Какими бывают кошмары?

Зеленая душистая трава под лапами так приятно касаются кожи, вызывая щекотку. Над головой бескрайнее небо такого необыкновенного лазурного цвета, что когда поднимаешь глаза, приходится прилагать усилие, чтобы оторвать от него взгляд. И, конечно же, солнце, яркое-яркое, не естественно яркое, как будто кто-то добавил краски. Солнечные лучи греют тело, а если слишком долго просидеть вот так вот, на траве, становится горячо голове, и хочется уйти в тень. Свежий, едва заметный ветерок приносит откуда-то новые, неизвестные запахи трав и грызунов. Воздушные потоки взъерошивают шерстку на загривке и задувают в уши.

Чуть поодаль высокие кусты с заостренными листьями, а за ними высоченные деревья, на верхушки которых больно смотреть из-за солнца. Там, за деревьями, куда ни глянь, везде песок. Бесконечная пустыня, огромные песчаные барханы. Они по высоте, кажется не уступают по высоте горам, только эти дюны, в отличие от гор, находятся в постоянном движении. Чувствуется запах воды, но её не видно, она спрятана за кустами. Найти воду посреди пустыни – необыкновенное счастье, остальные бы очень много отдали бы за то, чтобы узнать местоположение этого райского уголка. А ей посчастливилось здесь родиться.

Маленький, еще совсем недавно родившийся, лисенок резвится в траве, звонко потявкивая. Словно заведенный, он не может ни секунды усидеть на одном месте и постоянно перемещается. Трава, какие-то мошки, жук, цветочек – всё занимает его внимание, всё нужно понюхать, потрогать лапкой, попробовать на зуб. Трава и цветок оказались не вкусными, ни одну мошку не удалось поймать, как ни щелкал лисенок зубами, а жук… Жук попросту улетел, как только мелкая полезла его нюхать. Наблюдая за его полетом, лисенка в очередной раз уперлась взглядом в песчаную гору и задумалась. И почему мама постоянно рычит, стоит только ей подойти к краю оазиса? Мелкая видела, как мама уходила туда, за пределы дома и подолгу охотилась. Если маме можно, почему ей нельзя? Не понятно.

Лисенка поднялась на ноги и огляделась. Где-то по близости должны были быть братья и сестра, но мелкая всегда была слишком непоседливой, не могла сидеть на одном месте, а потому убегала. Она знала: если родственнички что-то заподозрят, обязательно маме доложат. Лисенка побежала к кустам и спряталась в них. Осторожно она пробиралась между острыми листиками, стараясь двигаться так, чтобы шуметь как можно меньше. Когда она выглянула из-за кустов, то поняла, что могла так не стараться. Братья и сестра во всю резвились, не обращая ни на что внимания, так, что было видно только один сплошной бежевого цвета комок из шерсти, ушей, хвостов и лап. Лисенка вздохнула, а затем развернулась и направилась в совершенно противоположную им сторону. Чем дальше она будет от них, когда уйдет из оазиса, тем лучше.

Одного, к сожалению, мелкая не учла. Когда она резвилась на травке и развлекалась, было раннее утро. Это, пожалуй, самое приятное время в пустыне. Ближе к полудню солнце поднимается выше, земля нагревается, и всё вокруг превращается в пекло. Раскаленный воздух, раскаленная земля, раскаленная трава и, кажется, даже вода становится мерзко-теплой. К тому моменту, как мелкая поняла, что высокая температура не даст ей далеко уйти, она уже ушла довольно далеко от того места, где находилась её семья. Как это не ужасно, но лисенке предстояло впервые в жизни ложиться спать в одиночестве. Было просто невероятно страшно, потому что мелкая привыкла спать в родной норе, свернувшись калачиком около сестры или брата. А тут…Ни одной норы, везде только кусты. Мелкая выбрала себе самый пушистый куст и, спрятавшись в его листве, улеглась спать. Некоторое время она, правда, лежала с открытыми глазами, вздрагивая от каждого шороха и прислушиваясь, но потом ей удалось погрузиться в сон. Не смотря на непривычную обстановку, лисенка спала крепко, ей даже сны снились. В них она была большой лисицей и бегала по пустыне. Если бы кто-то её сейчас увидел, то было бы забавно наблюдать за спящей лисичкой, которая во сне перебирает лапами, словно куда-то бежит.

Сон был очень интересным. Пустыня представлялась лисичке необыкновенным, очень интересным местом, с удивительно красивыми цветами, высокими деревьями и глубокими кристально чистыми озерами. Она бежала по раскаленному песку, оглядывалась и злилась на маму за то, что она её сюда не пускала. Ну конечно, бегает тут себе, наслаждается этой красотой и изобилием, а им, маленьким, нельзя.

А потом вдруг лисенка услышала пронзительный крик. Крик, который она не смогла бы спутать ни с каким другим звуком, потому что ужас к нему она впитала буквально с молоком матери. Большая птица, коршун, она была смертельно опасна для лисички, и нужно было куда-то спрятаться. Как назло, вдруг пропали и кусты, и деревья, и озера. Вокруг сплошной, бесконечный песок и ветер, который заметает следы. Она уже не знала, куда и зачем бежит, откуда она прибежала, только бы двигаться быстрее, только бы куда-нибудь спрятаться. А этот пронзительный свист, он как будто всё ближе и ближе. Лапки проваливаются в песке от того, как старалась лисичка бежать. Бежала, бежала, бежала, вот уже сбилось дыхание, а огромная птица не только не отставала, но еще и приближалась. Мелкая уже могла увидеть её тень у себя над головой. А потом случилась удивительная вещь: коршун камнем полетел к земле, прибивая маленькую лисичку к песку, но не это поразительно, а то, что он не стал её убивать. Он когтями сдавливал горло, перекрывал кислород, заставлял морщиться и кашлять. Мелкая отчаянно пыталась спихнуть птицу с себя, но была слишком слаба, да и куда ей сопротивляться, когда в легких так мало воздуха? Всё меньше и меньше, вот уже в груди образовалась зияющая дыра, приносящая невероятную боль. Она могла поглотить тело, заставить лисенку исчезнуть, но в место этого…темнота.

Мелкая вскочила на лапки и первые секунды не могла понять, что с ней происходит и где она. Вокруг всё было привычно темно, но нет, это была не привычная темнота родной норки. Что-то вилось вокруг, распространяло отвратительный едкий запах, который, проникая в организм, оседал где-то на легких и приносил страдания. Лисенка попятилась, вышла из своего кустарника и замерла. Впереди была огненная стена и она надвигалась на неё. Первый порыв – бежать, и мелкая полностью отдалась ему.

Весь мир растворился в дыму и пламени. Кусты позади трещат от огня и там, где еще пару секунд она спокойно спала, теперь царил самый настоящий ад. Инстинкт и страх гнали её бежать вперед, не разбирая дороги, лишь бы убежать от пламени. Невероятная жара, но хуже её дым, от которого она задыхалась. Дым душит, горло и нос обдирает жаром. Она бежала и заходилась от кашля, однако не могла позволить себе остановиться. Каждый вдох пробивал грудь жуткой болью. Тело бьет такая дрожь, что удивительно, как еще можно бежать, голова словно набита ватой. Но пожар оказался быстрее, и лисенка чувствовала тот же ужас, что чувствовала во сне. Только вместе птицы пожар, а вместо сна страшная реальность, в которой у неё больше нет сил, чтобы бороться. Тело становится тяжелым, трудно поднять даже лапку, и мелкая с бега перешла на быстрый шаг. Затем медленный шаг. А потом…

Первое, что она почувствовала, это жгучая боль в хвосте и запах паленой шерсти. Удивительно, как она могла что-то чувствовать помимо боли, которая буквально раздирала всю переднюю часть тела. Но нет, увы, она всё чувствовала, хотя больше всего на свете желала бы провалиться в забытье. Очень скоро боль перешла от хвоста дальше к телу, охватывая ярким пламенем всё маленькое тельце. Она уже не могла бежать, не могла даже думать, потому что всё существо было сконцентрировано на одном только желании: чтобы всё закончилось как можно скорее. Боль, боль, боль, а потом…

Девочка распахнула глаза. Громко стучало сердце, так, что его стук отдавал в ушах. Дыхание тяжелое, словно она пробежала пару километров, а самое неприятное – всепоглощающий ужас. От него сводило всё тело девочки, он сковывал руки, ноги, обхватывал грудь тугим обручем, из-за которого невозможно было сделать глубокий вдох. Невозможно было пошевелиться, словно кто-то положил на неё каменную плиту, и она придавлена ею к своей циновке.

Викки не знала, сколько пролежала так, без движения, не осознавая, где находится и что происходит. Только спустя какое-то время память и воспоминания по крупицам начали возвращаться к ней. Её зовут Виктория Стонем, ей двенадцать лет, она живет в монастыре Линь Ян Шо. Она лежит в своей комнате на циновке, одеяло туго опутало тело, не давая пошевелиться, а еще она почти израсходовала весь кислород, какой был под одеялом.
Медленно, словно это стоило ей усилий, девочка протянула руку и убрала одело от лица. Как только холодный воздух коснулся мокрого лица, стало как будто легче. Туман в голове рассеялся, прошло оцепенение. Только страх, он по прежнему сковывал движения, и Вика от чего-то боялась пошевелиться. Она еще некоторое время полежала, смотря немигающим взглядом в ширму, а затем медленно выползла из своего кокона.

Девочка отодвинулась от циновки, спиной упираясь в стену, и подтягивая колени к груди. Была глубокая ночь, вокруг звенящая тишина, прерываемая лишь тяжелым дыханием самой Вики. Ей никогда раньше не снились кошмары. НИКОГДА. И это чувство было столь страшным и непривычным, что маленькая англичанка не знала, как ей с ним справляться. Она только сидела, вглядываясь в темноту и гадая, какие опасности она может таить.
Однако невозможно вот так вот сидеть до бесконечности. Сколько Вика просидела? Пол часа? Час? Полтора? Она не знала, но чувствовала, что нужно ложиться и спать дальше. Англичанка поднялась на ноги и опасливо покосилась на кровать. Нет, спасибо, она сегодня сюда точно не ляжет. Казалось, простыня до сих пор был мокрой(от пота, вы не подумайте), а еще на ней был налет того страшного сна. Она сейчас ляжет, снова окажется на месте той бедной лисицы, однако снова этот ужас пережить не сможет. Во сне у неё остановится сердце, и она больше никогда не проснется. Почему-то Вика была в этом уверена.

Решение пришло к ней спонтанно: нужно почти к сифу Дани. Она добрая, обязательно поймет и не прогонит. Вика опасливо пнула одеяло, однако оттуда никто не выскочил. Это послужило для девочки достаточным основанием для того, чтобы взять одеяло с собой. Она подняла его и обмотала вокруг тела, словно пытаясь в нем спрятаться. Затем на ощупь пробралась к двери, всунула ноги в балетки, и вышла из комнаты.

Никогда еще путь от жилого корпуса до домика сифу Дани не был таким длинным. Девочка шла медленно, постоянно оглядываясь и вздрагивая. Ей всё чудилось, что откуда-то может появиться страшная птица, или, еще хуже, огонь. Вика не думала о том, что она может огнем управлять. Она боялась его с тех пор, как обожглась от змея. С того времени пламя перестало быть её другом. Отныне только враг, вселяющий ужас.

С горем пополам Викки добралась до домика и замерла у двери. А может не стоит? Вдруг её погонят? Вдруг засмеют? Девочка потопталась на месте, но потом вспомнила о своей темной комнате, и одно только это воспоминание подтолкнуло её к тому, чтобы войти в дом.

Здесь было очень тихо, Вике непривычно было видеть дом таким темным и пустым. Обычно тут всегда были либо сифу Дани, либо сифу Ху, а еще бегали и кричали дети. Где находится спальня, девочка знала хорошо, с этим проблем не возникло. Она тихо, словно мышка, пробралась в комнату и стала вглядываться в бугорки на циновках. Какой из них сифу Дани? Девочке пришлось один раз обойти циновку, прежде чем опуститься на колени перед лицом своей сифу, и потолкать её в плечо.
- Сифу Дани, мне кошмар приснился. Я боюсь одна спать, - прошептала она, надеясь, что сифу уже проснулась и слышит её. Самой попросить о том, чтобы спать вместе с сифу, девочке было стыдно.

Какое же это счастье, когда подрастает маленький ребенок. И не только из-за радости видеть его первые шаги, слышать первые слова, но и хотя бы потому что ночью появляется возможность поспать немного дольше. Тем не менее, Мин по прежнему просыпался, а Чин тут помочь ни в чем не мог, ведь покормить сына он, увы, или к счастью, пока что не может. Так вот, поскольку Дани все еще кормила малыша грудью, то и сон был довольно чуткий, и приход Вики она слышала, но спросони решила, что это Дин проснулся и решил их с Чином подвинуть. Но нет, не тут-то было.

- Вика? - Даниэла сонно уставилась на ученицу, сев на постели. - Что случилось? - запоздало поинтересовалась итальянка, старательно сдерживая зевки и говоря как можно тише, чтобы никого не разбудить. Точнее говоря Мина, ведь Чин если и молчит, то уже наверняка проснулся - у него слух еще лучше. - Какой кошмар? Где кошмар? - Ну что поделать, если в таком состоянии у нее мозг работает исключительно на покормить ребенка и снова уложить его спать? Поэтому и приходится страдать тугодумием, о да. Поэтому лучшее, что она смогла придумать - это протянуть к девочке руки, усаживая ее к себе на колени, - что тебе приснилось? Расскажи, тогда не так страшно будет. Только шепотом, а то мы разбудим всех, ладно? - итальянка поцеловала девочку в макушку и принялась аккуратно поглаживать ее по волосам. Кажется, девушку до сих пор чуточку потряхивало. Бедный ребенок. Но сейчас Дани поняла, что если проснется Дин и увидит кого-то еще, то бедными станут они все, ведь этот мальчишка поднимет всю округу своим возмущением. Но это, правда, при самом нерадостном варианте.

Вика стояла, напрягая зрение, чтобы иметь возможность хоть что-то видеть в темноте, и робко переступала с ноги на ногу. Ей вдруг пришло в голову, что надо было разуться, перед тем, как она в дом зайдет, поэтому девочка аккуратно вынула ноги из обуви, и отодвинула её подальше, чтобы её не было видно. Почему-то девочке казалось, что любой, даже незначительный промах с её стороны, может послужить поводом для того, чтобы сифу Дани её выгнала из своего дома. Сейчас Вика не могла вспомнить, что её сифу добрая и понимающая. Ребенок всё еще находился под влиянием своего ночного кошмара, и всё вокруг представлялось особенно мрачным и страшным. А еще, и это удивительно, она вряд ли смогла бы сейчас даже малюсенький огонек потушить или зажечь. Словно кто-то повернул переключатель, и выключил у неё эту способность. Теперь, если Вика думала об огне, она желала держаться от него подальше. И даже то, что ей было холодно – не достаточный повод для того, чтобы прибегнуть к помощи огня.
Что бы она делала, если бы её выгнали? Проще сказать, что она не сделала бы: не вернулась бы в комнату. Это абсолютно точно. Ну а что еще может делать полураздетый ребенок, закутанный в простыню, на улице холодной ночью? Она бы поискала место, где можно свернуться в комочек и скоротать часы до утра. Тем более, что до подъема оставалась всего пара часов.

К великому облегчению девочки, сифу все-таки проснулась, и это даже вызвало едва заметную улыбку на лице ребенка. А еще итальянка, кажется, не совсем понимала, о чем говорит девочка. Но ничего, это не помешало женщине заключить Викки в объятия. Девочка честно попыталась вспомнить, что ей снилось. Странно, чаще всего она забывала свои сны спустя полчаса после того, как просыпалась. А тут всё так отчетливо помнила… И от воспоминаний маленькую англичанку начало трясти еще сильнее.
- Я была лисичкой в пустыне. И случился пожар. И я сгорела, - только ответила Викки, не имея особого желания в подробностях пересказывать события сна.

Вика немного мялась, явно стесняясь, но ведь Дани сильно не спрашивала - она просто усадила ее к себе на колени, обнимая. Да, определенно хорошая привычка у нее выработалась. Спать в одежде, или намеке на нее, иначе бы пришлось, пожалуй, отвечать на миллион вопросов. Не от Вики, а от Дина, который любил посреди ночи разбудить маму и папу и улечься между ними.

- Лисичкой в пустыни? - переспросила Даниэла, дотянувшись рукой до расчески на тумбочке, и принялась мадленно расчесывать волосы Вики. Говорят, это успокаивает. По крайней мере, ей всегда раньше нравилось, когда мама так делала. - Но как же лисичка может сгореть, если лисичка дружит с огоньком?

Дани, несмотря на то, что была все еще достаточно сонной, ухватилась за тот факт, что животное наверняка не просто так приснилось малышке. Было что-то в поведении Виктории эдакое... хитрое, лисье. Но почему огонь вдруг стал опасностью? Тем более, что лисы считаются огненными животными. По крайнеей мере ассоциировались они у итальянки исключительно с Огненной стихией.

- Лисички всегда с Огоньком дружат. И ты, маленькая лисичка наша, тоже всегда дружила. Что-то случилось?

Когда волос коснулись зубчики расчески, Вика как будто успокоилась и расслабилась. Даже немножко поерзала на коленях у итальянки, устраиваясь удобнее. Мама довольно часто расчесывала девочке волосы, когда еще она жила дома. Мама говорила, что от этого волосы растут быстрее, а еще спится лучше. Вика даже сейчас, хотя уже довольно давно жила в монастыре, каждый вечер перед сном тщательно расчесывала волосы. Организм, кажется, к этому своеобразному ритуалу привык и, каждый раз, когда волос касались щетка или расческа вечером, Вику клонило в сон.

Было немножко странно то, что сифу Дани назвала Вику лисичкой. Девочка чуть-чуть помолчала, подумала, и пришла к выводу, что это какие-то взрослые штучки, которые ей сложно понять, а потому в них можно даже не вникать.
- Разве дружит? – удивилась Вика. – По-моему с огнем дружить невозможно. Он горячий, и когда кожи касается – это очень-очень больно. Вы знаете об этом? Я вот никогда не знала, огонь меня ни разу не обжигал, а недавно… - англичанка запнулась, думая, что начинает говорить что-то лишнее. А потом вспомнила, что об инциденте с огненным змеем и так все знают, ничего страшного.
- Помните, когда мы с Русланом огненного змея пускали? У меня тогда на руках кожица была розовая и тонкая. Помните? – маленькой англичанке в голову не могло придти, что кто-то из монастыря может этого не помнить. Для неё это было очень страшным и необыкновенным событием. – Тогда огонь со змея по веревке спустился и обжег сильно-сильно. Больно было, но мне Руслан помог. А еще когда мы комнату Руслану раскрасили, помните? Тогда тоже обожглась. Как же с ним можно дружить, если он такой? – удивленно шептала девочка. Довольно длинный рассказ, но Викки всегда была довольно открытым и разговорчивым ребенком.
- Мне не нравится огонь, - чуть помолчав, наконец, призналась Вика. – Мне вода больше нравится. Когда её касаешься – приятно. И она слушается. Я могу капельки передвигать, - похвасталась она.

Чин накануне устал от дежурств и детей, потому спал довольно крепко. В последнее время он даже от крика Мина просыпался не всегда. И сейчас, когда Дани начала разговаривать с Викторией, он спокойно досматривал какой-то бестолковый сон, не сразу поняв, что в комнате что-то происходит. Сквозь сон он все же начал слышать голоса, один из которых принадлежал Дани, второй Чин узнал не сразу. Он недовольно замычал и перевернулся на другой бок, затем открыл глаза и обернулся.

- Привет, - сказал он Вике. – Что случилось? – спросил он уже у Дани.

Чин сел на кровати, затем застегнул пару пуговиц на рубашке пижамы. Мин спал, Дин тоже не шумел, будить их очень не хотелось. Он не понял ничего из разговора Дани и Вики, но вряд ли девочка пришла к ним среди ночи без серьезной причины. Спросонья было трудно думать, Чин хотел, чтобы кто-нибудь объяснил ему все прямым текстом, не заставляя догадываться. Он зевнул и потер глаза. Сейчас ученик ирбиса был мало похож на старшего мастера: сонный и лохматый, он выглядел скорее комично, чем серьезно. И хорошо ещё, что вчера лег спать в пижаме, а то Дани одно время отучала его от этой полезной привычки.

Мин запищал во сне, но затем снова замолчал. Он был намного спокойнее, чем Дин в его возрасте, или Чин научился крепче спать.

- Пойдемте в большую комнату, - тихо сказал он Дани и Вике. – А то Мина разбудим.

Вика, кажется, не обратила внимание на то, что итальянка назвала ее лисичкой. Возможно, еще просто не осознала. Нет, девочка просто настолько была перепугана собственным же сном, что все ее внимание сосредоточилось на страхе и боязни Огня, собственной же стихии. А это уже было плохо. Самая настоящая проблема, ведь маг, который боится собственной же стихии… Отдача бывает еще больнее, чем можно представить или предположить. С Огнем Дани была знакома лишь благодаря Чину, однако, она прекрасно помнила те времена, когда он осознанно не позволял Зверю показывать себя. Уже тогда она чувствовала, что еще немного, и он просто не выдержит, но Чин тогда уехал к Белым Тиграм и… Даниэла тяжело вздохнула, отгоняя страшные воспоминания, когда она боялась, что потеряла его навсегда. Она даже невольно вздрогнула, но сонный голос Чина подействовал как самое лучшее успокоительное. Кажется, ее сонный тигра не очень понимал, что же тут происходило, однако, даже будучи таким милым и сонным, он выдвинул, пожалуй, лучшее из возможных предложений.

Итальянка улыбнулась мужу, после чего выползла из-под теплого одеяла и, взяв Вику за руку, направилась в другую комнату, захватив халат, чтобы накинуть на плечи. Чин шел следом. Дани устроилась на подушках, усадив девочку себе на руки и продолжая расчесывать ее волосы.

- Виктории приснился кошмар, - пояснила она Чину, - И теперь она боится Огня. Ты жен не против, если сифу Ху откроет нам какой-нибудь огненный секрет, правда?

Если честно, то Вика рассчитывала на то, что её похвалят за то, что она научилась водой управлять. Девочке казалось что, раз вода ведущая стихия её сифу, итальянке будет приятно, что ученица научилась ею управлять. А тут никакой реакции, да еще и сифу Ху проснулся. Почему-то девочка его стеснялась и сама не могла понять, почему так происходит.

Взрослые предложили уйти в другую комнату, и Вика впервые за ночь вспомнила о том, что у сифу Дани есть свои дети. Она теперь сильнее испытывала чувство стыда, потому что вдруг вспомнила, как тяжело сифу было укладывать маленького, и как мало она спала. Девочка стыдливо опустила голову и послушно пошла за взрослыми. Слава Богу, сифу на неё не злилась или, по крайней мере, этого не показывала. Она снова усадила Вику себе на колени и начала расчесывать ей волосы. Знаете, как кошки и собаки подсовывают голову под руку, когда их гладят? Вот Вика так же.

Сначала девочка не очень хотела слушать что-то про огонь. Она сама для себя решила, что огонь – враг, и всё, что с ним связано, не должно её интересовать. Вот только Вика не учла, что любопытство, особенно в её случае, вещь очень страшное. Так что, чуть-чуть помолчав и подумав, она все-таки тихо ответила:
- Я хочу.

Чин вышел из спальни следом за Дани и Викторией. Он все ещё хотел спать, но раз нужно рассказывать среди ночи о магии Огня. Придется вспомнить, что старший мастер он не только в часы дежурств и тренировок. Его ведущая стихия казалась его же наставнику диагнозом, а не даром, потому что Шэ Бао был магом Воды. Многое из того, что Чин узнал о пламени, было следствием его собственных поисков, но сейчас он уже уверенно владел стихией. Он поднес ладонь к стоявшему на столе светильнику, и фитиль, пропитанный ячьим маслом, загорел ровным бледным пламенем.

- Вики, я расскажу тебе, для чего вообще нужен Огонь, - Чин улыбнулся, садясь напротив девушек. – Каждое утро, когда на небе появляется Солнце, его свет наполняет жизнью все, что есть на Земле. От него растения становятся зелеными, а люди просыпаются, причем сами, а не от ночных кошмаров. Если не будет света, деревья не смогут превращать углекислый газ в кислород, и нам будет нечем дышать. Без света даже клетки нашего тела не смогут нормально жить. А ведь Огонь это ещё и тепло, которое позволяет Земле не превратиться в ледяную пустыню. Ты думаешь, он страшный? – Чин внимательно посмотрел на Викторию.

Страх перед такой сложной стихией понятен, особенно если вспомнить, что Виктории приходилось обжигаться пламенем, но лучше, если она победит сейчас эту боязнь, чем будет спорить с собой же.

Вика, кажется, не то боялась, не то стеснялась. Видимо, запоздало, но не суть. Итальянка с благодарностью взглянула на мужа, который согласился помочь в нехитром деле. Тем не менее, надо было дождаться ответа ученицы, которая совсем уж притихла. Дани не собиралась, у нее даже в мыслях не было, ругать Викторию за то, что она среди ночи пришла к ней. Наоборот, ей даже было приятно, что девочка настолько ей доверяет, даже несмотря на то, что очень хотелось спать.

Даниэла сочла логичным не вмешиваться в разговор. По крайней мере, сейчас она точно не могла сказать что-либо умное или полезное. Как минимум потому что Огонь, несмотря на все его тепло и его близость (опять-таки, благодаря Чину), не был ее родной стихией, а у Чина определенно было чем заинтересовать малышку. И не только ее, потому что сказку и сама итальянка послушает с превеликим удовольствием. Ей самой будет полезно. Хотя бы для того, чтобы уметь хоть немного угомонить Дина, у которого явно прослеживается ведущая стихия его отца, то есть Огонь. И строгое наказание не всегда лучший выход, как показывает практика, тем более, что у нее просто не получается его наказывать, а мелкий этим нагло и неприкрыто пользуется, когда папы нет рядом.

Вот уж не думала Вика, что из-за какого-то глупого сна могут состояться такие серьезные вопросы. Да, именно серьезные, потому что Вика, как и любой ребенок, подсознательно чувствовала то, что взрослые стали серьезными, словно пытались решить какую-то сложную задачу. Девочка сама становилась такой вовремя занятий, но сейчас решительно не понимала, чем вызван подобный тон.

Сифу Ху говорил, а Вика слушала и понимала, что всё это знает. Не понятно только, зачем это ей рассказывают? Будь девочка помладше на год, она бы даже обиделась на то, что её такой глупой считают. Потому что об огне она знала многое. Регулярно посещала все занятия по владению огнем, дома с папой тренировалась, так что не могла не знать.
- Но он же разный бывает. Это огонь… другой. А тот, который близко к человеку – он обжигает и делает больно. Просто нужно держаться от него подальше, не играться, и он будет таким, как вы сказали, - не сводя взгляда с Чина, сказала девочка. Она больше не стеснялась, потому что считала, что огонь – это то, о чем она знает всё, что только можно знать. Вот такая вот детская самоуверенность.
И все-таки, Вика не понимала, почему им разговор этот так важен. Она ведь уже нашла для себя выход. Огонь перестал быть для неё другом, и она нашла воду. И снова девочка попыталась убедить в этом взрослых:
- Я подумала, что мне лучше водой управлять. Она ведь всегда хорошая. И издалека, и когда близко к ней. А большие опасные волны – это не считается. Это воздух волны делает, - заранее предугадывая слова мастеров, сказала девочка.

И, кстати, Вика заметила, что за этим разговором сифу Дани как будто стала расчесывать медленнее. Неудобно было сказать об этом, так что маленькая англичанка чуть заерзала и снова подставилась под руку.