал на триаду, и ничего другого даже не спрашивала.

- Знаешь, у меня в свое время были довольно прохладные отношения с матерью. Своего отца я никогда не знал, а её личная жизнь как-то не оставляла ей времени на общение со мной, - Кот затянулся, затем стряхнул пепел. – Я не хочу, чтобы Тай и Тео относились к тебе так, как я к ней. Я знаю, что ты лучше, - он обернулся на Цириллу.

Рассказ не из тех, что можно часто услышать от четыреста двадцать шестого номера пекинской триады. О своей семье он никогда не рассказывал, от темы родителей язвительно отшучивался, да и сорок девятые как-то не лезли с излишне личными вопросами. Нельзя сказать, что сейчас Гунмао как-то сильно переживал детские обиды, он их давно перерос, но, видя отношения Цириллы и близнецов время от времени ловил себя на попытках сравнивать кошку с собственной матерью, каждый раз стараясь увидеть, что она другая. В принципе, у них не было ничего общего: благовоспитанная европейка из хорошей семьи разительно отличалась от официантки из портового города, зарабатывавшей на жизнь чем попало. На фоне своей подруги Гунмао не мог похвастаться ни происхождением, ни воспитанием. Он не был идейным разбойником, просто привык всю жизнь выкручиваться так, как получалось, и самым удобным способом было оказаться замешанным в делах триады. Здесь никто не спрашивает дипломы о высшем образовании, достаточно природной смекалки и преданности.

Молчание затягивалось. Цирилла уже хотела извиниться за свой вопрос и сказать, что если он не хочет, то не должен ничего говорить. В конце концов, она всего лишь спросила. Цирилла чуть удивленно глянула на Мао, когда он начал говорить, а потом задумалась, как лучше ответить на такое откровение. Цирилла чувствовала, что он обижен на свою семью, вернее, на ее отсутствие, когда-то, будучи еще девчонкой, она тоже обижалась на своих родителей. К слову сказать, она так ни разу и не была на могиле отца.

- Мои родители рано умерли, и я не знаю, как это "любить" по-правильному. У меня не было образца, что нужно делать, у меня был только образец, что не нужно делать. Ты первый мужчина, которому я призналась, что люблю, вслух. Но близнецы навсегда останутся для меня теми, ради которых я пойду на все. Когда...когда ушел их отец, у них никого, кроме меня не осталось, - говорить об этом внезапно стало сложно. Слова из того письма и события той ночи живо ворвались в сознание, наполняя его неприятными картинами. Мао просил не сравнивать его с Таном, но Цирилла все чаще ловила себя на мысли, что теперь сравнивает Тана с Мао, и с удивлением замечала, что они настолько разные, что не нужно даже более сравнивать. - Тот ребенок, мальчик, он все еще снится мне. Каждый раз он смотрит на меня и спрашивает "Я не нужен тебе?", а я не знаю что ему ответить и просыпаюсь в слезах. Я боюсь, что однажды Тай или Тео зададут мне этот вопрос. Поэтому хочу их забрать. Не могу без них.

Цирилла замолчала на некоторое время, потому что говорить было сложно. Хотелось сказать много всего, объяснить, что все не так, все по другому, и в то же время закрадывается противный холодок - не ты ли сама отправила из к Матиасу на целый месяц? - Ты знаешь, где она сейчас? Твоя мама?

Говорят, что людям свойственно строить свои отношения по опыту собственных родителей. Сейчас получалось, что им обоим нужно будет что-то изобретать самим. Гунмао задумался над словами Цириллы, особенно о том, что она говорила о любви. Странно, что она не говорила этого даже отцу близнецов. Сложно судить, когда ничего не знаешь, но она явно привыкла гулять сама по себе, даже в том случае, когда в глубине души привязывалась. Гунмао обнял девушку за плечи и промолчал на её слова о снах. Он просто не знал, что ответить, а тема была тяжелой своей неисправимостью.

- Делай все, что считаешь нужным, чтобы они этот вопрос тебе не задали, - сказал Кот.

Дальше нужно было вновь рассказывать о себе, ещё один непростой вопрос, точного ответа на который Гунмао не знал, да и не особо старался узнать. Он лет двадцать ничего не слышал о матери и был практически уверен, что она не пыталась его искать.

- Она уехала в Канаду двадцать лет назад, после этого я ничего о ней не слышал. Даже не знаю, жива ли, - ответил Гунмао, стряхивая пепел. – Мы к тому времени уже мало общались. Я часто уезжал в Пекин, иногда на несколько дней, и ей было без разницы. Мы тогда жили в Тяньдзине, оттуда километров сто до Пекина. Я давно уже там не был, хоть у Ху есть свои интересы в порту. А тогда у матери появился какой-то новый ухажер, который предложил ей уехать, и она была рада сбежать. Знаешь, так интересно, когда она робко спросила, поеду ли я с ней, на её лице было написано, как она надеется, что я откажусь.

Гунмао снова затянулся горьким дымом и задумался. Он не любил такие воспоминания, предпочитая перешагивать через неприятные моменты в прошлом вместо того, чтобы тащить их с собой.

- Я тогда уже был сорок девятым, то есть рядовым бойцом триады, поэтому я великодушно отказался ехать с ней. Вместо этого я переехал уже в Пекин и больше ничего о ней не слышал и не пытался узнать.

За любопытство всегда приходится расплачиваться. Иногда больше, иногда меньше, но - всегда, без исключений. В рассказе Гунмао не было ничего такого, за что бы пришлось расплачиваться головой, но Цирилла платила внезапной совестью - за то, что всколыхнула неприятные воспоминания, заставила еще раз пережить это. И в тоже время Цири дорого бы отдала просто за то, чтобы у нее осталась о родителях хоть какая-то память, хотя бы лица или голоса. И если мать она видела высеченной из камня в крипте,то на месте отца так навсегда и осталось белое неясное пятно. О нем она не знала ничего - некому было рассказать. Ксавьер всегда отмалчивался - он презирал и ненавидел своего брата, а все упоминания о нем были стерты из истории их семьи.

- Как ты оказался в триаде? Что значат эти ваши номера? Почему именно сорок девятые? Ты ведь не сорок девятый, у тебя другой номер, да? А у Яна какой был? - Цирилла поняла, что задает слишком много вопросов, которые могут быть неприятны Коту. Сейчас была самая малая возможность узнать что-то больше, понять лучше. Тяжело жить с человеком, зная только его имя. В прошлый раз, будучи нетрезвым, Мао рассказал многое, но все остальное так и осталось непонятным, а с тех пор она больше не спрашивала, довольствуясь тем малым, что у нее было. Англичанка опустила глаза. - Прости, если я много спрашиваю.

Цирилла никогда не была особенно любопытной - она могла неделями, месяцами, годами ждать в засаде удобного случая, чтобы потом сделать один точный прыжок. Отчасти, сейчас настал момент прыжка, но она готова была свернуть активную деятельность, если Мао попросит ее замолчать. Она не могла винить его или ужасаться его прошлому, за все те смерти, за всю ту кровь, что он пролил - потому что прошлое ее не интересовало, прошлое не изменишь, его не замажешь белой краской, не замолишь грехи, не откажешься, не отпустишь. Цири научилась ценить то, что происходит в данный момент, не оглядываясь на то, что когда-то было. И она ценила человека по его нынешним поступкам.

Кошка задавала такие вопросы, которые кому-либо ещё Гунмао не стал бы отвечать. И даже мог разозлиться. Но раз уж она решила связать свою жизнь с трехзначным номером пекинской триады, она имела право знать хоть что-то в общих чертах.

- Знаешь, иногда в историях о благородных разбойниках говорят, как главный герой во имя какой-то цели или своего опального вождя встал на кривую дорогу бандитизма. Увы, со мной все было проще, - Кот затушил сигарету и чуть усмехнулся. – Ещё в детстве я начал воровать, стал довольно ловким карманником. Как-то мы с одним моим приятелем, Юном, решили поехать в Пекин, посмотреть, насколько жизнь там лучше чем в Тяньдзине, нам лет по тринадцать тогда было. Прогуляли школу, забрались в поезд и поехали в столицу. Погуляли по городу, больше по рынкам, и там я вытащил кошелек у одного богатого типа. Он меня поймал, врезал для профилактики, но затем поспорил со мной на сто юаней, что я не смогу обокрасть того, кого он мне покажет. Я стянул у того типа часы и кошелек, этот предложил мне и Юну работу. Сначала мелочи: что-то куда-то отвезти, кому-то что-то казать, кого-то выследить, а дальше начались задания посерьезнее.

Гунмао замолчал. Во-первых, тема не располагала к тому, чтобы рассказывать все и сразу, во-вторых, сложно было вспоминать те времена, когда все только начиналось. В том числе Юна.

- Да, насчет номеров. Сорок девятые – это рядовые бойцы. Двузначные номера – подчиненные, трехзначные – руководители. Номер зависит от должности. Например, четыреста тридцать второй номер занимается дипломатией, четыреста двадцать шестой руководит какой-то сферой дел. А главный на районе – четыреста восемьдесят девятый. Он ещё называется лунтао, драконья голова. Это как Ху у нас. У меня четыреста двадцать шестой, как и у Яна был, но мы за разные вещи отвечали.

Цирилла молча слушала, боясь перебивать, чтобы опять не загнать Мао в раковину его молчания. В чем-то они были похожи с Таем - оба не любили показывать свою слабость и до последнего думали, что все можно решить самому, не прибегая ни к чьей помощи. Просто нет ничего постыдного в том, чтобы принять помощь от того, кто действительно желает тебе искренне помочь. Просто ее на самом деле тяжело принять, особенно тому, что всю свою жизнь привык полагаться только на себя. Цири прекрасно это понимала, и даже чувствовала, что и сама относится к любой помощи также. Стоило вспомнить хотя бы стычку с Шири, когда она совершенно не понимала, что делает.

В рассказе не было ничего страшного - так начинают тысячи подростков в мире, вырастая в вполне уважаемых людей. Просто кому-то достаются влиятельные родственники, кучи денег в карманах, и все двери впереди распахивают лакеи, а кому-то приходится выживать в мире своими силами, чтобы добиться хоть чего-нибудь стоящего. И если он думал, что сейчас напугает ее рассказами о том, какой он плохой бандит и разбойник - то сильно ошибся.

- А сто юаней-то заплатил? - поинтересовалась Цири, которую этот момент со спором почему-то позабавил. Слишком уж он был...книжным. Девушка сдержала улыбку, совершенно не подходящую к месту и времени, и поспешила прижаться лбом к плечу Гунмао. - Спасибо, что рассказал.

Цирилла еще некоторое время сидела рядом с Котом, думая, что для вопросов время закончилось, как бы ей не хотелось спросить что-то еще. Цири всегда было тяжело задавать вопросы - проще на них отвечать. На свои самые главные вопросы она уже когда-то получила ответы, хотя и не задавала их - что будет дальше, почему он все это не бросит, и какова ее роль в этом всем. Но осталось столько всего недосказанного и недоузнанного, и понятнее опять не стало. Наверное, человек, все таки странное существо - ему никогда не бывает достаточно, а хочется чего-то большего. - Наверное оно все к лучшему, что так сложилось. Потому что иначе мы бы никогда не встретились. Подумать только, а ведь сначала ты мне жутко не понравился. А потом я напилась. Вспоминать стыдно.

- Заплатил, - усмехнулся Кот. – Мне они тогда казались огромными деньгами.

Новых вопросов не последовало, и Гунмао коснулся губами виска девушки, после чего крепче обнял её за плечи. Помнил он, как долго поначалу не нравился кошке. Так не нравился, что она провела с ним ночь, последовавшую за днем знакомства.

- А ты вот мне сразу понравилась, - сказал он, улыбнувшись. – И я рад, что ты все равно оказалась со мной. Утром я думал, что за тебя семейство Лю меня публично расстреляет, но ничего, обошлось.

Об этом говорить было намного проще. Роман с Цириллой начинался обычным для Гунмао образом, так как, будучи человеком занятым, он не привык тратить время на конфетно-букетные стадии отношений. Впрочем, серьезных отношений он тоже никогда не искал, и кошка оказалась большим исключением.

Гунмао допил виски, затем встал из-за стола и принес бутылку. Он наполнил свой стакан и долил виски Цирилле, вновь сел на диван и закурил ещё одну сигарету.

- К лучшему, что мы встретились, а в остальном черт его знает. Мне повезло больше, чем многим, что я могу здесь сидеть и пить виски. Не все карманники становятся трехзначными номерами.