Новый год (выступления)

Площадь перед храмом Будды, напротив главных ворот, была украшена к Новому году. Вокруг были бумажные фонарики и разноцветные гирлянды, преимущественно красного цвета. Ленты украшали ветви деревьев, окружавших площадь, а также ворота и навес с колоколом. Чуть в стороне расположилась новогодняя ярмарка, над которой взвивались воздушные змеи, а на лотках были разложены яркие новогодние мелочи и сладости. Здесь собрались ученики и мастера монастыря, а также жители деревни, приглашенные на праздник. Новогодние торжества должен открыть настоятель Линь Ян Шо, вслед за речью которого мастера монастыря должны показать свои умения.

День выдался сырым и оттого довольно холодный утренний воздух казался еще морознее, но это нисколько не мешало ощущению праздника и торжества, разлившемуся вокруг. Весь монастырь был украшен фонариками и гирляндами, на дверях и окнах висели бумажные журавлики, а в воздухе парили змеи. Казалось, ничто на свете не способно сейчас омрачить главный праздник года. Символ цикличности самой жизни, символ равновесия и возвращения к истокам, Новый Год всегда был особенным днем для каждого, и в особенности, пожалуй, для мага Земли, что выходил в эти минуты из дверей Храма в сопровождении мастеров к ожидавшим на площади ученикам и гостям монастыря. Одет Ирбис был в парадную оранжевую форму, расшитую золотыми и серебряными нитями, поверх которой была накинута куртка. В таком наряде было прохладно, но одевать что-то более теплое настоятель не хотел, этот день он намерен был провести активно, и для начала нужно объявить праздник открытым. Маг вышел вперед и дождавшись пока на площади воцарится тишина, заговорил.

- Я приветствую всех собравшихся на нашем празднике и благодарю всех, кто помог нам его подготовить. Этот год был для нас непростым, для кого-то даже сложным, но каждый вынес из него что-то хорошее. Что-то свое, что он возьмет в год наступающий. И это что-то, сложенное вместе, каждым из нас, сделает этот наступающий год лучше, светлее и чище прежнего. Я хочу, чтобы этот новый год принес в ваши сердца радость, счастье и любовь, чтобы он наполнил ваши дома достатком, а вас самих здоровьем и мудростью. Я желаю вам доброго нового года. Да начнется праздник!

Одновременно с этим он дал знак своим старшим ученикам выйти вперед. По сценарию праздника, начать показательные выступления было поручено им.

Речь настоятеля Чин слушал, стоя в числе других мастеров у ступеней храма Будды. На нем, как и на остальных, была парадная форма монастыря. Он уже настраивался на свое выступление, которое было задумано довольно сложным – им с Дани предстояло показать комбинации из противоположных стихий. Нужно было не только хорошо чувствовать собственную энергию, не давая ей выйти из-под контроля, но и подстраиваться под энергию партнера. В ходе репетиций Чин убедился, что никогда в жизни не позволил бы Дани показывать этот номер с кем-то, кроме него. Единство и борьба противоположных стихий как нельзя лучше описывали их отношения, и в знаке Дао была не только эмблема Линь Ян Шо, в нем выражалось все то, что ученики ириса чувствовали в отношении друг друга. Когда речь закончилась, Чин посмотрел на Дани и ободряюще улыбнулся. Он знал, что выступление пройдет успешно, кому как не им знать, как из противостояния стихий возникает Дао.

Маг вышел на середину площади и подошел к одной из двух выбитых на камнях эмблем. Между ним и Дани сейчас была полоса из восьми плит со священными символами, которая определяла центр будущей фигуры. Дождавшись, когда итальянка окажется на втором знаке Дао, Чин поклонился Учителю, затем Даниэле. Он сосредоточился на дыхании, чувствуя, как оно смешивается с ярко-желтыми всполохами энергии Манипуры.

Вот он – момент истины. Дани с Чином стояли с разных сторон, четко напротив знаков Дао, выбитых на плитах. Итальянка улыбалась своему жениху, хотя на душе и было тревожно – на них возложили большую ответственность, требующую мастерского владения стихийной магией. Они с Чином, наверное, были прямым доказательством того, что противоположности не просто притягиваются, а что они могут и, порой, просто обязаны быть вместе. Разные стихии, разные характеры, имеющие лишь некоторые сходства, разные культуры, взгляды на жизнь… В общем, абсолютно все разное, но они едины в своем светлом чувстве по отношению друг к другу, поэтому счастье и возможно.

Итальянка слегка кивнула Чину, как только ирбис закончил свою речь. Теперь самое, наверное, важное, что может быть во всей праздничной церемонии. Во всяком случае для нее. Девушка сделала шагов пять вперед одновременно с Чином. Остановились, синхронно поклонились Учителю, зрителям, среди которых были не только жители Линь Ян Шо, но и жители деревни, которые пришли на праздник. Любопытство дало им сил пройти эти два часа в сторону монастыря, значит, они действительно достойны того, чтобы увидеть эту красоту, что подготовили они с Чином. Низкий поклон друг другу, выражающий уважение и почтительное отношение к партнеру. Глубокий вдох и ощущение того, как оранжевая энергия Свадхистханы разливается по всему телу, готовая в любой момент подчинить себе Воду.

Первая часть выступления должна была показать красоту и мощь стихии, при этом действовать нужно было одновременно, стараясь не мешать друг другу. Чин уже знал, каким примерно будет выступление Дани, как и она видела то, что будет делать он – иначе действия просто не скоординировать. Чин с коротким выдохом сделал шаг в сторону, выставляя руки ладонями от себя. Пламя, наполнявшее дыхание, пробежало по сухожилиям, создавая яркие всполохи напротив ладоней, которые начали разгораться, создавая огненную спираль вокруг мага. Чин также коротко поклонился одновременно с Дани, при этом он не видел девушку, просто чувствовал, где она находится. Следующий выдох – ученик ирбиса резко скрестил руки перед грудью, заставляя пламя усилиться, взмывая в небо и разлетаясь тысячей искр. Он закрыл глаза – огонь метался прямо перед лицом, едва не касаясь разметавшихся волос. Чин провел руками в воздухе, рисуя круг, от которого стало расходиться огненное кольцо, достигшее примерно метра в диаметре. При этом под ним по земле стелились языки пламени, периодически вспыхивающие более ярко, будто пытаясь дотянуться до одежды.

Маг отошел на шаг, сделав короткий вдох – всего мгновение, чтобы настроиться, пока стихия полностью контролируется. Чин подпрыгнул, перепрыгивая через центр кольца и приземляясь через сальто на охваченные пламенем каменные плиты. Кольцо за его спиной вспыхнуло, становясь цельным огненным диском, продолжавшим расширяться в размерах. Чин резко обернулся, нанося удар ногой по воздуху, в этот момент с ребра стопы сорвались огненные всполохи, разбившие пламенный диск и превратившие его в подобие спирали, которая, подчиняясь движениям рук мага, стала вновь свиваться вокруг него в огненный кокон, взившийся над площадью. Чин резко поднял руки, позволяя пламени усилиться, едва не касаясь окружавших деревьев, затем сжал ладони в кулаки, опуская их. Пламя обрушилось на землю и взмыло четырьмя фонтанами, разлетавшимися мелкими искрами, при этом вокруг летели брызги, поднятые водной стихией, превращавшиеся рядом с пламенем в пар. Чин провел ладонями параллельно земле. Фонтаны опали, расстилаясь по камням ковром и высушивая воду, при этом Огонь не доходил до лестницы и зрителей, а также аккуратно обходил стоявшую недалеко Даниэлу. Самому Чину его собственное пламя не грозило.

Индивидуальная программа, которая показывается одновременно, для того, чтобы лучше понять разницу и единство стихий. Все стихии подчиняются свободному дыханию, все стихии следуют за движениями мага, но движения эти разные у каждой из стихий. Жесткие и отточенные у магии Земли, мягкие и плавные у магии Воды, размеренные, немного резкие благодаря отточенности навыков у магии Огня, витиеватые и незатейливые у магии Воздуха.

Даниэла сделала глубокий вдох, чувствуя как вода в озере и ручье, разделяющем одну часть территории Линь Ян Шо от другой, готова подчиниться. В отличие от магии Огня, Вода не возникает из воздуха – особенность стихии, поэтому ее необходимо черпать из какого-либо источника, чем сейчас и занималась итальянка. Даниэла вскинула руки вверх, ладонями к себе. Зрители сейчас могли видеть как над их головами потянулись стройные ряды Водных нитей, чуть переливающихся на солнце. Мах рукой и встать чуть полуоборотом на согнутых ногах. Вода послушно, сливаясь в единый поток, спиралью окружила итальянку. Даниэла выпрямилась, поклонилась зрителям, а затем полностью ушла в ощущение родной стихии. Спираль медленно распадалась, создавая своеобразный водный кокон вокруг девушки, от которого «отрастали» водные щупальца, которые, по велению итальянки, извивались в своем танце, попеременно образуя очертания различных цветов: роза, ромашка, лилия…

Честь Воды резко оказалась на плитах, а в руках итальянки были крепко зажаты два водяных хлыста, которые обвивали ее руки. Движения Даниэлы были плавными, но в них была видна четкость и отточенность. Благодаря тому, что в Италии она постоянно пропадала в клубах, гибкости и пластике ее можно было даже позавидовать. А сейчас ей было это на руку. Дыхание ровное, размеренное, окружающее ее пространство сливается воедино, есть только она, Вода и ощущение сторонней магии совсем рядом. Сторонней, но не агрессивной. Шаг вперед, прыжок, поворот, руки выписывают незамысловатые фигуры, заставляя хлысты повторять каждое движение. Поворот, снова спираль, только теперь две, прыжок и… Голубая энергия Вишуддхи гармонично влилась в энергию. Сакральной чакры, образуя перед девушкой небольшое уплотнение воздуха, благодаря которому Дани не приземлилась на следующую плиту, а как бы зависла в воздухе. Вода с площади небольшими каплями стала взмывать вверх, образуя дождь, что стремится к небу. Собравшись над головами присутствующих, Вода образовала тонкую гладь над их головами, полностью закрывая всю площадь.

Начиналось самое сложное. Чин повернулся к Дани, пытаясь уловить её взгляд. Он резко сблизил ладони перед грудью, и стелившееся по земле пламя собралось в довольно широкую дорожку перед его ногами, проходившую через центр ряда священных символов. Он сделал медленный вдох, сосредоточившись на энергии Манипуры – сейчас предстояла очень тонкая работа, при которой важна каждая мелочь. Пламя – не Вода, и его пламя сейчас не будет знать, что Дани – это Дани, и её обжигать нельзя. Поэтому нужно быть особенно аккуратным. Пламя поднялось с земли, образуя полукруглый всполох, сначала приблизившийся к нему, затем, выстраиваясь в круг воина, прошло сверху вниз, чтобы переплестись с Водой, которую должна была направить Дани. Огонь принял формы половины знака Дао, олицетворяя Янь. При этом священный символ вращался в воздухе, поддерживаемый энергией круга. Чин уже не мог разглядеть лица Даниэлы сквозь переплетение стихий, но он хорошо чувствовал, что она стоит напротив него. Это – ещё одна особенность круга воина, проходящего через Сушумна-нади перпендикулярно линии плеч. Энергия Чина безошибочно узнавала энергию Дани даже в тот момент, когда между ними сражались их стихии, сплетаясь в священном символе. Так нельзя почувствовать родственника или близкого друга, так можно чувствовать лишь женщину, с которой был близок. И которая, волей Провидения, теперь была его невестой.

Пламя было в дыхании, без ярости, в твердой уверенности, в той жизни, что дает Огонь, идущий от Солнца. Все тело охватил жар от ощущения этого Огня, на щеках проступил румянец, а глаза блестели от шедшего от сплетения энергий пара. При этом то, что происходило между учениками ирбиса сейчас, не ограничивалось эффектным символом Дао, образованным пламенем и водой, но это могли почувствовать лишь двое – каждом ударе сердца, в каждой клетке тела, в каждом вздохе выражалось это единение стихий в общей борьбе, отражающей общий закон мироздания. Для Чина сейчас не существовало зрителей, Учителя, мастеров и учеников, площади, каменных символов, храма, было лишь острое чувство того, что им принадлежит общая тайна – дзен, в ощущении которого отражался смысл существования этого мира. Даже если бы сейчас можно было говорить, ему нечего было сказать Даниэле, при этом он был уверен, что она чувствует то же самое.

Когда две стихии уверенно слились в знаке Дао, нужно было добавить ещё две, которые у учеников ирбиса не были ведущими. Когда-то давно, весной, в первые дни восстановления монастыря Чин и Дани уже пытались объединить Воздух и Землю. Тогда это получилось не с первой попытки и не идеально, сейчас было ещё сложнее. Только они были другими, и намного лучше знали друг друга. Чин выставил вперед левую ладонь, продолжая контролировать Огонь, и перераспределил часть энергии в Муладхару, чувствуя твердость земли под ногами. Он выставил правую руку перед собой ладонью вверх, затем сжал её в кулак, поднимая с каменных плит песок, закружившийся мелким вихрем. Земля – Инь, её место среди пламени, тогда Дао будет полным. Чин развернул ладонь, направляя песок так, чтобы он встал в расширенной части огненного всполоха в подобии глаза, при этом он чуть раздвинул пальцы левой руки, усиливая контроль над Огнем.

Нет, все же самой сложной и ответственной частью было именно создание Дао с помощью стихий. Таки разные, но в то же время такие похожие. Итальянка улыбнулась жениху, чуть хитро прищурившись – Чин просто не мог испарить всю ее Воду своим Огнем – у нее всегда есть запас этой живительной влаги, что находилась чуть позади нее, где пламя просто не было. Это не было, по сути хитростью, это было запланировано заранее. Итальянка чуть присела, а затем чуть резче, чем надо было, выпрямилась, поднимая руки вверх и круговыми движениями заставляя Воду вытягиваться из земли.

Неожиданно итальянка почувствовала, как ее будто бы что-то захватило. Это было что-то теплое, знакомое и безумно родное. Чин, кто же еще мог это быть? Дани чувствовала подобное, и не единожды, только вот при совершенно иных обстоятельствах. Она чувствовала его и прежде, но сейчас ее тело будто бы пронзили тысячи нитей, соединяющих их сейчас в единое целое. Но нельзя было отвлекаться – необходимо держать баланс. Мягко оплетая огненные всполохи, Вода заняла положенное ей место в Дао, символизируя собой Янь. Лоб девушки покрылся испариной, но она была слишком сосредоточена на ощущениях стихий, чтобы отвлекаться на подобную мелочь. Стихии, не только ее родные, но и противоположные, которые сейчас подчинялись воле Чина, они все словно проходили через ее тело. Вот он Огонь, благодаря которому от Манипуры разливается такое тепло по всему телу, вот она Муладхара, что прибавила красного цвета перед глазами. Свадхистхану она чувствовала с самого начала. А сейчас, видимо, настало время Вишуддхи. Голубая энергия Воздуха гармонично вливалась в эти потоки.

Правая рука итальянки повернулась ладонью вверх и над самой ладонью стал создаваться небольшой воздушный шарик, который, по сути, представлял из себя воздушный самокат, просто в немного ином размере, который больше подходил под их знак Дао. Плавный толчок ладонью и Воздух занял свое законное место в этом единении всего живого. Итальянка постаралась различить Чина, но перед глазами было лишь их Дао и цвета стихий. Даниэла едва заметно плавно провела по воздуху левой рукой, заставляя Воду подчиняться своеобразному течению, показывая тем самым, что она живая, как и любая из представленных ими стихий.

Знак Дао вращался ещё некоторое время, но теперь нужно было его остановить, так же осторожно, чтобы противоположные стихии, столкнувшись, ничего не повредили. Чин отпустил Землю, позволяя песку ссыпаться сквозь пламя и воду, затем сделал медленный вход, ослабляя Огонь. В это время Дани должна была почувствовать, что её также нужно ослабить Воду. В тот момент, когда пламя вновь оказалось вверху, оно вырвалось из объятий Воды, ярким всполохом взвиваясь к небу, и потухло, рассыпавшись искрами. Чин сложил руки в молитвенном жесте, дожидаясь, пока стихии успокоятся. Он перераспределил энергию вдоль позвоночника, избавляясь от ощущения жара в области солнечного сплетения. По всему телу прошла легкая приятная дрожь, связанная с ощущениями от родной энергии, исходившей от Дани. Чин посмотрел на девушку, улыбнувшись, и после этого ей поклонился. Затем он повернулся в сторону лестницы храма, на которой находился Учитель, и поклонился ему в знак того, что выступление окончено.

Чин знал, что Шэ Бао знает о смысле их с Дани выступления намного больше, чем все остальные, кто сейчас был на площади. Они не просто создали эмблему монастыря и показали мастерство, которого достигли под руководством своего сифу. Сейчас говорили те самые пламя и вода, о которых говорилось в древнем пророчестве, найденном тремя путниками в руинах Линь Ян Шо. В этом году монастырь получил новую жизнь, но помимо этого он изменил судьбы тех, кого Провидение привело в эти стены. Устраивая свою судьбу, древний монастырь связал ещё две судьбы, объединив в знаке Дао разные культуры, противоположные стихии и сильно отличающиеся характеры, которым теперь предстояло идти одним путем. Ученики ирбиса не сразу поняли свою истинную судьбу, никто не застрахован от ошибок, но в Новом году все будет по-другому. Они поняли смысл счастья, не успев ошибиться достаточно сильно, чтобы что-то было поздно менять. Их хранило Провидение, для того, чтобы они, оставаясь вместе, заботились об этом монастыре. Маг медленно прошел к лестнице, заняв место среди других мастеров.

Дао создан. Красиво и аккуратно. А теперь надлежало также красиво растворить его в воздухе, чтобы стихии не столкнулись и не произошло чего-то неприятного. Первым был отпущен Воздух – ему проще всего – он присутствует повсюду – в каждой из стихий, пусть даже и не дружен с Землей, но он насыщает ее, также, как и минералы с прочими полезными и не очень веществами. В отличие от Огня, ослаблять контроль над Водой было нельзя, иначе она просто рухнет на землю, окатив всех, кто слишком близко стоит. Зато можно сделать красивее. Молитвенный жест, в котором сейчас были сложении руки , распахнулся, и Вода, под действием воли магессы начала снова образовывать что-то вроде тончайшего водяного купола. Даниэла заставила его подниматься все выше и выше, а затем резко разбила, превращая в миллиарды мелких капелек, которые, опять же, под ее же воздействием, превращались в невесомые льдинки, представляющие собой некое подобие снега. В легкий поток Воздуха позволил отнести этот снежок к деревенским жителям, чтобы они могли порадоваться этому чуду тоже.

Дыхание все же немного сбилось, поэтому первым делом Дани занялась именно им, а затем уже восстановлением энергетического баланса. Повернувшись к Чину, она наконец-то смогла различить его фигуру, но только вот не черты лица – перед глазами все еще немного плыло. Поклонившись возлюбленному, они одновременно повернулись к Сифу, кланяясь и ему, что говорило об окончании выступления.

Шаги итальянки хоть и были твердыми, но сейчас было довольно сложно устоять на ногах, особенно когда перед глазами так все плывет. Да уж, на репетициях подобного с ней не бывало, должно быть перестаралась и переволновалась. Но теперь уже все позади, теперь можно занять свое место и отдохнуть.

Следом за учениками ирбиса на центр площади вышел Ши Ньяо. Он держал в опущенных руках два сложенных тессена. Старший мастер почтительно поклонился настоятелю и сделал медленный вдох, концентрируясь на небесно-голубой энергии Вишуддхи. Ши с шагом вправо встал в позу всадника, с громким хлопком раскрывая тессены. Над площадью пролетел ветер. Ньяо перешел в низкую стойку, складывая веер в левой руке и выставляя его вдоль вытянутой левой ноги, в то время как веер в правой описал несколько резких движений, с последним из которых острый, как лезвие, поток воздуха срезал с ближайшего дерева две красные ленты, тут же подхваченные новым порывом ветра, послушным движению вновь раскрывшегося левого тессена.

Ши выпрямился, разворачивая оба веера перед грудью и на мгновение замер, следя за полетом алых лент. Когда они оказались над ним, он продолжил ката с тессенами, заставляя возникающие потоки воздуха закручивать ленты в одной спирали над его головой, довольно высоко над площадью. Ньяо не смотрел на ленты и оружие, ему было достаточно чувствовать возникающий ветер. Алые тессены то сворачивались перед резкими колющими ударами, то вновь с громким хлопком раскрывались для блоков и режущих ударов. Порой казалось, что они похожи на маховые перья журавлиных крыльев, сочетаясь с привычными старшему мастеру движениями стиля белого журавля, но затем острые края тессенов вновь становились опасным атакующим оружием. А ленты все вились над площадью, то чуть опускаясь в те моменты, когда Ньяо показывал движения в низкой стойке со сложенными веерами, то вновь взмывали в расширяющемся вихре, когда раскрывались оба тессена.

Ветер, хоть и долетал до зрителей, не нес дополнительного холода солнечному январскому дню. Его порывы перебирали украшения площади, заставляя развешенные на некоторых деревьях музыки ветра петь мелодичным звоном. Ши выпрямился, раскрывая руки, и с хлопком свернул оба тессена. Алые ленты начали медленно спускаться к земле и в тот момент, когда они оказались на уровне лица мастера, он с резким выдохом раскрыл тессены, нанося насколько молниеносных режущих ударов, параллельных земле. Новый вихрь подхватил мелкие обрезки шелковой ткани, поднимая их над площадью в спиральном вихре. Ньяо сложил веера и опустил руки, вновь кланяясь настоятелю. При этом обрезки лент, подобно лепесткам, посыпались на камни площади.

Ши улыбнулся уголками губ и, когда остатки лент опустились на площадь и, снесенные единым порывом ветра, оказались у ворот, вернулся на свое место к другим мастерам.

В отличие от большинства мастеров, Ян Лю не просто умел показывать свое мастерство. В свое время он был профессиональным циркачом, так что предстоящее выступление воспринимал как вызов профессиональной чести. На площадь вынесли круглые мишени на высоких подставках, расставив их в ровный круг диаметром около двадцати метров. Ян улыбнулся и вышел на центр площади, как и положено, поклонившись настоятелю. После этого он выпрямился, подмигнув какой-то девушке в толпе зрителей, и достал из сумки на поясе кунай. Повертев его в руках, он якобы небрежно бросил его в дальнюю из мишеней, попав в самый центр. Он достал ещё два ножа и, сделав два шага вперед, несколько раз сменил хват, затем замер, усмехнулся и резко бросил кунаи в противоположные мишени, при этом показательно глядя в глаза на этот раз уже другой девушке из числа гостей. Ян достал ещё четыре куная, взяв по два в каждую руку, на мгновение замер, затем сделал сальто назад, останавливаясь примерно в десяти метрах от одной из мишеней, и развернулся, бросая все ножи в одну цель. Они вошли в центр мишени, при этом все оказались в параллельных плоскостях на равном минимальном расстоянии друг от друга.

Лю довольно усмехнулся, вызывая из числа зрителей какую-то очередную девушку. Он протянул ей горсть чечевицы и попросил бросать по одному зерну в разные мишени, вновь вставая в центре площади. Ян достал из сумки для кунаев плотную повязку из черного шелка и повязал её на глаза, велев девушке приступать. На этот раз мастер зажал между пальцами сюрикен. Чечевица ударилась об одну из мишеней почти напротив Лю. Чуткий слух уверенно различил среди шума глухой удар зерна о мишень, указывая на цель ничуть не хуже зрения. Он уверенно бросил сюрикен, попавший ровно в то место, куда только что ударилось зерно. Едва уловимый среди прочего шума стук справа сзади, и следующий сюрикен из хвата «ладонь» устремился следом, опять же попадая точно туда, куда ударилась чечевица. Девушка бросила два зерна в соседние мишени, Ян усмехнулся, бросая две «звёздочки» одной рукой и попадая в обе цели. Он поблагодарил девушку за помощь, велев ей выти из круга мишеней. Повязка по-прежнему оставалась на глазах мастера. Следующий трюк был особенно сложным – не будет подсказки в виде звука, опираться можно лишь на память. Ян взял одновременно шесть сюрикенов, зажав по три в каждой руке. Он улыбнулся, хотя скорее по привычке. На самом деле Лю сейчас старательно рассчитывал расстояние до каждой из целей и выравнивал дыхание – на выступлении можно позволить себе такую роскошь, как прицелиться, сосредоточиться, настроиться на бросок и все рассчитать с учетом ощущений от ветра и прочих мелочей. Три, два, один – короткий выдох, и стальные звездочки, блеснув в солнечном свете, поразили шесть мишеней, стоявших перед Лю, при этом каждый из сюрикенов попал в центр.

Опытный циркач выдержал паузу, затем снял повязку и поклонился зрителям. После этого он придал своему лицу максимально серьезное выражение и повернулся к настоятелю, почтительно поклонившись ему и другим мастерам. Пока убирали мишени и собирали оружие, Лю вернулся на свое место возле лестницы, поблагодарив помощника из числа деревенских мальчишек, который принес ему кунаи и сюрикены.

Шэн не любила показательные выступления за исключением смотров перед вождем, когда можно было доказать сифу, что она вновь стала сильнее и хорошо усвоила его уроки. Театральное шоу на диву изумленной публике мало связано с настоящими боевыми навыками. А уж выступать после этого паяца Лю было вдвойне неприятно – после циркового шоу публика будет ждать клоунов и акробатов. Но она обещала Шэ выступить, да и сама хотела доказать себе и остальным, что полностью восстановилась после раны. Статус старшего мастера ко многому обязывал, она не могла обойтись каким-нибудь малым огненным ката, которое здесь будет неуместно. Шэн дождалась, когда остатки цирка будут убраны подальше, и, кивнув настоятелю, спустилась по ступеням и вышла на центр площади. Тигрица почтительно поклонилась настоятелю, и в этом поклоне была не только вежливость. Она была обязана ирбису не только возможностью сейчас оставаться в строю, но и жизнью. Шэ не только поддерживал её жизнь энергией врачевания, он убедил её выжить. Человек, переупрямивший Шэн Бо, уже достоин восхищения.

Тигрица вытащила из волос две заколки из красного дерева, заткнув их за пояс – Огонь в таких случаях требует особого отношения, и традиции клана превыше любых других традиций. Шэн опустилась на одно колено, прикрыв глаза. Под её ладонями начало разгораться пламя, покрывшее её кожу и одежду, но не опалившее ни ткани, ни волос – сейчас тигрица становилась одним целым с родной стихией. В пламени – дыхание, в дыхании – жизнь. Желтые и оранжевые языки отражались в чуть расширенных зрачках янтарных глаз Шэн. Она встала, и вместе с ней поднялся столп пламени, мгновенно заполонившего площадь, едва не доходя до зрителей и ступеней храма. Тигрица сложила руки в молитвенном жесте, и пламя начало собираться вокруг неё во вращающуюся сферу. Шэн не спешила показывать какие-то сложные элементы, акробатику и прочие вещи, уместные на показательных выступлениях, она наслаждалась каждым моментом единения с родной стихией, позволяя собравшимся почувствовать тепло солнечной энергии, ярость которого – лишь его часть, обращенная к тем, кто не пришел к истинному пониманию Огня.

Шэн раскрыла ладони, и пламя взвилось вверх, после чего начало опадать на площадь огненным дождем, и ни одна искра не причиняла вреда мастеру. Тигрица развела руки в стороны и в них появились короткие клинки-бабочки, сотканные из пламени. Пару мгновений Шэн стояла, чуть опустив голову, затем сделала шаг влево, занося клинки параллельно друг другу и перенося вес тела на левую ногу. Удар правой ногой, шаг вперед и удар параллельными клинками по корпусу противника, при этом с огненного оружия и ребра стопы сорвались вспышки пламени. Шэн начала наносить серию ударов клинками, меняя захваты и показывая все возможности клинков-бабочек, в параллельном движении и при сложной координации, в прямом и обратном хвате, в блоках и молниеносных атаках. При этом шаги выполнялись по квадрату, ударов ногами было не так много – основным оружием были именно клинки. Бабочки – оружие шаолиньских монахов. Оно создано для защиты, и техника в лучших традициях школы Ву-Дан сосредоточена на способах обезвреживания противника без убийства – удары наносятся по локтям и коленям, лишь в крайнем случае атакуют корпус и шею. Но можно не сомневаться, милосердие воина клана белых тигров не имеет ничего общего со слабостью – это лишь нежелание убивать более слабого противника, которому ещё можно дать шанс осознать свой истинный путь. Шэн прыгнула, разворачиваясь в воздухе и нанося удары клинками параллельно друг другу, затем повернулась, выполняя такой же прыжок в другую сторону. Языки пламени, сорвавшись с клинков, с силой ударились о землю. Тигрица остановилась, вращая клинки в руках, затем раскрыла ладони, с которых на каменные плиты осыпались искры. Пламя стихло.

Шэн поклонилась и, расправив плечи, вернулась на свое место неподалеку от настоятеля. Лишь после этого она вновь собрала серебристые волосы в узел на затылке, скрепив его заколками.

Вин Чунь очень любила праздники, в столь несовершенном мире они делали людей счастливыми хотя бы на мгновение дольше. Вот и сейчас во время представлений, она с интересом и почти детским любопытством наблюдала за выступлениями обитателей монастыря. Каждый из них - кто-то серьезно, а кто-то играючи, вкладывал частичку своей души и делился ею с окружающими. Как же это было прекрасно! Когда подошла очередь Вин Чунь, она вышла на середину площади мелким и скользящим, как и подобает случаю, шагом и поклонилась в пояс на четыре стороны:

- Сила Неба привела меня в Линь Ян Шо совсем недавно, но, прожив здесь совсем немного, я не могу не восхищаться добротой и гостеприимством людей, населяющих монастырь. Потому, хочу выразить свое глубочайшее почтение мудрому Настоятелю, Учителю Шэ Бао, а так же всем Мастерам, поразившим меня искренним великодушием, и Ученикам, наследующим традиции Добра и Мудрости. Позвольте в этот чудесный день порадовать вас танцем, который покажется знакомым каждому из присутствующих.

Она торопливо вынесла и закрепила в центре площади заранее изготовленные несложные декорации - циновку, четыре легкие перегородки из связанного бамбука, с натянутой на них белой бумагой и изображением камышовых зарослей, которые расположила квадратом, и четыре ярких светильника, которые поставила внутри огороженной площади - пять на пять шагов - так, чтобы тени от фигуры падали на все четыре стенки. Впервые Танец Белой Цапли, Саги Мусуми, она увидела, когда путешествовала по южному побережью вместе с актерской труппой "Красная Джонка". Этот танец был привезен японскими мастерами Кабуки. Он поразил ее настолько, что она с первого же взгляда запомнила грустную историю девушки-цапли, терзаемой запретной любовью к молодому юноше. Затем, в невысказанную благодарность мастерам она переработала танец в собственной манере, добавив в него элементы китайской школы Ин Си, общеизвестного театра теней, и одного из базовых стилей своей школы - Журавля.

Заходя внутрь огороженной площадки она глубоким вздохом успокоила бьющееся от волнения сердце, ведь это было ее первое, авторское выступление. К тому же она использовала Магию Воздуха для игры на флейте, четко контролируя плотный поток воздуха с небольшого расстояния и собственное дыхание. Она в очередной раз отругала себя за привычку усложнять простые вещи. Легла на циновку, вжалась всем телом, свернувшись словно гибкая тугая спираль и еще раз оправив сложный костюм с широкими рукавами. Не зря говорили древние, что искусство - это тоже работа с Кундалини.

Легкие тени от танцующего на ветру пламени четырех светильников пробежали по белым экранам ширм, слегка покачивая нарисованный тушью в экспрессивной манере камыш. Тихий шорох невидимого ветра на туманном озере - то ли утро, то ли вечер - где-то вне времени. Далеко-далеко, на том берегу тонко запела мелодичная флейта. Словно подчеркивая ее одиночество, позвякивали над головами собравшихся храмовые колокольчики музыки ветра. Звук флейты нежно переплетался с полупрозрачными мазками туши то усиливаясь, то снова затихая и этим оживляя картину ширм.
Вот, осторожно высунулась и показалась маленькая головка цапли. Она осторожно прислушивалась и оглядывалась - нет ли кого поблизости, кто мог бы раскрыть ее сердечную тайну? Снова исчезла в камышах - и вновь высунулась чуть поотдаль. Промелькнула, шумно брызнув крылями, вскрикнув флейтой, по всем ширмам и замерла в центре, затихла. Изящно повела правым крылом и капризно, словно сказочная принцесса, изогнула шею, расправляя второе крыло. Вытянулась тенью по всей ширме, затрепетала, подхваченная ветром, по-девичьи испуганно захлопала рукавами...
И вот, развернувшись превратилась в девушку. В наступившей тишине смущенно прикрылась, оглядываясь - не видит ли кто? Затаила дыхание, лишь нечаянно скользнув ладонью по бумаге. Где же ее любимый? Не пришел ли еще? Достала флейту и снова заиграла. Плавная мелодия печальной песней обвилась вокруг тела. Руки все еще помнят как были крылями, изгибаются сполохами рукавов, ищут в тумане любимого, зовут. Обнимают желанную ускользающую тень. Тело, выгибаясь, тянется вслед заблудившемуся в бумажном полотне звуку, зовет, взлетает и мечется! Где ты? Приди же ко мне, я жду!
Замерев на минуту, услышала его песню и снова отдалась на волю ветра в попытке взлететь! Но не летать человеку - какая печаль! Топнув ногой, растревожила гальку, в испуге припала к земле. Охотник бродит вокруг. Вскрикнула флейтой, прячась среди камыша и вздыхая. Куда же идти? Где любовь ее ждет, а где смерть? Чутко прислушалась. Сердцем, всем телом! Отчаянно вскинулась, выгнулась, вдруг - выстрел, хлопок. Не понимая себя, девушка-цапля плачет, зовет, шатко покачивается на ветру, вновь расправляя изломанные крылья. Переступает неровно. Что происходит у берега? Слева и справа - музыка ищет ответ и ведет на последнюю встречу. Силы собрав, раскружившись, птица взлетает над озером.

Тень расцветает. Падают ширмы и пляшет огонь. Среди вихря потоков высвободившейся энергии, в белом, как снег при луне, длинном платье Вин Чунь с надеждой и страхом выходит на берег. Здесь, незримо, ее ожидает любимый. Девушка-цапля подбитым крылом тянется нежно, обвивает руками, целует и гладит, насмотреться не может. Но силы теряя, склоняется ниже и у ног засыпает с улыбкой. А когда она снова проснется - они навсегда будут вместе.
Так, любовь побеждает зло, а вера побеждает страх.

Подождав пока последний звук флейты затихнет и выдержав паузу, Вин Чунь смущенно поднялась и еще раз поклонилась всем присутствующим. Быстро подобрав декорации и неловко кланяясь на ходу, заняла свое место. Легкие болели от напряжения котролируемого выдоха для музыки, зато уж чакры - от Муладхары до Сахасрары безудeржно пульсировали.