Семейные встречи

После разговора с Джуном, состоявшегося накануне вечером, когда Яреци спала, Тору понял для себя две вещи: первая - затягивать с визитом к матери не стоит, чтобы не усугублять ситуацию еще больше, и вторая - сразу из дома его никто не выгонит, несмотря на накопившиеся обиды. Если бы отец был жив, то, возможно он, как самый импульсивный член семьи, отправил бы его куда подальше, но теперь хозяином дома считался его старший брат Рюхей, а тому, по большому счету, было плевать, где он был, чем занимался и позорил ли в это время семью. В отличие от второго брата Шотаро и своей жены, которая всегда на дух не переносила непутевого младшего сына семьи Мотидзуки, он всегда относился к Тору достаточно нейтрально.

Вылезать из теплой кровати, выпуская Яреци из своих объятий, не хотелось ужасно, но, не видя смысла оттягивать неизбежное, Тору поцеловал еще спящую девушку в щеку, поднялся, привел себя в порядок после сна и отправился готовить завтрак, чтобы подкрепиться перед глядущей "битвой" за право считаться членом семьи и отдать отцу последние почести. Был еще один важный момент - знакомство Яри с его матерью, за которой он переживал чуть ли не больше, чем за все остальное. Джун, согласовав это с ним, сообщил, что дядя приехал с молодой невестой-иностранкой, но, естественно, не сообщил, насколько она молода. Так что, хоть их сегодняшнее появление и являлось ожидаемым, оно все равно должно было повергнуть родню в шок.

Завтрак прошел практически в молчании и, поставив посуду в раковину, Тору принялся собираться, тщательно подбирая свой гардероб. Поскольку в семье был траур, ему в любом случае стоило надеть черный костюм с белой рубашкой и черным галстуком. Но кроме самого костюма следовало проверить, насколько хорошо он сидит, как отглажена рубашка и прочие мелочи, которым мать придавала большое значение. Во времена вольной студенческой жизни он плевал на подобные негласные правила, не стесняясь появляться перед родителями в мятых футболках и потертых джинсах, но сейчас хотел сделать все как положено, соизволив даже завязать обычно распущенные волосы.

Дождавшись, пока Яреци соберется, он крепко обнял ее перед выходом, взял за руку и покинул уютный мир небольшой квартирки, погружаясь в атмосферу родного города. Он не стал звонить Джуну и просить довести их до родительского дома, чтобы лишний раз не втягивать племянника в семейные разборки, хоть дом из-за своих размеров и занимаемой территории и находился на самой окраине. Они с Яри вполне могли проехать на автобусе, а остаток дороги проделать пешком, давая себе время настроиться на непростую встречу. Если на что-то подобное, вообще, можно было настроиться.

Яреци проспала почти двенадцать часов, но зато проснулась в более хорошем состоянии и настроении, чем если бы поспала немного, потом проснулась, а затем снова легла спать (и не только). Наверное, её действительно сильно укачало в самолёте, а потом в машине.

Проснулась она сама, её ничего ничего не разбудило. тору уже был на кухне, и её ждал завтрак. Они молчали, перебросились только парой-тройкой незначительных фраз, а потом стали собираться. Яреци посмотрела на посуду и сначала решила её помыть, но в последний момент передумала. На встречу с родными Тору лучше не опаздывать. И лучше вести себя кротко и скромно. И стараться не разговаривать лишний раз.

Одевшись и приведя себя в порядок, она посмотрела на Тору. Ему очень шёл классический стиль, и она поправила ему галстук и ворот рубашки. Сама она надела тоже тёмное платье и накрасилась. на душе у Тору было неспокойно, и она тоже его обняла в знак поддержки. Она должна его поддержать в это тяжёлое для него и его семьи время. Она должна быть сильной и сделать всё возможное, чтобы сегодняшняя встреча не закончилась провалом. Потому что это у неё в семье такие замечательные отношения с папой, что, как бы она ни ссорилась с ним, он не переставал её любить и оберегать. А здесь всё по-другому. Из-за того, что она проспала так долго, они не успели обсудить какие-то моменты, а сейчас не было смысла их обсуждать.

Они вышли из дома и шли в молчании, погруженный каждый в свои мысли. Яреци сжимала руку своего любимого, надеясь, что это хоть как-то его поддержит. Она пока не решалась нарушить молчание, но всё-таки не удержалась.

- Я буду с тобой, я не брошу тебя, любимый, - тихо сказала она, посмотрев в его глаза.

На всякий случай она настроила ментальный щит. Так спокойнее. Намного спокойнее...

Яреци пыталась его подбодрить, хотя и сама, наверняка, нервничала. В Японии для нее все было новым и непривычных, особенно люди и их нравы. Она не разбиралась во всех тонкостях этикета, не знала, как к кому обращаться и что следует говорить в каждом конкретном случае, чтобы ее не посчитали невежливой. Поэтому ее незнание языка здесь могло оказаться даже кстати - если в ее адрес будет сказано что-то не слишком приятное, допусти она какую-то грубую ошибку, ей все равно не суждено было это понять. Хотя большинство его родных никогда не позволяли себе откровенных грубостей, унижая достаточно тонко и не всегда понятно для собеседника, а жена старшего брата, в отличие от своего мужа не умеющая лишний раз держать язык за зубами, не знала английского, так что могла злопыхать сколько угодно.

- Спасибо, я чувствую твою поддержку. - Тору поднял руку девушки, которую сжимал в своей и нежно коснулся губами ее пальцев. Он знал, что Яри в любом случае будет с ним рядом, и обещал себе оберегать ее от любых возможных нападок со стороны.

Их квартира располагалась недалеко от автобусной остановки, так что первый этап пути не отнял много времени, как и сам переезд на автобусе, приведший их практически на окраину города. Эти места Тору помнил хорошо, даже слишком, хотя, казалось бы, прошло немало лет с тех пор, как он проходил этой дорогой последний раз. Огромное двухэтажное чудовище, называемое родительским домом, располагалась в самом конце улицы и оттяпывало еще нехилый кусок территории вокруг себя. Тору никогда не понимал, зачем выкидывать огромные деньги и строить такую махину, для относительно небольшой семьи, забирающую массу времени и сил на свое содержание. Даже когда бизнес отца переживал непростые времена, тот упрямо отказывался его продавать, экономя на всем, на чем только можно, включая приходящих наемных работников, которые должны были помогать матери по-хозяйству, заставляя ее справляться со всеми делами в одиночку. Не удивительно, что в своем детстве Тору мог вспомнить немало дней, в течение которых не перекидывался с матерью ни единым словом. Хотя причина практически полного отсутствия общения была, наверное, не только в этом.

- Мы пришли, - он указал на здание и, прежде чем подняться по ступенькам и позвонить в звонок, решил проинструктировать Яреци. - Обращайся к матери "ока-сан". Это что-то вроде уважительного "матушка". К брату - "они-сан", а к его жене, если будет такая необходимость "онэ-сан". Он не стал забивать девушке голову историями про приставки, суффиксы и их значения. Когда же все последние важные слова были сказаны, Тору крепче сжал маленькую женскую руку, проделал нескольку шагов, отделяющих его от знакомой двери и нажал на звонок.

- Все будет хорошо, - уверенным голосом прошептала она, забираясь в автобус. Автобусы здесь были совсем другие, не похожие ни на развалюху в Лхасе, что пыхча и чихая ехала до безымянной деревушки, от которой петляла дорога в загадочный монастырь, ни на московские автобусы. Здесь вообще все было другое, но сейчас она поняла, что заинтересовало ее больше всего - это левостороннее движение. Вчера она как-то не обратила на это внимания.

Автобус ехал недолго, и они вышли на остановке. Недалеко стоял двухэтажный дом, в котором прошло детство Тору. Дом, в котором, возможно, появится место для его раненого сердца. Он должен найти место, где ему будет комфортно и спокойно. Где будет ждать семья. Где будут любить. Интересно, это реально?

Она выслушала его наставления и сглотнула, проговорив про себя, как к кому обращаться. Ментальный щит держался, и это ей давало уверенность, что все будет хорошо. Она сделает все возможное, чтобы у Тору не было проблем. Хотя она не знала, как это сделать. И ей было страшно, что она может что-то сделать не так.

Пока дверь не открылась, девушка рассматривала цветы, растущие у крыльца, которые были заботливо высажены, вероятно, его матерью.

Ожидание длилось недолго. Буквально через пару минут дверь открылась и перед ним предстала Мотидзуки Фуэми - жена старшего брата и весьма неприятная особа. Не самое обнадеживающее начало, но с этим он уже ничего не мог поделать. Фуэми была ровесницей брата, так что ей давно перевалило за пятьдесят и, в отличие от некоторых женских лиц, возраст явно не пошел ей на пользу, еще сильнее заострив черты, жутковато смотрящиеся в сочетании с постоянной, словно приклеенной к губам полуулыбкой.

- Нэ-сан, рад тебя видеть в добром здравии. Ты позволишь нам войти?

Судя по лицу Фуэми, та уже хотела было рассыпаться в словах приветствия, как ее взгляд упал на Яреци, и она резко замолкла на полуслове и, протаращившись на девушку в течение секунд тридцати, позволила себе рассмеяться.

- Тору, по словам Джуна ты приехал с невестой, а я вижу рядом ребенка. Может, племянник перепутал, когда хотел сказать, что ты решил кого-то удочерить. - Она отошла в сторону, пропуская их в дом. - Рюхей-сан, тут пришел твой младший брат с какой-то школьницей. Не желаешь его поприветствовать?

Слушая Фуэми, Тору поморщился. За то время пока они не общались, она ничуть не изменилась, продолжая говорить гадости с улыбкой и отвратительным приторным тоном. Для него до сих пор оставалось загадкой, как брат столько лет живет с подобной женщиной, хотя причины их брака были очевидны - значительные инвестиции, сделанные ее отцом после свадьбы в их семейный бизнес.

Тору быстро снял обувь и поставил ее в специально отведенное для этих целей место, давая Яреци понять, что ей стоит следовать его примеру. А затем провел девушку в просторную гостиную, где их уже ждал Рюхей, не ставший комментировать его спутницу и ограничившийся сухим приветствием.

- Ни-сан, - Тору кивком поприветствовал брата, - это Фернандез Яреци. Не моя приемная дочь, не какая-то школьница, - он бросил быстрый взгляд на продолжавшую противно улыбаться Фуэми, - а моя невеста. Надеюсь, вы примете нас, как часть семьи Мотидзуки.

Дверь открылась, и перед ними предстала женщина. Яреци видела мало японок, но могла с уверенностью сказать, что те японки, которых она видела в аэропорту или в автобусе, были симпатичнее, если можно так выразиться. Женщина мерзко улыбалась, и девушка мысленно окрестила её "змеёй". Она не сомневалась, если Тору тоже её так называл. Она хотела улыбнуться, но просто опустила голову в почтительном жесте. Потом снова посмотрела на неё.

Начались разговоры, смысл которых она не понимала. Хотя смех женщины ей совсем не понравился. Он был какой-то... змеиный... Яреци незаметно хмыкнула, стараясь взять себя в руки, хотя паника потихоньку начинала зарождаться где-то в районе живота. Здесь можно было прикинуться дурочкой и делать вид, что тебя вообще не существует. Судя по издевательскому, ей так показалось, тону женщины, она пренебрежительно отзывалась о ней. И, вероятно, было хорошо, что девушка не понимала языка и всего, что происходит. Тору ничего этой женщине не ответил и разулся. Девушка сняла обувь и аккуратно, следуя его примеру, поставила обувь на специальное место. Потом за Тору прошла в гостиную, где их ждал уже его старший брат. Яреци посмотрела на него и почтительно склонила голову. По крайней мере, так иногда делали в монастыре, да и в Москве она этот жест видела, поэтому думала, что в нём нет ничего ни обидного, ни неправильного. Лучше молчать, пока к ней не обратятся. она надеялась, что к ней вообще никто не обратится, но эта надежда была ничтожно мала, и она знала, что ей всё равно придётся говорить. Как хорошо, что последнее время она говорила с Тору и папой на английском. А то вот забывается, если нет практики. она столкнулась с этим, вернувшись в Москву. Русский язык в первые недели был ужасен, а папа не хотел разговаривать с ней на русском, предпочитая английский. Так что это было хорошо. По крайней мере, не опозорится, сказав что-то неправильно. А то вдруг они знают английский в совершенстве?

Так что пока она стояла рядом с Тору, готовая к тому, что либо на неё обрушится шквал критики и негодования, или на Тору, или на них двоих. Что же, надо постараться принять это. Только это очень сложно.

Яреци, наверняка, сейчас было очень тяжело. Она находилась во враждебной среде и не понимала ни слова, кроме своего имени, хотя и догадывалась, что ее персона может активно обсуждаться. Но пока девушка держалась хорошо, демонстрируя скромность и почтительность - качества, весьма ценимые его матерью, которая пока так и не вышла, чтобы посмотреть на своего блудного сына.

В ответ на его слова Рюхей долго молчал, а затем пожал плечами и кивнул в сторону семейного алтаря, на котором вместе с табличками с именами бабушки и дедушки стояла фотография отца.

- Это не мне решать. Я же с тобой не ссорился.

И это было правдой. Тору редко общался со старшим братом, поскольку поговорить им особенно было не о чем, но они всегда относились друг к другу достаточно нейтрально, не мешая жить так, как каждому того хотелось. Но пусть Рюхей формально и стал главой семьи, он явно намекал на то, что раз конфликты у младшего брата были с родителями, то и договариваться он обо всем должен с ними. И, поскольку, отец уже не мог высказать свое мнение по этому вопросу, решающее слово оставалось за матерью.

А мать все не появлялась, заставляя нервничать и думать, что она может и вовсе проигнорировать визит сына и его девушки, показывая тем самым свое нежелание иметь с ними хоть что-то общее. Так что приходилось довольствоваться тем, что есть - фотографией отца. Тору успокаивающе коснулся подозрительно подрагивающей руки Яреци, пытаясь передать, что они со всем справятся, и пошел в сторону алтаря, чтобы выказать свое уважение. Фото явно было сделано в последние годы жизни отца, поскольку таким старым он его еще не видел, хотя и с годами, отцу удалось сохранить сталь во взгляде, которая чувствовалась даже с бездушного снимка. В юности Тору считал себя абсолютно непохожим на Мотидзуки Рэна, но чем старше становился, тем больше отцовских черт находил в своем лице. Забавно, но сейчас он походил на него даже больше, чем Рюхей или Шотаро.

Тору опустился на колени и сложил руки в молитвенном жесте. Он хотел что-то сказать отцу, но пока не знал что. Разрозненные мысли не складывались в слова, так что он просто прикрыл глаза и постарался очистить разум от лишнего мусора.

Тору сильно нервничал, и девушка не знала, что можно сделать, чтобы ему стало как можно спокойнее и лучше. Старший брат что-то сказал, и девушка посмотрпла на Тору. Затем мужчина кивнул на небольшой алтарь с фотографией пожилого мужчины, отца, и какими-то табличками. Он отличался от привычных ей надгробных плит или алтарей, что устанавливают в привычном ей мире на кладбищах или, очень редко, в какой-нибудь комнате, если это собственный дом. Как она успела изучить, еще находясь в Москве, здесь были вообще другие обычаи, и даже кладбищ как таковых в этой стране не было. Вроде бы тело кремировали, а потом распыляли по ветру. Хотя этт достоверно не известно, и она нп удивится, что эти все ее знания неправильные...

Она слабо мотнула головой, решив, что это не та тема, о которой надо думать. Топу ушел к алтарю и, вероятно, стал молиться, отдавая дань памяти своим ушедшим в вечное путешествие родственникам. Девушка осталась на месте, так как не знала, что нужно делать. Но никто ей ничего не сказал, поэтому она пока стояла одна, стараясь стать как можно менее заметной. Она опустила голову и прикрыла глаза. В голову залетела безумная мысль помолиться. Почему безумная? Она редко молилась, не умела это делать, и она сейчас вообще сомневалась, что это будет уместно в данной ситуации. Но может быть это поможет? От чего и чем она не знала, но, вздохнув, решила помолиться. Папа как-то рассказывал, что, отдавая дань ушедшим, главное делать это искренне и верить, что это поможет обрести покой. Она не молилась, когда умерла ее прабабушка, не молилась, когда умерли папины родители. Она вообще не молилась. Лишь однажды, когда запуталась в своих ощущениях, надеясь, что забыла Тору. Но оказалось, чтт забыть его она не смогла. И теперь уж точно не сможет забыть...

Почему-то сердце стало разрываться от боли, а в горле застрял комок. Она глубоко вздохнула, и ее губы зашевелились в безмолвной молитве. Это был первый раз, когда она молилась за сохранение души абсолютно неизвестного ей человека, который, вероятно, мог бы выгнать ее из этого дома... теперь оставалось слово за матерью Тору, которая почему-то не появлялась...

Мотидзуки Чиеко за свои семьдесят восемь лет жизни теряла самообладание настолько редко, что, наверное, все эти случаи можно было пересчитать по пальцам. Последним из них стала смерть мужа, рядом с которым она провела всю свою жизнь, а вот теперь возвращение сына, не появлявшегося в родном доме уже больше десятка лет. Она знала, что он придет сегодня вместе со своей, как выразился Джун, молодой невестой, и хоть никак не прокомментировала слова племянника, с самого утра непроизвольно стала поглядывать в окно, пока действительно не увидела две приближающиеся к дому фигурки, держащиеся за руки.

С большого расстояния при заметно ослабевшем за последние годы зрении она не смогла толком рассмотреть сына и его спутницу, но даже того, что она успела увидеть хватило, чтобы понять - ее Тору заметно возмужал, как в своем внешнем облике, так и в своем отношении к женщине. Чиеко никогда не позволяла себе появляться на людях, даже если это были члены ее семьи, в "растрепанных" чувствах, так что ей потребовалось какое-то время, чтобы унять участившееся сердцебиение, собраться и, как обычно, с абсолютно прямой спиной и, несмотря на возраст, твердым шагом спуститься в гостиную и поприветствовать пришедших.

Представшая перед ее глазами картина оказалась в чем-то предсказуемой, а в чем-то удивляющей одновременно. Рюхей, еще не привыкший к роли главы семьи, чувствовал себя неуютно, его жена как всегда противно улыбалась, любопытно поглядывая на испуганную девочку, чьи губы шевелились то ли в молитве, то ли в попытке повторить что-то ранее заученное, а Тору, ставший еще больше похожим на Рэна, сидел у семейного алтаря и выглядел таким примерным, каким, пожалуй, бывал только в раннем детстве.

Легкий знакомый шорох, говорящий о появлении матери, заставил его открыть глаза, резко вскочить и повернуться в сторону женщины, подарившей ему жизнь, но так и не ставшей для него по-настоящему близким человеком. Она заметно постарела, но все равно сохраняла прямую, как струна, осанку и излучала уверенность, заставляющую бояться ее, ни разу на его памяти не повысившую голос, сильнее постоянно ругающегося отца.

Тору сделал несколько шагов ей навстречу, по дороге взял Яреци за руку, чтобы они подошли к матери уже вместе, и поприветствовал ее уважительным поклоном. Конечно, в большинстве японских семей общение не было столь формализованным, как в его собственной, но сколько он себя помнил, мать всегда требовала соблюдение этикета, нередко подменяя им обычное душевное общение.

- Ка-сан, - рад тебя видеть. Позволь тебе представить Фернандез Яреци. Она не понимает японского, так что я бы просил вести наш дальнейший разговор на английском.

Подобная его просьба явно не устроила Фуэми, не знающую иностранных языков и остающуюся, при таком раскладе, вне разговора, чего она очень не любила. Так что пока у нее имелась такая возможность, она решила сказать хотя бы парочку гадостей, чтобы не чувствовать, что день прошел зря.

- Тору, дорогой, тебе не кажется, что ты и так слишком много времени провел среди иностранцев? Если и дома будешь говорить по-английски и вовсе забудешь родной язык. Ты хочешь совсем огорчить матушку? Она и так переживала, когда ты решил проигнорировать похороны отца. А сейчас ты возвращаешься в родительский дом после долгого отсутствия с каким-то ребенком, подобранным ради забавы и диктуешь свои правила. Это некрасиво.

Тору всегда считал, что не стоит связываться с убогими, но направленные в его адрес слова пробудили в нем дикое желание открутить Фуэми ее болтливую голову. Но он должен был сдерживаться, позволяя себе только чуть сильнее обычного сжать зубы. Любая, даже глупая, ссора могла сейчас перечеркнуть все достижения и поставить крест на возможности наладить отношения с матерью.

Есть такие книжечки, продающиеся в церквях и храмах, в которых есть примеры молитв, которые являются чуть ли не каноном. Только поменять имя, а текст должен быть такой, как в книжечке. Про католические храмы она такое не слышала, но иногда ей попадались такие книжечки в православных соборах, а иногда даже в метро. Она не заморачивалась, жила себе спокойно, а тут вот раз - и ей понадобилось помолиться. Зачем? Она не могла ответить на этот вопрос. Но определённо стало как-то спокойнее...

Её беззвучная молитва была прервана сначала звуком шагов, а потом в реальность её вернул Тору, взяв за руку и куда-то потащив. Она мотнула головой, сглотнула и подняла голову. Перед ней стояла женщина. Пожилая, хотя возраст выдавали, наверное, только морщины на её лице. Она излучала собой власть, уверенность и внушала страх. Она была сильной женщиной, строгой. Такой же, как её бабушка по материнской линии. Яреци почтительно склонила голову, снова сглотнула и открыла рот, чтобы поздороваться, как, во-первых, все обращения, о которых говорил Тору, мгновенно вылетели из её головы, а во-вторых, та женщина, которая им открыла дверь, снова стала что-то говорить. Судя по тону и реакции Тору, что-то не очень хорошее. Девушка сжала его руку, чувствуя, что он напрягся. Она хотела что-то сказать, но слова застряли в горле. Лучше не говорить ничего.

Она вновь посмотрела на хозяйку дома, снова склонила голову, а потом, глядя на неё, стала лихорадочно вспоминать обращение, которое нужно использовать. Почему же нельзя просто притвориться рыбкой и молчать? Какое же обращение нужно использовать?

- Онэ... ока-сан, здравствуйте, - сказала девушка дрожащим от волнения голосом, почтительно поклонившись женщине. И заметно побледнела. Сердце, кажется, пропустило удар. Ей показалось, что она только что сделала что-то очень ужасное, и теперь её точно выгонят из дома. Она не смогла даже выучить три обращения простых...

Естественно, ее появление не осталось незамеченным для большинства находящихся в комнате. Тору так сразу вскочил с колен и бросился ей на встречу, прихватив по дороге свою подругу. Удивительно, как время меняет людей, но ее строптивый сын действительно пытался сейчас предстать перед ней в хорошем свете. Причем его старания были столь велики, что он оставил без комментариев откровенную грубость со стороны Фуэми, которой в прошлом не спустил бы и половины подобных высказываний.

Его девушка тоже старалась произвести положительное впечатление, но пока всем своим поведением демонстрировала, что в бестактных словах Фуэми есть некоторая правота - она действительно была еще ребенком, совсем юным созданием, которое впрочем не стоило обижать, пользуясь ситуацией.

- Фуэми, дорогая, - обратилась Чиеко к невестке, копируя ее обращение к Тору, - поскольку у нас гости, следует поспешить с обедом. Прошу тебя сходить на кухню и за этим проследить.

Она знала, что Фуэми, даже скрипя зубами, не посмеет ей отказать, так что на время одной проблемой становилось меньше. Но оставшихся проблем все равно хватало, и одна из них стояла прямо перед ней, глядя на нее испуганными глазами на красивом молоденьком личике.

- Яреци... Я ведь правильно произношу? Рада с вами познакомиться. - Чиеко никак не прокомментировала оплошность девушки. Да и по большому счету следовало признать, что та, несмотря на то, что являлась иностранкой, производила приятное впечатление. Возможно, если ее обучить, из этой девочки могла получиться неплохая жена для кого-то из ее внуков. Но вот Тору... В этом случае все становилось немного иначе.

- Присаживайтесь, - она указала на кресла, стоящие недалеко от окна и подала Тору руку, чтобы он ее проводил. Она давно не дотрагивалась до сына и, стараясь скрыть нахлынувшие эмоции, решила высказать в завуалированной форме то, что уже давно не давало ей покоя. - Приятно, что ты так востребован, что у тебя совершенно не остается свободного времени.

Чиеко до сих пор не могла до конца простить сыну, что он пропустил похороны отца, как и то, что не смог наступить на свою гордость и оказаться здесь хотя бы на пару месяцев раньше.

Наверное стоило потратить больше времени, чтобы объяснить Яреци основные правила, принятые в его семье, но сначала, он не хотел перегружать девушку информацией, потом ему было жалко ее будить, когда она так сладко спала, так что в итоге винить в небольшое оплошности со стороны Яри он мог только себя. Чтобы как-то подбодрить девушку, Тору крепче сжал ее руку и бросил предупреждающий взгляд на Фуэми, чтобы она не вздумала комментировать произошедшее, хотя и не был уверен в эффективности такого действия. К счастью, мать вовремя вмешалась, отправив жену брата на кухню и демонстрируя, что ее голос, несмотря на возраст, все еще обладает практически безграничной властью.

Конечно, мать никак не стала комментировать оговорку, в свойственной ей манере сделав вид, что ничего не произошло. И даже соизволила подать ему руку, хотя прекрасно могла передвигаться сама, что, в общем, можно было считать хорошим признаком. Хотя ее слова, произнесенные абсолютно ровным тоном, явно содержали в себе обиду и ставили в тупик, что же говорить дальше. Что-то объяснять было глупо. Здесь все и так хорошо понимали причины его длительного отсутствия. Просить прощения? Тору не был уверен, что сейчас готов к этому, поэтому дорогу до кресел так и проделал в молчании, которое, в определенный момент, стало практически невыносимым.

- Может хоть расскажешь, где тебя все это время мотало, и где ты познакомился со своей... невестой? - Вопрос Рюхея, как и предыдущие слова матери, прозвучал на ломаном английском и, несмотря на не слишком приятные форму и содержание, помог преодолеть некоторую царящую неловкость.

- Я бывал в разных городах Китая и во Вьетнаме, - Тору сел напротив матери и кивнул Яреци, чтобы она села с ним рядом. - Какое-то время жил в небольшой деревеньке в Тибетских горах, а затем перебрался в находящийся неподалеку монастырь. Собственно там я и познакомился с Яреци. Последние несколько месяцев я находился в России, откуда уже и прилетел в Японию.

Если бы здесь был Шотаро, он бы точно прокомментировал его слова чем-то вроде: "все понятно, десять лет бездельничал" или "только ты мог догадаться искать девушку в монастыре", но Рюхей не был похож на второго брата, поэтому просто хмыкнул и снова замолчал, словно пытаясь подобрать еще какой-то вопрос, приличиствующий хозяину дома, который после некоторых раздумий и задал, уточняя у Яреци, какое впечатление на нее произвела Япония.

Обстановка давила на нее. Она боялась, что сейчас все закончится, что ее выгонят из дома. И самое страшное, что она успела себе напридумывать за эти короткие секунды, - ее выгонит Тору. Любимый Тору, который вдруг поймет, что она ни на что не годится...

Начала сильно болеть голова, и она вздохнула. Снова из-за стресса она не смогла удержать ментальный щит. Она не смогла чему-то обучить Дарсию, как только вмешался ее брат, она не могла сопротивляться Маркусу, потому что начинала заболевать и не могла концентрироваться, чтобы удерживать ментальный щит, хотя он и не использовал ментальную магию. Она не смогла сейчас совладать со страхами и запомнить, как нужно правильно обратиться к матери Тору. Потому что обстановка была напряженной. На что она надеялась, отправляясь с Тору в это путешествие? Почему она тогда, давно-давно, не ушла от дуба, как только он чуть не налетел на нее? Она всего лишь ребенок...

Она уже приготовилась к тому, что ее в грубой форме вышвырнут из дома, хотела это принять как должное, но услышала голос. Строгий и властный. Посмотрела на женщину и поняла, что та что-то сказала этой змеюке. Потом мама Тору обратилась к ней, и это заставило ее сглотнуть и вздрогнуть. Английская речь была непривычной, но это заставило ее слегка облегченно вздохнуть. Она снова учтиво поклонилась женщине и, решив не комментировать ее слова, следом за ними направилась к стоящим креслам. Ноги показались чужими, но она не подала вида. Тору стал сопровождать свою мать, и, глядя на их спины, она подумала, что попробует сделать все от нее зависящее, чтобы Тору попросил у своей матери прощения, и чтобы в этом доме царил мир. Неизвестно пока, как она это сделает, но нужно попробовать...

Она села в кресло рядом с Тору и выпрямилась, лихорадочно вспоминая правила этикета. Она сама была ограждена от всего этого, папа относился к ней более лояльно, чем бабушка по маминой линии. Родители рассказывали как-то, что мамины родители были против этого брака, и папе пришлось приложить очень много усилий, чтобы его приняли в ее семью. Он был простым поваром, в то время как родители мамы добились достаточно большого влияния в Испании. И у мамы были конфликты с родителями из-за того, что они не хотели крестить дочь, прививали ей другие ценности, жили иначе. Но девочка старалась учить правила этикета, чтобы не только нравиться бабушке, но ей это было интересно. И вот сейчас это может пригодиться.

Она села чуть ли не на край кресла, выпрямилась, ноги поставила вместе, расправила юбку платья и оставила руки на коленях. Нужно успокоиться. Если ее не вышвырнули сразу, то может и не вышвырнут. Стало как-то спокойнее, и паника постепенно отступала. Она глубоко вздохнула и, услышав Тору, посмотрела на его брата, когда он спросил про Японию.

- Они-сан, - почтительно склонила она голову. Голос все еще дрожал, но в нем чувствовалась уверенность, которая, впрочем сразу исчезла, когда она стала отвечать на вопрос. - Япония - очень необычная страна. И... - она задумалась, - мне понравилась... здесь другая атмосфера... - она неуверенно замолчала и опустила глаза