У ворот деревни

Самая обыкновенная небольшая тибетская деревня, которая представляла собой – целый выводок неприметных, разноцветных домиков. Деревня раскинулась в низине чуть дальше от монастыря. С высоты храма рисовые поля и чайные плантации, кажутся крошечными заплатками на светло-зеленом убранстве земли, сотканном из молодой травы. Белый дымок, плыл над селением, словно мифический зверь. Войти в деревню можно через главные ворота. Также именно возле них находится отрада путников – деревенский колодец со студеной водой. Возле ворот – колокол, задача которого – оповещать жителей о возможной опасности. Но, скорее всего, он молчит уже много лет или даже десятилетий. Оказавшись за воротами, где купцы и ремесленники раскинули свои палатки, складывается впечатление, что деревня намного больше, чем на первый взгляд.

Небо затянули серые тучи. Когда граф вышел из монастыря, на него обрушился холодный ветер. Роберту хотелось уйти подальше от своей комнаты и побыть немного вне стен Лишь Ян Шо. Хочу послушать землю, которая находится вокруг, — сказал он себе. Он шел молча. Молодая трава стелилась под порывами ветра. Роберт взял с собой лук, чтобы хотя бы на время избавиться от головных болей, которые в последнее время начали часто его беспокоить.
Всего несколько дней назад ему принадлежали мир и спокойствие, а теперь эта идиллия, казалось, утекает как песок сквозь пальцы. Мужчина хотел бороться, но не знал как. Все было так хорошо и внезапно стало так плохо!
И все же так приятно было хоть ненадолго оказаться вдали от монастыря, от его жителей и от глаз Шэн Бо, постоянно следящих за ним. Как убедить ее? Она считает, что он все еще тот девятнадцатилетний мальчишка, который влезает в каждую драку, чтобы что-то доказать. Ему уже стало казаться, что это никогда не кончится. Ну ничего, - сказал он себе, - по крайней мере сегодня можно забыть о тревогах и просто побыть самим собой. Хотя у тигрицы явно есть веские причины, чтобы присматривать за мной.
Граф не спеша двинулся по дороге к деревне. Блестящая черная ткань его плаща как будто ожила и мягко заструилась в такт легким шагам. Вскоре дорога пошла на спуск.
Чем ниже спускался Роберт, тем реже на его пути попадались деревья. Тем временем дорога вывела Роберта к деревенским воротам, причудливой формы.
Переведя дух, Роксбери устало опустился на гранитный валун возле ворот, который нашел благодаря своему посоху и, глядя своим пустым взглядом куда-то вдаль, стал задумчиво обламывать сухие веточки растущего рядом молоденького деревца. Может быть, сходить в какую-нибудь таверну и перекусить, а заодно и послушать какие-то новости о внешнем мире? Нет, это отпадает, так как денег у него при себе не было, а банковской картой здесь вряд ли можно будет расплатиться.
Роберт обломил еще одну веточку и в досаде бросил ее перед собой. Видимо, выбирать не приходится. В конце концов, Роберт же не зря проделал весь этот путь, хоть просто побродит по деревне, а может и стрельбой где-нибудь поупражняется. Медленно встав с камня, Роберт зашагал вперед и уже через минуту миновал ворота.

Мангрен сидел на каменной глыбе, лежавшей у стены одного из домов. Не то, чтобы она ему нравилась чем-то больше, чем любая другая каменная глыба, но сидеть было удобно и в принципе не холодно. А это очень полезный момент, когда на дворе осень, ты в забытой богом деревушке высоко в горах, да еще не можешь не только толком назвать свое имя, да и даже увидеть человека, которому придется представляться. С именем у Мангрена действительно была беда. Маленькая такая, но очень существенная. Он его не помнил. Та машина, что лишил его зрения два десятка лет назад, отшибла ему и эту часть памяти. С тех пор все вокруг стали звать его Мангрен, Слепой. И это слово стало ему новым именем. Хорошее имя, ничем не хуже любого другого, по крайней мере описывает человека точнее некуда.

Так вот сидел он, подпирая стену дома, и вроде бы ни о чем не думал. Разве что, пожалуй, о том, как бы заработать на тарелку риса с мясом и пару чашек чая. А надобно сказать, что способов к этому у Мангрена было не так уж много, учитывая явное ограничение по зрению. Любые противозаконные пути вроде воровства и попрошайничества, старик отверг для себя очень давно, а потому, единственным источником заработка для него служил гуженг, местная разновидность странного инструмента, на которой Мангрен за последние годы научился недурно играть. Это оказалось не так сложно, тем более, что иного занятия кроме перебирания добротных стальных струн для слепого бродяги находилось не так много. Не раз, надобно сказать, этот инструмент ломали прямо о голову самого музыканта, но всякий раз в тот же вечер находился добрый человек, который не только угощал Мангрена ужином и развлекал беседой, но и одалживал денег на новый гуженг. Деньги эти старик всегда честно отрабатывал, играя на праздниках и собраниях, где неизменно имел успех и почет. Ну хорошо, почти неизменно, но об исключениях вспоминать он не любил и всячески старался о них не думать. Особенно в такой погожий день.

Слепой странник несколько раз вздохнул, покряхтел для вида, а затем все таки взял в руки свой инструмент и заиграл какую-то давнюю, но очень красивую мелодию. Сказать по чести, он уже и сам не помнил, где и когда ее услышал и выучил, но раз руки играют, значит помнят.

Роберт вошел в деревню. Куры с кудахтаньем разлетались из-под ног. Поселение состояло из хижин, сооруженных из глиняных кирпичей, покрытых бурой штукатуркой. Казалось, что под дождем крыши этих домов начнут протекать, но кажется, жителям не приходилось постоянно их менять. С востока и запада между обеими частями деревни были разбросаны различные сооружения, в основном просто навесы: четыре столба с натянутой крышей. Они использовались как места для еды, для изготовления оружия и горшков, для приготовления пищи.
Граф ощущал на себе взгляды прохожих. По своему опыту он знал, что привлекает пристальное внимание окружающих: путешественник с серебряными глазами европейской внешности, побывавший в диковинных землях и все повидавший!.. Мужчина, которого возможно следует остерегаться.
Роберт не спеша продвигался по деревне и вдруг его слух уловил слабый звуки прекрасной мелодии из какого-то близкого далека.
Граф медленно углублялся в узкие проходы между постройками. С каждым шагом разговоры, веселые крики детей и музыка, которую он услышал, становились все громче. Роберт держал свой путь мимо бедно одетых лоточников, продающих горшки с какими-то кореньями или садки с птицей и рыбой, мимо людей толкающих перед собой тележки со всякой всячиной, мимо лавок и какого-то подобия пекарни. Люди торговались, видимо жалуясь на цены, - вдруг он сообразил, что оказался как раз прямо перед источником музыки, которая привлекла его внимание. Это музыка слышна была, вероятно, далеко за пределами деревни, но только для тех, кто по-настоящему умеет слушать.
Роберт остановился и вперил свой пустой, безжизненный взгляд в небо и начал слушать.

Жизнь вокруг текла привычным для нее чередом и даже не пыталась делать вид, что ей есть хоть какое-то дело до сидящего у стены дома слепого старика, бренчащего на струнах. Старик и сам это чувствовал и за последние годы уже настолько привык к этому чувству, что даже не старался ему сопротивляться. Его почти никто никогда не замечал, если только он не играл для конкретной публики. И то порой во время импровизированных концертов в кабаках ему казалось, что все вокруг слышат музыку, но его самого при этом не видят. Оценить истинность или ложных своих суждений Мангрен по объективным обстоятельствам не мог, а потому предпочитал не обращать на них внимания и выкидывать подальше как только предоставлялась возможность.

Вот и сейчас за те минут 10, что он тут сидел и играл, об него едва не споткнулось человек 5. Судя по голосам люди взрослые и наверняка не так обделенные зрением. Впрочем, какое это имеет значение. Ведь были и другие, те, кто останавливался подле него, ненадолго оставляя свои дела, и слушали его незамысловатую мелодию, и стоящая перед ним потрескавшаяся миска постепенно наполнялась не только водой, но и монетами, а стало быть сегодня может улыбнуться удача поесть не только риса и хлеба, но мяса. А может и еще чего-нибудь такого, что давно не попадалось ему на зуб.

Мечтания о вкусном и питательном обеде развеялись мгновенно, когда мимо пробежала ватага ребятни и послышался звук опрокинутой миски и звон разбегающихся в разные стороны медяков. Там было не очень много, но эта мелочь была его обедом и ужином. Мангрен отложил в сторону свой инструмент, подобрал миску и принялся искать по земле рассыпавшиеся монеты, стараясь в то же время не угодить рукой кому-нибудь под ноги.