Лезвие меча

Навес террасы создавал тень, защищавшую от дневного зноя. Редкие минуты отдыха и уединения, дающие возможность насладиться созерцанием жизни, не торопясь, не борясь, не стремясь сделать что-то невозможное. С годами Шэн все сильнее училась ценить именно такие минуты, прежде казавшиеся ей бесполезной тратой времени. На коленях тигрицы лежал её меч, многое повидавший и через многое прошедший, оставаясь в твердой руке воина клана. Шэн только что протерла наточенное лезвие промасленной тканью – пусть этой стали доведется как можно дольше оставаться чистой. Хорош тот меч, которому не приходится показываться из ножен, и настоящий мастер меча – тот, кто, постигнув меч как часть себя, может сделать оружием даже травинку, но при этом не имеет меча ни в руке, ни в сердце. Шэн не могла спорить со своей судьбой, это был её долг перед кланом, нужно было лишь понимать, что сила – это оружие, а не власть. Она сама была таким же мечом, подчиненным командам вождя. Лян у был мудр и никогда не стал бы доставать меч из ножен, если бы на то не было необходимости. И как верная катана, тигрица не смела подвести тех, кому служила.

Даже находясь в Линь Ян Шо, Шэн знала, что в любой момент может оказаться нужной клану. Вождь знал, как с ней связаться. И она должна всегда быть в форме, как и её оружие. Такова жизнь воина клана, в которой всегда своя правда, и нет места сомнениям или сожалениям. Только так можно быть уверенной, что рука не дрогнет, занося смертоносный клинок.

Чин только что закончил подметать центральную площадь и довольный проделанной работой поднялся по ступеням на террасу корпуса мастеров. Заметив Шэн Бо, он почтительно поклонился, садясь на циновку в стороне от мастера, и скосил любопытный взгляд на меч. Он умел обращаться с катаной, посвятив много времени отработке техники японских воинов. Чин уважал смертоносную сталь меча, понимая, насколько грозным оружием он является в умелых руках. Он хотел расспросить Шэн Бо о том, каково это быть настоящим прославленным воином, но не знал, как вежливо начать разговор. В какой-то мере он побаивался эту странную женщину, во взгляде и облике которой было нечто демоническое, хотя, возможно, это был лишь след звериного облика. Чин ничего толком не знал о Сифу Бо, хотя она и Руж Флер уже довольно долго жили в монастыре. Сифу Флер была всегда заботливой и приветливой, в то время как Шэн Бо все чаще молчала, предпочитая отвечать сухо и по делу. Он слышал, что Сифу Бо из клана белых тигров, но понятия не имел, что это за клан, лишь по легкому акценту догадываясь, что мастер наверняка родом из Непала, что находится по ту сторону Джомолунгмы. В голове Чина судорожно проносились мысли о чем, с чего начать разговор. Похвалить оружие? А то она сама не знает, что у неё превосходный меч. Заговорить о погоде? С чего бы.

- Сифу Бо, простите, что отвлекаю Вас, - Чин вновь чуть поклонился. – Возможно, мой вопрос покажется невежливым, но где Вы обучались владению мечом?

Юноша тут же потупил взгляд, поняв, что сказал глупость. Мастеров невежливо спрашивать об их учителях до тех пор, пока они сами о них не заговорят.

Подошедшего ученика ирбиса Шэн приветствовала коротким поклоном. Тигрице откровенно не нравилось, что кто-то нарушил её уединение и отвлек от важных мыслей. Она, конечно, никогда не причисляла себя к числу философов, предпочитая видеть дзен в бою, а не в опадающих лепестках сакуры, но сейчас хотела просто побыть в тишине и одиночестве. Услышав вопрос, тигрица подняла взгляд от меча, смерив ученика удивленным взглядом.

- В Лумбини, в резиденции моего клана, - коротко ответила Шэн, присматриваясь к Чину. Этот ученик мог стать способным магом и не менее способным воином, но его бестолковая горячность могла ему помешать. Например, как сейчас, когда он явно хотел спросить её о чем-то другом и задал глупейший из возможных вопросов. – Хочешь сказать, что грезишь научиться обращаться с катаной? – тигрица вопросительно приподняла бровь, пытаясь предугадать ответ.

Ученики Востока хоть и толковее учеников Запада, самурайский меч на многих действует каким-то странным образом, и очень мало кто способен понять, зачем вообще он берет оружие в руки. Такое отношение к оружию раздражало Шэн, особенно когда приходилось несколько раз объяснять, почему стойка или удар должны быть именно такими, а не как получится, потому что в бою это «как получится» будет стоить жизни. Катана – оружие нападения, а не защиты, обитателю Линь Ян Шо она вряд ли поможет нести в мир добро и мудрость.

Чин закусил губу. Вообще нарываться на воинов, у которых под рукой катана, могут, наверное, только маги Огня, ибо для подобных глупостей нужен весьма определенный склад отсутствующего ума. Он угадал насчет Непала, но вот следующий вопрос юношу несколько озадачил. Он хотел не просто научиться мастерски владеть катаной, но и стать воином. Чин с детства мечтал о том, чтобы прославиться в славных боях, демонстрируя навыки искусного бойца, сражающегося всенепременно за добро и справедливость.

- Я учился владению мечом, - произнес юноша, поднимая взгляд на мастера. – Однако мой учитель был вынужден покинуть Поднебесную, не успев обучить меня всему мастерству.

Будучи учеником Шэ Бао, Чин понимал, что просить уроки у других мастеров не может. Если Учитель сочтет необходимым, он сам направит его к нужному мастеру. Ирбис предпочитал катане цзянь и, возможно, когда-нибудь обучит его фехтованию китайским мечом. Сейчас Чину было куда интереснее услышать от бывалого воина рассказы о ратных подвигах и пути воина, ведь он прекрасно понимал, что Шэн Бо многое видела и была скорее воином, чем наставником. К тому же она пришла в Линь Ян Шо выполняя роль телохранителя, значит, была уверена в своем мастерстве.

- Учатся многие, достигают мастерства единицы, - сухо ответила Шэн. – Ты учился владению катаной с какой-то определенной целью? – тигрица чуть прищурилась, испытующе глядя на Чина.

Шэн не было особого дела до того, из-за чего упомянутый учеником мастер покинул Китай, и были ли эти слова правдой. Пути судьбы бывают самыми разными, и Шэн предпочитала верить словам до тех пор, пока у неё не возникало оснований подозревать обратное. Опыт ментального мага и предсказателя позволял полагаться на подобные ощущения, не предаваясь лишним сомнениям. Чин определенно был из тех, кто, разучив пару ударов, будет гордо утверждать, что чему-то научился и близок к мастерству, если ещё его не достиг. Подобные заявления выдают дилетанта. Сама Шэн не считала, что в совершенстве владеет катаной. Она хорошо чувствовала свой меч, уверенно проводила удары и блоки, предвидела опасности и достаточно быстро реагировала в бою, чтобы дожить до этого дня. Но она понимала, что ей ещё есть к чему стремиться. В бою нет ничего страшнее иллюзии собственного всемогущества. Как только перестаешь ощущать границы собственных возможностей, начинаешь допускать глупые ошибки, забывая о разумной осторожности. Цена ошибки в бою всегда слишком высока, чтобы рисковать и фантазировать. Любой воин знает, что нет ничего страшнее иллюзий, они погубили больше людей, чем недостаточная наработка техники.

- Я хочу стать воином, - уверенно сказал Чин. – Хочу уметь защищать тех, кто мне дорог и тех, кто нуждается в защите. А для этого нужно мастерство.

Ученик ирбиса был тверд в своем убеждении, он считал, что способен на многое, и его возможности безграничны, нужно лишь учиться и тренироваться. Упрямство мага Земли могло позволить ему тренироваться столько, сколько нужно, чтобы быть уверенным в собственных силах. Он нашел Учителя, и хоть пока большую часть времени проводил в работах по восстановлению монастыря, считал что изучение боевых искусств – лишь вопрос времени. Терпение важно для воина, и ещё наступит тот час, когда он станет сильным и опытным. Чин пока смутно представлял себе с кем, зачем и против кого он будет воевать, просто понимая, что в мире достаточно несправедливости и злости, от которой нужно защищать тех, кто не может защитить себя сам. Он был уверен, что Шэн Бо, опытный и бывалый воин, его поймет и поддержит – она казалась Чину воплощением того, к чему стремился он сам. Шэн Бо не была агрессивной или властолюбивой, она явно сражалась не для собственной выгоды, а во имя чего-то великого.

- Хочешь стать воином… Наверное, представляешь себе, как ты один со сверкающим мечом сражаешься с армиями, перекраивая мир так, чтобы он стал лучше? – Шэн вопросительно посмотрела на Чина, после чего продолжила, не дожидаясь его ответа. - Проблема в том, что реальная война другая. Там кровь, боль, смерть и на свете не так много того, ради чего её стоит затевать, - зрачки тигрицы резко сузились, было заметно, что её задели за живое. – Там нет блестящих побед и упоения воинской славой, после боя проще ни о чем не думать, только так кровь не будет сниться. Думаешь, научившись владеть мечом, ты станешь непобедимым? Это не так, меч не спасет от пули. Когда после боя не возвращается кто-то из тех, кого ты знаешь с детства, с кем ел за одним столом и тренировался у одного Учителя, подумаешь трижды, нужно ли ввязываться в чужой бой. Я родилась воином и с детства училась быть воином, я выступлю в бой по первому приказу вождя клана, как и любой из воинов моего клана. Поэтому вождь подумает, прежде чем отдавать приказ, как я подумаю, прежде чем выхватывать меч. И никто из тех воинов, кого я знаю, не мечтает о битвах. Подумай об этом на досуге.

Шэн замолчала, выравнивая дыхание. О боях мечтают лишь те, кто в них не бывал. Все те гимнастические упражнения с катаной, что Чин, должно быть, гордо называет «учился обращаться с мечом» не имеют ничего общего с боевой подготовкой. Боевая подготовка – это когда при полном вооружении продираешься через лес по болотам и канавам, желательно во время ливня и ночью, чтобы после этого, ни разу не ошибившись, повторить все ката стиля тигра или работы с катаной. Только так можно хотя бы в самом дальнем приближении понять, что потребуется от тебя в бою. И все равно настоящее умение приходит лишь в тот момент, когда твой меч парирует направленный в голову удар, который наносит не партнер на тренировке, а противник, желающий твоей смерти. И пусть Чин этого не понимает, ему повезет, если его опрометчивой мечте будет не суждено сбыться.

Слова Шэн Бо задели Чина. Она разговаривала с ним как с маленьким неразумным ребенком, будто он не понимает, что на войне опасно. Он не хотел слышать в словах тот смысл, что пыталась донести мастер, чтобы не отказываться от собственных представлений о том, к чему хотелось стремиться. Пусть не доспехи и сверкающий меч, но быть воином – значит быть сильным и помогать другим. Разве можно оставаться в стороне, когда сердце требует, что нужно вмешаться и помочь? Чин был уверен, что боевые навыки не сделают его жестоким или властолюбивым. Если он мог контролировать Огонь, он сможет контролировать и свои знания. Юноша стиснул челюсти, начав злиться. Он не хотел показывать это Шэн Бо, считая, что тем самым выдаст свою слабость и неспособность контролировать эмоции. Неизвестно зачем, но сейчас Чин хотел переубедить мастера, доказав ей, что способен стать воином и готов пойти на все, чтобы добиться этой цели.

- Я понимаю, что воин должен многим жертвовать, но я готов к этому, - упрямо сказал Чин, поднимая взгляд на Шэн Бо. – Меня не пугает боль и опасность, меня не пугает даже то, что смыслом жизни воина становится смерть.

Юноша был знаком с принципами кодекса бусидо и даже смел считать, что их понимает. Воин – это тот, кто о собственной жизни думает в последнюю очередь, он ищет достойной смерти в бою и обретает славу во имя того, что дорого.

Вести философские беседы, когда тебя не слушают и лишь упрямо доказывают свою, неверную точку зрения – одно из самых бессмысленных занятий. Разговор начинал утомлять Шэн, она уже поняла, что ученик ирбиса просто не хочет её слышать, но зачем-то пытается что-то доказать. Зачем? Вопрос спорный, и вряд ли даже сам Чин знает на него ответ.

- Не многим, а почти всем. И, в первую очередь, привязанностями. Воин сражается во имя долга и во имя чести, а не для того, чтобы произвести впечатление на прекрасных дев. Привязанности сталкивают воинов у Красной скалы, в таких боях не бывает победителей, - сейчас Шэн напоминала себе старика Хо, учившего её каллиграфии, который с терпением, достойным величайших из воинов, по несколько раз объяснял ей, почему каждый из элементов рисуется именно так, и что вспыльчивость и поспешность несовместимы с искусством красивого письма. – Хочешь понять, в чем ты не прав? Расскажи то, что рассказывал сейчас мне, своей матери. Или Даниэле.

Вторую часть красивых фантазий относительно смысла в смерти Шэн пока не спешила развенчивать, хоть и понимала, что Чин воспринимает все совершенно по-своему. Воин должен быть всегда готов к смерти, но при этом нужно всегда стремиться выжить. Собственная смерть пугает меньше всего, но почему-то большинство мечтателей о воинской славе именно готовность к ней путают с готовностью быть воином. Умереть можно и не владея искусством ведения поединка, это самое простое из того, с чем можно столкнуться в бою. Страшнее видеть то, как умирают друзья, ещё страшнее – как умирают те, кого ты должен защитить. Страшно остаться в живых посереди трупов друзей и врагов, а не пожертвовать собой в начале боя, избавив себя от необходимости видеть все, что будет происходить дальше.

При словах о Дани Чин покраснел, потупив взгляд. Откуда она знает? Неужели они нарушили традиции, выставив свои отношения напоказ? Почему вообще мастер решила, что невозможно сражаться, сохранив в сердце любовь? И неужели она действительно думает, что Дани или его мать поймут его, будущего воина, лучше, чем другой воин? Им будет достаточно понять, что человеком могут руководить более высокие цели, чем желание находится за спиной матери или возле любимой женщины. Но почему вообще Шэн Бо заговорила о Даниэле? Она что, умеет читать мысли и видеть все на свете? Или отношения учеников ирбиса столь очевидны, что им только кажется, что они беспрекословно соблюдают традиции? Эти вопросы занимали Чина намного сильнее, чем желание осознать сказанное мастером. Ему было удобнее не верить в слова Шэн Бо, считая, что всегда есть другой путь. Несмотря на не совсем человеческий облик бывалого воина Чин не сомневался, что мастер не вылеплена из глины, а рождена, как и все люди. Значит, у неё самой наверняка есть семья, та же мать, и те, кто ей дорог. Юноша был уверен, что Сифу Бо его просто пугает, проверяя характер на прочность. Он слышал, что бывалые мастера часто устраивают ученикам испытания похлеще поисков звука хлопка одной ладони. Чин молчал, решая, что ответить. Он не сможет отказаться от Дани, но он не готов отказываться от того пути, что считал единственно верным для себя.

- Сифу Бо, я считаю, что этот путь предначертан мне судьбой, - негромко, но по-прежнему уверенно произнес юноша. – И мне кажется, я смогу пройти его, сохранив любовь.

- Я не собираюсь тебе ничего запрещать, но в твоих интересах задуматься над тем, что я сказала, - все также холодно произнесла Шэн, показательно не обращая никакого внимания на смущение Чина. Видимо, ученик ирбиса действительно считал, что их с Даниэлой отношения никому не заметны. Тигрице до этого не было ровным счетом никакого дела, тем более что юные маги покорно следовали всем установленным традициям и, если бы не выходящая за любые рамки глупость Чина, за учеников Шэ Бао можно было только порадоваться. – Иди, попей чаю, время отдыха скоро закончится.

Шэн встала, беря меч в левую руку, и, кивнув юноше, направилась в свою комнату. Разговор она считала законченным. Придет время, и Чин сам поймет смысл её слов. Хотелось верить, что до этого он не совершит непоправимых ошибок и сможет избавиться от беспочвенных иллюзий. Пока же юноша был явно не готов понимать то, что Шэн пыталась до него донести. Чин чем-то напомнил тигрице Стивена – то же беспочвенное упрямство «назло маме отморожу нос». Но в данном случае, ученики ирбиса – проблема самого ирбиса. Настоятель был достаточно мудр, чтобы самостоятельно справиться с обучением тех, кого он взял в ученики. Шэн была уверена, что Чин не завел бы подобного разговора со своим наставником, зная, что за это был бы отправлен мыть полы в храме до пришествия Майтрейи.