Одиночество.

Одиночество – страшная штука, особенно, когда ты понимаешь, что вокруг тебя очень много людей, которые вроде и знают тебя, и готовы поддержать, и может быть даже любят, но ты все равно не чувствуешь с ними близкого душевного родства. Тебе так и хочется сорваться с места, побежать к человеку, которого ты ценнее в мире не знаешь и крепко-крепко его обнять. Но порой таких людей просто нет в твоей жизни, и ты сидишь в своем шаре отреченности, общаешься с окружающими и думаешь, что возможно так оно и должно быть. Жизнь проходит рядом как затянувшийся сон или хороший фильм, и ты лишь принимаешь все как должное.

Именно эти мысли не давали спать молодому болгарину. От них так щемило грудь, что из черных глаз парня по щекам катились слезы, настоящие, те, которые почти нечем заглушить, слезы душевной боли, которые могут только иссякнуть, и только тогда появится возможность успокоиться, на какое-то время, пока опять не нахлынет чувство полного одиночества.

Болгарин лежал один в своей комнате, на дворе была теплая ночь, чистое небо и царила полная тишина, а он лежал в своей маленькой коробке личного пространство, и его так и тянуло наружу. Желание общение и тепла перевешивало все логические пределы, но так же он понимал, что идти было некуда, да и не к кому, что на много хуже. Даже банальное письмо домой и то писать не было смысла, там, далеко-далеко он тоже уже никому не нужен, как наверное и здесь.

Каждый день он разгуливал по территории монастыря и видел, что жизнь течет без него. Даниэлы и Чин были счастливы вместе, причем на столько, что Дамьяну даже было как-то неловко разделять эту прекрасную пару. Товарищи его тоже группировались по компаниям, формирование которых он простил, будучи в своем неудачном путешествии, даже Лун, и тот успел пожениться, пока Кораев был где-то между Болгарией и Тибетом. Все текло и менялось, неизменным оставался только Дамьян, глаза не в счет, они ничего не исправили, разве что он вызывал достаточно размытое первое впечатление на новеньких.

Но тело продолжало чего-то требовать, какого-то движения, хоть куда-то. Наверное поэтому Дамьян не сдержался и как ему казалось, совершил один из своих самых глупых поступков в монастыре. Парень подорвался с места, спокойно и не торопясь оделся, достал из ящика с вещами пачку сигарет и уже более чем на две трети пустую большую бутылку виски. Такая же опустошенная, как и я… С горечью подумал Кораев глядя на сосуд с огненным напитком. В его памяти всплыли все подобные ночи, когда он засыпал после одного-двух глотков алкоголя. Но сегодня все было иначе, его чувства вступили в зенит и было на столько плохо, что даже уже выпитого виски не хватало для спокойного сна.

И вот, одетая во все черное фигура с бутылкой в руках выскользнула из дверей жилого корпуса учеников. Поначалу, болгарин сам не знал куда ему идти, он сначала метнулся к кухне, что бы взять немного еду в свое ночное путешествие, потом хотел было пойти в корпус мастеров, Дани должна была его понять, да и с Чином его связывали странные, но в большей степени дружеские отношения. Кораев, наверное, никогда не забудет заключение бедного сифу Ху в храме, когда его обвинили в убийстве. Веселое было то время. В итоге же, Кораев не пошел и туда.

Болгарин переминался с ноги на ноги на улице и сверлил взглядом землю, только сейчас до него дошло, насколько же все это выглядит глупо, что вот сейчас, его кто-нибудь заметит и получит он свой заслуженный нагоняй, что только усугубит его моральное положение. Осознан, что разбирательств с настоятелем он явно не желает, Дамьян двинулся в сторону беседки, что была на обрыве в восточной части монастыря.

По ходу своей пешей прогулки Дамьяну, все-таки, пришлось прибегнуть к одному рискованному средству – огню. После того, как он дважды споткнулся и один раз распластался на камнях, чудом не разбив бутылку, болгарин все-таки зажег на своей ладони небольшое пламя для освещения своего пути. Это во многом облегчило маршрут, но зато добавило риска быть обнаруженным, но на его удачу, ничего не произошло, Кораев успешно добрался до места своего назначения.

Залезать в беседку у него не было ни малейшего желания, опять эти иллюзорные стены, опять крышка потолка, которая лишь заставляла почувствовать себя замкнутым в этом мире. Переварив в своей голове возникшие мысли у Дамьяна даже возникло подозрение, что возможно он страдает некоторой формой клаустрофобии, что в принципе его не сильно расстраивало, как минимум потому, что проявлялась она редко, а там глядишь, и вообще перестанет о себе заявлять. Что в большей степени было надеждами парня.

Перебравшись ближе к обрыву и рассмотрев окружающую землю на момент опасных камней, об которые можно еще раз споткнуться Кораев таки затушил пламя на ладони и потрогал скалу под ногами, та оказалась достаточно холодной. Дамьян пожалел, что не взял вторую куртку, что бы подстелить под себя, но не зря же он был мастером огня, чтобы не мочь решить подобные проблемы. Плотнее прижав руку к земле, болгарин сосредоточился на огненной стихии, и та не заставила себя ждать. Тонкие нити теплой энергии струились из руки парня и передавались холодному камню, через несколько секунд тот стал уже достаточно теплым, что бы на нем можно было с комфортом рассесться, не боясь за свое потомство

Так собственно, Кораев и поступил, хотя нет, не совсем, он разлегся на теплом камне, поставив бутылку с виски в удобной досягаемости для правой руки, но сейчас внимание парня было занято не алкоголем и даже не собственными проблемами, а звездным небом. Он вспомнил, как любил в детстве проводить целые вечера рассматривая звезды в отцов телескоп, жаль что и его не удалось утащить с собой в монастырь, уж слишком он был громосток.

Каждые полминуты Дамьян находи новое знакомое созвездие, вспоминал его название, историю, религиозные и мифические свойства, когда и кем оно было открыто и почему так названо. Заяц, кит, дева, весы, большая медведица, как много они для него значили ранее, хотя, наверное, это всего лишь потом, что больше ничего и не имело значения. Тогда он еще не понимал всех тех проблем, которые зрели в его семье и прорвались наружу совсем недавно. Тогда он не думал о своем будущем, в том «нормальном» мире, в котором осталась его семья. Теперь туда ходу нет, только и остались эти звезды, которые везде одинаково смотрят на него из далека, и награждают толиками холодного света. Все остальное изменилось, но далеко не в лучшую сторону.

Невольно рука парня скользнула в карман и выудила оттуда сигарету. Лишь когда она оказалось во рту, парень понял, что произошло, и улыбнулся непонятно чему. Ни зажигалки, ни спичек у него не было, да и зачем, все и так было предельно просто. Дамьян поднес палец к кончику сигареты, и маленькие язычки пламени выполнили свою работу. Вдох, и вот уже множество никотиновых смол и различных вредных добавок начали сжигать его тело изнутри. Кораев отдавал себе отчет в своих действия, знал, к чему приводит курение, но не мог себе отказать в маленьком, жутко не правильном, удовольствии раз в несколько дней.

Казалось, что сигаретный дым изнутри лечит его воспаленное сознание, тревоги выходят из организма вместе с этим вонючим дымом и развеваются в воздухе, исчезают в огромном пространстве вокруг него. Может это была и иллюзия, но она казалась сейчас настолько реальной, что в нее просто приходилось верить.

Так бы могло продолжаться долго, но все хорошее, хоть и вредное, имеет свойство кончаться, вот и сигарета медленно дотлев до фильтра, обожгла пальцы Дамьяна и тут же оказалась затушенной об ближайший камень. Бычок, как и ранее болгарин отправил в карман, он знал, что это не его родной город, где окурки могли валяться по все округе, тут то его точно заметят и тогда возникнет куча вопросов.

И вот тогда, когда моторика больше не была занята привычными для курильщика движениями, а перед глазами не плавали замысловатые узоры дыма, вернулись они, пагубные мысли. И самая беда, что теперь их стало намного больше. Начали всплывать всякие воспоминания из его жизни дома, из путешествий. Пьянки, драки, ночевки на улице, проблемы с местными органами власти, много чего. Самой страшной из них был устроенный им пожар в одном из баров, благо тогда никто не заметил, что пламя вырвалось из рук пьяного европейца, так как большинство окружающих были в достаточно не трезвом состоянии.

Потом, парень вспомнил, как его чуть не убили в одном из портов, страшно это было. Он спокойно шел по ночному пирсу, никого не трогал, и тут на него вышли трое. Точнее вышли двое, поросили покурить, и в тот момент, когда Кораев начел шуровать по своей сумке, почувствовал что к горлу приставили нож, что было дальше он помнит слабо, воспользовавшись сильным испугом , пламя вышло из под контроля, красная пелена затмила глаза, а очнулся Дамьян когда двое из нападавших уже плескались в воде, пытаясь потушить полыхающее на них пламя, где был третий Кораев так и не понял, так как сразу же убежал в неизвестном направлении. На его же благо, этот порт он покинул утром, так что, может слухи их пошли, но подтвердить или оправдать их было некому.

Однако. После этого случаю, Кораев еще с месяц не мог нормально спать, его тревожила судьба третьего нападавшего. Парень не верил, что мог его убить. Но тогда где он был. После длительных убеждений, что он убежал парень почти что успокоился, но иногда его все еще тревожила мысль, что тогда, он не посмотрел назад, именно туда, где стоял человек с ножом.

Именно после этих воспоминаний Кораев приложился к бутылке. Пробка с привычным скрипом покинула горлышка и обжигающий рот напиток проскочил по гортани и устремился в желудок. Волна специфического тепла прокатилось по телу. Дамьян подумал, что еще ни разу не пил на территории монастыря так много, и даже немного побоялся за утренние последствия, но очередной глоток утопил эти неуместные уже мысли, было уже все равно.

Воспоминания потихоньку начали утихать, и Кораев понял, что хоть немного расслабился. Но одно ощущение не покидало даже сейчас, ощущение полного одиночества, которое именно тут стало только более явным. Дамьяну так хотелось, что бы хоть кто-то да составил компанию, присел сейчас рядышком, сказал пару приятных слов, согласился выслушать и поддержать. Но ждать было некого, никто не знал что он тут, да и никто бы и не одобрил, чем он занимается, так что рассчитывать можно было только на неожиданное появление одного из мастеров, с целью отчихвостить нерадивого болгарина. Тем временем шло время, и в один прекрасный момент болгарин задремал, согреваемый теплом камней под спиной и виски в желудке. Рука парня так и осталась лежать на опустевшей бутылке.

Впервые за незнамо сколько времени Чину довелось выбраться на волю в зверином облике. Весь вечер он бродил по окрестным горам, даже залез в ледяную реку, от души погонялся за кабаргой, но не поймал – есть толком не хотелось, потому не царское это дело долго бегать за добычей. Немного уставший и довольный, как мартовский кот, нагулявшийся со стаей кошек, Чин, уже в человеческом облике, шел вдоль края обрыва в сторону дома. Он знал, что Дин и Дани уже спят, и можно не торопиться, гуляя и дыша холодным ночным воздухом.

Красоту ночного пейзажа, который Чин хорошо видел, благодаря тигриному зрению, нарушала лишь одна случайно замеченная инсталляция, имя которой было Дамьян. Подойдя ближе, ученик ирбиса заметил, что болгарин спит не один, а в компании с пустой бутылкой, и это уже настораживало. Он сел на землю неподалеку от парня, затем потеребил его за плечо.

- Эй, не замерзнешь?

Понятно, что давно был отбой, и, если настоятель узнает об этой выходке болгарина, влетит Дани, но Чин чувствовал, что что-то с Дамьяном не так. Он не собирался корчить из себя старшего мастера, решив для начала понять, что произошло.

Дамьян был погружен в приятную дрему. Благодаря странной химии между алкоголем и переизбытком эмоций парень так глубоко погрузился в собственное сознание, что не сразу понял. что кот-то появился рядом. Как такого, в состояние бодрости его вернуло не столько тактильные, сколько звуковые ощущения.

Болгарин медленно разлепил глаза и с удивлением увидел Чина, наверное единственного человека. которого он мог называть другом хоть от части. Так уж получилось. что именно с этим человеком были связаны наиболее интересные приключения из монастырской жизни Кораева.

Дамьян посмотрел на мастера, огляделся по сторонам и слегка приподнялся на локтях, выпустив, наконец, из руки бутылку. Про последнюю он почему-то не беспокоился, если уж сифу Ху был бы намерен его отчитать, то пробуждение было бы на много более неприятное. А в сложившейся ситуации даже отрицать нечего, только признаваться в алкоголизме и курении, уж кто кто, а Чин то точно учует соответствующий запах, стоит болгарину открыть рот.

Камень между тем и правда успел остыть, но благо не так сильно. чтобы сразу подрываться, так что еще оставалась надежда повалятся и прийти окончательно в себя в горизонтальном положении.

- Привет, Чин. Давненько... - Общее состояние Дамьяна, да и его сугубо положительное отношение к мастеру, убедили его, что официоза данная встреча совсем не требует, поэтому болгарин осмелился ограничиться всего лишь именем собеседника. - Да не должен, наверное, не наше это дело замерзать.

Только на момент приветствия Краев смотрел на собеседника, потом его пустой взгляд переключился на звездное небо, и так там и остался.

- Смотри. - Дамьян указал пальцем вверх. - Это созвездие Весов.

Болгарин проснулся, и при этом явно не переживал, что его застали в таком виде. Чин посмотрел на звезды, но названное болгарином созвездие определил не сразу – в Поднебесной их выделяют немного по-другому. Здесь небосвод делится на четыре части, соответствующие четырем священным животным, а основных созвездий выделяется тринадцать, а не двенадцать, как в Европе.

- Что тебе дома не спится? – спросил ученик ирбиса, удобнее усаживаясь на траве.

Дамьян был пьян. Это было заметно и по его взгляду, и по его ауре, и по улике в виде пустой бутылки. Кроме того, Чин почувствовал запах табака. Болгарин явно решил морально разлагаться сегодня по какой-то серьезной причине, и это беспокоило ученика ирбиса сильнее, чем нарушение дисциплины, о котором никто кроме него не узнает. Несмотря на их непростые отношения, Чин хорошо относился к болгарину после истории с арестом, и сейчас видел, что тому нужна помощь.

- У тебя сейчас такой вид, будто ты выбрался сюда повыть на Луну, - озвучил свое наблюдение Чин, мельком посмотрев на Дамьяна.

Вряд ли Дани все это замечала. Ученик ирбиса был уверен, что женщина не может до конца понять мужчину, даже если пытается – у неё всегда свои заботы, далекие от рассуждений о смысле жизни. Это не хорошо и не плохо, просто, видимо, мир задуман таким, чтобы быть интереснее. Он со своей стороны мог до бесконечности искать дзен в женской логике, при этом шансы обрести Просветление были в разы выше, чем на то, чтобы что-то понять о том, почему женщина думает именно так.

- Неее. Точнее, да ! Мысль то верная, но в моем случае пореветь на луну. У медведей со слухом так себе, поэтому вой не выходит. - Дамьян слегка ухмыльнулся, но продолжал смотреть в небо. Только сейчас до него дошло, что он почти трезв, лишь осознание выпитого и нейтральная легкость в голове, но ощущения опьянения нет. Видимо, сказались регулярные "тренировки" по излиянию в себя виски, особенно последние недели полторы, когда Дамьян по чуть-чуть, но выпивал каждый день. Вот и натаскал в себе небольшой иммунитет к алкоголю, ну или это первые признаки алкоголика. - ДА и будить всех не хочется, вот и сижу тут молча.

Тем временем, камень, на котором расположился Кораев, уже окончательно остыл и Дамьяну пришлось встать на ноги и повторить процесс подогрева, ну что поделать. если стоять было лень , а перебираться на траву просто не пришло в голову. Болгарин заметил, что в его состоянии намного сложнее контролировать энергию, пришлось сильно сосредоточится, но даже при этом парень слегка перестарался. Первое время сидеть было немного горячо.

- И я не планировал тут спать само собой как то получилось. Думал посижу себе, покурю, выпью, расслаблюсь немного, успокою тараканов в голове и обратно, в родные казематы. - Дамьян говорил спокойно, но одно слово опять не давало ему покоя - дом. Чин не представлял на сколько он прав, и от этого было больно. Для Кораева монастырь был именно домом, а не прибежищем на долгом жизненном пути, временным пристанищем, ну или чем-то еще. Болгарин заметно помрачнел. - А что ты считаешь своим домом? Где он?