Грань

Все позади. Они дома, память вернулась, ещё одно испытание пройдено. Все позади. Почти. Ян вышел к берегу горной реки, где был уверен, что его никто не увидит. С каждым ударом сердце рвалось из груди, разгоняя по телу вместе с кровью резкую боль. Появлялся липкий звериный страх за собственную жизнь, заставлявший адреналин подгонять сердце, тем самым лишь усиливая боль. Пульс бился в висках, перед глазами мелькали черные точки, похожие на рой мошкары. Ян опустился на колени возле реки и оперся ладонями о берег, засыпанный мелкими острыми камнями. Он пытался восстановить дыхание, чтобы понять энергию, но тело само старалось бороться за жизнь, из-за чего возникали душащие приступы кашля. Только не сейчас, когда через столько пришлось пройти.

Ян смотрел на переливавшуюся в солнечный лучах воду горной реки, пробегавшую мимо по острым черно-белым камням. Кем он был, кем он стал, что он успел сделать? Ему не было ещё сорока, но он ощущал себя стариком, который прошел через столько разных жизней, сколько не всякому дано прожить и за более долгий срок. Фучжоу, Пекин, Лхаса, Лондон. Цирк, триада и монастырь. Бесчисленные грехи и попытки их исправить в недавнем прошлом, надежда на то, что жизнь может быть нормальной. Вырвавшись из У Дзянь диюя, он только сейчас начинал привыкать к тому, что может быть счастлив в нормальной жизни. С Шири, с детьми, с мирными делами, делавшими жизнь правильной. Но человек не всесилен, если все время проверять себя на прочность, в какой-то момент тело напоминает о том, что не способно вечно жить.

Страх и отчаянье, за которыми кажется, что вода в реке не может дать сил, потому что магия иллюзорна, что энергия собственного тела не может быть под контролем, и все лишь самообман. Что есть он, этот берег и эти огромные горы вокруг, вечные, в отличие от него. И будто огромное небо над ним снижается, стремясь раздавить. И снова не хватает разреженного воздуха, а в висках набатом бьется пульс, и боль разрывает грудь, не давая вздохнуть нормально. Ян посмотрел на свои руки, которыми все ещё опирался о землю. Он закашлялся, затем судорожно вздохнул, и от этого сильно закружилась голова.

Это была слабость, в которой воля проигрывала даже сильнее, чем тело. Нужно было заставить себя собраться, ради Шири и детей. Никто не умирает случайно, каждый человек так или иначе сам виноват в своей смерти. Если собрать волю в кулак, можно пережить и этот момент. Ян с силой зажмурился, затем открыл глаза и вновь посмотрел на воду, солнечные блики в которой буквально резали глаза своей яркостью. Это – иллюзия, за которой нужно вновь увидеть энергию. Зрачки Лю чуть расширились, он смог разглядеть среди белых пятен оранжевые волны ци. Ещё один вдох. Ян сжал руку в кулак, стараясь не обращать внимания на острую боль, которая сейчас расползалась ещё и по спине. Он потянулся рукой к воде, и небольшой поток поднялся из реки, потянувшись в ответ. Вода тонким ручейком обвила запястье, дышать стало немного легче. Энергия побежала по руке следом за водой, она быстро темнела, переполняясь ша-ци.

Ян вспомнил, как много лет назад стоял на крыше одной из пекинских высоток. Ему казалось, что он способен решать все, и может умереть в любой момент. Он смотрел на проезжавшие внизу машины и загоравшиеся вокруг ночные огни, и верил, что он едва ли не правитель мира. Ему было чуть больше двадцати, а он уже изуродовал свою жизнь собственными поступками. И тогда он этим практически гордился, потому гордо отошел от края крыши, чтобы умереть когда-нибудь в другой раз.

Вода мутнела, и Лю стряхнул её с руки, затем потянулся к новой. Боль пульсировала, вздохнуть получалось через раз, а перед глазами все темнело. Он не видел почти ничего вокруг, уже не было ни гор, ни неба, лишь отдельные тонкие нити энергии, за которые он силился уцепиться, чтобы выжить вновь.

Ночи, засыпанные колумбийским снегом. Огни Ванцзы, азарт и пороки ночного города, эйфория сменяется паранойей, и это происходит с пугающей регулярностью. Нормальной жизни нет и не бывает, привязанностей не существует, есть лишь желание жить назло всем, так, чтобы боялись. Мескалин меняет ощущения в теле, и в тот момент, когда прогремел выстрел, Ян даже ничего не почувствовал. Лишь через три дня, когда он очнулся в клинике, он узнал о том, что произошло. Узнал и ещё сильнее озверел.

Казалось, что чернота, уходящая в воду, это муть из далекого прошлого. И её было так много, что за ша-ци практически не удавалось почувствовать нормальную энергию Анахаты. Боль, страх, ненависть к самому себе гасили все, заполняя рвавшееся на части сердце багровой мутью. Уже оставалось просто, как мантру, повторять себе, что нужно дышать. Ещё один вздох, потом второй, и третий кажется чуть легче, зато четвертый захлебывается в кашле, за которым вспыхивает новая боль.

Миражи и галлюцинации, как будто стены собственной квартиры пытаются сжаться и задушить, а за каждым углом стоят сотрудники правоохранительных органов. Нет ни единого человека, кому хочется доверять. Те, кто рядом, вызывают зависть, ненависть, презрение или как минимум настороженность. Двое, трое суток без нормального сна, чтобы потом успеть провалиться в черную пустоту до того, как начнутся новые галлюцинации, иначе вновь очнешься в осколках разбитого зеркала, потому что сложно найти кого-то, кого боишься и ненавидишь сильнее, чем самого себя.

Кашель – это рефлекс, которым спасается сердце, чтобы биться чуть дольше. Но нужно успевать дышать, пока река слишком медленно забирает ша-ци, а память слишком старательно показывает картинки прошлой жизни. Чтобы хотелось сдаться, решив, что и так прожил непростительно долго. Только этим он накажет не себя.

Скромная девочка с пронзительно-голубыми глазами, которые смотрят в самую душу. Которая не боится, зато говорит, что он хороший. Потому что ни черта не знает. Но постоянно готова принести себя в жертву, чтобы доказать правоту своих слов. И постепенно начинаешь понимать, что её предать не можешь. Что не простишь себе, если с ней что-то случится.

Ян подполз ближе к воде и умылся, не обращая внимания на то, что мокрые волосы налипли на лоб и лезут в глаза. Он пока не мог пересилить ша ци, из-за этого каждый удар сердца был уже чудом. Сознание пока не уходило, пока оно есть, есть шансы. Дышать, забыв обо всем остальном, но новый вздох забивает следующий приступ сердечного кашля.

Ян ушел на речку и обещал вернуться через пару часов. Шири не стала напрашиваться с ним, да и удерживать не могла. Но сердце не переставало ныть даже после заверений мужа о том, что все хорошо. Она не была врачевателем, а все ее познания в медицине заканчивались на уровне школьной программы, да прочитанных свыше этого справочников. Ну, и немного освежил знания сам Ян, преподавая в монастыре. Однако девушка, несмотря на это, хорошо видела, как плохо было ее любимому. Холодные руки, серый цвет лица, странное дыхание - это не могло быть простым недомоганием после самолета. И англичанка не нагоняла сама на себя страха, она была уверена в том, что проблема намного больше, чем говорил ей Ян.

И она пошла за ним на речку. И не ошиблась, глядя, каким беспомощным казался сейчас мужчина. Появилось совершенно сюрреалистическое чувство, что она видит будущее. Ее муж, сильный, молодой и выносливый, просто не мог вот так покачиваться у воды, не в состоянии помочь самому себе. Это был кто-то, очень похожий на Яна, но не Ян. И Шири теряла драгоценные секунды, с ужасом разглядывая открывшуюся ей картину. Ее муж не был всемогущим. Он пытался, он много раз справлялся, тянулся к ней словно с того света, желая быть рядом. Но он не всемогущ. Девушку затрясло. Она вдруг резко поняла, что именно сейчас наблюдает. Ян уходил. Он был с ней во все сложные минуты жизни. Он не бросал ее в беде. Он вернулся к ней и дочке с того света. Но сейчас угасал, оставляя ее с двумя маленькими детьми. Потому что у человека нет столько сил, чтобы постоянно бороться. Потому что тьма всегда наступает, а свет лишь отступает под ее напором. Англичанка скрипнула зубами и упорно вздернула подбородок. Не может сам, значит она поможет. Не как врач, за ним уже некогда бежать. А просто как женщина, которая любит. И если Яну суждено уйти, он уйдет из ее объятий, а не из объятий холодной реки.

Шири молча и уверенно подошла к склонившемуся над водой мужчине и села рядом. Истерики не было, куда -то ушел и страх. Оставалось лишь чувство... гордости и... правильности. Все будет, как должно быть. Она его не отпустит. Девушка мягко повела руками по спине Яна, чуть толкая его на себя. Положила его голову себе на плечо, а сама расстегнула ему ворот. Руки не тряслись. Шири прижалась щекой к голове мужа и поцеловала его в висок. Да так и не отодвинулась, продолжая прижиматься к его коже губами. Англичанка вытянула одну руку по направлению к реке и потянулась к воде. Тонкие струйки заспешили ей навстречу, обвивая сперва ее кисть, а затем, повинуясь приказам, переползая на руки Яна. Она даст ему возможность подлатать себя, не тратя силы. Она его не отпустит.

Боль, белые пятна перед глазами и звон в ушах становились ощущениями одной модальности, за которыми не было уже ничего, даже инстинктивного страха смерти, которую при этом не получалось принять с буддистским спокойствием, потому что нельзя отпустить то, что держало его в этом круге сансары. Ян не сразу понял, что подошла Шири, сначала почувствовал, что Вода делится своей энергией, при этом он ей не управляет. Что-то, что сдавливало шею, теперь не мешало, и где-то глубоко появилось ощущение, что какой-то нервный комок, давивший сердце, отпустил. Ян открыл глаза и растерянно посмотрел на Шири. Она была рядом, пыталась помочь, но не боялась. Она не умоляла его остаться, не заставляла что-то делать, она просто была рядом и пыталась успокоить.

И если только что он боролся с приступом, убеждая себя в том, что обязан победить, при этом боясь, что не справится, сейчас он чувствовал, что может забыть об этом «должен», доверившись судьбе. Ян снова закрыл глаза, намного ярче чувствуя собственную энергию. Вода придавала сил, от неё к Сушумна-нади тянулись нити энергии, поддерживавшие нижние чакры. Только за счет этого центральный канал ещё не начинал сворачиваться, но сейчас ци ещё и слушалась. Лю приложил ладонь к груди, сосредоточившись на Анахате. Она пульсировала всполохами красной боли, но постепенно в центре вихря стал появляться ровный зеленый цвет. Ян смог нормально вздохнуть, затем стряхнул с руки на землю ша-ци вместе с помутневшей водой. Он проел рукой по плечу Шири и чуть улыбнулся. После этого Лю поднялся на ноги, чуть пошатываясь, и встал у самого края воды.

Стихия слушалась намного лучше собственной энергии, и сейчас навстречу Яну поднялась волна ледяной горной воды, искрившейся в солнечных лучах от разлетевшихся в первый момент брызг. Вода свилась искрящимся коконом, и Лю сложил ладони перед грудью в молитвенном жесте, дожидаясь, пока родная стихия возьмет на себя боль и слабость. Потоки воды мутнели, в какой-то момент почти скрыв Яна за собой, но затем они в одно мгновение стекли обратно в реку. Так бывает после того, как на измученное засухой горное плато проливается ливень, и, когда он закончится, все вокруг продолжает мерцать миллионами мелких капель, отражающих лучи вновь появившегося Солнца. Анахата светилась ровным зеленым цветом, который постепенно становился ярче: так заживали ткани сердца, которое билось все ровнее. Пока это не было полноценной победой, для полного восстановления нужно время, но дальше будет проще.

Ян вернулся к Шири и крепко обнял её. Она снова спасла его жизнь, на этот раз позволив остаться не потому, что он не должен уходить, а потому, что он хотел быть с ней. Каждый человек так или иначе сам определяет момент своей смерти, и Лю смог спокойно решить, что не сегодня.

- Снова ты меня спасла, - Лю улыбнулся, заглянув в глаза Шири. – Аватар Белой Тары, - добавил он, чуть усмехнувшись.

Ян зашевелился, сперва вяло, затем все увереннее. Шири не совсем понимала, что ему важнее в этот момент - ее помощь с водой или просто ее присутствие. Она просто сидела и гладила своего мужчину, который боролся с собой и с судьбой. И она не имела больше прав на то, чтобы удерживать его здесь силой. Лимит исчерпан. Слишком много она требовала всегда от своего любимого. Ради себя, ради дочки, ради их счастья. Ради... Слишком много причин, которые она всегда находила и доносила до него, цепляясь за его душу, словно крючьями и притягивая сюда, в этот мир. Но теперь начинается, а, может быть, тут же и заканчивается, только его путь, по которому он пойдет один. Девушка безмолвно плакала, не зная даже, слезы горя это или слезы облегчения. Она устала тянуть его обратно, устала бороться с природой, богами и Роком. И сейчас, перед лицом возможной трагедии, она просто расслабилась. Нет, англичанка не опустила руки. Она просто перешла на новую ступень доверия к своему мужу. До этого вера зарождалась медленно и странно. Она верила в него. Потом научилась верить ему. Сейчас она верила в его душу. Всецело и полностью. Верила и где-то в глубине души знала, что он сделает правильный выбор. И будет бороться с Роком сам, без ее участия.

- Я ничего не делала. - Почему она так плохо видит его лицо? Шири моргнула, чувствуя, как бегут по щекам горячие слезы. И не хотелось говорить на эту тему, итак все ясно. И боль намного сильнее, чем можно выразить словами. Когда больно - можно скулить, выть и кричать. Когда смертельно больно - просто молчишь. И девушка молчала, не собираясь что-то говорить, успокаивать или укорять своего Яна. Она просто будет рядом. Всегда. Она обняла его, целуя в висок, щеку, скулу и уголок рта. И только потом, уткнувшись носом в шею мужчины, тихо пробормотала дрожащим голосом. - Пойдем домой. Я поесть приготовила. И малыши встали, с ними Цири пока сидит. Пойдем, Ян.

- Ты очень многое сделала, - сказал Ян, продолжая смотреть в глаза Шири.

Он не стал объяснять, что именно. Наверняка она все сама почувствовала. Каждый раз Шири просила остаться, давала какие-то обещания, умоляла, а сейчас могла отпустить, но продолжала верить. Ян стер слезы со щек девушки. Он не хотел, чтобы она видела приступ, но вряд ли он бы справился, если бы она не пришла.

- Пойдем. Не плачь, все уже хорошо, - он коснулся губами лба Шири, затем провел рукой по её спине. – Правда, хорошо.

Только нельзя рисковать. Тренировки могут провести другие мастера, нужно постепенно восстанавливать силы, возвращаясь к привычным нагрузкам. В том, что сейчас происходило, Ян был виноват сам. Если не доводить все до такого состояния, не придется героически решать серьезные проблемы. Можно было провести в Англии на неделю больше, и уже там начать лечение. Можно было заняться собственной энергией в тот месяц, что был до последней встречи с Джейсоном. Можно было ещё в Сучжоу долечить рану. Хватит рассчитывать на удачу.

Ян на некоторое время задержал взгляд на реке. Стихия, способная отнимать жизнь и возвращать к жизни. Этот приступ наверняка был ещё и расплатой за магию крови, которая отнимает все же больше сил, чем казалось Лю. Или он так сильно изменился, что уничтожение Джейсона зацепило сильнее, чем хотелось. Тоже ведь пришлось заткнуть в себе всю ненависть, чтобы не позволять эмоциям быть помехой при операции.

А вот сейчас Ян не врал. Шири и сама видела, что его самочувствие улучшается. Он заговорил, и голос не был надрывным или слабым. Ушла та землистая бледность с лица, которая является дланью смерти. Девушка немного удивленно посмотрела мужу в глаза, не понимаю, почему сейчас он ее успокаивает. И только потом ощутила, что кожу на щеках немного тянет. Именно там слезы прокладывали тонкие дорожки. Она потерла кожу, вытирая остатки влаги и взяла мужа под руку.

- Я не буду плакать. - Сообщила таким тоном, каким обычно докладывалась Лин, перед тем, как зареветь на всю округу. Шири поняла, что сейчас уже можно говорить о всем, чем угодно, и только одну тему они никогда не станут поднимать. Именно поэтому она шла и вспоминала, что такого особенного произошло за последние дни, пока Ян отсутствовал. Все как обычно, но он любил слушать рассказы про детей, даже по сотому разу. Взгляд бывшего отморозка и уголовника моментально менялся, теплея с каждой секундой.

- Я лучше тебе новости расскажу. Юншэн кусается, причем очень активно. Поговори с сыном, внуши, что женщин нельзя обижать. - Девушка говорила серьезным тоном, однако в глазах ее бегали веселые искорки. Тема детей - безгранична. Шири могла часами наблюдать за малышами, просто подмечая, как они двигаются, что говорят, как смотрят. Подмечать малейшее развитие и гордиться их успехами. А кто, как не Ян, лучше всех поймет ее благоговение перед собственными детьми? - Лин опять дралась тут. Я не знаю, что с ней делать. Сама же лезет, тут же начинает рыдать, но как только вытирает слезы - опять идет к мальчишкам. Жалко, что в монастыре нет девочек ее возраста. Может быть ее не пускать к мальчишкам?

- С Юншэном я поговорю, - серьезно сказал Ян. – Он ведь даже господина Ириарте укусил, вообще не признает авторитетов.

Сейчас у ребенка резались зубы, и он постоянно грыз все, что попадалось под руку. Скоро это закончится, и тогда, возможно, он станет спокойнее.

- А с Лин мы уже обсуждали поведение мальчиков. Она сказала, что хочет дать им ещё один шанс, - многозначительно объяснил Лю, стараясь передразнить интонацию дочки. – А я делаю вид, что не замечаю, как она задирается первой.

Ян охотно поддержал разговор о детях, он не хотел, чтобы Лин сейчас увидела свою мать напуганной и заплаканной. Все страшное уже позади. И ему удалось оказаться сильнее лишь потому, что Шири была готова принять любой исход, не став убеждать и уговаривать. Наверное, это и есть самая искренняя любовь, когда тот человек, для кого ты важен, при этом способен тебя отпустить. И это было тонким пониманием, о котором нельзя говорить вслух, просто оба почувствовали и поняли. Момент, в котором от слов станет только хуже.

- Она так и не передумала насчет свадьбы с Тео? – спросил Лю, усмехнувшись. – А то она тут даже за Кота замуж просилась, но Тео строго сказал, что Гунмао женится на его маме и точка.

- Вот и отлично. – Шири взволнованно посмотрела на Яна. – Слушай, может быть, ее драться научить? И меня заодно. Она будет колотить мальчишек, а я – тебя. Как тебе перспективка?

На самом деле девушка была противницей драк, однако уже не представляла, сколько можно подлечивать синяки и шишки собственного ребенка. Жалко же. И пусть сама виновата, но Лин была девочкой, а вела себя как пацаненок. И Ян этому не препятствовал. Ну, вот пусть и расхлебывает заваренную им кашу. Шири считала, что если бы муж так не баловал дочь, та бы вела себя намного аккуратнее и сдержаннее. А нынешнее положение, когда она дралась, потом рыдала и ее жалели на ручках, полностью устраивало маленькую блондинку.

- Если она хоть раз всерьез об этом заикнется, Коту не жить. – Пообещала англичанка. Несмотря на то, что ее лучшая подруга встречалась с этим бандитом, любить его Шири не начала. Более того, огромных трудов стоило ей хоть немного смягчиться по отношению к этому мужчине. Свою роль сыграли дети. В противном случае девушка не пустила бы Кысю даже на порог дома. И здесь никто бы не смог ее переупрямить или переубедить. Гибкая в остальном, в этом вопросе Шири становилась твердой, словно скала. И тут отступала в сторону логика и собственный опыт. Да, она была замужем за еще более отмороженным типом, чем Гунмао. Но это был ее выбор и ее судьба. Дочери же она хотела лучшей участи.