Кислотные брызги

Янлин хотела после окончания пар в университете пройтись по магазинам, пока Юншэн был занят со своей работой и не мог встретиться с ней. А она чувствовала себя довольно скверно и ей нужно было как-то восстановить свое душевное равновесие. А раз обычно она делала это при помощи траты некой суммы денег, то не стала изменять своей привычке и в этот раз. Янлин не стала звонить в такси, а решила пройтись пешком до ближайшего торгового центра, всего-то пара кварталов, да потом срезать через дворы на соседнюю улицу.

Погода была...ничего так, для осени. Еще не так холодно, как в ноябре, но уже и не тепло, как в сентябре, но хотя бы не было дождя, что Янлин особенно радовало, потому что она забыла зонт. Она шла по широкой улице, любуясь собой в витринах магазинов и слушая музыку, которая лилась из наушников, и чувствовала, что настроение потихоньку выправляется. Зашла по дороге в Старбакс и купила кофе с собой - любимый ореховый латте - и почувствовала себя еще лучше. Все складывалось очень неплохо. Сейчас она купит себе новые джинсы или осенние сапожки, пару длинных перчаток и может быть новый свитшот.

Янлин свернула с широкой улицы в тоннель-арку между домами. Навстречу ей шел какой-то человек в низко надвинутом на лицо капюшоне. Янлин успела подумать о том, что на нем надет совершенно бесформенный ужасный худи явно на пару размеров больше, когда человек, приблизившись, вдруг сделал резкое движение рукой в ее сторону. Янлин вздрогнула, инстинктивно хотела зажмуриться, но почувствовала, как лицо обожгло сильной, практически что невыносимой болью. Она вскрикнула, схватилась за лицо руками и тут же отдернула их, потому что кончики пальцев тут же защипало. Боль была такой сильной, что Янлин показалось, что она ослепла. Она сделала несколько шагов вперед, наткнулась на стену и осела под ней. Она попыталась стереть что-то с лица рукавом пуловера, но застонала от боли, едва прикоснувшись к коже.

Нужно было кому-то позвонить. Янлин с трудом дрожащими пальцами, которые совершенно не гнулись и не слушались, плача от боли, зажала голосовой набор на кнопке наушников и велела Сири набрать номер Юншэна.

В планах о переезде Юншэна в Пекин стали намечаться явные подвижки. Отец все же согласился открыть офис продаж в городе, и даже согласился на то, чтобы Юншэн этим офисом руководил. На три месяца сняли квартиру за счет компании при условии, что дальше Юншэн либо платил за неё сам, либо возвращался в Лхасу. С самого утра было много беготни, потому что помещение под офис уже было выбрано, и нужно было подписать договор и решить вопросы со связью, ремонтом и мебелью. Юншэн планировал освободиться к вечеру, чтобы встретиться с Янлин и рассказать ей о новостях.

У него было много планов. Он хотел заранее все подготовить, нанять пару продавцов, распечатать достаточно каталогов и хорошо оформить офис, а заодно и подготовить материалы для сайта компании об открытии пекинского офиса. Стоило бы еще провести какое-то мероприятие для клиентов, но там нужно было попросить о помощи отца.

Юншэн подписал накладные на стройматериалы и договаривался с бригадиром строителей, когда у него зазвонил телефон. Это была Янлин, поэтому он ответил сразу.

- Да, привет, - произнес Юншэн, жестом извинился перед строителем и вышел из офиса на улицу.

Юншэн ответил сразу, словно ждал ее звонка.

- Юншэн, - губы жгло, и они плохо двигались, отчего слова получались какие-то скомканные. Янлин облизнула их, что вызвало у нее новую вспышку боли. Как будто от сильного, очень сильного ожога. И глаза саднило так, что немного легче было держать их закрытыми, потому что свет, даже тот малейший, что был в полутемной арке, причинял ужасную боль. - Мне что-то плеснули в лицо, очень больно. Я ничего не вижу.

От этого становилось страшно. Снова в голове пронеслись слишком свежие картинки, как она не могла вдохнуть, задыхаясь после кетамина, и Янлин показалось, что грудную клетку снова сдавило. Она судорожно вдохнула, почувствовав, что дышать все-таки может, но это ее не успокоило, потому что глаза все еще болели, болели очень сильно, а попытки их открыть приводили к тому, что она со стоном закрывала их обратно, потому что это было невыносимой пыткой.

Не плакать не получалось, но Янлин чувствовала, как слезы жгут и без того чувствительную кожу, и боялась себе представить, что творится с ее лицом, что она испытывает такую боль. Если бы она могла его ощупать, это бы немного прояснило ситуацию, но ей казалось, что с кончиками пальцев, которыми она сначала схватилась за щеки, происходило в точности то же самое.

Юншэн с трудом разобрал, что говорила Янлин, но этого было достаточно, чтобы он принялся ловить по счастливой случайности свободное проезжавшее мимо такси.

- Скажи, где ты находишься? - спросил Юншэн. - С тобой рядом есть кто-нибудь? Не трогай лицо руками, если кто-то есть рядом, пусть купят простую воду и промоют ожоги, но ничем не трогай лицо, только водой поливать можно. Слышишь меня?

Он вспоминал все, что учил о заживлении ран. Ожоги кислотой были опасными, особенно если обожжены глаза. Янлин нужно было срочно оказывать помощь, но прохожие в Пекине не любили вызывать скорую, чтобы их не заставили за это платить.

- Янлин, я сейчас приеду, только объясни, где тебя искать, - повторил Юншэн.

Отца не было в городе, а его помощь сейчас была бы неоценима. Юншэн не был уверен, что его собственных знаний хватит, если ожоги серьезные, и тогда Янлин лучше было везти в клинику, где есть врачи, медикаменты и оборудование. И обезболивающие, ожоги - это жутко больно.

Янлин назвала адрес, где находилась. Она не раз ходила через этот двор, потому что после того, как она начала учиться в университете, плохое настроение преследовало ее почти постоянно после напряженных пар, и хорошо знала эти улицы.

- Там есть такая арка между домами. Я не вижу, но, кажется, тут никого больше нет. Не слышно шагов, - добавила она, пытаясь прислушаться к окружению, чтобы понять наверняка, идет кто-то мимо или нет. Но, как она и сказала, вокруг никого не было, даже не к кому обратиться за помощью, и никто не знает, что она здесь и ей очень-очень плохо, больно и страшно.

- Я уже схватилась руками, пальцы тоже болят и не слушаются, - пожаловалась она. Кто же знал, что нельзя трогать, она же просто хотела стереть это с лица, а теперь у нее еще и кончики пальцем жжет, так что она не может держать телефон. Янлин всхлипнула. Ей представлялись всякие ужасы - как с лица слезает кожа и мясо, обнажая кости, и ужасно сильно хотелось потрогать скулы, вдруг и правда там уже голая кость, и от этих картин ей стало плохо и даже затошнило.

- Приезжай, пожалуйста, - жалко проговорила она в трубку. Почему это все происходит с ней. Она никому ничего плохого не сделала, на просто шла в торговый центр, почему все так получилось?

Юншэн назвал таксисту адрес, ехать было недалеко, но все равно хотелось бы, чтобы рядом с Янлин уже был кто-то, кто мог бы ей помочь. Она говорила с трудом, это могло означать, что у неё были обожжены губы, и как бы она еще не вдохнула то, чем в неё брызнули.

- Я скоро буду, я уже еду, Янлин, - сказал Юншэн. - Тогда и руками ничего не касайся, иначе может стать хуже.

Таксист свернул в переулок, затем остановился неподалеку от арки, потому что ближе подъехать не мог. Юншэн заметил в салоне бутылку с водой, и, заплатив за поездку двойную цену, забрал эту воду и вышел из машины, чтобы искать Янлин.

Девушка сидела у стены, кожа на её лице как будто закипала от сильного химического ожога, и Юншэн поначалу просто испугался от такого зрелища. Но он должен был взять себя в руки, чтобы ей помочь.

- Янлин, я тут, - сказал он. - Я сейчас промою ожоги водой, не бойся.

Он полил лицо, особенно глаза, водой, которая была в бутылке, хотя этого было недостаточно, чтобы нормально очистить рану. Да и времени прошло достаточно много, кислота успела сильно разъесть ткани. Юншэн отбросил в сторону пустую бутылку и задержал ладонь напротив лба девушки, чтобы направить на область Аджны синюю обезболивающую энергию. От таких ран боль должна была быть чудовищной.

- Тебе нужно к врачу, - сказал Юншэн. - Отца нет в городе, нужно обработать раны. Сифу Грей сейчас в Пекине?

Янлин прижалась спиной к стене. Она все равно ничего не видела, да и не могла ничего касаться обожженными пальцами, поэтому просто сидела и ждала Юншэна, считая про себя, потому что это немного отвлекало от нестерпимой боли, с которой она все равно ничего не могла поделать. Она прислушивалась, вдруг кто-то пойдет мимо, но в переулке все еще было пусто. Неужели никто здесь не ходит?

- Юншэн, - Янлин обратила незрячие глаза к парню, силясь его рассмотреть, но с тем же успехом она могла смотреть закрытыми глазами. На лицо полилась вода, и сначала это было неприятно, что Янлин вздрогнула,даже будучи предупрежденной, но потом поняла, что вода приносит успокоение разгоряченное коже. А потом боль стала понемногу уходить, как будто лицо замораживали, как при обезболивании у стоматолога.

- Она...она в клинике. Понимаешь...- Янлин не была уверена, что она имеет право говорить об этом вслух, потому что мама старалась не распространяться сама и держала все в тайне. - Она не может. Она...ну, беременна и сейчас в клинике.

Уж лучше сказать так, чем Юншэну придется гадать, почему мама не может помочь. И, предупреждая следующий вопрос, сразу ответила:

- Тео пропал. Его ищут. Папа считает, что это Асака.

Это было очень страшно. Янлин старалась делать вид, что ничего не произошло, но все равно беспокоилась за брата. Они же все-таки одна семья.

Юншэн не слышал новостей о сифу Грей и Тео, а теперь почувствовал, как весь груз ответственности за случившееся с Янлин обрушилось на него. Он даже не был уверен, что в клинике ей будет безопасно, раз Асака подобрался так близко. Еще неизвестно, кто облил кислотой лицо Янлин, хотя тут Юншэн скорее подозревал её прошлую соперницу из школы, чем японского авторитета.

Глаза Янлин были закрыты пленкой из обожженной кожи. Это было страшное зрелище, но Юншэн сосредоточился на ауре, чтобы понять, были ли повреждены глаза. Он видел темно-синее свечение в области глазниц, а затем ша-ци и всполохи боли на поверхности. Была повреждена кожа век и верхний слой роговицы, если он понимал правильно то, что видел. Раньше нужно было учить врачевание.

- Как ты считаешь, тебе безопасно сейчас ехать в клинику? - спросил Юншэн.

Он поднес вторую руку к более поврежденному глазу девушки и задержал кончики пальцев в цуне от поврежденных тканей. Юншэн направил энергию желтого цвета, чтобы она восстановила хотя бы кожу век, затем проделал то же самое со вторым глазом и стряхнул ша-ци. Он понимал, что ему сейчас не хватит сил, чтобы залечить такие ожоги. Для этого понадобится не один день.

- Посмотри на меня, видишь что-нибудь? - спросил Юншэн.

- Мне кажется да, там же мама. Если бы было опасно, папа бы ее забрал и велел врачам наблюдать за ней у Ч...нас дома, - наверное, не надо говорить о Чжу сяншене. Янлин не знала, насколько Юншэн в курсе всего, что происходит в Пекине и кто тут делит власть, хотя его папа вроде бы все знал. Тай даже учил Юншэна стрелять, но все равно.

Янлин замолчала, потому что говорить было уже не больно, но неприятно - кожа натягивалась, как будто какая-то ткань поверх лица, и это было не очень здорово. И собственные слова получались невнятными, какими-то жеваными, глухими, некрасивыми. Она не понимала, что Юншэн делает, и плохо чувствовала что-либо, но ей все равно не оставалось ничего, кроме как сидеть и ждать, что он сделает хоть что-нибудь.

- Плохо, - Янлин присмотрелась, потому что через мутную черную пелену начали проступать какие-то нечеткие очертания. - Все такое нечеткое, как сильно размазанное, - ей до ужаса сильно хотелось ощупать лицо руками, чтобы оценит, насколько все плохо, но пальцы не слушались, и Янлин боялась, что ей опять станет больно от собственных прикосновений. - Но там что-то светлое, справа.

Она сейчас не понимала, где что находится, но она вроде пришла оттуда, справа. Значит ли это, что она различает свет?

- Там все очень плохо? Я уродина, да? - упавшим голосом спросила Янлин, в равной степени и ожидая и боясь ответа.

- Давай вызовем скорую из клиники, - предложил Юншэн. - Они отвезут тебя в больницу, тебе смогут обработать раны и посмотреть глаза. А я буду приезжать, чтобы лечить ожоги, и они прошли быстрее.

Его не столько пугали сами раны, сколько необходимость все время снимать боль. У него просто не хватило бы на это сил, Янлин нужна была помощь врачей и специальные препараты. Так можно было справиться за считанные дни, и Юншэн понимал, что ткани можно заживить так, что не останется даже рубцов.

- У тебя обожжена роговица, она заживет, и зрение восстановится. Я не могу сейчас нормально залечить ткани, я трачу энергию на то, чтобы ты не чувствовала боль, - объяснил Юншэн. - У тебя сильно обожжено лицо. Но оно заживет. Раньше, чем отрастут брови и ресницы. Я не думаю о том, уродливо ли это выглядит, я переживаю, что тебе больно. Если я отпущу энергию, эта боль снова вернется. Я не представляю, как ты дождалась и не потеряла сознание.

Янлин очень гордилась своей внешностью, и эта месть со стороны кого-то из её врагов должна была оказаться самым жестоким испытанием. Юншэн понимал, что без помощи врачевания такие раны оставят глубокие следы, и даже пластические операции не смогут все нормально восстановить.

- В клинике тебе скажут, что останутся шрамы, - предупредил Юншэн. - Это не так, с помощью магии раны заживут без шрамов.

Янлин совсем не хотела ехать в клинику.Потому что там на нее будут смотреть, кто-то с жалостью, кто-то с любопытством, а она не была обезьяной в клетке, чтобы на нее так смотрели. Ну и сама атмосфера больницы ее угнетала. И она хотела уже отказаться, сказать, что Юншэн и сам ведь хорошо справляется, как он не дал ей ничего возразить, и Янлин поняла, что он не сможет залечить ее лицо и глаза. Что ей придется ехать в клинику.

- Хорошо... - Янлин уставилась в пространство перед собой, где, как ей показалось, был Юншэн. Во всяком случае именно там она видела какое-то темное пятно по форме похожее на человеческую фигуру. - Только ты поедешь со мной сейчас?

Раньше Янлин думала, что мало чего боится, ну, пауки, крысы и прочие эти твари не в счет, потому что их много кто боится, и это нормально, это ведь такая гадость, а сейчас ей было страшно. Также страшно, как и тогда, когда она не могла дышать, потому что там она могла умереть, а сейчас она понимала, что у нее вместо лица - месиво. Юншэн говорил, что все восстановится, не останется даже шрамов, но пока это было месиво, и воображение рисовало ей отвратительные картины слезающих с лица струпьев кожи в подтеках крови и сукровицы.

- Позвони моему папе, пусть он тоже приедет, - попросила она, протягивая ему телефон, который держала неловко, не касаясь кончиками пальцев.

- Я поеду с тобой, - сказал Юншэн. Он взял из рук Янлин телефон, который ей было неудобно держать, но набрал номер Чуна сяншена со своего. - Сейчас я позвоню твоему папе, потом поедем в клинику.

В трубке раздались длинные гудки. Юншэн держал одну руку у лица Янлин, продолжая заглушать боль синей ци, хотя запястье уже сводило. Он не думал, что на снятие боли может уходить так много ци.

- Чун сяншен, здравствуйте, это Лю Юншэн, - произнес он, как только услышал голос в трубке. - На Янлин напали, облили лицо кислотой. Я сейчас с ней. Нет, она мне позвонила, и я приехал. Её нужно везти в клинику. Да, - он назвал адрес. - Хорошо, тогда мы ждем вас.

Он убрал оба телефона в карман пиджака, затем сменил руку, которой работал с энергией, и стряхнул ша-ци.

- Твой папа скоро приедет и сам отвезет нас в клинику, - сказал Юншэн. - Ожоги только на лице и руках?

Брызги могли попасть на шею или грудь, но Юншэну было сложно удерживать концентрацию на ауре Янлин и искать другие раны, если они были.

Янлин продолжала сидеть на месте, опасаясь, что если куда-то отлипнет от своей стены, то наткнется или на Юншэна или на что-то еще, споткнется об свою сумку, которую уронила, когда на нее плеснули кислотой, и больше всего она боялась наткнуться пальцами на другую стену, потому что руки болели, хотя лицо вроде нет. Но над лицом, кажется, колдовал Юншэн. Лишиться зрения было ужасно. Ее словно поместили в какую-то темную комнату, из которой ей не выбраться, и страшнее было то, что зрение могло не вернуться скоро. или вообще не вернуться. Или эти шрамы, которые наверняка останутся на лице... Что ей делать с этими шрамами? Сколько времени может понадобиться, чтобы они зажили? А пока ходить такой уродиной?

Янлин снова почувствовала, что из глаз текут слезы, особенно когда Юншэн сказал, что папа скоро приедет. Ей очень сильно захотелось, чтобы он ее обнял и сказал, что все будет хорошо, потому что было очень страшно. Она не рассказывала родителям про случай с вечеринкой, но теперь наверняка придется, а Янлин очень хотелось этого избежать.

- Вроде да, у меня куртка кожаная, может на нее и попало что, я не знаю, - ответила Янлин, но она не чувствовала, чтобы у нее болело что-то кроме лица и рук. Хоть где-то хорошо, если бы обожгло еще и шею, ей тогда вообще незачем жить. Она прекратилась в уродину без лица, да еще и к тому же слепую. Янлин в бессилии скрипнула зубами и закрыла глаза.

Юншэн все-таки окинул Янлин взглядом, но не увидел повреждений на шее, только несколько небольших следов от кислоты на куртке. Он подумал, что зря вылил воду, промывая раны, больше толку было бы работать с её помощью, убирая ша-ци. Юншэн снова направил немного желтой, а затем синей энергии на глаза Янлин, сейчас его больше всего беспокоило её зрение.

- Скажи, если начнешь что-то видеть, - попросил он девушку. - Сейчас будут заживать ткани на глазах.

Он ждал, когда приедет Чун сяншен, чтобы быстрее везти Янлин в клинику. Там ей должны были оказать помощь, нормально обработать раны, дать воду или поставить капельницу, потому что площадь ожога была большой, это уже ухудшало состояние. И дать нормальное обезболивающее, а лучше вместе со снотворным. Юншэн вспомнил о недавнем отравлении и задумался.

- Врачам в клинике лучше будет рассказать про кетамин, - сказал он. - Что тебе его нельзя.

Иначе это создавало риск новых приступов удушья.