Случай на выставке

В семье Агирре очень любили всякое искусство, музеи, историю и прочие вещи. В семье Фернандез к искусству относились спокойно, могли годами не ходить в музеи и не видели в этом ничего страшного. А потом два представителя этих семей встретились. Влиян е матери Лауритты было очень сильным, и сеньор Фернандез старался не пересекаться со своей тещей. А вот Лауритта не могла отказаться от семьи, и малышке Яреци приходилось иногда, отдыхая в Испании, посещать всякие разные музеи.

Может, поэтому она и захотела связать свою жизнь с искусством. Моррис помнит, как его дочурка не могла оторваться от созерцания картин Врубеля и Верещагина; помнил, как читал записи в дневнике и ходил к директору. Потому что Яреци всегда оставалась в залах Верещагина и Врубеля и изучала "Апофеоз войны", пока остальные пытались познать картину Иванова. Потлм все забили на эту странность.

А потом дочка сказала, что хочет стать художником.

Моррис не общался с дочерью уже несколько месяцев. Он только написал ей сухое смс с днем рождения, и больше не звонил и не писал ей. О ее жизни он узнавал от Тору, с которым сохранил хорошие отношения. Потому что Тору был опекуном Кимико, которую Моррис так любит...

И вот теперь Моррис ходит по залам галереи, где в одной комнате выставлены картины современных начинающих художников, в том числе и его дочери, что было очень неожиданно. Его никто не приглашал, он вообще узнал об этом чисто случайно. Как же он оказался в Китае? По работе. А потом, разобравшись со всеми делами и купив в зоопарке игрушечную панду для приемной дочери, он пошел в музей. В тот самый, в потором шла выставка. Он удивился,узнав, что там висят работы дочки. Еще больше удивился, когда узнал, что сегодня первый день, открытие, и начался небольшой фуршет. Выпивка - это то, что привлекло мужчину больше, чем творчество дочери. А посему он, побродив по галерее и найдя нужный зал, сразу направился к столу, взял фужер с шампанским и встал около стены, думая, с какой женщиной познакомиться. Их было много, а силы были уже не те. Он усмехнулся, представив реакцию Жюли, если он ей изменит. Но он просто поболтает с ними, это же не запрещено...

После расставания со Стефано в монастыре оставаться было ужасно сложно. Дарсии там едва ли не всё напоминало о том, как она здесь была счастлива, а потом своими же руками умудрилась всё разломать и по ветру пустить. Вопреки уговорам юноши, ни в чем разобраться не получалось, Дарси только сильнее зацикливалась на Стефано, на своей к нему любви и на том, как он от неё отказался. Поэтому вдруг пришедшее от Яреци приглашение посетить выставку в Пекине оказалось очень кстати. Увидев в этом возможность развеяться, Дарси тут же ухватилась за эту идею. Отпросилась у мамы, отказалась от братского сопровождения и отправилась на встречу с подругой.
Выставка с порога оглушила Дарсию обилием картин, людей и полным отсутствием Яреци. Утешая себя тем, что подруга, естественно, не караулит её возле входа, но наверняка скоро объявится, Дарси поправила на плече сумочку и побрела вдоль картин, рассматривая их все по очереди. Сперва ничего не выделялось, картины как картины. Потом один маленький пейзаж, сперва казавшийся серым и непримечательным, вдруг бросился девушке в глаза. Словно зачарованная, Дарси подошла ближе.
На маленьком холсте был изображён берег пруда пасмурным вечером, весь испещренный дождём, так, что даже холст казался влажным. И среди этого беспрерывного серого дождя по поверхности пруда яркими вспышками плыли белые лилии. Дарси так и прилипла к этой картине, даже дышать забывая. Мимо ходили другие посетители выставки, её толкали, а она все стояла, прикипев взглядом к этим белым лилиям, и даже не пыталась заставить себя хотя бы на шаг отойти.

Некоторое время мужчина стоял молча, лишь изредка поднося к губам фужер с игристым, чтобы сделать глоток, покатать и насладиться вкусом и ароматом. Он любил Францию, не любил только лягушек, которые были так популярны в этой стране. Но онбыл мексиканцем, и все-таки гуакамоле было привычнее, чем фуа-гра. Он мотнул головой, чтобы перестать думать о работе. Только несколько часов назад закончился двухдневный международный семинар для шеф-поваров и управляющих. В этот раз Моррису никто не составил компанию, так как Юлиана пока не была готова надолго уезжать без ее Хиро, а Сэтоши первый раз настойчиво отказывался ехать в Китай. А он надеялся, что Маргарита с сыном уедут в свой монастырь и заберут с собой Сэтоши, который, по мнению Морриса, перестал отдыхать, от слова "совсем".

А, ладно. Он допил игристое и поставил фужер на стол. Потом решил рассмотреть картины. Было четыре художника, и среди них была его дочь. Моррис рассматривал картины Яри, которые были достаточно интересные. Немного мрачные. От этого стало тяжело на душе. Потому что он понял, что совсем не знал свою дочь. Он не знал, что творится в ее голове, он не спрашивал, а она и не рассказывала.

Мужчина хмыкнул и продолжил изучать работы. Около одной картины стояла девушка. Моррис посмотрел на нее. Ему показалось, что это подруга Яреци, которая была на свадьбе, правда имени он не помнил. Она, кажется, была чем-то расстроена. Мужчина взял два фужера шампанского и подошел к ней. Протянул один ей.

- Мне нравятся эти формы, а вам, сеньоритта? - сказал он с улыбкой на лице.

Удивительно было, что к Дарсии, истуканом застывшей перед картиной, кто-то пожелал подойти и заговорить. Сама девушка бы в себе в эти минуты потенциального вменяемого собеседника ни за что не признала. Незамысловатый пейзаж зацепил её накрепко, самое сердце стиснул и отпускать не желал. Чем дольше Дарси смотрела на картину, тем сильнее ей казалось, что этот пруд, весь шершавый от ряби мелкого дождя, и пронзительный белый цвет этих лилий выхвачены прямиком из её памяти, из драгоценного воспоминания, которое Дарси теперь только и могла что хранить, едва ли имея впредь шансы на повторение чего-то подобного.
Она стояла и смотрела, и даже начинала уже понемногу расклеиваться, когда мужской голос вырвал её из печальной задумчивости.
- Что? Формы? - растерялась было Дарси. Но, обернувшись к говорившему и после краткого мига недоумения узнав в нем отца Яреци, девушка расслабилась и с заметным облегчением ответила: - О, сеньор Фернандез, это вы! А я не знала, что Яреци вас тоже позвала. Ой, нет-нет, что вы, поить меня не надо,-смутилась Дарси, увидев протянутый ей фужер с шампанским. В прошлый раз, когда она пила, кончилось плохо - тем кончилось, что она начала навеселе увиваться вокруг Маркуса и, как следствие, имела теперь что имела: вдребезги разбитые и испорченные отношения со Стефано. Лучше было не повторять. Продолжая смущаться, Дарси, понятия не имея, как должен выглядеть подобный жест, чтобы не казаться невежливым или грубым, как можно осторожнее попыталась отодвинуть от себя искрящийся бокал. И поспешила перевести тему, интересуясь: - Сеньор Фернандез, а вам какая картина на этой выставке больше понравилась?

Моррис отставил фужер на стол и пожал плечами. Судя по тому, как девушка стала говорить, он сделал вывод, что у нее в жизни случилось что-то неприятное. А что может быть у молодой красивой девушки неприятного кроме расставания с парнем. Даже Юка Одагири в свои тринадцать лет переживает из-за того, что мальчик в классе, который ей нравится, на нее не смотрит.

- Лилии, говорю, очень красивые, не находите, сеньоритта? - Усмехнулся мужчина, отпивая шампанское. - Нет, меня Яреци не приглашала, я случайно сюда зашел. Я последнее время не общаюсь с ней.

Он поморщился и, услышав вопрос про картины, сразу решил перевести тему разговора. Стал рассматривать другие картины.

- Вот это, - он подошел к одной темной картинке, на которой был изображен дуб с раскидистыми ветками, прорисован был каждый листочек, а под ним стояли две фигурки - мужская и женская. Моррис подумал, что это как раз фигурки дочери и Тору. Это, насколько мужчина знал, была их первая встреча. - Вот эта нравится.

Он замолчал, подумав, что не знает, что творится в душе дочери. Допил шампанское и убрал фужер. Потом посмотрел на девушку и улыбнулся. Протянул ей руку, чтобы она могла опереться.

- Не желаете осмотреть галерею? Тут много чего интересного есть, или вы хотите повидаться с художником? - Он улыбнулся и подмигнул.

Не приглашала?...
- Лилии - да. Я бы сказала, очень пронзительные, - согласилась Дарси, одновременно с удивлением думая о том, что же такого могло случиться, что Яреци даже отца своего никуда не позвала и не пригласила. Будь у неё, у Дарсии возможность рисовать и свои картины на выставках показывать, она бы первым делом всю семью созвала, чтобы видели и гордились. Но у Яреци, как это часто случалось, видно, все оказалось сложнее, и с подобными приглашениями у неё не ладилось. Дарси даже хотела сперва сообщить вслух, что вот лично она бы обязательно позвала и маму, и братьев - но вовремя спохватилась, смутилась и ничего подобного произносить не стала. Вот ещё не хватало, принижать подругу таким способом.
Сеньору Фернандезу оказалось под силу наконец переключить внимание девушки с зацикливших её на себе лилий, и Дарси следом за мужчиной подошла к другой картине. На которой уже не было этой серой темы дождя, а был изображён дуб и двое под ним - но более светлой и радостной эта картина все равно не казалась.
- Какие они здесь... одинокие, - тихо сказала Дарси, разглядывая картину. Вроде бы и двое, а все равно словно каждый сам по себе, каждый в своей тени. Словно на разных планах существования - цвета, которыми были выписаны фигурки, почему-то натолкнули Дарсию именно на эту мысль. И следом: Боже, да что же у Яреци в жизни случилось, что она такие тяжёлые и мрачные картины рисует. Может, конечно, одно с другим никак не связано - но вдруг да?
Наверное, самое время начинать бить тревогу.
- Знаете, сеньор Фернандез, лично я бы поискала художника. Надо же выразить свое восхищение, - заявила Дарси, отрываясь от картины. И с надеждой уставилась на отца Яреци: - Вам случайно не известно, где её найти?

Под картинами была подпись "Яри Фер", и мужчина поморщился. Он знал, что в Японию они не приезжали и не разводились, и дочь пока еще носит фамилию мужа. По последним данным, что ему как-то рассказал Рикардо, дочь и Тору помирились. Нормальным примирением это назвать было сложно, но они хотя бы стали иногда встречаться и вместе спать. Уже хорошо. Может быть, когда-нибудь станет что-то иначе в их отношениях.

Моррис помнил, как его брак чуть не полетел ко всем чертям. Но тогда они были старше, ему было тридцать семь, когда он сделал предложение своей Лауритте, потом они поженились и переехали по работе в Россию. Первое время Лауритта пыталась все разрушить, и, в конце концов, ей это удалось. Нервы она потрепала и себе, и ему. И Яреци. Моррис мотнул головой, чтобы избавиться от этих мыслей.

- Да, одинокие. Она всегда была одинокой, и никто этого не замечал. Наверное, безразличие. Нельзя быть безразличным к судьбе тех, кто дорог, как думаете? - Спросил он. - Нет, я не знаю, где ее можно найти, и, если честно, я не хочу пока с ней видеться.

Он подумал, что не знает, о чем разговаривать с Яреци, если они встретятся. Сейчас, осознавая, что упустил что-то в воспитании дочери, он стал больше времени проводить с малышкой Одагири, стараясь подарить ей родительскую любовь, которой у нее долгое время не было. Они по вечерам разговаривают, смеются, играют, и девочка не чувствует себя одинокой и ненужной.

- Тут есть тарталетки, давайте ограбим стол и наедимся? Или молодые девушки ничего не едят? Как же вы живете-то, это скучно, наверное? - Он усмехнулся и, поманив за собой девушку, пошел к столу, на котором стоял поднос со всякими закусками. Их осталось мало.

- Дорогой человек не может быть безразличным. Это как точки на разных концах оси. Знаете, как иногда говорят: противоположность любви - не ненависть, а равнодушие. Если пришло безразличие, значит, никто уже никому не дорог, - тихо возразила Дарси. Её эти незамысловатые рассуждения немедленно навели на невеселые мысли и сбили с первоначального намерения найти Яреци. Хотя удивляться происходящему, конечно, Дарси не переставала ни на миг; более того, её изумление только росло с каждой минутой.
- Не хотите её видеть - в смысле, вообще? Совсем? - глупо переспросила Дарси, оторопевшая от такого откровения. - А почему? Что произошло? - Ей было сложно вообразить себе, что она могла бы натворить такого, чтобы мама пожелала перестать видеть её лицо и забыть его напрочь. Совершенно нет вариантов, ничего в голову не шло. А тут, гляди-ка - хорошие, взрослые, умные люди именно этим и занимаются. - У Яреци что-то случилось? - Боже, неужели опять с Мотидзуки-саном поругалась? Или что-то с Кимико? Или всё вместе? Ох, сколько же неприятных вариантов в голову приходит.
А сеньор Фернандез, он... ничего, ел.
- Ну что вы. У нас, у молодых девушек в жизни такие страсти кипят - настоящие американские горки. То вверх, то вниз, тут совсем не до еды, даже выдохнуть порой некогда, - заявила Дарси. Она пока шла за сеньором Фенрандезом к столу, но не потому, что её манили разрекламированные тарталетки, а лишь чтобы быть вежливой и не орать на весь зал, продолжая разговор. - Как по мне, это даже грустно, когда все развлечение заключено в еде. Так что же, выставка вас больше не интересует? Я имею в виду, необеденная её часть?

Рассуждения девушки ему показались забавными, и он слабо улыбнулся. Хмыкнул,задумавшись о чем-то своем, и пожал плечами. Потому что, как ему казалось, равнодушия и безразличия у любящих людей быть не может. Люди либо любят друг друга, либо нет. Если любовь перерастает во что-то другое, то это проблема в них самих. Значит, они и не любили. По крайней мере, один. Моррису казалось, что Яреци не любила Тору, раз поступила с ним так. Она вообще никого не любила, и этим она была похожа на Лауритту. Лаура тоже никого не любила. Это была просто детская привязанность. Полюбила она Морриса только в конце своей жизни.

- Что же вам, молодым девочкам, не живется спокойно? - Пробурчал он. - Что же вы любите искать себе приключения, а потом страдать от выдуманных чувств, сказанных слов и сделанных поступков?

Он задумался. Яреци, наверное, хотела, чтобы он пришел, но боялась говорить об этом. Моррис сердился на нее из-за того поступка, но он не знал, о чем с ней говорить, если они встретятся. Он пока не был готов ни прощать ее, ни слушать ее. Он примерно знал, что она расскажет, но в этом случае он все равно был на стороне Тору. Потому что если любишь, то не будешь уходить в секту, бросив мужа и дочь. И не будешь орать, что ненавидишь их. А Яреци занималась именно этим.

- Скажем так - пока я не готов прощать ее. Она совершила не очень хороший поступок, на который ее муж не смог закрыть глаза. Сейчас они живут по отдельности. Некоторое время назад они хотели развестись... Ну почему, интересует, конечно, но одно другому не мешает, ведь так? Да и что такое открытие выставки? Не просто походить посмотреть на картины, а поговорить с кем-то, выразить свое признание авторам, поесть. Завтра картины останутся, но ничего этого уже не будет. Держите, - он протянул девушке тарелку, на которой были несколько тарталеток.

- Не надо, пожалуйста, все сваливать на молодость. Как будто взрослые люди безгрешны и никогда не ошибаются, - защитилась Дарси. Она полагала ужасно несправедливым вот так все упрощать и сплющивать. Мол, дурак, потому что молодой. Дурак - значит, дурак, от этого прожитые годы не особенно-то и защищают. И вообще, чем дольше продолжался разговор, тем сильнее Дарси убеждалась, что они с сеньором Фернандезом, похоже, очень по-разному смотрят на мир и едва ли смогут прийти к какому-то полюбовному согласию.
Да еще все эти жуткие намеки относительно Яреци и ее какого-то страшного, непростительного поступка, которые никак не помогали направить разговор в спокойное русло.
- Сеньор Фернандез, что случилось с Яреци? Что она натворила? - настойчиво повторила Дарси. Чем дальше, тем сильнее она чувствовала беспокойство, и от в очередной раз предложенной ей тарелки с тарталетками девушка отмахнулась совсем уж невежливо. Из разрозненных отрывков пояснений сеньора Фернандеза картина складывалась не просто тревожная, а архитревожная: и с отцом-то Яреци поругалась, и с Мотидзуки-саном она разошлась, причем дело чуть до развода не дошло...
Боже. Это что же такого надо было сделать, чтобы одним поступком вот до такого состояния себя довести?
- Видимо, мне придется все-таки пойти и поискать Яреци. Раз вы, сеньор Фернандез, предпочитаете ограничиваться трагическими намеками, а потом уходить от прямых вопросов, - заявила в итоге Дарси, чувствуя, что здесь она вряд ли дождется чего-то, кроме очередного предложения припасть к еде и пошатнуть себе тонкую линию талии. И двинулась прочь от стола, даже близко не представляя себе, где сейчас искать Яреци, но надеясь, что ей уж как-нибудь повезет.

- Не надо так нервничать, сеньоритта, - усмехнулся мужчина, останавливаясь и внимательно глядя на девушку. - Я ни в коем разе не хотел вас оскорбить своими наблюдениями, - он склонил голову и улыбнулся.

К столу подошли люди и разобрали последние тарталетки. Моррис проводил их грустным взглядом и задумался о несправедливости жизни и мира. А потому он не услышал, как Дарсия сказала, что хочет искать Яреци и сама у нее все выведывать.

- Всего доброго, сеньоритта, - растерянно пробормотал он девушке вслед и направился в другую сторону. Вышел из одного зала, прошел по другому залу. Хотелось напиться, и он вышел из музея и отправился в отель. Наверное,надо было остаться там и посмотреть на Яреци. Но он пока совершенно не знал, о чем с ней говорить. Поэтому он просто решил отложить все разговоры "на потом".

До самого последнего дня Яреци не хотела идти на выставку. Она отправила приглашение Дарсии, пригласила Юншена с Янлин, а в последний день не была уверена, что хочет видеться с кем-то. К тому же, она пригласила их смотреть ее картины, а не смотреть на нее. Разговаривать она ни с кем не хотела, и до последнего момента не хотела никуда идти. Но Ли уговорила ее пойти на выставку, и она приехала в музей через несколько часов после открытия. Из подъезда выходил человек, очень похожий на ее отца, и она вздрогнула. Он не обернулся и ушел в другую сторону. Девушка вздохнула и вошла в музей. Сняла с себя куртку и стала медленно подниматься по лестнице. Вошла в зал, где выставлялись картины. Встала у стены и прикрыла глаза.

Одиночество продолжалось недолго. К ней подошел мужчина, в котором она узнала коллекционера, который на прошлой выставке приставал к ней. По спине прошел холодок, и она сглотнула. Мужчина ей что-то сказал и ухмыльнулся. А потом грубо взял ее за руку и поцеловал тыльную сторону ладони.

- Я восхищен вашим талантом, сеньоритта, - сказал он. - Вы дадите мне пару уроков? - Сказал он и, еще раз хитро ухмыльнувшись, ушел.

Он не приставал к ней, так как им негде было уединиться. Девушка чувствовала, что он злится и боялась, что не сможет дать ему отпор, если останется с ним одна. А если он будет ее караулить? А если он похитит ее? Ведь тогда не от кого ждать помощи. Почему она не стала останавливать папу? Видел ли он ее картины? Она глубоко вздохнула и прикрыла глаза.

Расставшись с сеньором Фернандезом (с которым разговор как с самого начала не заладился, так потом и шёл вкривь и вкось, все хуже и хуже), Дарси какое-то время бестолково бродила по выставке, совершенно среди картин заблудившись. У неё толком ни на ком сконцентрироваться не получалось, ни одного лица выхватить, что уж говорить о том, чтобы Яреци найти. Катастрофа какая-то.
Понимая, что с каждой минутой брождения среди картин она только сильнее и сильнее запутывается, Дарси решила взять небольшую паузу. Тайм-аут, как в хоккее говорят. Выйти к самому началу выставки, там дать глазам передохнуть, привести голову в порядок и с новыми силами бросаться на поиски подруги.
Вот только весь этот масштабный план оказался излишним, потому что у самого входа на выставку Яреци неожиданно и нашлась.
И даже не одна.
Увидев отирающегося возле Яреци мужчину, Дарси озабоченно нахмурилась. И сперва вообще успела себе нафантазировать, что это человек не случайный, а какой-нибудь пригожий кавалер, из-за которого семья развалилась и рассыпалась. Правда, почти тут же Дарси разглядела на лице Яреци неуютный испуг - и, устыдившись своих своих мыслей, рванула спасать подругу от нежелательной компании.
Что не пригодилось, потому что мужчина уже уходил сам. Однако это вовсе не было поводом останавливать свой разбег.
- Яри! Здравствуй! - воскликнула Дарси, подбегая, и немедленно, с разбегу заключила подругу в объятия. - Ну, что же ты, как ты? Что за ужасы мне тут про тебя твой отец добрых пятнадцать минут рассказывал?

Хотелось все бросить и позвонить папе, попросить, чтобы он вернулся и побыл с ней. Мысль о том, что мистер Дэмирис может воплотить в жизнь ее страхи, заставили ее вздрагивать. А вдруг он действительно подкараулит ее вечером, затащит в какой-нибудь переулок? Маркуса рядом не будет, а больше никто помочь не сможет. Почему же папа ушел?

Наверное, надо переступить через своии страхи, гордость, да еще черт знает что, и позвонить папе. Но ведь он сам ей не звонит, он сам не хочет общаться. Тору однажды сказал, что у папы все хорошо с семьей, новая девочка его радует, и Яреци не была уверена, что своим присутствием нужно напоминать о себе. У нее есть Тору и Кимико, а прошлое... оно должно остаться в прошлом. Может быть, у папы нет больше времени на нее, и он не горит желанием видеться с ней.

Она так и стояла, погруженная в свои невеселые мысли, как вдруг на нее кто-то налетел, ее обнял, и она услышала голос Дарсии.

- Привет. А что он тебе говорил? - Спросила она с интересом.