Надежды - прочь, сомнения - долой...

Боль стала появляться после того происшествия в горах - хотя, казалось, все закончилось благополучно. Сперва приходила лишь на какие-то мгновения, потом - едва задерживалась, как малознакомая гостья, которая посидит недолго и уйдет. Но с каждым днем набирала силу - пока не превратилась в совершенно невыносимую муку, такую, что даже уже привычный к боли организм едва мог терпеть, держась на последнем пределе.

В последние дни Джильди старался чаще принимать облик зверя - в волчьей шкуре боль как будто отступала, теряя португальца, с трудом находя его и теряя большую часть своей силы. Неизвестно, почему, но факт. И волку не сиделось в четырех стенах - зверь рвался на природу, и Рейс его отпускал. Позволял волку забредать куда ему вздумается - и сегодня волк лежал у обрыва. Ветер трепал серую шерсть - а где-то рядом была боль, временами Джильди чувствовал ее застенчивые прикосновения...

Она прекрасно видела, что происходит с Джильди - надо было быть слепой, чтобы не заметить. И ей было больно, почти так же больно как ему - оттого, что она была обречена просто смотреть. Смотреть и ждать.
Сам он воспринимал эту боль совершенно иначе, чем Мишель - и они оба прекрасно знали, что он уходит. Неизвестно, на какой срок и когда вернется - если вернется... Последнюю страшную мысль Диас старательно от себя гнала. Такого не должно случиться. Он вернется, обязательно вернется...
А в последние дни Джильди начал часто перекидываться в волка - и вот в эти дни бразильянка совершенно сбилась с ног. Хотелось постоянно быть рядом с любимым, поддерживать его, как могла - но за волком было не уследить, зверя постоянно куда-то носило... Сейчас бразильянка неслась по тропинке, ведущей к обрыву - проверяла все места, куда мог уйти зверь...
- Вот ты где, - с облегчением выдохнула Диас, выходя к обрыву - эту серую шкуру она теперь всегда узнавала с первого взгляда и, наверное, даже отличила бы от сотни тысяч других. Присела рядом, провела кончиками пальцев по серой шерсти и тихо спросила: - Почему ты все время убегаешь от меня? Ты не хочешь, чтобы я была рядом? Мое присутствие для тебя в тягость? Тогда... ты просто скажи мне об этом, я пойму, - попросила Мишель. В самом деле, у каждого ведь в жизни бывают такие моменты, когда на стенку лезть хочется от чьего бы то ни было присутствия...

Внимание Макса было приковано к маленькому насекомому, названия которого он не знал. Странное животное копошилось, силясь подняться на краешек цинковки, на которой расположился Казанцев, найдя укромное место среди густых зарослей.
Гул ветра донесся со стороны недалекого обрыва.
Что он делал у обрыва?
Ждал. Ждал ту, которая не так давно стала центром его вселенной, и каждый миг своей жизни он хотел бы посвятить ей. Он ждал девушку, что могла бы остановить его сердце одним взглядом, а вторым – запустить его вновь. Ждал ту, голос которой он был готов слушать вечно…
Он ждал ту, которую любил.
Они договорились встретиться у обрыва еще вчера, и Казанцев надеялся, что их разговор не будет касаться поиска родителей девушки. Он знал, насколько это важно для Ульяны, но хотел, чтобы она хоть немного отвлеклась от идеи, которая стала для нее почти навязчивой.
Тихий шорох заставил его повернуть голову в сторону шума. К его удивлению, это была не Ульяна а кто-то другой. Спустя пару секунд он понял, что это зверь. Причем зверь дикий. Волк…
Максим пригнулся, прячась за зарослями и радуясь тому, что ветер дует со стороны волка. Понаблюдать за этим животным было любопытно, но сердце болезненно сжалось от мысли, что волк может напасть на Улю, что, конечно, скоро подойдет.
Несколько минут понадобилось на обдумывание ситуации. Можно было тихо уйти, попытаться найти любимую и увести ее отсюда. Однако существовал риск того, что их пути разойдутся, и тогда Подольская окажется в опасности. Пусть даже гипотетической.
Второй вариант – попытаться прогнать волка. В принципе, с этим проблем быть не должно. Волки-одиночки редко нападают на людей.
Существовала еще и третья версия, которая была наиболее правдоподобной. Этот волк – вовсе не дикий зверь, а какой-нибудь маг Линь Ян Шо, который освоил или осваивает превращение. В этом случае главный вопрос – насколько он контролирует свою звериную сущность…
Как раз в этот момент на сцене появилась Мишель. Максим не был с ней знаком лично, но знал, что между ней Джильди вспыхнула очень сильная любовь, что стало предметом слухов всех последних недель… Из ее слов выходило, что этот волк и есть Рейс! Вот черт! Ему повезло увидеть друга в звериной облике… Вот только слова девушки были какими-то грустными и Макс вдруг почувствовал себя не в своей тарелке. По идее, тут личные дела обсуждаются, свалить бы, пока не поздно.
Но, как всегда, закон подлости внес свои коррективы. Стоило Максиму начать осторожно пятиться, стремясь оставить влюбленных наедине, под его ногой хрустнула ветка сухого кустарника, выдав его с головой.
Макс выругался. Мысленно.
Встал, направился к застывшему зверю и его девушке.
- Привет, - решил прикинуться дурачком Максим. – У вас тут мимо девушка не пробегала? Самая красивая в мире?

После многочисленных занятий, Подольская на крыльях любви летела к обрыву. Раньше, она еле доползала до комнаты, сил хватало принять душ и притворится чем-то нешевелящимся. А тут, откуда только силы? Занятия провела, сама поучилась, в библиотеке покопалась, и теперь у милому на свидание.
Блондинка не видела Макса, страшно сказать, уже почти целый день, истосковалась прям. Но к ее удивлению, на месте встречи присутствовал не только Казанцев. Сначала Уля заметила только девушку, и ее удивление преодолело новый барьер, но затем она увидела знакомого волка. Подольская тихо подошла к Максу, дотронулась рукой до его плеча, а потом присела и протянула руку Рейсу.
-Привет, мой хороший, давно я тебя в таком обличье не встречала.
Ей живо вспомнился тот день в горах и волк с добрыми глазами, который тягал Дейнеку за штанину.
Ульяна подняла глаза на девушку:
-А ты, наверное, Мишель? Рада познакомиться, я Уля. – блондинка встала и улыбнулась Казанцеву. Ей было неловко показывать перед другими свою привязанность.
А еще в воздухе летала грусть, Ульяна ощущала ее со стороны Мишель.
-Что-то случилось? – вопрос был ко всем, приходилось только догадываться, отчего влюбленные могут грустить. «Грустят перед расставанием…» - подумала Уля, - «неужели Джильди снова попал в неприятность?»

Ну... сдержать собственную торжественную клятву самой себе все-таки не получилось. Да-да, помнится, Арлетта, когда сперва заблудилась в диком парке, а потом была атакована агрессивной летающей бумажкой под названием "офуда", торжественно поклялась самой себе, что больше ни за что не потащится шататься по монастырю и окрестностям в одиночку. И вот, пожалуйста. Снова ее куда-то несет - явно куда не надо...
Ноги вынесли американку - как раз к скоплению людей. Это что, благоприобретенное умение искать приключения на пятую точку? Нет, три человека и один волк - ах ты ж прелесть, ах ты ж милашество...
- Всем привет! - бодро поздоровалась Арлетта, подходя ближе. Да все равно ее уже заметили и просверлили неодобрительными взглядами, чего уж теперь разворачиваться и обратно бежать-то... - Это как, сборище живодеров или совет Гринписа, я в какую обстановку вломилась? Если что, я не специально, понятия не имела, что у вас тут место сходок...

Ну что ты, родная, как же ты можешь быть в тягость... Волк закрыл глаза и едва заметно шевельнулся, придвигаясь к гладившей его Мишель. Просто время сейчас такое - на переломе, когда любое собственное действие уже плохо осознается в настоящем... Пожалуй, в волчьем облике Рейс еще сохранял более-менее ясный и четкий разум, тогда как в человеческом обличье ему это не светило - слишком уже сильна была боль, временами хотелось самого себя разорвать на клочья, чтобы ее не чувствовать...

А дальше - закон подлости, что ли, заработал на полную катушку? Народ повалил к обрыву ну просто со всех сторон. Сперва появился Макс - волк даже никак не отреагировал, как лежал под боком у Мишель пушистой тряпочкой, так и остался лежать. И на появление Ули тоже никак бы не отреагировал - если бы блондинка не присела и не протянула к зверю руку. Волк приподнялся, отодвигаясь от девушки - после чего самым решительным образом переложил голову на колени к Мишель. И посмотрел на бразильянку снизу вверх печальными глазами. Надеялся, что разборок Мишель не станет устраивать - она же понимает, наверняка понимает, что сейчас не время, не место и не повод... Кроме того, лежащий на коленях у девушки волк банально мешал ей вскочить и рвануться в выяснение отношений.

Ну, а апогеем, наверное, стало появление очень громкой и эксцентричной девушки, которая тут же принялась болтать о какой-то ерунде. Волк страдальчески зажмурился, прижимая уши, и попытался спрятать голову под локоть к Мишель, в нынешнем состоянии для Рейса любой громкий звук был пыткой, настоящей пыткой...

Ну вот, только начинало все налаживаться... Движение волка ближе к Мишель явно означало отрицательный ответ на вопрос бразильянки про тягость. На губах Диас появилось некое подобие улыбки - и она уже смелее зарылась руками в волчью шерсть. И тут... началось, блин. Повылезали из кустов, черти полосатые...
- А ты мне разве портрет твоей красивой девушки оставлял? Я почем знаю? Как это так "пробегала"? От тебя, что ли, бегает? - огрызнулась Мишель в ответ на дурацкое приветствие вылезшего из кустов высоченного парня. Нет, она прекрасно слышала, как он там хрустел ветками, словно запутавшийся в кустарнике лось - но сделала вид, что не заметила. Мог бы воспользоваться шансом и свалить - нет же, выперся...
Потом появилась еще какая-то блондинистая личность, видимо, в довесок, чтобы совсем жизнь медом не казалась - и тут же полезла к волку с руками. Диас хищно следила за движениями блондинки, параллельно раздумывая, не цапнуть ли ее за пальцы. Натурально так цапнуть, не фигурально... Но опустившаяся на колени волчья морда заставила тут же обо всем забыть.
Появившейся последней крикливой девице хотелось врезать. Честно, хотелось. Но Мишель только обняла волка, явно искавшего у нее на руках спасения от всех этих децибеллов - и рассматривала собравшуюся толпу злыми глазами. Вот же набежали...

- Все, можешь не беспокоиться, - очаровательно улыбнулся Макс любимой девушке Джильди, увидев, как в поле его зрения появилась Ульяна, – она уже здесь…
И не надо путать ее с той, что иногда смотрит на тебя из зеркала, - хотел добавить Казанцев… но не добавил. Мало ли…
Не нужно было быть пророком, чтобы почувствовать раздражение, что бурлило в Мишель, время от времени выплескиваясь через край, в виде злых фраз, или злобных взглядов. Проблема же заключалась в том, что Макс-то пророком был. И сейчас он очень хорошо чувствовал раздражение бразильянки.
Но не это его волновало. Помимо раздражения, которое явственно ощущалось, как горько-кислый вулкан, что кипит под землей, готовый вот-вот выплеснуть тучи ядовитого газа и расплавленной магмы на окружающих, ощущалась еще и боль…
Нет, даже не так. Ощущалась Боль. С большой буквы. Боль постоянная, сводящая с ума своим упрямством, отравляющая каждый вздох тем, что от нее не убежать, не скрыться.
Макс окунулся в эту пучину страдания, хватанул ртом воздух, пытаясь вздохнуть, ощущая, как легкие свело судорогой. Не знаю, как ему удалось не заорать. Вероятно, только прикосновение Ульяны к плечу спасло его от позорного вскрика. Присутствие блондинки подарило те необходимые силы, что позволили вовремя поднять ментальный щит, и отделить свое сознание от окружающего мира.
Справившись с собой, Макс глянул на Мишель и волка, что лежал, положив голову ей на колени. Кому из них принадлежало раздражение угадать было несложно, но вот Боль… Казанцев скользнул взглядом по глазам волка, и осознал, что это, все-таки Джильди. Только он смог бы вытерпеть…
Во взгляде Казанцева, промелькнуло сочувствие, затем – уважение, а потом – понимание. Макс вдруг понял, как именно португальцу удается оставаться спокойным и собранным. Как удается не кричать от боли, разрывающей легкие при каждом вздохе, как удается не сдаваться, оставаясь сильным и цельным… У него была причина оставаться собой. И причина эта сейчас нежно поглаживала косматую голову волка, что лежала у нее на коленях. Как одно лишь присутствие Ульяны помогало самому Максиму удержать сознание на краю пропасти, точно так же присутствие Мишель помогало Джильди. Возможно, она сама не осознает это. Возможно, даже он не осознает это до конца. Но это факт…
Из размышлений Максима вывел бодрый и удивительно знакомый голос. Казанцев заставил себя улыбнуться хоть сколько-нибудь приветливо:
- Здравствуйте, Арлетта, - поздоровался с аборигенкой с Плутона парень. Хотел сказать что-то еще, но передумал. Конечно, стоило бы помириться с американкой, но... чуть позже. Сейчас не стоит об этом думать.
Перевел взгляд на Рейса и Мишель, понимая, что надо как-то заводить разговор о том, что происходит с другом.
- Джильди? – тихо позвал Казанцев, опускаясь на корточки, чтобы быть, примерно на одном уровне с волком, но не рискуя подходить ближе. Прикрыл глаза, активируя Аджну и Сахасрару, заставляя ауру волка вспыхнуть разноцветными всполохами. Как ему однажды объясняла Уля, коричневые оттенки (коих в ауре волка самых натуральных португальских кровей было предостаточно) означают боль. Значит, он прав… Сразу вспомнились видения Ярины и мысль о том, что они начинают сбываться. И это бесило парня просто до невозможности.
Макс вздохнул:
- Скажи, пожалуйста, у твоих Лоа – чувство справедливости вообще есть? – все так же тихо спросил Максим, стараясь не спровоцировать агрессию со стороны Мишель. – За что они тебя наказывают на этот раз?

Людей на обрыве прибавилось, Уля кивнула Арлетте. Почему-то всегда, когда хочется побыть в уединении, собирается целая толпа. Ульяна растеряно огляделась.
Ей захотелось уйти, во-первых с ней не поздоровались и не захотели знакомиться, во-вторых блондинка улавливала волны раздражения и неприязни. Она не привыкла, когда на добро отвечали злобой и раздражением. Ульяна слегка повела плечами, отгоняя обиду. Всякое могло случиться. Но, ей казалось, что они друзья с португальцем. Может, раздражение и не было направлено конкретно на нее, но все равно было неприятно. А еще и Джильди отвернулся. Они явно были лишними.
Подольская только хотела сказать Казанцеву, что им, наверное, надо оставить парочку в покое, как ее любимый присел и обратился к волку. Уля внимательно посмотрела на ауру зверя и увидела боль. «Что с ним?» - тут же в Ульяне проснулся целитель. Казалось, что у волка медленно утекают жизненные силы, только причины Уля так и не находила. Она испуганно смотрела на своего друга, не замечая рассерженной Мишель. Нет, она не будет лезть пока со своими способностями, но и оставлять португальца в таком состоянии было бессердечно.
-Чем мы можем тебе помочь? – задала важный вопрос блондинка, сжимая руки в кулачки. «Только бы не прогнали,» - пронеслась шальная мысль в белой головке.

- Ясно. Живодерствующий Гринпис на выезде почти полным составом маниакально лечит одинокого волка, - разъяснила самой себе Арлетта. Нет, ну лучше же такое объяснение, чем совсем никакого...
Вот только любопытство никуда не делось. По-прежнему кушало Арлетту большими белыми зубами. Американка бочком-бочком стала придвигаться ближе к заинтриговавшей ее четверке. Судя по тому, какие вокруг волка совершались прыжки, это явно был человек. А судя по тому, какое называлось имя - местное шаманское индиго.
- И все-таки, что творится? Я, считай, не местная, еще во всех ваших отношениях-заотношениях пока не разбираюсь, - терпеливо повторила Арлетта. - И потом, может, и я чего могу сделать? А то вы все тут прыгаете, подпрыгиваете, мне прямо стыдно, что я стою не участвую...
Американка осторожно присела рядом с "веселой" компанией, косясь одним глазом на Мишель. Которая, как уже точно было известно, если что не по ней, могла врезать. И даже отправить в глубокий нокаут, наверное...
- Только не надо меня бить, - заранее предупредила Арлетта, - я не собираюсь на твое чудо посягать. И потом, я немного врач. Не местный врачеватель, а врач, - ага, патологоанатом, правда, но это уже мелкие детали...

Голос девушки, которую Макс назвал Арлеттой, доставлял жуткие неудобства. Ну, это просто голос такой, ничего не поделаешь - просто именно та тональность, которая сейчас Рейсу была противопоказана. Волк страдальчески прижимал уши и пытался спрятать голову - да хотя бы под ладони Мишель, хоть так...

Нет, превращаться обратно в человека Джильди не собирался. Мог - но смысла в этом не видел. Если для того, чтобы ответить на вопросы, которые ему задавали, так смысла нет точно. В человеческом обличье боль наброситься сразу же, скрутит так, что останется только до хруста сжать зубы и терпеть, там уже будет не до слов, не до рассуждений... Но, с другой стороны, оставлять людей без ответов на их вопросы, это даже как-то просто невежливо... Мозг, в облике зверя работавший достаточно четко для решения таких задач, тут же принялся искать решение - и, кажется, нашел...

Волк приподнялся на передних лапах - и его глаза оказались прямо напротив глаз Мишель. Ты же объяснишь им, родная?... Ты им расскажешь?... видишь же, от меня сейчас толку очень и очень мало... Волк просяще коснулся носом щеки бразильянки - ну пожалуйста, родная, я тебя очень прошу... Знаю, ты не любишь говорить о личном при посторонних - но все же, умоляю... Говори с ними - говори за меня, вместо меня...

- Женщина! Твой голос бесит! - яростно сказала Мишель, припечатывая Арлетту тяжелым взглядом и бережно прижимая к себе волка, которого издаваемые голосящей девицей звуки явно мучили. - На полтона ниже, будь так добра!
Пророком Мишель не была, и мысли читать не умела. Но ей все это было не нужно, чтобы понять, чего хочет от нее Джильди. Когда прямо перед бразильянкой оказались устремленные на нее серьезные и печальные волчьи глаза - Диас, как всегда, чудом с ума не сошла. Наверное, никто больше не умел так смотреть...
- Я поняла, - по-португальски сказала Мишель, поглаживая лохматую серую голову - и даже поцеловала волка в ответ на его прикосновение к ее щеке. - Хорошо, я все сделаю. Я буду говорить с ними о нас... о тебе... как ты просишь...
Ну, раз пообещала... Диас вздохнула, смела все необходимые ей сейчас слова в одну кучу, чтобы были под рукой - и принялась вещать.
- Они не наказывают, - попыталась объяснить бразильянка Максу, вспоминая, как обо всем этом говорил Джильди. - Они просто... просто... - голос Мишель позорно дрогнул и сорвался. Диас на мгновение прижалась лбом к волчьему лбу, восстанавливая внутреннее равновесие, и наконец закончила: - Они просто забирают... Чтобы стереть и записать по новой, как дискету, на которой накопилась ненужная информация... Чем можно помочь? - это уже Уле и Арлетте, - не знаю, пока, наверное, только ждать... Или попытаться понять, действительно, что происходит. Ему больно, очень больно, началось довольно давно - но сперва боль еле чувствовалась, так что Джильди предпочитал не замечать - а потом вдруг пошла по нарастающей... Сейчас он старается больше времени проводить в облике зверя, так боль почему-то стихает. Видите - Джильди даже не превращается, чтобы с вами поговорить, сейчас я - его голос... - Мишель снова перевела встревоженный взгляд на волка. - Я все верно сказала? Все правильно? - уточнила она по-португальски. Диас, конечно, постаралась представить себя на месте любимого и говорить так, как говорил бы он - но не была уверена, что у нее получилось...

- Не обращайте внимания, Арлетта, - грустно улыбнулся Максим, скосив на американку взгляд серых глаз, сейчас наполненных страданием. Боже, как же его достали эти проклятые Лоа с их проклятыми законами! Как его бесила покорность Джильди, который готов вытерпеть что угодно, ради своих жутковатых духов! Сейчас его нервировала даже Мишель, что готова была принять такое положение вещей, в котором ее любимый вполне может умереть…
- А что бы ты делал, если бы Уля вдруг заявила, что должна умереть, и ты не должен ей мешать? – спросил вдруг Внутренний Голос.
- Умер бы вместе с ней, - ответил сам себе Казанцев, почти не раздумывая.
- А как бы к этому отнеслась Уля?..
Вопрос был риторическим.
Макс выдохнул, выпуская накопленную ярость, глянул на бразильянку немного другими глазами. Теперь ему вдруг стало понятно, насколько ей тяжело видеть страдания любимого. Она не может ему верить до конца, не способна поверить в Лоа, в которых верует Джильди, но, готова принять его жуткое желание умереть. Возможно, только потому, что ничего не может изменить…
А что бы выбрал Джильди, если бы Мишель поставила перед ним ультиматум: «Или твои Лоа, или я»? Смог бы он отказаться от своей веры ради любимой, или же предпочел продолжить свой путь по пути шамана, но без любви? И смогла бы Мишель жить дальше, поставив любимого перед таким выбором?
Вопросы сыпались как из рога изобилия, но ответов на них Макс не искал.
- Просто наш друг, как нам кажется, попал в беду, - продолжил разговор с Арлеттой Казанцев. – Он сам, как всегда, считает, что все нормально. Мы же не знаем, как помочь. Вот и страдаем тут все вместе.
Макс усмехнулся невесело, перевел взгляд на Мишель:
- То есть Лоа решили, что легкие ему тоже надо «стереть»? – с трудом удержавшись от того, чтобы не скрипнуть зубами от душащей его ярости, спросил Максим, как будто бы обращаясь к Мишель, но на самом деле глядя на волка. – И, конечно, с этим он тоже должен справиться в одиночку, да?.. Как всегда?.. В лазарет его отнести нельзя, и Уля… - Макс бросил любящий взгляд в сторону любимой, -… ему помочь не может? И мяса, напичканного болеутоляющим, ему кушать тоже не положено?.. Если что, вон Арлетта дозу выверит... - Взгляд на Американку: ведь выверит же? - И, что, даже уснуть нельзя, чтобы скрыться от боли?

Подольская поморщилась от голоса Мишель, ну зачем так с Арлеттой. Она помощь предлагает, а с ней так грубо… Ульяна покачала головой, но решила не комментировать. Как бы она запела, если бы Макс страдал от боли, а тут все навалились гурьбой со своими вопросами. Да, нафиг, смыла бы всех в озеро… Так что внутренне блондинка понимала бразильянку.
«Что значит забирают?» - чуть не закричала Уля, судорожно выдохнув. Она уже сталкивалась с местью этих самых Лоа… как и с колдовством Джильди.
-Я могу снять боль… постоянно снимать, пока надо будет… Могу усыпить… Не знаю… Ну не будем же мы просто ждать, когда он вырубится? – голос ломался от волнения и переживаний за друга. Она не стала продолжать череду волнующих ее вопросов. А были ли гарантии, что эта перезапись португальца пройдет успешно, что он очнется все тем же Джильди, а не кем-то незнакомым? Будет ли он помнить своих друзей и любимую? Что за способности у него откроются после этой процедуры? Об этом всем даже думать было страшно…
-Позволь мне попробовать снять боль, хоть ненадолго, чтобы ты нам объяснил, что же будет дальше. – обратилась девушка к волку.

На гневный окрик Арлетта совершенно не обиделась. Ну, бывает, раздражающий голос, против природы не попрешь. Тем более что бразильянка явно вопит не за себя, а за волка, вон как бедного зверя плющит...
- Так может, если он считает, что все нормально, так и впрямь все нормально? - вступилась американка, ей не нравилось, как Максим тут наводит критику с лицом самого-умного-человека-на-земле. - Мне кажется, настолько глубокого пофигизма все-таки не бывает... А что не так с легкими? - непонимающе спросила Арлетта, придвигаясь ближе к волку. - По-моему, сейчас у него с легкими все нормально, более-менее... Можно? - вопросительно подняла глаза на бразильянку Арлетта, протягивая руку к волку.
Получив безмолвное согласие, американка принялась быстро и ловко ощупывать волчье тело, ища причину боли. Нет, ее не было, никаких повреждений, ничего, что могло бы вызывать страдания, девушка не обнаружила - но вместе с тем Джильди явно испытывал боль, и сильную, отрицать этот очевидный факт было просто глупо...
- Мне кажется, обезболивать бессмысленно, каким бы то ни было способом. Это скорее похоже на то... что у вашего друга взбесилась нервная система, посылая в мозг кучу ложных импульсов, я просто не пойму, почему бы еще он мог испытывать боль, не наблюдаю ничего, что могло бы ее вызвать, да еще такую сильную... А какие возможности у целителей? Ты сможешь ему спинно-бугровой канатик блокировать? Это в спинном мозге, по нему постоянно болевые импульсы бежать должны... Всю боль мы так, конечно, не уберем, ибо наш организм - штука хитрая, у него на этот случай обходные пути есть - но хоть большую часть? Получится, нет?

Мишель явно было тяжело говорить обо всем этом - но она справлялась отлично. Волк положил голову девушке на плечо, закрыл глаза - и слушал, что говорят окружающие. Спокойно, даже как-то пофигистично позволил Арлетте себя ощупать. Пусть изучает, если ей кажется, что она может что-то понять здесь...

Просьба Ули была разумна, очень даже - и, поразмыслив над ней, Рейс пришел к выводу, что превращаться ему все же придется, в любом случае. Да, португалец был согласен с Арлеттой, обезболить что-либо в данной ситуации вряд ли получится - но перекладывать весь разговор на плечи Мишель и дальше Джильди уже просто не мог. Волк нехотя высвободился из рук бразильянки, чувствуя, как каждое движение отдается болью - и стал превращаться, возвращая себе человеческий облик.

В этот раз, как и каждый раз в последние дни, к обычной боли от плавящего кости превращения теперь еще добавилась ныне постоянная боль Рейса, постоянно следовавшая за ним и не отступавшая ни на шаг. Рейс с усилием заставил себя поднять голову - казалось, даже глаза болели от яркого света - и бесцветным голосом спросил у Ули: - Что именно ты хотела узнать?

Мишель смотрела на Макса с плохо скрываемой яростью, прижимаясь ухом к волчьей шее и обнимая зверя обеими руками. Дьявол, ну неужели обязательно сейчас выяснять отношения и доказывать, как он все понимает лучше всех? Вот честное слово, так бы ему и врезала... На приблизившуюся Арлетту Диас покосилась с недоверием, но кивнула в ответ на вопрос девушки. Если она действительно врач - быть может, она подскажет какой-нибудь способ облегчить боль Джильди?
Но американка ничего обнадеживающего не сказала - напротив, ее слова прозвучали скорее как приговор. А тут еще и любимый вдруг стал вырываться из рук Мишель... Девушка разомкнула объятия и проводила зверя растерянным взглядом - не могла понять, что же он собрался сделать.
В первые мгновение превращения сердце, эта глупая мышца, предательски и сладко екнуло, напоминая о том дне, когда Мишель впервые встретила Джильди... И только потом на Диас навалился ужас - словно отголосок той боли, которую сейчас испытывал ее любимый. Ей уже казалось, что это превращение длится не три минуты, а три ужасных вечности...
- Ну зачем ты...? - зашептала по-португальски Мишель, обнимая Джильди и чувствуя, как от боли под его бледной кожей мелко вздрагивают, беспрестанно сокращаясь, мышцы. - Зачем, не нужно было... Я бы сама им все рассказала, все объяснила, зачем же ты... - не зная, что еще сказать, бразильянка уткнулась лбом в плечо Джильди, почувствовала, как он обнимает ее в ответ и как бесконечная боль заставляет пальцы Рейса мелко дрожать - и заплакала. Негромко, неумело, словно беспомощный щенок. Плакала от того, что даже в такой момент ее любимый находил для нее силы, хотя бы на то, чтобы обнять ее - и от того, что скоро его рядом с ней больше не будет, не будет...

Действительно, почему я решил, что дело в легких? – спросил сам себя, Макс. – Только потому что, мне было тяжело дышать, когда я почувствовал боль Джильди?.. Или дело в ассоциациях, которые возникают с тем случаем в горах?..
Казанцев помотал головой, восхищаясь искусством Арлетты, что смогла с помощью беглого осмотра, безо всяких приборов и без магии сразу же определить, что именно происходит с ее «пациентом». Тем более - волком. Отличный ветеринар бы из нее вышел, такой талант в землю зарыла.
- Возможно, вы и правы, - пожал плечами Максим, наполняя ментальный щит до предела, превращая себя в холодный и твердый осколок льда. – Возможно, с ним и вправду все нормально, если он так считает.
Угу. Как же.
Когда Джильди превратился, стало сложнее. Во сто крат. Казанцев не стал замечать прибавившиеся морщины в уголках глаз друга, или уголок рта, что опускался при каждом вздохе. Не стал заострять внимание на слезах Мишель, когда она его обняла, не стал глядеть в глаза португальца, наполненные каким-то странным чувством. Выключил из головы его голос.
Зачем замечать эти вещи? Ведь все же нормально. Все так, как должно быть.

Из всего что выдала Арлетта во время и после осмотра волка Уля поняла, что боль происходит не от каких-то конкретных повреждений, а из-за сбоя в нервной системе. Информация идущая от мозга или к мозгу была неправильной, где-то что-то работало неправильно… Про какой-то там канатик блондинка слышала впервые. Ну, нет у нее медицинского образования, что, кстати, большой недостаток для целителя. Насколько знала Подольская, спинной мозг – это связующий элемент между телом и мозгом. Это своего рода информационный канал. Так как в теле все функционировало нормально, то пациент ощущал мифическую боль, информацию о которой к головному мозгу передавал спинной мозг. Канатик явно был внутри позвоночника.
-Если скажешь, где он и что будет, если его заблокировать и , как он блокируется в обычных условиях, то , возможно, я смогу убрать ощущение боли.
Дальше нужно было разговаривать с терпящим эту странную боль Рейсом.
-Что мы все хотим узнать, так это что будет дальше, как нам реагировать, у тебя остановится сердце или ты впадешь в кому? Что нам делать, пока будет происходить эта «перезапись»? А нельзя приостановить процесс, или ты этого хочешь? Много вопросов, Джильди, если сможешь, то ответь, чтоб мы своей помощью не навредили тебе…
Если честно, ей было очень жалко Мишель, вряд ли бы сама Ульяна была вменяема, если бы ее любимый так страдал. Но сейчас нужно быть очень сосредоточенной, чтобы понять, что происходит, и как все упростить для португальца. Уле было очень больно не только из-за друга, но и она понимала всю боль Казанцева. Как только он закрылся ото всех, на улице явно похолодало. Эта чувствительность к настроению любимого была столь сильной, что ощущалась даже на физическом уровне. Подольская чувствовала его ярость, его боль, когда Макс думал о друге. Ей хотелось подойти, обнять, чтобы успокоить, но не время… Они потом поговорят, сейчас все внимание было направлено на Рейса.

- Ой, нет, - тут же отказалась от своей идеи с канатиком Арлетта, как только получилось узреть превратившегося шамана. - Нет, никакие канатики мы передавливать не будем, забираю свои слова назад... - Американка осторожно протянула ладонь и коснулась влажной от пота шеи португальца. Черт, так и думала - холодный липкий пот, совершенно без запаха. Плюс тремор мышц, бледная кожа... Зрачки... а вот не видно, глаза очень темные. Хотя наверняка ничего радостного увидеть там нельзя. Кожа жарче, чем полагается - то есть температура присутствует, какие-нибудь тридцать семь с половиной. Приблизительно. В общем, состояние такое, что добить несчастного парня гуманней будет... А от его бесцветного голоса так вообще на стенку лезть хотелось.
Арлетта задумалась, внимательно разглядывая парня, раздумывая, как бы с ним теперь поступить и одновременно слушая, что он там вещает своим обесцвеченным от боли голосом. Слух кольнуло слово "кома" - и дальше американка уже зарылась в болтавшуюся у нее на плече сумку. Раз все равно сейчас кома нужна - Арлетта собиралась несколько пришпорить события, ну сил же никаких уже на эту бледную тень смотреть не было...
Американка как раз сегодня в очередной раз моталась на почту, за посылкой из родного дома. Вот за что любила папашу - не надо подсказывать, какую хрень прислать дочурке, он сам догадается. Сегодня была не коробка, а относительно небольшой сверток - но, судя по беглому прощупыванию, шприцы там были...
И вправду были. Были, ура. И даже нужный пузыречек был, ура еще раз. Доползет до своей комнаты - напишет отцу нежное благодарственное письмо страниц на десять, вот так повезло. Арлетта мигом проткнула резиновую крышку флакончика и набрала в шприц препарат. Скептически оглядела, оценивая дозу. Вроде как да, перебор, но чтобы уж наверняка...
- Ну вы уж меня простите, ребята, - пробормотала Арлетта. И одним движением всадила иглу в руку португальца. По тому, какое побежала волнение по его коже, поняла, что попала четко в мышцу - и ввела препарат, пока ручонки не задрожали и не захотелось малодушно выронить шприц...
Сотворив это в чем-то подлое действие, американка тут же вскочила. Вот черт, и впрямь руки тряслись... Не сдержавшись, Арлетта швырнула использованный шприц Максу в лицо. Разбесил. Своей равнодушной мордой кирпичом разбесил. А как разливался-то тогда, в прошлую встречу, что вот, Джильди такой замечательный, и какой он ему друг... Чего ж тогда сидит с каменной физиономией, как будто это не его друг помирает?
- Если я предположила, что все нормально - это, черт побери, не значит, что мои слова являются непреложной истиной! - рявкнула Арлетта, наступая на Макса и трясясь от бешенства. - Что ж ты уселся-то с таким лицом, как будто это ты у нас с Плутона, а? - и, не сдержавшись, девушка до всей дури хлопнула парня обеими руками по ушам. Больно - раз, нарушает равновесие - два, вакуум в ухе всегда неприятен - три. Потом схватила за волосы и, потянув голову парня на себя, съездила ему коленом в нос. Американку надо было круто разозлить, чтобы она начала крушить все подряд - но в данном случае у человека получилось просто отлично. И дальше, в общем, все, ку-ку, добивала бы оглушенного парня - но кто-то наверху, видимо, решил еще дать Максу второй шанс. Арлетта, что называется, просто задницей почувствовала, что инсулин к этому моменту уже сработал - и, метнувшись обратно к Джильди, едва успела подхватить его обмякшее тело. Поймала за затылок, рискуя вывернуть парню шейные позвонки куда не надо - и осторожно опустила его голову на землю. Ощутила, как на шее парня, прямо у американки под пальцами, на мгновение взорвался бешеным бегом пульс, захлебываясь собственным ритмом - и начал замедляться...
- Все, - вяло сказала Арлетта. - Кома. Прости, - прошептала американка, поднимая глаза на Мишель. Не исключала варианта, что ее сейчас удушат, без суда, следствия и последнего слова...

- Отвечаю, - сказал Джильди, едва удерживаясь от гримасы боли и обнимая расплакавшуюся Мишель. - По идее, к тому моменту, как мое сердце остановится, вас рядом быть уже не должно... никого рядом быть не должно. Через какое-то время я должен впасть в кому, не знаю, может быть сейчас, а может быть, мне ждать еще несколько часов... Если вы сможете после этого спрятать мое тело так, чтобы на него никто случайно не наткнулся, я буду вам бесконечно благодарен... Сейчас процесс уже неостановим, его разве только можно ускорить каким-нибудь образом, но остановить уже нельзя... И - ждать, просто ждать. Я не знаю, как пройдет "перезапись" и что уцелеет от прежнего меня - но, надеюсь, каких-то существенных изменений не произойдет...

Больше рассказывать, пожалуй, было нечего. О чем говорить, о том, как лоа разложат его на мельчайшие части? Не стоит, нет, не стоит... Джильди склонил голову и принялся по-португальски шептать плачущей Мишель на ухо ласковые слова, пытаясь успокоить девушку. Хотя прекрасно понимал, что ей сейчас вряд ли нужны какие бы то ни было слова... Но все равно не оставлял попыток утешить девушку - пока не ощутил жгучий укол в плечо.

Рейс недоуменно поднял глаза - прямо перед ним была Арлетта. С шприцем в руках и мрачной решимостью на бледном лице. Затем девушка вдруг вскочила - и от этого стремительного движения у португальца вдруг все смазалось перед глазами и поплыло. Боль стала неважна - как какая-то маловажная часть Рейса, о которой можно не вспоминать месяцами, при этом прекрасно зная, что она есть. Что-то жестко ударило в затылок - и вокруг Джильди "выключили свет". Сознание сбежало, демонстративно и громко хлопнув дверью, не попрощавшись и не оставив записки. Португалец провалился в липкий вязкий мрак, из которого не видел возвращения...

Мишель не помнила, когда ей довелось так плакать в последний раз. Вполне возможно, что никогда, вряд ли когда-нибудь девушка испытывала такую страшную боль безысходности... Джильди отвечал на вопрос Ули, а потом шептал бразильянке ласковые слова - Диас же становилось только хуже. От того, что он так ее любит - и все равно уходит...
Поймав сбоку краем глаза какое-то непонятное движение и почувствовав, как вдруг содрогнулся Джильди, Мишель вскинула голову - как раз вовремя, чтобы увидеть, как игла выходит из руки ее любимого. А сделавшая укол девушка вскочила и бросилась бить сидящего неподалеку парня. Все эти телодвижения никак не состыковывались в мозгу бразильянки, она отчаянно пыталась понять, что же происходит - как вдруг тело Рейса странно расслабилось, и юноша начал оседать на землю...
Вскрикнув, Мишель вцепилась в него обеими руками - но вряд ли удержала бы, если бы Арлетта не отвлеклась от избиения Макса и не подскочила на помощь. Вдвоем они опустили тело португальца на траву - и американка принялась извиняться...
Сперва Мишель думала, что убьет ее. Удушит или еще что-нибудь в этом роде... И только потом до бразильянки дошли наконец произносимые слова. Кома. Это кома. Возможно, Арлетта только что избавила Джильди от нескольких часов страданий... Диас наклонилась к любимому, вглядываясь в его лицо. Вроде бы ничего не переменилось... но что такое лицо, если за ним уже не стоит реальный человек, не стоит его душа. Маска. Пустая маска, дразнящая знакомыми чертами... Мишель поцеловала губы любимого, словно прощаясь - после чего выпрямилась и взглянула на Арлетту, уже беззлобно, устало...
- Не извиняйся, качнула головой бразильянка. И спросила, не обращаясь ни к кому конкретно, адресуя вопрос всем сразу: - Здесь где-нибудь есть... пещера? Поблизости?

Когда Джильди заговорил, казалось, сердце Казанцева разорвется от боли. Волны отчаяния, бессильной злобы и непонимания бились внутри парня, переплетаясь в тугой клубок злобно шипящих змей. И не найти, где начало, где та нить, за которую можно потянуть, чтоб разобраться что происходит с другом.
Макс и вправду не понимал. Как так можно? Как можно вот так спокойно говорить о том, что сердце Рейса скоро остановиться? Да будь он хоть десять раз шаман, прежде всего – он человек! Живой человек… пока живой. И почему все окружающие готовы принять то, что этого человека (замечательного, прекрасного человека!) скоро может не стать? Ну, почему?!
Хотелось вскочить, взять за плечи Джильди, тряхнуть его что есть силы, чтобы он ответил, как он может просить друзей просто смотреть, как он умирает, и ничего не делать?! Как он может просить любимую о таком?!
Хотелось накинуться на Мишель – на ту самую, взрывную Мишель, о которой ему так много рассказывали - взглянуть ей в глаза, чтобы понять, как можно позволить себе вот так «отпустить» любимого??? Ну, как такое возможно? Не быть рядом, когда его сердце остановиться??? Не делать ничего, зная, что самый дорогой на свете человек может умереть?!! Почему?! Откуда такая покорность судьбе, откуда такое равнодушие к тому, что будет дальше?! Почему она готова оставить его умирать?.. Почему Уля ищет способы облегчить боль Джильди, а Мишель так и не сходила к наставникам врачевания?.. С другой стороны, может, он не справедлив к ней, и она уже сходила?.. Или нет?..
Манипура в груди ответила на мысли Казанцева возмущенной вспышкой, готовая дать сил, броситься бой, чтобы хоть как-то изменить течение этой комедии абсурда.
Макс заставил себя сглотнуть горький комок в горле, судорожно вздохнул, закрыл глаза, пытаясь вернуть себе самообладание.
Все нормально… Все так, как должно быть… – повторял мысленно он, заставляя пламя Манипуры снизить жар до уровня, когда его еще можно контролировать. Макс выбил эти слова на ледяной корке ментального щита, словно руны, словно оберег, охраняющий его разум от того, чтобы не упасть в пучину безумия.
Тем временем зашевелилась Арлетта. Неожиданно у нее оказался шприц, и какой-то препарат который был незамедлительно вколот в руку Джильди. Казанцев бы, наверное, бросился вперед, пытаясь остановить девушку от того, чтобы делать необдуманные поступки. Но нелепость, нереальность происходящего просто выбила его из колеи. Он знал, что американка – девушка импульсивная, но чтобы настолько! Что она вообще ему вколола?
Прилетевший в лицо, и упавший на землю, после удара об нос парня, шприц дал ответ на этот вопрос. Макс поднял врачебный инструмент, почувствовав резкий запах. Инсулин?.. Хотелось ругаться. Матом. Она врач или кто вообще?.. Ах, да, патологоанатом. Ну, они же тоже врачи, да?.. Или нет?
Ну, серьезно, а если у человека аллергия на этот препарат? Ладно, допустим, она просто очень хотела помочь, но… блин, давать сверхдозу (которая может довести до комы) человеку, которого видела всего пару раз в жизни до этого?! Безо всякого предворительного обследования? Казанцев снова закрыл глаза, пытаясь понять, что вообще происходит в этом мире, где врачи способны сделать что-то подобное. Выронил шприц на землю, борясь с приступом надвигающейся тошноты. Засунул руки в карманы, боясь, что кто-то увидит, как они дрожат.
Все нормально… Все так, как должно быть… – убеждал себя Максим. Не помогало. Ментальный щит пошел трещинами, словно ломающийся лед.
Злые слова Арлетты, честно говоря, поставили его в тупик. Что не так с его лицом вообще?
Это из-за того, что он закрылся щитом? Или что? Ну, если да, то это странно, ибо мастера ментальной магии даже во время секса не снимают защиту разума, ибо без него чувствуют себя неуютно. И что-то Макс не слышал, чтобы кто-то жаловался… Так в чем может быть проблема? Что с его лицом-то не так? Все дело в том, что он не стал смотреть на друга, и ругаться с ним, как делал обычно? Так ведь никто не стал…
Господи, что вообще происходит?!
Все нормально… Все так, как должно быть…
Удар по ушам был неожиданным. Даже как-то слишком. Он редко встречал людей, которые готовы начинать бой с этого приема, тем более, когда противник имеет хоть какие-то представления о рукопашном бое. Ему казалось, что такой прием хорош, когда бьешь сзади, или еще как-то… В любом случае, если Арлетта, хотела его удивить - у нее получилось. Отлично проведенный прием. Наверное, Казанцев бы даже смог бы защититься, если бы захотел, уж слишком выражение лица у девушки было свирепым. Но не стал. В конце концов, замена душевной боли физической – очень действенный метод.
В голове зазвенело. Макс почувствовал, что падает, но подавил все инстинкты, что попытались поставить блок и защитить шею и лицо. Сжал кулаки в карманах, в ожидании. Почувствовал хлесткий, хорошо поставленный удар в нос. Что-то хрустнуло, Казанцев понял, что заваливается назад от инерции удара.
Все нормально… Все так, как должно быть…
Голова кружилась, в ушах звенело. Казанцев подвигал челюстью, дабы выровнять давление, в ушных перепонках и в окружающем мире. Почувствовал, как кровь из носа, попала в дыхательные пути, и что сейчас просто задохнется. Перевернулся набок. Сдержал порыв закашляться, не позволил себе застонать, хотя очень хотелось. Несколько секунд лежал, пытаясь удержаться на волнах острой боли, но та слишком быстро пошла на спад. Макс знал, что она сейчас просто ощущается слабее из-за бурлящего в крови адреналина, и что скоро вернется в другом виде – в обличье тупой и ноющей боли.
Бросившуюся к нему Улю, Максим остановил движением руки:
- Не волнуйся, - тихо проговорил он, сквозь заполонившую гортань кровь. – Все нормально…
… Все так, как должно быть…
- … присмотри, лучше за Джильди, - просьба прозвучала тихо, и в ней было столько мольбы, словно одной Уле он мог доверить жизнь друга. – Ему ты нужней больше, поверь.
Встал. Вопрос Мишель заставил его задуматься. Пещер вокруг было несколько, но только вот нести ли туда Джильди? Ведь его сердце еще не остановилось? Так ведь? Так что его вполне может осмотреть какой-нибудь врачеватель, просто чтобы убедиться, что все нормально, парень в коме… хотя, то, что парень в коме само по себе ненормально!

А дальше мир сошел с ума. Ульяна не поспевала за реальностью. Все отдавало какой-то трагедией со вкусом идиотизма. Не обезболить, а ввести в кому? Это что? Типа милосердие? Чтобы не мучился? Ульяна с непониманием смотрела на Мишель. Да если бы какая-то девица только посмела что-то вколоть ее любимому непонятное лекарство и ввести его в кому, да она бы разорвала на части такое милосердие.
«Почему они как покорные овечки принимают эту неизбежность смерти? Почему нельзя бороться? Потому что Джильди так сказал? А кто сказал, что он все знает? Он сам до конца не знает того, что будет происходить… А кто сказал, что лоа устроит искусственная кома, может шаман должен помучиться, а теперь они его просто уничтожат. Откуда такая уверенность, тем более когда в твоих руках жизнь человека? Да, кто он тебе?» - Ульяна с немым вопросом смотрела на Арлетту. – «Ты так легко это сделала, потому что он ничего для тебя не значит…»
Какая-то обида вперемешку со злостью назревала в сердце Подольской. Но когда она увидела, что эта ненормальная вдруг вцепилась в Казанцева, то у Ульяны напрочь снесло крышу от ярости. В груди что-то взорвалось и потоки энергии вылетели из тела блондинки. Одним движением руки, Уля сдвинула пласт земли и отбросила американку на несколько шагов от Джильди и Казанцева.
-Только попробуй приблизиться к кому-то из них, - в ярости шипела Уля, делая попытку помочь Максу. Казанцев отказался от помощи. Глядя в глаза американки, Ульяна подошла к Джильди. Его сердце работало, но как-то слабо, и, казалось, что вот-вот перестанет.
-Нужно сообщить его куратору, - ломающимся голосом сказала вслух блондинка. – Вы все сошли с ума. Боже, только бы от этого лекарства не стало хуже…
Она повернулась к Арлетте, не то время, чтобы выяснять отношения, когда друг умирает.
-Я тебя предупредила. Ты его видишь второй раз в жизни и решаешь за него, а он спас мне жизнь и я сделаю все, чтобы он жил. Бегом за мастером, - сорвалась на крик Подольская.

Ну да, да, погорячилась, бить Макса в нос, наверное, все же не стоило. Но когда Арлетту отшвырнуло от шамана, как жалкого котенка, девушка только сильней взбесилась. Да что эта блондинка себе думает, что она здесь все лучше всех знает?
- Во-первых, не ори, - огрызнулась американка, скрещивая руки на груди. - Во-вторых, что ты хотела обезболивать, всю нервную систему разом? В-третьих, парень накрылся бы от болевого шока, если бы я не ввела его в кому. В-четвертых, неизвестно, сколько я буду искать мастера и через какое время у парня остановится сердце. В-пятых, у меня есть его слова против твоих слов, и он явно лучше твоего разбирается в предмете спора, я предпочту прислушаться к нему. В-шестых, он тебе поверил, что ты ему поможешь - а ты что сделать собралась? В-седьмых, с места не сдвинусь. В-восьмых, все, - отчеканила американка. И добавила, обращаясь к Мишель: - А пещера тут есть, не особенно далеко, я мимо проходила. Помогла бы тебе тащить, да видишь, не подпускают меня...

Мишель касалась пальцами лица Джильди, перебирала его черные волосы, рассеянно слушала назревшую совсем рядом склоку и думала: чего они спорят, люди-идиоты? Разве португалец им что-то непонятно сказал?...
Причина, по которой Диас ''отпустила'' любимого, была проста, как веник. Бразильянка видела, что у Джильди есть цель в жизни, и что он идет к этой цели, долго, упорно, год за годом... Диас не простила бы самой себе, если бы заставила любимого забыть о том, что в его жизни был добрый десяток лет, забыть часть его самого...
- Со своей стороны могу сказать тебе ровно то же самое: не приближайся, - вскинула голову Мишель, мгновенно заводясь и яростно глядя на Улю. - Если ты сейчас выведешь его из комы, если прервешь инициацию - он тебе не простит, он проклянет тебя, слышишь? Потому что такого удара даже самое доброе сердце не перенесет. Я не дам тебе просто взять и зачеркнуть то, для чего Джильди жил несколько лет. Не приближайся, слышишь? - решительно закончила Мишель и кивнула Арлетте: - Я разрешаю тебе подойти. Я прошу тебя подойти. Помоги мне.
Как же тяжело быть рядом с ним, с этим самым любимым человеком... Но он обещал ей вернуться - и Диас ему верила. Ведь он же любит ее, он не мог ее обмануть... Мишель хотела помочь ему на его пути - и сейчас четко видела, что она может сделать. Не дать вмешаться и все разрушить этим друзьям Джильди, пусть даже они действуют из лучших побуждений. Вот что за задача стояла сейчас перед бразильянкой - и, черт возьми, Мишель намеревалась с этой задачей справиться...

- Уль, - тихо позвал Казанцев, подходя к блондинке сзади, и осторожно сжав ее плечо. – Не надо. Пожалуйста.
Все нормально… Все так… НЕТ! Не так все должно быть! Не так! Пусть Джильди меня проклянет, пусть будет ненавидеть, пусть делает, что угодно! Но он будет жив! Жив! Он сможет все это сделать, а остальное - второстепенно!
Он чувствовал гнев любимой, чувствовал так, словно это был его собственный. С другой стороны, наверное, и был. Ярость на Арлетту, что посмела так грубо обратиться к Ульяне, ярость на Мишель, что готова противиться разумному предложению только из-за упрямства – все это смешалось в груди Казанцева, было подхвачено пламенем Манипуры, которое разожгла гнев до уровня, когда его едва-едва можно контролировать…
Обычно присутствие Подольской успокаивало, дарило некую уверенность, что все будет хорошо. Сейчас этой уверенности не было, Макс ощущал, как дрожит плечо любимой, и это наполняло его собственное сердце болью.
- Не будь к ним слишком строга, - продолжал тихо успокаивать блондинку Казанцев, чувствуя, как голова кружится от едва сдерживаемой ярости. – Они же пытаются защитить то, во что верят… Как и мы…
Максим бросил полный боли взгляд на тело Джильди, что едва подавало признаки жизни. Горечь и отчаяние немного разбавили обиду, позволив сдержать себя, не броситься в бой, пытаясь отбить тело друга у этих сумасшедших девиц.
- Мишель, - совладав с голосом, и придав ему максимальную убедительность, заговорил парень, обращаясь к бразильянке, - я понимаю: ты любишь Джильди. Понимаю: ты разделяешь с ним его мечту… Поверь, пожалуйста, я тоже верю! Он мой друг, мы с ним даже подрались как-то из-за этого! Но ему удалось меня убедить…
Макс замолчал, не зная, как сформулировать мысли. Заговорил снова, пытаясь достучаться до возлюбленной португальца:
- Выслушай, прошу тебя. Я, конечно, не врач, - короткий взгляд в сторону Арлетты, - но даже мне понятно, что, если бы все было так просто, то сверхдозами инсулина лечили бы многие болезни. Например, больных раком избавляли бы от боли ненадолго, да? А потом, раз, и вернули обратно, когда надо…
Секунда молчания, попытка заглянуть в глаза бразильянке, пытаясь понять, слушает ли она его вообще:
- Проблема в том, что для функционирования мозга нужна энергия, - медленно, словно для маленького ребенка разъяснял ситуацию Максим, - а инсулин уровень этой энергии понижает, и не дает ей впрыскиваться в кровь. Когда нет «топлива», мозг отключается – отсюда обморок, а в худших случаях – кома… Когда энергии становится совсем мало, в кровь впрыскивается адреналин, и сейчас сердце Джильди должно биться как бешеное. Но то, что сердцебиение замедляется, означает только одно: он в глубокой коме, и выбраться оттуда уже не сможет, ибо мозгу неоткуда взять энергию.
Парень снова замолчал, давая возможность девушке осознать ситуацию, и лишь потом добавил:
- Мишель, в таком состоянии, мозг проживет не больше часа. Дальше – будет неизбежное отмирание тканей, а значит – психические и другие расстройства… Он действительно может умереть, пойми, пожалуйста…
Увидев в глазах бразильянки упрямое нежелание мириться с фактами, Макс попытался надавить на другое несоответствие:
- Знаю, ты сейчас скажешь, что чудеса случаются, и не всегда законы медицины работают с обитателями этого монастыря, - быстро заговорил он, стараясь не дать девушке вставить слово. – Особенно, если на твою защиту встают всемогущие духи… Я с этим согласен. Но, Мишель, в данном случае, хочу напомнить, что мы все-таки вмешались в инициацию, вырубив Джильди раньше срока. Мы нарушили его ритуал. Это все равно, что съесть только половину печеньки, когда по правилам положено съесть целую… Послушай, ты же не знаешь, что его ждет «по ту сторону»… И я не знаю… Да, он сам точно не знал! Вдруг мы что-то нарушили, вдруг так делать было нельзя? Вдруг, его не спасут! Что тогда?
Честно говоря, в этот момент, Казанцев готов был заплакать. Так много ошибок можно было избежать, если бы он сразу ушел, если бы понял, что волк – это Рейс, и что это место станет местом его встречи с его девушкой! Возможно, и Арлетта не заинтересовалась бы таким сборищем народа, возможно, все прошло бы гладко…
Максим сделал шаг вперед, не в силах отпустить плечо Ульяны, прекрасно понимая, что все еще держится только благодаря ее поддержке:
- Мишель, пожалуйста, позволь сходить за Куратором. За врачевателем, который сможет стабилизировать его состояние, - умолял бразильянку Макс. – Обещаю, мы не будем выводить его из комы. Не будем! Если поддержим его сердцебиение, до прихода куратора, то условия будут соблюдены, мы будем рядом только до того момента, пока его сердце бьется… А потом, когда его шансы выбраться из этой переделки живым возрастут многократно, я сам оттащу его в любую пещеру, которую скажешь.
Еще один короткий шажок. Мольба в голосе и взгляде.
- Мишель… пожалуйста...

-Да, в отличие от тебя, я хотела знать, что делать, а не решать, когда ты не знаешь ситуации. - удивляясь самой себе говорила блондинка, глядя на Арлетту. - Смелая? Привыкла идти на риск? Взяла и уколола… Я одна вижу весь бред происходящего?
Слова Мишель острыми камнями впились в сердце блондинки.
-Мастерам все равно нужно рассказать, - обреченно прошептала Уля, - и я не собиралась выводить его из комы. Такое ощущение, что вы слышите только себя, я же сказала, что не сделаю ничего, что может ему повредить… Но вы… Вы не слышите никого. Боже, какие вы… - Ульяна скривилась, пытаясь преодолеть то, что хотелось сказать. – Он не вещь, он чистый искренний парень, который всегда был против насилия, который ради нас, друзей, мог совершить невозможное, он самый чистый человек из всех нас, а что я вижу вокруг… Злость. Ты говоришь, что он проклянет? Ты точно говоришь о Джильди? Мы искренне предлагали помощь, а вы… как так можно? – Подольская уже не сдерживала слез, да и кого тут стесняться. Хорошо, что рядом был Макс. Может быть ее ярость была еще обусловлена тем, что блондинка чувствовала, как ее любимый страдает из-за друга. Уля надеялась, что он достучится до бразильянки.Она хотела верить всеми фибрами души, что внутри Мишель прекрасна, ведь увидел же Джильди в ней не только внешнюю привлекательность. Только сейчас перед Подольской был сгусток колючек. Сердце Ули разрывалось. «Только вернись, вернись прежним» - молилась девушка, обращаясь к другу, который лежал на руках у Мишель.
Внезапно, резкая, как боль, мысль пришла в голову блондинки. «Я хочу забыть этот день, Я хочу уехать отсюда» - Уля смотрела на полные злости глаза девушек и вспоминала один из первых разговоров с Джильди. Она спросила его, сможет ли она быть хорошим мастером здесь, он посмотрела на выпавшие ракушки, или что там было, и сказал, что будет война, что все будет очень сложно… «Война, нет, это , друг, не война. Но мне хочется впервые покинуть эту тихую обитель, потому что с этого момента, она окрашена в серые тона злости и непонимания…» - тихо говорила с Рейсом у себя в голове Уля. Они с Максом скоро уедут, до того, как Джильди очнется, а вернуться ли? Будет ли Джильди прежним, будут ли прежними они, смогут ли после всего случившегося, сесть за один стол и радоваться встрече? «Я помню те слова, которые ты мне сказал в горах. «У меня не так много друзей, чтобы я мог позволить себе ими разбрасываться.» Вот, что ты мне сказал тогда, и я верю тебе» - продолжала Подольская свой неслышимый разговор с Рейсом.
-Я схожу за Оливией, она должна знать про Джильди, она отвечает за него как куратор. – Ульяне было страшно даже представить реакцию Хамфри. Джильди был одним из ее любимчиков.

В ответ на посыпавшиеся в их с Мишель сторону обвинения и аргументы Арлетта только подняла руки над головой, словно сдаваясь. Действительно, возражать было как-то нечего...
Ну, зато Арлетта поняла главное - что правильно пошла в патологоанатомы, врач из нее получился бы паршивый. Когда вот так смотрела, как мучается очень милый человечек - думала уже исключительно о том, как бы вбить его в кому и прекратить все это, не задумываясь о том, к каким последствиям могут привести ее действия.
Самое, наверное, ужасное - в том, что Арлетта была знакома с Джильди, только вспомнила она об этом как-то запоздало. Вот странно, вроде и познакомились тогда, а узнать имен так и не удосужились... Вместе с еще одним парнем на тренировочной площадке самостоятельно пытались разобраться в некоторых видах оружия. Тогда, помнится, Арлетта еще ухитрилась разрезать Джильди ладонь - а он только улыбнулся, махнул рукой, с которой полетели капельки крови, и сказал, чтобы она не беспокоилась по этому поводу. Да, вот, даже отсюда американка могла разглядеть тонкую белую полоску на ладони парня.
Навалилось жуткое чувство вины - ведь, по сути, это из-за девушки все пошло наперекосяк... Арлетта едва удержалась от того, чтобы не завыть от собственной глупости. А вдруг и впрямь - убила парня? Американка осторожно покосилась на Мишель - в конце концов, зависело все сейчас от девушки Джильди...

Мишель слушала окружающих сквозь какую-то безысходную тоску, слушала - и почти не слышала. Сейчас все, что произносилось, было для девушки лишь словами, какой-то ненужной шелухой, лезущей в уши. Он же умирает, умирает, поймите наконец! Разве сейчас время препираться и читать лекции?
Бразильянка осторожно опустила голову на грудь Джильди, прижалась ухом - и услышала совсем рядом глухой удар. Потом пауза - такая долгая, кажется, длиной в вечность или даже еще длиннее... И только потом - еще один глухой удар. Мишель нащупала пальцы любимого, крепко их сжала - и, глядя на бледное безжизненное лицо португальца, поняла, что вот-вот заплачет. Глазам было горячо, переносицу невыносимо жгло - наружу рвались обжигающие слезы бессилия. Нужно прекращать... с каждой лишней минутой их препирательства из Джильди уходила жизнь, а они даже ничего не пытались сделать...
- Идите за кем хотите, - отчетливо сказала Диас, тяжело ворочая слова, как будто булыжники. Бразильянка не отрывала уха от груди любимого, продолжая слушать, как бьется его сердце, постепенно замирая - и ей казалось, что и ее сердце, вторя его сердцу, точно так же замирает, точно так же бьется все с большим усилием...

- Подожди, - снова обратился к Подольской Макс, бросив на Мишель благодарный взгляд, на который та, кажется, не обратила никакого внимания. – Давай, лучше ты останешься. Ты – врачеватель, Уль, и, если что, ты здесь будешь полезнее… А я… я сбегаю за сифу Оливией.
Макс посмотрел на девушек, бросил еще один быстрый взгляд на тело Джильди. Тот лежал, не стремясь вскочить и сразу решить все проблемы. Сволочь.
Тяжело вздохнув, и вытирая кровь, что посекундно капала из разбитого носа, Казанецв резко развернулся на 180 градусов и бросился на поиски пантеры.
Очаровательно, - подумал он, понимая, что его вид не очень понравится англичанке. – Просто замечательно, Рейс. Ну не дай бог, с тобой что-то случиться…
Дальше шло замечательное описание угроз, что один маг сделает с душой одного шамана, если тот не очухается. Приводить их тут мы не будем, ибо нех.
Утомительные поиски Оливии могли бы закончиться весьма плачевно, если бы она не была в своем доме. Что она там делала – вопрос, честно говоря, немного нескромный, так что, если хотите, можете задать его ей сами. Если потом выживете – можете рассказать нам. Ибо интересно же!
- Драсти, сифу, - бодро поздоровался Макс, когда входная дверь в дом открылась, и оттуда показалась голова девушки. – Там Джильди… таки словил лбом свой метеорит. И, если все же трансформация в супермена началась, то неплохо бы лоб залечить, да?

Бывают дни какие-то... нехорошие. Вот вроде всё как обычно, ничего плохого не происходит, а на душе как-то не спокойно, словно вот-вот что-то должно произойти. И вот ты ждешь, ждешь... Наверное, это называется интуиция.
Когда в дверь постучали, Хамфри даже как-то не удивилась. Дождалась, называется.
Лив казалось, что с Казанцевым у неё отношения несколько напряженные. По-крайней мере, у неё на него было что-то вроде обиды, и желания общаться отсутствовало напрочь. Не хлопнуть дверью перед носом Макса ей помешал только тот факт, что она мастер, а значит должна вести себя подобающе.

От известия о том, что что-то случилось с Джильди, в груди что-то неприятно ухнуло. Так уж сложилось, что к Рейсу Хамфри успела привязаться, причем больше, чем к кому-то из своих прежних учеников. И тут такое... Свои слова о том, что она его понимает и поможет, Оливия не забыла.

Путь от дома к обрыву занял не больше пяти минут, Лив прибежала даже раньше Максима, подталкиваемая потоками родного ветра. Найти место было не сложно, англичанка ориентировалась на запах, оставленный Казанцевым. Подкрепленный кровью, он чувствовался прекрасно.
Картина... мягко говоря эпична. Воздух был прямо пропитан запахом страха, адреналина, крови, еще какого-то лекарства, и даже удивительно, что у Лив на лице не дрогнул ни единый мускул, когда она обводила всех присутствующий взглядом. Как существу, которое терпеть не может проблемы, Хамфри больше всего хотелось сейчас улизнуть, смыться и сделать вид, что она вообще не при делах, ничего не знает. Удерживало только раздражение, от которого кровь в жилах вскипела моментально.

Так, что там нужно было по плану сделать? В пещеру отнести? Но сначала вступительная речь.
- Гарем может разойтись, Максим - в лазарет. Всем по профилактическому дежурству, и... ты! - Оливия указала пальцем на Мишель. - Отойди, не мешай мне его поднять.

Близко к Джильди Подольская могла и не подходить, ей хорошо было видно его пускай уже тусклую, но все же различимую ауру. Она видела, как борется его сердце, собирая каждый раз последние силы, чтобы вытолкнуть кровь. Каждый раз эти толчки становились слабее и слабее. Уля сосредоточилась на своей сердечной чакре, сделала шаг ближе, не обращая внимание на предостережение Мишель. Только энергия от сердца к сердцу, только дать ему еще сил, чтобы донести его до пещеры. Ритм сердца подровнялся, но был все еще слаб. Блондинка боялась воздействовать сильнее, нужно ли это Рейсу? Главное, чтобы было так как он описал, когда сердце остановится, никого не должно быть рядом. Ульяна всеми силами пыталась не плакать.
Внезапно она уловила порыв воздуха и с каким-то облегчением поняла, что это Хамфри летит на всех парах. Уля еще раз осмотрела Джильди. Как ни странно ментальная синяя и особенно фиолетовая чакры были активированы как ни одна другая. «Может он видит что-то или общается с кем-то» - блондинка удивленно уставилась на это явление. Спорить с Оливией было бессмысленно, тем более, что она сейчас отнесет Джильди воздухом в пещеру.
Ульяна за спиной подруги увидела глаза Казанцева, в которых стояли слезы. «С ним будет все хорошо, Макс, верь…» - послала свою мысль блондинка.

Вот так вот. Макс побежал за спасательным отрядом - на поверку оказавшимся девушкой, которую Арлетта в этом монастыре видела пока вообще впервые. Не пересекалась американка, значит, с этим супер-пупер крутым мастером...
А почему, собственно, сразу ''гарем''? Что, раз хороший человечек, так обязательно сразу ''гаремом'' обзывать? По меньшей мере, у американки мозг понял эту реплику Оливии самым превратным образом. Даже, наверное, заставил бы полезть в дискуссию - в другой обстановке. А сейчас-то явно не такая ситуация...
Мишель в ответ на просьбу встать и не мешать даже не шевельнулась. Так и осталась лежать у шамана на груди, глядя на его бледное лицо. Американка, конечно, слабо себе представляла, что там сейчас с Мишель происходит, у американки никогда вот так любимый человек не умирал - да и вообще любимым человеком обзавестись пока не выходило - но то, что хреново было бразильянке, разглядеть можно было невооруженным глазом. Арлетта подошла к Мишель и решительно подхватила ее под мышки, отрывая от тела шамана и ставя на собственные ноги.
- Ну же, поднимайся! - просила Арлетта, пресекая все попытки бразильянки обрушиться обратно на грудь ее любимого. - Ну, ну, успокойся, хорошо все будет, хорошо... Вот же все уже заканчивается, чуть-чуть потерпеть осталось, ну соберись, хорошая моя! - Ой, пожалуйста, только бы не истерила, и так у всех нервы вот-вот лопнут, так натянуты... Арлетта крепко держала неожиданно обмякшую Мишель, прижимая девушку к себе, и мысленно просила незнамо кого, чтобы не случилось сейчас ни истерик, ни обмороков, которые были бы дико не к месту...

Мишель почти не замечала, что происходит вокруг, о чем говорят рядом с ней, кто куда ходит или бегает. Для бразильянки сейчас остались только замирающие удары сердца Джильди - вот здесь, совсем рядом... Диас все не могла понять, как же это - еще вчера был живой, горячий, обжигающий своей любовью - а сейчас уже только тень прежнего человека, пропечатавшаяся на бледном лице...
Слов про то, что ей надо отойти, Диас толком не услышала. Точнее, услышала - но не смогла понять, что от нее хотят. В первый миг слепо рванулась из рук Арлетты, не желая отпускать любимого. И пока барахталась в стальном захвате американки, до сознания наконец дошло: выход на финишную прямую. Да... сейчас все закончится, сейчас, осталось чуть-чуть...
Диас все же не удержала слез - они покатились по щекам, горячие, горчащие болью. Бразильянка попыталась закрыть лицо рукой - она терпеть не могла показывать свои слезы посторонним. Всхлипывая, Мишель держалась ближе к Арлетте, говорящей неловкие слова утешения - почему-то американка в собравшемся обществе казалась для девушки ближе всех...

Пришла. Увидела. Наорала. Ну, и победила тоже. Чего уж там?..
Нет, конечно, Макс мог пофилософствовать на тему, зачем вообще привели сюда Оливию, и что было бы, если бы ее не привели. Когда я говорю «привели», я имею в виду – «привел». Макс привел. Но вы-то об этом знаете, и, вероятно, недоумеваете, зачем заострять на этом внимание. Однако осознав, что жена его куратора не собирается ничего делать, для того, чтобы вывести инсулин из крови пациента, Казанцев сильно засомневался в правильности сего решения. А когда он сомневался в правильности какого-то решения, то предпочитал разделять ответственность за его принятие. Например, со всей честной компании девушек, большинство из которых были резко против присутствия Оливии.
Так? На чем я остановился? Ах, да. На том, правильным ли было решение звать сюда куратора португальца. Философствовать на эту тему резко расхотелось. Хотелось просто верить, в то, что все будет хорошо. Хотелось надеяться, что Уля все-таки разберется, что там с кровью портуальца. Ну, или Оливия догадается. Они же врачеватели, в конце концов. Им известно больше, чем Казанцеву… Опять-таки, кто-то скажет, что Макс просто снимает с себя ответственность за дальнейшую судьбу Джильди… и будет, в принципе, абсолютно прав. Но ощущение собственной беспомощности в любом деле, хоть каким-то боком касающегося друга, уже порядком надоело. Поэтому, Казанцев хотел думать, что позвав сюда Оливию, он поступил правильно. Ибо, если нет – то он вообще ничего с этим сделать не может, и ужаснее этого ситуацию придумать сложно.
Макс глянул в спину пантеры долгим взглядом. Перевел глаза на Мишель, что рыдала на плече Арлетты. Поймал взгляд Ули, ободряюще улыбнулся в ответ, до хруста сжав челюсти, дабы сдержать позорный всхлип. Подошел к любимой, тихо встал рядом, чувствуя, как в глубине глаз таки собирается влага, но, не собираясь моргать, дабы капля этой влаги не проложила дорожку вдоль щеки.
Он знал, что сифу Хампфри позаботиться о друге. Верил в это. Не мог не верить, провожая долгим взглядом тело Джильди, что уносили куда-то вдаль. Не мог не верить, чувствуя, как собственное сердце, казалось, стучит все медленнее, в такт биению сердца друга…
Он верил. Ибо должен был.