Луна, которая гладит по шерсти.

Иногда луна становилась великолепной. Зверь, чья теплая шкура серебрилась в ее свете, вдыхал запахи ночи и пел, похожий на влюбленного безумца. Он кружил у ворот, мощных, каменных, не выпуская из пасти дергающегося живого еще зайца, отходил и примеривался, как лучше прыгнуть, но не решался. Земля, покрытая царапинами волчьих лап, была сухой и свежей. Она гудела мерно, а дорога была пропитана пугающими запахами людей, но неразумная самка не хотела ее покидать.
Зверь стремился быть осторожным. Он убегал далеко, пока привкус свободы гнал лапы вдоль озерного края, и затем бесновался в горах, где было раздольно. Ночь в кошмарах для человека, и ночь в удовольствии – для него.
Порой он пересекался со стаей красных. Те были мелкие и немногочисленные, воспринимали его пока агрессивно. Волк был им конкурентом, и кроме того, приносил человеческий запах – опасность, которую ведут за собой дворовые псы. Зато на их землях были пещеры. Как раз то, что нужно, Хизер их просто не видела. Ей, и щенку, несомненно, нужно бежать туда: на север, вдаль, в дикие прерии тибетских горных лабиринтов.
Огромные горы приводили зверя в радостное возбуждение. Чем глубже он заходил, тем сильнее росло беспокойство, но буйство живой природы манило все дальше от монастыря, пока волк не находил себя далеко-далеко, за много верст, где сновал другой ветер. Под утро становилось страшно: вдруг дорога потеряется, вдруг замутит в сознании, вдруг проснется глупый непонятный человек с его медвежьей неотесанностью. И зверь возвращался, как и сейчас, в спешке, и скреб чужие каменные двери.
«Хизер, Хизер… Я дома. – приглушенно скулил он, не открывая пасти, чтобы заяц нечаянно не рванул. Он лапами здорово оцарапал морду, и на носу красовалась полоска от когтей. – Хизер, я вот-вот, очень скоро буду рядом».

В том, что ты являешься мастером есть не только минусы, но и плюсы. Их Оливия очень долго выискивала, даже придумывала, но спустя некоторое время все-таки, с огромным трудом, сумела отыскать. Теперь, когда она не спала ночами и гуляла, ей не нужно было прятаться и бояться быть пойманной. Она могла соврать, что просто дежурит, что, якобы, услышала какие-то звуки и прошла проверить. Да кучу всего наврать, идей была масса, стоило только включить воображение. А вот минусы звероформы отыскались довольно просто: невозможно было спать по ночам.

Сейчас, под утро, когда на горизонте уже можно было разглядеть светлую полосу от восходящего солнца, девушка возвращалась с озера, около которого гуляла всю ночь. Спать, пока, вроде бы не хотелось и британка решила сделать круг вокруг территории монастыря. Тихим, прогулочным шагом брюнетка шла, прислушиваясь к звуком окружающей природы. Легкий ветерок поднимал в воздух кипы сухих листьев, слышалось постоянное шелестение листьев деревьев. Где-то в траве пел свою песню кузнечик, а если прислушаться, то можно было даже расслышать храп, доносившийся откуда-то из корпусов. Всё это настраивало на какой-то умиротворенный лад, однако, раз все спали, приходилось делить это настроение с собой, показывая его лишь улыбкой.

Скулеж волка в утренней тишине прозвучал отчетливо и громко. Так, что девушка даже вздрогнула от неожиданности и остановилась, напрягая кошачьи слух и обоняние. Запах показался ей смутно знакомым, а звуки доносились откуда-то со стороны ворот. Так как трусихой Лив никогда не была, она решительным шагом направилась туда, откуда разносились звуки. Подойдя к громоздким деревянным воротам, девушка толкнула их, чтобы образовалась щель, готовая в любую секунду отразить атаку, если таковая появилась бы. Замерла, с удивлением разглядывая крупного волка с зайцем в зубах.

Ворота выглядели высокими и нерушимыми. Иногда зверь спрашивал себя, почему не нашел другого места, пониже или похлипче, слабее, но человеческая привычка возвращала его к одному из людских входов, и волк был не в силах ей противиться. Когда он скреб камень, то помнил, что как-то массивные ставни должны открываться, и что можно даже не примериваться и не прыгать, создавая себе трудности, однако все равно второй способ оказывался вернее.
Серый отошел. Он не любил это пахнущее человеками место, не любил эту спешку, которую нагоняла исчезающая в лучах предрассветного солнца луна. Где-то внутри часто стучало, поторапливая, сердце: «Ты задержался, зверь, ты слишком долго гулял». Он должен был поплатиться свободой, пересекая грань между диким и темным миром ночи и светлым, дневным, цивилизованным – миром того неотесанного двулапого, который презирал инстинкты.
Но волк умел любить. Любить настолько, чтобы забывать про страх и опасность, - и прыгать, каждый раз, не взирая на нежелание. И вот зверь ударил мощными лапами, напружинился, оттолкнулся, ворота считай поравнялись с ним ростом, когда чуждый запах ударил вдруг в нос, и створки сами собой двинулись навстречу.
Серый долбанулся грудью, не выдохнул, не издал вообще никакого звука – и приземлился тяжелыми лапами перед каменным забором, настороженный и удивленный. «Кошка!» - мелькнуло в его очеловечивающемся сознании, и он попятился, но скрыться не удалось. Стоит оборотню треснуться оземь – и как в сказке, зверь станет человеком, а человек сделается зверем. Тошнотворная волна пробежала по телу, и псину скрутило. Пасть схлопнулась, хрустнули позвонки забившегося в предсмертной агонии зайца, и вязкая слюна потекла пеной, смешавшись в кровавыми пузыриками, а седая шерсть обагрилась, слиплась.
«Твою мать, никогда не хотел обнаружить у себя во рту какую-нибудь тушку.» - мысли потекли потоком, и стало до противного тесно в голове. Неотесанный проснулся, и сделал это слишком резко, отчего челюсть свело судорогой.
Лапы дернулись, щекоткой и легкой болью прошла рябь по позвоночнику, шерсть врастала в кожу, делая ее неприлично гладкой, и касание травы стало слишком откровенным, холодным, неприятным. Ух, где ликование и радость, ты снова в теле, Двер Пэйн, а ругаешься на какую-то мягкую пушистую ерунду. «Вкусно же. Да и в общем, не тебе нес».
Мастер морщился. Он не впервой уже отплевывался после превращений, то от собачьей слюны, то от комков шерсти, то вот от таких зайцев, которых зверь таскал зачем-то Мальку, но благо, так ни разу и не дотащил. Фигня все это. Другое досадно.
Он бухнулся на траву, надеясь слиться с землей и закопаться поглубже, когда контроль над чакрами вернется наконец и волчьи мысли перестанут мешаться в голове, уплывут темные волнистые потоки, а мир запахов сузится, предоставив чуть больше пространства привычному восприятию. Лив, чтоб ее… Кошка. Вот ведь кого тоже постоянно возле монастыря по ночам носит.

Пять секунд девушке хватило, чтобы перечислить у себя в голове все звероформы людей, живших в монастыре и распознать в волке Двера. В тот момент, когда до неё дошло, волк начал свое превращение и британка не смогла скрыть грустного вздоха, поморщилась, как от зубной боли. Ей во-первых хотелось понаблюдать за мужчиной в облике волка, потому что она никогда его таким не видела, а во-вторых... Оттянуть момент их сознательной встречи, наверное. С того утра в беседке прошло несколько недель и всё это время Лив его старательно избегала. Чувствовала, что как-то очень странно относится к оборотню, не понимала этого и, страшась, избегала. Вот ведь забавно. Не побоялась бы, наверное, даже тигра или льва, мигом превратив хищника в шашлык, а собственных мыслей и чувств боялась.

Превращение длилось как-то слишком долго, что говорило о том, что способность хоть и развита, но не сильно. Всё это время Оливия не спускала с него пристального взгляда, наблюдала, словно завороженная, не в силах отвести взгляд. Сама того не понимая, сжала руки в кулаки, впиваясь ногтями в ладони. Если бы она знала, что это Пэйн, ни за что бы не пришла. А теперь бежать уже было поздно... Оставалось только ждать и крепиться, собираться с силами для общения, которое она так старательно оттягивала. Со странным безразличием видела зайца, который еще пару секунд бился в зубах хищника, а теперь уже валялся на на земле неподвижной тушкой, от которой во все стороны расходилась алая лужица. Это зрелище не вызывало никаких эмоций, она видела похуже, сама охотилась.

К тому времени, как волк полностью превратился в человека, Оливия уже была готова вести себя так, как обычно.
- Привет, Пэйн, - улыбаясь, поздоровалась она.

Он издал томный вздох. Привычный, потому что всегда так вздыхал при виде кошки, и ей было впору уже предугадывать затем всякое его движение и даже слово. Двер скрутился в улитку, покачался, обхватив себя за колени, как ребенок, а затем развернулся и встал, пошатываясь. Как правило, до ворот он вообще полз, но было бы кому демонстрировать сейчас свои слабости. На земле было брр! – холодно, и на теле плясали джагу-джагу мурашки. «Ох уж эта слабость с ломотой в костях. – думал оборотень, отплевываясь от ужасного на вкус зайца и беря в оборот прыгающий желудок. – А ты, идиотка, значит, носом не чувствуешь, что вокруг храма не мартовские котики гуляют?»
Пэйн терпеть не мог, если его заставали во время превращений. Было в этом процессе нечто постыдное, сокровенное, как самоудовлетворение в ванной, да к тому же, мало ли чего наворотишь, когда тебе крышу снесло левым ветром? Он оглядел Оливию на предмет ран: магия магией, а зубки побыстрее будут, но девушка была целехонька и даже не напугана. Вероятно, подошла как раз к моменту развоплощения волчьей сущности. Выбрала время.
- Привет, Хамфри. – хрипло и тихо выдал наконец оборотень, морщась от обнаружившейся на носу царапины. Зайцы вам не хухры-мухры, и брюхо лапами вспороть могут. Двер приложил к переносице руку и, подержав пару минут, отнял. Рана под пальцами как будто рассосалась, оставив только пару розовых следов и багрянистые потеки спекшейся крови.
- Попробуй кому-нибудь скажи, морковка. – Пэйн взялся за голову, которая все еще ходила ходуном и вибрировала, будто массивный колокол от хорошего удара. Вряд ли нормальный маг понял бы, что имеет ввиду этот сумасшедший. Но Хизер бы въехала: это он о превращении. Двер морду расквасить мог, только услышь в сторонке нечто, отдаленно напоминающее дразнилку вроде «серый, волколак» и бла-бла-бла. В Академии хватило.

Пока Двер приходил в себя, девушка как будто интересом разглядывала дохлого зайца. С той первой охоты, когда она, Чин и Юэ ловили кабаргу, психика британка очень сильно перестроилась. Если раньше от трупа невинно убиенной зверушки девушка с писком попыталась бы удалиться на максимально удаленное расстояние, то теперь... К подобным вещам она относилась почти так же как к еде, правда, зайца бы не тронула. Побрезговала есть зайца, которого поймала не сама и не сама убила. Да и зайцы... Слишком мелко. Кабарга раз в пять вкуснее. Сделав пару шагов, она с брезгливым выражением лица поддела тушку носком ботинка и откинула с дороги, в траву. Затем потянула воздух ноздрями, слушая солоноватый, с привкусом ржавчины запах горячей крови.

Что именно имел ввиду Двер, когда... попросил или приказал? не рассказывать, британка не поняла. Что плохого в том, чтобы охотится по ночам? Или он своей звероформы стеснялся? Так это же глупо. Ладно, он мог бы стесняться, если бы его зверем была какая-нибудь муха или хомяк, ленивец. Это да, не очень приятно, особенно если учитывать то, что облик зверя чаще всего отражал качества человека. И что это вообще за обращение "морковка"? Оливия даже улыбнулась, посчитав это забавным.

- А то что? Я ведь расскажу, - нагло хмыкнула она. И ведь даже не поняла, о чем он говорит, а всё равно ляпнула. Просто нравилось делать всё с точностью наоборот указаниям, а в случае с Двером, ей ещё и хотелось вывести его на эмоции.

Волк покосился на нее хмуро. Взгляд из-под бровей, тяжелый не менее, чем рука, уже отвесил кошке увесистую затрещину, но Двера слишком мутило, чтобы угрожать чем посущественнее. Он качнулся, сделал шаг в сторону девушки и опустил ладонь ей на плечо, вдавливая тем самым в землю. Нужна была опора, иначе плохо стоялось. Мутная улыбка с кровью в уголках рта и на подбородке скользнула по лицу: оборотень изучал ее намерения. Дразнится же, падла.
Пэйн пьяно хмыкнул. Ему вдруг понравился предыдущий ляп с «морковкой», навеянный зайцем, что ли. Хамфри обращению тоже удивилась, но с мимикой легко совладала. Ей хорошо давались эти игры с взаимными оскорблениями. Волк припал на одну ногу, заставляя девчонку держать едва ли не половину своего веса на хрупких плечиках, и наклонился прямо над ухом.
- Неееет… - протянул он кошке довольно убедительно. – Ты не расскажешь. Иначе – кх! – и Двер провел большим пальцем по ее тонкой шейке, как бы намекая.
Боже, до чего чудесная у нее была шейка. Пэйн поплыл, наблюдая за пульсирующей жилкой на сонной артерии, ощущая биение сердца через пульс, вдыхая травянистый запах волос и думая почему-то, как здорово было бы сомкнуться здесь зубам… или пальцам. Как какой-то маньяк-вампир, он всегда находил нечто притягательное в шеях, и Хизер знала, насколько обманчивыми могут быть его ласки. Волк вел пальцем до ушка, затем, повторяя форму скул, - к подбородку, и поднял ее вздорное личико, обнажая тем самым теплое живое горлышко.
- Тебе крышка. – шепнул он задорно в продолжение своей фразы, а сам резко отдернул руку и ткнул пальцем ей в нос, подражая детскому «би-бип». Оливия была такая смешная, когда стояла оторопело. Дверу это очень доставляло.

Ох уж этот взгляд... Девушка хмыкнула, правда, про себя, зная, какого раскидываться подобными. У неё уничтожающие и испепеляющие взгляды получались ничуть не хуже, чем у оборотня. Вопреки ожиданиям, ей было почему-то весело и забавно. Двер мог показаться пьяным и если бы девушка чувствовала запах алкоголя в воздухе, то так бы и подумала. В какой-то момент, когда он, шатаясь, пошел в её сторону, британке захотелось сделать шаг вперед и подставить плечо, чтобы оборотень не упал. Желание показалось глупым уже через пару секунд, когда тяжелая ладонь опустилась на плечо и британка качнулась от веса, который сейчас держалась.

Наверное, если бы это был кто-то другой, то она бы поморщилась. Сейчас же нужно было держать игривый и шутливый образ.
- Редиска, - усмехнулась девушка в тон мужчине, неотрывно наблюдая за ним. Ей упорно казалось, что у оборотня хорошее настроение и можно ляпнуть чего-нибудь лишнего. У Лив были причины, чтобы вести себя с Пэйном осторожно и не нарываться, но привычкам изменять так сложно...
И как раз в этот момент он вдруг ткнул пальцем ей в нос, от чего девушка сначала удивленно приподняла брови, недоуменно глядя на мужчину, а затем вдруг ухмыльнулась. Взгляд замер на капельке крови, находившейся на подбородки Двера. Девушка коснулась указательным пальцем капли, стирая её, а затем сунула этот же палец в рот, чувствуя на языке соленый привкус. А между прочим, у разных животных вкус крови разный. И у людей тоже... отличался от животной крови.
- Хорошее настроение, да? - всё так же ухмыляясь и не спуская взгляда с лица Пэйна поинтересовалась Лив.

Эта кошка была не по размеру храброй. Она ни капли не испугалась и даже глазом не моргнула, снисходительно улыбаясь в лицо волку, который вот-вот – а он действительно хотел, пока луна еще не пропала из виду, - переломал бы тонкую шею. Или вот укусил, прослыв на весь монастырь буйно-помешанным. Однако Оливия… кхм, нашла способ вернуть Дверу человеческое начало.
- Фуууу… - он скорчил такую отвратную мину, что казалось, на лице дернулись даже те мускулы, которые давно атрофировались. Наслаждение животной кровью выглядело не просто мерзко, - у Пэйна желудок беспокойно затрясся.
Мужчина на шаг отступил, отпустив и плечо, и личико этой псевдо вампирессы, с досадой чувствуя, как сдает позиции. Его чуть не вырвало, но он сдержался, только с виду позеленев слегка и доставив тем самым кошке извращенное удовольствие. Настроение хорошее, ага. У нее, блин.
- Ну ты дура. – психанул в итоге мастер, схватив себя за живот, и отвернулся. Спустя пару минут, когда приступ все же прошел, он снова взглянул на кошку, но какого бы то ни было вожделения и игривости уже не проявлял. Брр, она была противная.
- Молчи, Хамфри, ясно? - косясь на нее из своей скрюченной позы снизу вверх, на этот раз в приказном тоне попросил Двер. И пусть бы она не ответила согласным кивком – волк бы принял меры. Не знал пока, какие и насколько травмирующие, но принял бы.

Ну и как от этого не расхохотаться? Её импровизированный мини-спектакль прошел на ура, вызвав на лице мужчины шквал эмоций. Не стерпев, девушка засмеялась, запрокинув голову назад и прикрыв глаза. С каждой секундой ощущение странности не только не покидало её, но наоборот, только усиливалось. Как будто бы она обкурилась, хотя готова была поклясться, что с ужина ни крохи в рот не брала и даже ни разу не курила. Не особо поняла, почему так себя ведет, будто бы специально хочет попасть под руку. Может быть, всё дело в том, что сейчас она общалась именно с Двером, а не кем-то другим? Относилась к нему странно, вела себя странно и, боясь показать что-то лишнее, устраивала спектакль и вела себя не естественно.

- Какой ты слабонервный... - озвучила она внезапно возникшую в голове мысль. Причем, уже после того, как ей было велено молчать. Ох уж эти мужчины... Ничего не понимают. Лучше бы он сказал ей: "Ну давай, Хамфри, кричи!" и она бы упрямо поджала губы и слова не вымолвила. А так, вроде и говорить не очень хотелось, да и нечего, а надо, потому что хотелось проверить, что же сделает Двер.
- Ты же помнишь, я говорила, что не боюсь тебя, - отважно заявила она, подходя ближе и ощущая себя бабочкой, летящей к костру. Как-то странно, опасно и бесконечно увлекательно. Как будто играла с огнем в какие-то опасные игры. Нет, не с огнем. Огонь не мог причинить ей вреда, а вот Пэйн мог. Ну же, сделай уже что-нибудь!

Открытый смех в ее исполнении звучал уничижающе. Двер успел испытать раздражение в смеси с каким-то унижением, рыкнул и отошел еще на шаг, недовольный. Она брала над ним верх и управляла примерно так же, как при их первой встрече в баре, когда удалось его смутить. Это было неприятно, волк не хотел снова ощущать себя беспомощным мальчонкой на крючке, и грозно клацнул зубами.
- Отойди от меня, малявка. – рявкнул он сердито, а она продолжала испытывать его терпение. Тогда Пэйн схватил ее грубо за руку и сдавил пальцы, пытаясь намекнуть на серьезность просьбы. Как жаль, отступить, не оторвав себе кисть, девушка уже не могла.
- Слишком смелая стала, небось? – Двер с усилием сдерживал раздражение. Боли он ей не причинял, но такую возможность открыто показывал. – Может думаешь еще, что сильнее меня? – он раздумывал, не толкнуть ли кошку, как сделал бы с Хизер, чтоб случайно не сорваться похлеще. – А ты вырвись хотя бы! – и надавил на болевую точку около запястья.
Эшфорд знала, что после превращения к Пэйну лучше не лезть. Ни с какими «уси-пуси, ты был таким ласковым волчонком». И даже без «все превращаются, чего ты так боишься». Это было слабым местом, как пах у любого мужчины или рост у недомерка. «Спокойно, оборотень, спокойно. – нечто все-таки взывало к мудрости. – Это девочка дура, да и только». Он выдохнул и хмыкнул, глядя Лив в лицо. «Ну, ну! Признай же, что боишься!»

Всё-таки не смогла не вздрогнуть, когда мужчина вдруг схватил за руку. Прекрасно помнила, что с Пэйном шутки плохи, но всё равно полезла. Ей, наверное, разум затмили воспоминания о той встречи, когда он был ласков и признавался в любви. Память у Лив такая, будто бы она была золотой рыбкой, все старое очень быстро забывалось. Ну а правда, если вспомнить их встречу в беседке? Явно же между ними отношения не просто знакомых. Эдакое любовное свидание для двух мазохистов. И главным мазохистом в их паре сегодня была именно Лив.

Девушка сжала зубы, чтобы не ойкнуть от боли, чувствуя, что ношение синяков после встречи с оборотнем становятся какой-то традицией. Зашипела, словно настоящая кошка, пытаясь выкрутиться, достать пальцами до руки и поцарапать. В крайнем случае можно было укусить, но до него дело пока не дошло. Начала упираться, упрямо пытаясь вырваться и уже заранее зная, что ничего не выйдет. Вырываясь, причиняла себе только большую боль в запястьях. Вот только смотрела все так же нагло и смело. Непонятно, чего добивается?
- А тогда у беседки совсем по-другому пел. Говорил, что любишь, - решила напомнить ему британка, чувствуя где-то в глубине души, что упоминание о той встречи будет ему неприятно.

Она ошиблась, полагая, что сможет вернуть Дверу теплые воспоминания. Это Хизер могла с ним управиться, могла сказать нечто так, что оборотень бы не просто отпустил – не прикасался бы потом неделю и извинялся бы, ползая на коленях. Оливия же была всего лишь зарвавшейся девчонкой, слишком самоуверенной, чтобы лишний раз хмыкнуть и расслабиться, какие бы смешанные чувства Пэйн к ней не испытывал.
Однако, он все же дал ей послабление, перестав давить на точку. Хватка осталась твердой – не вырвешься, зато гримаски боли отступили, личико разгладилось, оставив только страх и вызывающе вздернутый подбородок, как будто специально снова демонстрирующий шею. Волку она нравилась такой: неуверенной, ни на что не способной, хиленькой. Он чувствовал прилив бодрости и возбуждения, вызываемого ее бессмысленными трепыханиями.
- Ну что же ты… - проворковал оборотень, на глазах темнея и делаясь пугающе спокойным. Как будто холодом сковывал, замораживал перед тем как порезать, хирург сумасшедший. – У меня же есть Хизер. – и он улыбнулся этой своей бледной полоской-улыбкой, похожей на шрам или шов на тряпичной кукле. – А ты мне и не нужна вовсе.
Оливия действительно обидела его тогда. Задела, унизила, отвергнув, когда он предлагал помощь пополам с любовью, казавшейся искренней. Ооо, ей же нравился Дамьян. Почему она тогда не достает его по утрам, раз за разом натыкаясь на Двера?
- Что, никак не выкрутиться, ага? – продолжая наблюдать за кошачьими мучениями, Пэйн получал искреннее удовольствие. Теперь-то уж точно у него будет хорошее настроение. Благодаря тебе, цыпа. – Проси, чтобы я отпустил, ну давай же… - требовал он холодно и расчетливо, глядя как пальцами другой руки она пытается разжать его хватку. Все тщетно, ха-ха, сейчас ладошка совсем побелеет и отвалиться, ха-ха-ха! – Проси, проси, моя морковка.

Запястья почувствовали, как боль немного стихает и Лив перестала шипеть, пытаться вывернуться. Замерла на пару секунд, прислушиваясь, всё так же в упор глядя на оборотня, но уже без ухмылки. Честно говоря, его слова задели девушку. Она-то, между прочим, думала о том, что между ними произошло. Что-то чувствовала, большее, чем просто дружба или приятельские отношения, боялась этого, но все-таки чувствовала. А тут ещё и задело, что он так беззастенчиво ей врал. Ворковал на ушко, что любит, лишь бы раздеть и заняться сексом. А сам при первом же случае побежал к Хизер и, как не странно, они помирились. И даже не понятно, что больше задело британку: его слова или то, что Двер и Хизер помирились. Что-то совершенно непонятное творилось в голове. В душе вдруг начало закипать какое-то горькое чувство, будто разъедающее изнутри и вызывающее желание испепелить всё к чертовой матери. Ревность. Но почему? Он ведь ей не нужен. У него есть Хизер, а у неё Дамьян. Что за бред?

Оливия вдруг почувствовала, как роли их переменились. Опять. Теперь, она хоть и ухмылялась, но в этой невидимой схватке оставалась проигравшей. В душе, полностью охваченной ревностью, появились едва различимые примеси злости, но они ощущались с каждой секундой всё отчетливее и отчетливее. Британка стиснула зубы, побелела, зрачки сузились. Поиграть опять вздумал? Не нужна, значит? Да какая я тебе морковка! - в этот раз мысли уже были злые, громкие, ментальному магу, если бы он находился рядом, не нужно было бы даже напрягаться, чтобы их услышать. Вот только ничего просить она не собиралась. Девушка вздохнула, а на выдохе со всей дури залепила оборотню коленкой между ног.
- Всё еще надо просить, да? - со злой издевкой поинтересовалась она.