На чем стоят империи

Уже стемнело, но фонари достаточно ярко освещали все, что происходило этим вечером на кладбище, которое неофициально считалось кладбищем пекинской триады. Оно находилось в пригороде и расположилось на широком холме, вокруг которого росли деревья. На площади за воротами собралось много машин, вокруг толпились люди, в том числе родственники погибших. Гунмао был одет в белый костюм, но многие сегодня пришли в черном. Кот попросил Цириллу подождать его в машине и подошел к боссу, который стоял в стороне вместе с Чжэнь и Сином. Они обменялись парой фраз, после чего Гунмао вернулся за девушкой. Он старался держаться спокойно, хоть было заметно, что нервы сейчас на пределе. Никто не решался к нему подходить, только бойцы издалека приветствовали командира, а Чжоу и Бизон на всякий случай держались ближе на случай, если родственники будут вести себя агрессивно.

- Пойдем, - Кот открыл дверь машины, выпуская Цириллу.

Он отвел девушку туда, где стояли люди из триады. Отсюда было видно два ряда свежих надгробий, перед которыми уже лежали цветы и тлели благовония. Страшно. К смертям сложно привыкнуть, а когда в один день погибает столько твоих людей, впору свихнуться. Только нужно держать себя в руках, потому что на этом война не закончена. Гунмао молчал. Он покурил перед тем, как идти к могилам. В это время подоспела Чжэнь, а с ней несколько ребят, которые должны были подносить цветы и прочую ерунду. Кот коснулся руки Цириллы.

- Я пойду, не отходи от ребят, - негромко сказал он.

В таких вещах показуха противнее всего. Кот надеялся, что в это время на кладбище будет уже меньше людей, но складывалось впечатление, что собралась здесь половина Пекина. Столько бы приехало позавчера, тогда сегодня могил было бы меньше. Одинаковые белые плиты с разными фотографиями, разными датами рождения, но одной и той же датой смерти. Гунмао принял у одного из бойцов несколько белых роз, поклонился первой из могил и положил цветы перед ней. Затем встал на колени, зажег благовония, поклонился вновь и воткнул тлеющие палочки в стоявшую перед плитой чашку с рисом. Он поднялся на ноги и подошел к следующему надгробью. В этом ряду лежали его люди, которых он хорошо знал. Он помнил, как они начинали, кто остался их оплакивать, знал их так, как знают родных братьев. Глаза Кота блестели, но плакать он не умел. Он просто по очереди подошел к каждой из могил, поклонившись каждому из бойцов, погибших по его приказу. Гунмао чувствовал на себе взгляды тех, кто стоял у него за спиной. Его могли во многом обвинять, у него был шанс обойтись без боя, но он не предал Тигра. Он был выше того, чтобы объяснять плачущим подругам и матерям убитых, что у каждого был шанс не идти в этот бой. Братья сами выбрали этот путь, погибли по его приказу, и отвечать он если и будет, то только перед самим собой.

Кот не знал, сколько времени он обходил могилы. Поднявшись с колен у тридцать четвертой, он отряхнул белоснежные брюки и ещё раз окинул взглядом все надгробья. Империи строятся на костях, но лишь полководцы знают каждого из тех, чьи кости служат фундаментом этих империй. Гунмао закусил губу. Он старался не оборачиваться на тех, кто стоял в стороне. Он только знал, что где-то среди них находится Цирилла, которую он малодушно потащил с собой, потому что хотел, чтобы она была рядом. Кот закурил и вернулся туда, где его дожидалась девушка. Он поймал на себе взгляд босса, который ему чуть кивнул. Молодые бойцы поднесли всем трехзначным номерам по чашке рисовой водки. Гунмао поймал взгляды братьев, затем поднял чашку и вылил её содержимое на землю одновременно с лунтао. Их примеру последовали остальные. Кот отдал кому-то чашку, затем взял Цириллу за руку, продолжая молчать и немного рассеянно глядя по сторонам.

Цирилла любила кладбища. Тихие спокойные кладбища, где прячется история всего человечества. Надгробия - самые замечательные книги человеческих истории, в них заключены все те события, что происходили с навеки уснувшем под прикрытием каменной крышки человеком. Они могут рассказать гораздо больше, если уметь видеть, слышать и чувствовать. Если уметь молчать - тогда понимание приходит само. Но только не сегодня. Сегодня тут было страшно. Обилие белого пугало, настораживало, давило. Белый - цвет траура. Как нельзя лучше.

В один день люди потеряли все. Кто-то родителей, кто-то детей, кто-то родных, кто-то знакомых или друзей. Они потеряли надежду. Еще вчера утром все было по-старому, привычно, просто и сравнительно легко. А уже вечером сломались жизни, разрушились миры, исчезли целые вселенные. Смотреть на людей, в одночасье потерявших смысл жизни - труднее всего. Цирилле хотелось подойти к каждому, взять за руку, просто постоять рядом, может, даже сказать пару слов. Но вот каких? Никакие слова не сделают легче и не вернут их мертвых тех, кто ушел на Запад. И Цири просто стояла в окружении сорок девятых, высоко задрав голову, чтобы не дать слезам скатываться по щекам. Только все равно чувствовала, как слезы оставляют горячие дорожки, пощипывают кожу, щекочат подбородок, когда капают вниз. Она могла бы, наверное, найти слова для каждого их тех, кто вчера потерял тех, кто был дорог. А вместо этого стояла и искала, глазами единственного человека, который мог бы поддержать ее. Которому еще тяжелее. Которого поддерживать должна она.

Это не ее война. Она всего лишь по случайности оказалась в самом эпицентре. Но даже сейчас с глупой, ненужной жертвенностью готова была стоять рядом с Мао, крепко, даже чуть сильнее, чем хотела, сжимать его руку. Цирилла покачнулась - вся эта мрачная, белая торжественность казалась ей не к месту, словно картонной, неаккуратно вырезанной и грубо приклеенной - и прислонилась к Коту. Стоять было тяжело, но она заставляла себя смотреть на ровные ряды белоснежных могил, аккуратных, до боли красивых. Такова цена твоей жизни - когда за нее расплачиваются другие.

Гунмао только сейчас заметил, что Цирилла плачет. Он чуть удивленно посмотрел на неё и понял, что её слезы искренни. Тогда тем более не нужно оставаться здесь, сегодня он приехал на кладбище прощаться с погибшими, а не пить с живыми. Кот коротко попрощался со всем, кто стоял вокруг, мельком сказал лунтао, что в Ванцзы не поедет, и повел Цириллу в сторону от центральной площади, туда, где не было людей. Он обнял девушку за талию, не обращая внимания на то, смотрит ли кто-нибудь на них. Вряд ли смотрят, официальная часть закончилась. Кот снова закурил, сегодня он вновь курил больше, чем обычно.

- Спасибо, что согласилась поехать со мной, - сказал Гунмао после довольно долгого молчания.

Они шли по аллее, которая огибала холм и поднималась наверх. Вдалеке были ещё слышны голоса и шум разъезжающихся автомобилей. А вокруг были надгробья. Сначала старые, среди них, например, была чета Чжу, надгробье над могилой которых было обманчиво роскошным. Их предали, и именно их позиции поначалу хотел отвоевать Цзин Ван, тогда же он взял под опеку Ху, который тогда был ещё просто Лао. Дальше было роскошное мраморное надгробье, вокруг которого улегся искусно сделанный дракон, хранивший покой уже Цзин Вана. На мраморной плите лежала охапка свежих белых роз, нетрудно догадаться, кто сегодня принес эти цветы. В этой части кладбища начиналась новая история тирады. Здесь были Цин, Нуань, дальше было надгробье с фотографией практически ангела, если не знать, кем она была на самом деле – Мэй. По краю могильного камня были высечены едва уловимые иероглифы «и могучему дракону сложно раздавить ползущую по земле змею». Гунмао на какое-то время задержал взгляд на этом надгробье, но вскоре пошел дальше и остановился у той могилы, ради которой шел сюда. Он достал из пачки ещё одну сигарету, раскурил её и положил поверх могильного камня, затем посмотрел на фотографию Юна. Кот ничего не говорил, он просто минуту или две молчал, затем поклонился могиле друга и после этого обернулся на Цириллу.

Глаза жгло словно огнем, а после слов Кота Цирилле захотелось громко разрыдаться, как ребенку. Слез стало больше, словно это был последний рывок перед финишной чертой, когда ты уходишь на исступление, чтобы затем успокоиться. Она была рядом не просто из-за обещания никогда не уходить и всегда быть рядом, что бы ни случилось, а потому, что чувствовала необходимость и важность этого пребывания тут. Знала, что должна быть рядом, пусть не правильно и не логично, просто должна. Самой себе, чтобы потом не проклинать за то, что оказалась слишком слаба и бросила, когда ему было тяжело. Вдвоем ведь всегда легче, нужно просто верить. И надеяться. Их надежда пока еще жива, она теплится ровным огоньком, греет изнутри, и, хотелось верить, теперь уж никогда не погаснет.

Она не видела, куда мужчина вел ее, пока не успокоилась настолько, что заметила свежие розы на одной из могил. Ее любимые белые розы - чистые, невинные, но в этой стране являющиеся символом смерти и памяти. Сможет ли она любить их так же и дальше, зная, что они лежат на могилах тех, кто когда-то жил так же, как и она? Лучше бы это были лилии. Цирилла проводила взглядом следующую могилу, на которой задержался Мао. Противным червячком зашевелился интерес - красивая женщина, но, к сожалению, или, может быть, к счастью, посвятившая свою красоту земле. Вопросы не давали покоя. Кто эти люди? Почему они умерли? Как? За что? Или, может, за кого? Нелепые глупые смерти. Они не бывают героическими, славными, красивыми. Смерть - всегда глупость и ошибка, когда человек должен жить до самой старости, и сам выбирать время, когда ему уйти. Войны творят мир по-другому, они каждому отводят срок, гораздо короче того, что отведен высшими силами. Сейчас было не время для вопросов, для них никогда не приходит время - мало кому хочется ворошить прошлое, думать о том, что когда-то кончилось, и вспоминать мертвых. Но Мао ждал непонятно чего, но стоял, смотрел на нее, и ждал. Цирилла обняла его двумя руками, прижалась всем телом, чувствуя себя маленькой и очень слабой, чувствуя необходимость обнять любимого человека.

- Почему? - один вопрос, о том, как умер, или, может, погиб Юн. Глаза не отрывались от тлеющей сигареты.

Гунмао не сразу понял, о чем именно спросила Цирилла. Он задержал взгляд на фотографии Юна, затем вновь посмотрел на девушку и обнял её за талию. Такие истории мало кому рассказывают, на этом кладбище мало тех, кто умер своей смертью. Юн погиб много лет назад, ещё в те времена, когда Пекин был под властью Цзин Вана, и только заканчивалась война с Кимом, отголоски которой то и дело уносили жизни братьев.

- Ты когда-нибудь слышала историю о том, как Цзин Ван убил Мэй? – неожиданно спросил Кот после недолгого молчания. Он указал на могилу бывшей подруги лунтао. – Обычно её рассказывают так. Вернулся как-то большой брат со стрелки домой, а там его подруга Мэй развлекается с Котом. Подругу Цзин Ван застрелил сразу, за мной долго бегал по всему дому, пока не закончились патроны, но так и не застрелил.

Это была уже практически легенда, создававшая Гунмао определенный имидж. Он обычно не спорил с этой версией, потом и сам по просьбам трудящихся время от времени рассказывал историю именно в таком виде.

- На самом деле, Цзин Ван никогда не промахивался, если не хотел, и все было несколько иначе, - сказал Кот. – Тогда заканчивалась война за Пекин с триадой Кима, и мы убирали оставшихся из его людей, которых отлавливали по всему Китаю. Мэй была одним из снайперов, и их с Юном послали на задание в Шанхай. Мэй доложила, что задание выполнено, потом их выследила полиция, Юн погиб в перестрелке, а её посадили. Так как она была подругой Цзин Вана, он послал Яна, и тот устроил побег. А год спустя товарищ, на которого они охотились, объявился в Пекине, живой и невредимый. Не буду даже гадать, почему Мэй не стала его убивать, но её предательство стоило жизни Юну, и чуть не стоило жизни Цзин Вану. И это она сделала все, чтобы полиция их выследила, чтобы Юн не вернулся в Пекин. Вот об этом мы с лунтао и говорили после того, как он, действительно, побегал за мной с пистолетом по всему дому.

Кот замолчал и посмотрел в сторону надгробья с драконом. До того дня он никогда особо не общался с лунтао, обычно получал задания через Ху и понимал, что большой брат относится к нему как к любому из молодых бойцов, лишь начавших чего-то добиваться. Но тогда они просидели весь вечер вдвоем в кабинете Цзин Вана, распивая виски. Чувствовалось, что лунтао не хотел разговаривать об этом даже с Тигром. Не сказать, чтобы он на тот момент как-то особенно сильно был привязан к Мэй, потому что вряд ли удивился застав её с одним из бойцов, но было видно, что большой брат не ожидал того, что она предаст братьев. Это была его идея насчет надписи на камне.

Мао ее опередил. Вопрос про женщину был бы вторым, который она хотела сегодня задать. Вместо этого стояла и слушала странную историю о том, что произошло на самом деле. она знала, что сейчас ее ответы не волнуют и не интересуют Кота - ему надо рассказать. Так было каждый раз, та редкая возможность, когда узнаешь что-то новое о человеке, с которым собралась связать свою жизнь. Даже не смотря на эти редкие рассказы, осталось много, что она о нем так и не поняла, или не знала. Наверное, так будет всегда - какая-то тонкая грань между ними, которая будет хранить в себе все то, что они не смогут друг другу рассказать. И сейчас эта история будет одной из тех, которые Цири положит на полку в памяти и постарается о ней не вспоминать. Не нужно ревновать к мертвым - мертвым ничего не нужно, кроме могилы. И все, что произошло там, тогда, должно остаться на этом кладбище, похороненным заживо. Нет хранителя лучше, чем каменное надгробье.

- Ты просто осторожнее в следующий раз. Мало ли какое оружие окажется под рукой, и кто именно будет делать попытки в тебя стрелять. А я хочу, чтобы ты ко мне возвращался каждый день, - Цирилла не боялась, что Кот уйдет. Она боялась, что он не вернется. Просто в один день она его не дождется, а ночью или наутро узнает, что он не вернется больше никогда. Ей хотелось уйти в сторону от этого разговора и забыть эту историю. Мертвые должны оставаться с мертвыми, а не вставать между живыми. Цирилла коснулась губами щеки Кота, и некоторое время просто так стояла, не открывая глаз. - Пойдем, хочу кое-что сделать.

Цирилла, все также обнимая Мао, пошла в сторону деревьев, по каким-то одним ей известным признакам ища то единственное. Они ушли в сторону от дорожек, где могил было намного меньше, все они были относительно свежими - это часть кладбища была мало заселена. Пока что. Наконец, Цирилла остановилась перед вишней, которая показалась ей достаточно неплохой. Весной она зацветет так, что все ветки будут усыпаны цветами. Пожалуй, это именно то, что ей и хотелось видеть. Цирилла присела, и, не заботясь о чистоте белых перчаток - руки мерзли - аккуратно разгребла землю, чтобы получилось небольшое углубление. Затем сняла перчатку с одной руки и сняла с пальца обыкновенное золотое колечко, из тех, что купила еще когда-то в Академии, простая тонкая полоска желтого золота.

Кошка не стала задавать вопросов, просто выслушала и сказала быть осторожнее. Он и так сейчас был намного осторожнее, все же с тех пор прошло очень много лет, и Гунмао был в числе тех немногих братьев из триады Цзин Вана, кто дожил до сегодняшнего дня. Он не стал напоминать об этом Цирилле, считая, что этим лишь сильнее её напугает.

На кладбище было уже тихо, все, кто прощался с бойцами, разъехались либо в Ванцзы, либо по домам. В это время здесь бывают разве что сторожа, но и они редко обходят могилы, зная, что никто не решится здесь что-то ломать. Кладбище триады было местом, где мертвые забывали о своих разногласиях, и могила Секретаря находилась неподалеку от надгробья Цзин Вана, а Мэй нашла последнее пристанище недалеко от Юна. На другой стороне холма была могила Кима и некоторых его людей, погибших в Пекине. Но здесь не было шанхайцев и кантонцев, с которыми в недавнее время были кровавые бои. Зато в этом году здесь стало намного больше новых могил людей Тигра, а сегодняшнее погребение заняло часть центральной площади кладбища, чтобы напоминать о той цене, которую в этот раз заплатила пекинская тирада за свою власть в городе.

- Что ты хочешь сделать? – спросил Гунмао, идя следом за девушкой к росшей в стороне от надгробий вишен.

Она стала раскапывать землю, не сняв белых перчаток, а затем сняла с пальца кольцо, на которое Кот никогда прежде не обращал внимания. Он дожидался, что Цирилла сама объяснит, что она задумала.

- Мертвые должны быть рядом с мертвыми, - просто ответила Цирилла, бережно укладывая колечко в получившуюся ямку. Почему-то считала это символичным - отдать земле что-то свое, часть себя, чтобы навсегда избавиться от прошлого, до сих пор терзающего по ночам. - Дай мне что-нибудь свое, что-нибудь небольшое, неважно что.

Чтобы там не говорил Мао, как бы не убеждал в том, что она не виновата, Цирилла все таки считала виноватой только себя в том, что произошло. Если бы она была чуть более внимательной к своему здоровью. Если бы она намного раньше заметила, что беременна - срок был уже достаточно большой, но девушка малодушно списала все задержки на усталость после многочисленных перелетов и смен часовых поясов. Если бы она...да что теперь думать. История не терпит сослагательного наклонения. Может быть, ребенку и не суждено было никогда родиться. Как там сказала Шири? Дитя порока. Все правильно. Дети не должны рождаться без любви, до самых тех пор, пока каждый не поймет, что жить не может без своей половины. Ребенок должен быть желанным.

- Хочу, чтобы между нами не стояла смерть нашего ребенка, хочу начать все заново, чтобы все получилось, - стыдно признаваться, но Цирилла вновь плакала, но уже от того, что прощалась с чем-то эфемерным, чем-то таким, что ощущала жжением и легкой болью в сердце, отчего оно колотилось быстрее, как загнанный в клетку маленький дикий зверек. Словно сейчас она теряла что-то важное, что нужно было потерять для начала новой жизни. Люди не могут вечно носить на себе свое прошлое - его надо отпустить, чтобы уверенно шагнуть вперед. Девушка знала, что, стоит ей разровнять землю над символической могилой - и сны отпустят, перестанут мучить своей настойчивостью. Говорят, неупокоенные души мертвых иногда посещают живых, чтобы напомнить о себе, чтобы жаловаться и просить, чтобы их отпустили. Цирилла не могла отпустить раньше, но сейчас была к этому готова. Ей просто это было нужно. Может быть и глупо выглядит, но кого это сейчас волнует?

Гунмао не столько понял, сколько почувствовал, что сейчас хочет сделать Цирилла. Этот ребенок так и не родился, но он был в их жизни, став частью их отношений. И сейчас была возможность отпустить его, как любого из тех, кто был важен, но не может быть в этом круге сансары.

- Все получится, когда настанет время, - сказал Гунмао. - Я в этом уверен.

Кот снял с пальца перстень, один из тех, что часто носил, чтобы было что теребить в руках. Когда твоя жизнь сильно зависит от удачи, волей-неволей становишься суеверным. Появляется множество мелочей, на которые обращаешь внимание, как на ритуалы. Избегаешь машин, в номере которых есть четверка, говоришь «крайний», а не «последний», а здесь никогда не думаешь о том, где бы могла находиться твоя могила. Гунмао присел возле ямки и положил в неё перстень, затем засыпал землей эту своеобразную могилу и на какое-то время накрыл её ладонями.

- Женщины не должны хоронить и ухаживать за могилами, - объяснил он, посмотрев на Цириллу.

Европейские традиции, возможно, отличались от тех, что приняты в Поднебесной, но Гунмао считал, что сейчас нужно соблюдать те, что привычны ему. Это кладбище было буддистским, несмотря на то, что похороненные на нем редко соблюдали заветы Будды. Кот встал и отряхнул руки. После этого он поклонился могиле, и лишь после этого повернулся к девушке.

- Так правильно, - объяснил он, хоть было и непонятно, к чему относятся эти слова: к самим похоронам, или к решению принятому Цириллой. Скорее, и к тому, и к другому.

Так правильно. Женщины должны давать начало чему-то новому - новой жизни, а не провожать в последний путь тех, кто никогда не сможет обернуться назад. Лишь только стоило земле коснуться металла, Цирилла почувствовала, как отпускает, словно кто-то очень ласковый и заботливый внимает с плеч ту тяжесть, которую она научилась не замечать. Как становится легче дышать, и кажется, что мир вновь начинает играть всеми красками, совсем как раньше. Начало чего-то нового, неизведанного и желанного. Она чувствовала себя по-другому, как-то возвышенно, даже торжественно. Цирилле казалось, что в шуме веток вишни, колеблемых ветром, она слышит удаляющийся и постепенно затихающий детский смех, а вдалеке мелькнуло что-то, похожее на тень ребенка.

- Он там, видишь? - зачарованно произнесла она, не отрывая взгляда от пространства между дальними деревьями. Зыбкое марево, повисшее между двумя низкими вишнями, лишь отдаленно напоминающее детскую фигуру - скорее просто размазанное пятно, моргнуло, а затем исчезло. Смех оборвался - повисла звонкая пустая тишина. Девушка заметила за собой, что не дышит, и сделала глубокий вдох. - Наверное, показалось. Или ветер.

Знала точно - не показалось, но не спешила в этом признаваться, поняв, насколько не по-настоящему все это выглядело. Считается, что кошки видят призраков. Может быть, сейчас у нее был шанс в этом убедиться? Цирилла сняла перчатки и убрала их в сумку. Все кончилось - сегодня этим все кончилось. Он ушел, чтобы никогда не возвращаться. Мертвые должны быть с мертвыми.

- Спасибо, Мао, - англичанка переплела свои пальцы с его, а затем доверчиво сжала замерзшую ладошку в кулак, прячась в его теплой руке. Кончиками пальцев другой руки она благодарно коснулась щеки Кота. Она была безмерно благодарна ему за то, что он понял ее гораздо раньше, чем она смогла объяснить, и остался не просто сторонним наблюдателем, но привнес что-то свое в этот маленький ритуал, сделав его верным до самого конца, до самой последней детали. Была благодарна за то, что отнесся к этому серьезно. Это действительно было очень важно и было нужно. - Когда зацветет вишня, тут будет очень красиво. Я люблю тебя, милый, знаешь, как сильно люблю?

Среди ветвей вишни, кажется, мелькнула какая-то тень. Или хотелось её заметить, чтобы поддержать Цириллу. Гунмао промолчал, задержав взгляд на облетевших ветках. Он почувствовал руку девушки в своей руке и обернулся. Было такое чувство, будто здесь, под вишней, они действительно оставили то, что нужно было отпустить: неприкаянную душу не родившегося ребенка, которому не суждено быть среди живых. Кот обнял Цириллу за плечи, крепко прижав её к себе.

- Знаю, - негромко сказал он, склонившись к её уху. – Я тебя тоже очень сильно люблю.

Гунмао коротко поцеловал девушку в губы, после чего поймал её взгляд и вновь улыбнулся. Было холодно, он только сейчас начал это замечать, хоть вышел из машины в одном пиджаке. Просто прошло то напряжение, которое позволяло не замечать почти ничего вокруг, и Кот чувствовал себя так, будто только что проснулся после странного кошмара.

- Пойдем, ты замерзла? – он обнял Цириллу за талию и вышел с ней на дорогу, которая петляла среди плит и деревьев к другому выходу на центральную часть кладбища.

Вокруг снова были надгробья, большинство из них недавние. Ближе к концу аллеи находились две похожие могилы, на одной из которых лежали свежие белые розы. Здесь была похоронена Ю Линь, а рядом – Фэйфэй, погибшие в день основания новой триады. Гунмао догадывался, что цветы на могилу Тени принес также Ху, впрочем, если что в жизни лунтао и было анти-логичным, так это его отношения с женщинами.

Цирилла положила голову на плечо Мао, почувствовав себя в наивысшей степени защищено, медленно идя с ним рядом в сторону машины. Кладбище снова становилось тихим, безмолвным и безобидным - таким, каким и должно быть. Только свежие могилы в центре все еще напоминали о страшной трагедии, думать о которой не совершенно не хотелось. Памятники жизни, хранители историй, надгробные плиты тайн.

- Только руки. Никак не вернусь в норму, не знаю, почему так долго. Ян говорил, что энергия полностью может восстановиться недели за две, может, чуть больше, а прошло уже больше месяца. Чувствую себя ущербной.

Она настолько привыкла к своим способностям, что никак не могла привыкнуть ими не пользоваться, чтобы дать время набраться силам. Подозревала, что, если бы осталась в монастыре, то восстановление прошло бы на порядок быстрее - там нервничать и переживать не надо, а так постоянно чего-то боится и ждет, отчего только сжирает себя изнутри, высасывая все до последней капли. Устала, просто устала. Радует, что все закончилось, наконец-то. Еще один виток их отношений, которые трещали по швам, но выдержали испытание, хоть в какой-то момент все грозило рухнуть в бездну. Пройдя долиной смертной тени, не убоюсь зла, потому что ты со мной...

- Я не жалею, что сегодня поехала с тобой. Мы сделали то, что должны были сделать, - произнесла Цири, провожая взглядом букет белых роз. Вопреки ожиданию, они остались такими же любимыми и прелестными, как и раньше. Некоторые привязанности и привычки тяжело искоренять. - Люблю белые розы, - рассеянно и совершенно не к разговору произнесла она. Ей было легко. Не сказать, чтобы хорошо, но гораздо лучше, чем в начале вечера. Легко от того, что все это прошло и кончилось, как кончается длительная мучительная боль, оставляя после себя лишь приятную убаюкивающую усталость.