Домик Никки

Самый ранний рассветный лучик только что постучался к окно. Ему было открыто – и лениво, еще очень сонно, этот лучик пополз по столу, пощупал неубранную швейную машинку, погладил разбросанные раскройки и ткани. Никки любила теплое солнце и свет, потому никогда не закрывала на ночь шторы. За нее это обычно делала бабушка, а теперь вот никто не делал, и лучик устроился на чашке остывшего кофе немного удивленный. Он уже пол года удивлялся так каждое утро, не ударяясь в плотные занавески, и кажется, все никак не мог привыкнуть. Прямо как сама девочка, хотя вроде бы уже давно похоронила родную.
К сожалению, лучик не нашел Николь в кровати. Не нашел и за столом, за которым она просидела всю ночь. Девочка теперь редко спала, изнуряя себя работой, - ее непосильно много оказалось. Она стала совершеннолетней, только вот казалось, стала старше не на год, а сразу так на десять. Не смотря на смешной детский рост и на милое личико, в котором все так же просматривалась ребяческая наивность.
Ник осунулась, из стройняшки превратилась в худышку, побледнела, глаза были впавшие, правда, все так же горели живо. Если раньше она была диким зверенком, а потом – отчаянным и загнанным, то сейчас она, пожалуй, смирилась. Шелл устала от страха и ожидания, и на них ей времени не было: как-то требовалось себя кормить, содержать старый бабушкин дом. Вот сейчас бы она вставала и шла с козами на выпас, ан нет – огород. Впрочем, ей понравилось копаться в огороде.
Никки брала пример с соседок и старых привычек бабули. Грядки следовало прополоть до яркого солнца, ведь потом и работать невыносимо. Шила девочка по ночам, ну а днем иногда спала пару часиков, потом бегала в монастырь и на рынок, отвозила заказы в Лхасу, убирала дом и готовила. Если день был забит от и до, она не грустила. Если вдруг выдавалось свободное время – то плакала.
Она чувствовала себя одинешенькой, пусть жалели ее всей деревней и помогали в храме. Чтобы близкого, чтобы родного – такого человека у нее не было, и даже плюшевого мишки, чтоб обнять, никто не подарил. Очень редко, Николь вспоминала Мэтта. Тот обещал вернуться, был нужен, но видимо, обманул. А пока жизнь текла своим чередом, она забывала. Безмятежно копаясь в грядках, она рвала сорную траву, улыбаясь игривому солнышку. «Ты дождя бы…» - просила неба, потому что засушливой стала земля. Надо было еще натаскать воды.

Он ругался про себя за то, что не соблаговолил навести достаточные справки, и план пошел наперекосяк, теперь придется срочно делать новые документы, искать других людей, у которых можно будет оставить девочку. Но сейчас он на мели, потратил последние деньги на то фуфло, что осталось при Майлзе... И все это было сущим пустяком по сравнению с тем, что девушку еще нужно было уговорить на это пойти, согласиться улететь, да еще и сделав это лично. Ситуация была практически критической, в ближайшее время к Ник точно заявится этот желторотик с блондинками. И в таком случае сдеать все незаметнее не получится.
В это раннее утро момент встречи с девушкой неотвратимо приближался, Мэтью отсчитывал секунды шагами и, будто стараясь отдалить тот самый момент, замедлился перед подходом к ее дому. Тот самый забор, ограждающий ее участок от внешнего мира, - Хаммер стоял перед ним, задрав голову и глядя на яркое солнце. Давно не было дождя, стоял несколько засушливый сезон, Мэтт не любил такие, хотя понятие "не любил" сложно было отличить от понятия "все равно". Сейчас же эта утренняя жара была какой-то роковой, предостерегающей о горячем моменте. Хам не хотел видеть, с каким разочарованием, а, может, и вовсе ненавистью будет смотреть его девочка... Но медлить и дальше было нельзя, стоять у калитки, разглядывая мелкие редкие облачка, тем более. Мэтт опустил глаза, разглядывая новый замок на калитке, ухмыльнулся, протянул тонкую не видимую глазу нить через замочную скважину и открыл дверь, проходя во двор. Никки американец увидел сразу, она копалась на грядке, стоя к нему спиной, не видела его еще, как и он не видел ее лица. Он вообще ни разу за все то время, пока наблюдал за ней, не видел ее лица, не видел, как она страдает. Мэтью тихо закрыл калитку, убрал руки в карманы и пошел в сторону копающейся в земле девушки, меланхолично смакуя ощущения от ходьбы по земле Шелл. Он остановился в метре от Николь и еще какое-то время молчал, рассматривая ее.
- Привет.

Мягкая земля поддавалась, сыпалась под пальцами, заботливо обрабатывающими грядку. Целое семейство сорняков под названием «мокрица» слабо цеплялось за жизнь корешками, но было бездушно выдрано. Николь кинула траву в ведерко, пересела на шажок дальше и стала рыхлить новое растение.
По правде, она практически перестала пользоваться магией. Только тут, на огороде, позволяла способностям проснуться, потому что без этого боялась совсем потерять урожай. У нее был красивый огород, даже, наверное, самый лучший во всей деревне, и с того момента, как у девочки не стало хватать времени работать козьей пастушкой, он единственный превратился в стабильный источник дохода. Поэтому Шелл так подолгу здесь обитала, что руки от земли уже почти не отмывались. Кожа сделалась в черных трещинках, ногти грязные, неухоженные. Но девочке было все равно наплевать на это – не белоручка.
- Привет. – она не услышала шагов или скрипа калитки, но увидела упавшую тень на борозду и вздрогнула, услышав голос. Никки не обернулась: ей было страшно оборачиваться, как будто за спиной был мираж: вот он есть, а обернись – и растает. Хотя девочка, вообще-то, даже не догадывалась о существовании миражей.
Она притихла, продолжив копаться в грядке. Малышка не знала, как ей реагировать на появление за спиной человека, которого ждала вроде бы. Она была рада, часто думала, что придет – и как бросится на шею, и будет обнимать, и никуда не отпустит, и все хорошо станет… Но то было, наверное, месяцев пять назад, а не теперь. Сейчас многое изменилось, и радость испытывать или злость – ее сердце металось между тысячей чувств и оттенков, как птичка в стеклянной коробке. И пожалуй, какой обернуться: радостной или холодной, печальной или безразличной, кричащей или шепчущей – это должно было решиться потом, когда он что-то еще скажет, кроме приветствия. А он молчал, и пришлось самой, глотая ком в горле, спросить:
- Для чего ты пришел?

- Даже не посмотришь на меня? - Мэтт не стал подходить ближе, стоя у одной из грядок, а она копалась и вдруг застыла: он сглупил, подойдя сзади, девушка столько пережила, она, небось, боится оглядываться через плечо, вздрагивает, услышав шаги. А он, как последний эгоист, подкрался и практически оглушил ее своим появлением. Она не сразу поднялась, чтобы посмотреть на него, не сразу заговорила, посмотрев, и это ее «привет» звучало обреченно и буднично, как будто они виделись каждый день по нескольку раз и подобный жест демонстрации знакомства уже порядком ей осточертел. Мэтью читал ее движения, продолжая следовать обещанию не копаться в ее мыслях, но все было и так понятно.
- Ты не ждала меня, - он просто резюмировал то, что увидел, спрашивать было бы глупо, ведь его девочка действительно уже прекратила его ждать, у нее своя жизнь, отдельная от всего того де**ма, которое он ей подарил вместо плюшевого мишки. Де**ма, которого не было бы, не появись он. – И ты ужасно выглядишь.
Хаммер постарался улыбнуться и подшутить, последняя фраза была сказана с желанием шутливо подколоть, но весьма попорченное чувство юмора американца сделало из этого какой-то критический комментарий, приправленный кривой улыбкой. Он не ожидал, что Никки бросится на шею при встрече, расплачется и размилуется, но и такой голос не имел места в его планах на следующую встречу. Что сказать? «Я скучал»? «Ты в опасности»? Или просто «собирай вещи, ты уезжаешь»? Видя перед собой уже не ту Николь, которую он спас в баре, Мэтт просто не мог выдавить из себя ничего толкового. На месте наивной очаровательной девчушки была совершенно незнакомая ему взрослая осунувшаяся женщина, которую жизнь многие годы жестоко трепала.
- Я по делу, - коротко ответил, продолжая сверлить глазами, хотя, признаться, взгляд захотелось отвести. – Мне нужно, чтобы ты уехала из страны. Я все подготовлю.

Она все так же с любовью ковыряла грядку, хотя на этом месте уже не было сорной травы, и девочке приходилось тянуться, а пересесть она будто боялась. Спутанные волосы выбились из-под платка, Никки стянула его грязными пальчиками, устало думая, что из-за этого крохотного пятнышка его придется стирать – плохо не следить за одеждой.
Мэтью был не прав, это не было ее будничное «привет». Он вообще не мог знать, какими были ее будни. Она ведь умела и радостно, по-доброму улыбаться, так что и не признаешь, будто у нее не все в порядке. Но Мэтт… этому господину она не умела врать.
- По делу. – она поднялась, послушно вторя ему, и еще долго держала опущенными глаза, слушая, как он о ней отзывается. Конечно, Никки неважно выглядит. Ах да, «ужасно». Ее почему-то до обидного покоробило это слово, хотя никогда малышка не танцевала вокруг зеркала, как эти городские, красивые девочки, и ей почему-то казалось, он не придавал этому значения раньше. Просто Шелл не заметила, какой стала: загнанной вместо цветущей, слишком взрослой вместо молодой. Но он-то ведь должен был понимать причины.
Николь посмотрела на Мэтью. Ей почему-то тоже захотелось увидеть, что он стал ужасным, замученным и отвратительным. И в общем, это она и увидела: одежда, ношенная много дней, не снимая, отросшие и лохматые волосы, колючая щетина сантиметра на два, лицо осунулось… и так же ярко, только бешено, блестят глаза, и все его лицо будто скалится. Она вздрогнула. Она пожалела его. И сжавшиеся кулачки опустились, Ник разрывалась между желанием броситься ему на шею, обнять, или ударить кулачком в грудь за нечестное оскорбление и разрыдаться, но осталась стоять как истукан, опустив вниз ладони.
- По делу… - опять повторила она, отвернувшись куда-то вбок, изучая резное окно соседского дома, как будто раньше его никогда не видела. – Почему же, ждала, что по делу.
Это было неправда. Она скучала по нему в глубине души, и искренне, безнадежно хотела, чтобы Мэтью однажды приехал. Чтоб вернулся, сказал: вот он я, все в порядке, мы теперь будем вместе жить и нам будет вдвоем хорошо. И она бы тогда приняла его, и прыгала, и радовалась, а не так, как он… лучше бы не приезжал, если только по делу. Ник поковыряла ногти на пальцах и вернулась к старым привычкам:
- Господин устал с дороги? Господин выпьет чая?

Он понимал, что начал разговор неправильно: нельзя было сразу говорить, что он приехал не для того, чтобы обниматься и целоваться по углам, не для того, чтобы сообщить, что он все наладил. Он ведь приехал сюда не врать с порога, а честно сказать, что еще не все готово, что он еще не справился, но все будет как только, так сразу. Она ведь хочет прекратить бояться, хочет, чтобы их... эм... отношения?.. были другими, чтобы он не уезжал на долгие полгода, чтобы она делала ему завтрак по утрам, а он ласково целовал ее в височек перед сном, и обнимал, засыпая? Она ведь хочет? Все еще хочет? Так какого тогда хрена?!
Нет, Мэтт не начал злиться, он вообще в последнее время перестал и снова атрофировался от реальности, живя жаждой мести. Другое дело, что сложно было сказать, для чего ему эта месть, для спокойной жизни?
- Никки, прекрати, - он хотел положить руку ей на плечо, успокоить и показать, что он рядом, но девушка дернула плечиком. - Перестань, а? Давай, пойдем соберем твои вещи, я не хочу, чтобы ты тут оставалась.
Хам даже не спросил, хочет ли Ник сама тут остаться. Скорее всего, ему даже было все равно на ее мнение по этому поводу: если она в опасности, так ли важны ее желания на данный момент? А потом он с легкостью все исправит, только убьет этого гада... замучает его, как тот мучил его маленькую девочку, заставит вопить от боли, от страха... Превратит его в жалкий стонущий и плачущий фарш, и тогда можно будет спокойно жить. Если за ним перестанут гоняться фбровцы. Желторотые. Мэтью, развернувшийся к дому, начал припоминать происшествие в баре и подсчитывать примерное время, как Майлза извлекут из бетона и они дружным трио направятся к Шелл, дабы добыть у нее информацию. А через Ник очень легко добраться до него самого, и оставалось только надеяться, что с головы девушки не упадет ни один волос.
- Ты идешь?

Сказать, чтобы девушка возмутилась, - ничего не сказать. Она была ошарашена его бесцеремонностью настолько, что кроме как дернуть плечом и не смогла ничего толком, и только пожалела, что ладонь не вернулась обратно – ей нужна была эта никудышная поддержка, это дурацкое «держи себя в руках»! Она готова была выйти за рамки традиционного китайского гостеприимства и как пнуть его ногой, чтобы стало больно, но босой пяточкой разве что сделаешь? Казалось, Николь накрывала истерика, а она не могла ее даже выразить как-то не молча.
- Куда? – ахнула Шелл, и задохнулась, не сдвинувшись с места. – Ты хоть представляешь, что говоришь? – нет, она должна была не просто дернуть плечиком, а ударить его по ладони. Если это был какой-то сюрприз с воздушными шариками в сарае, то явно не вовремя: опоздал на день рождения. Теперь Никки все воспринимала в штыки.
Она отпрянула от Мэтта, едва не оступившись на грядке, отпрянула и вскинула кулаки: не подходи, Хам. Уже не маленькая и не беззащитная девочка знала, чего хотела от жизни, и уж точно – не чтобы ей помыкали. Все, что у нее осталось – это дом и она сама, а теперь вот он приехал, ни здравствуй, ни как дела, и хочет забрать все: и бабушкин дом, и свободу выбора. А Никки перестала доверять ему, слишком много времени прошло, и там, где он видел опасность, для нее была пустота – она ничего не знала. Зато если нуждалась в нем, в простой бытовой помощи, хоть воды с колодца принести, хоть гроб заколотить… Она почти расплакалась, и лицо скривилось от обиды, но нет – заставила себя угомониться.
- Уезжайте, господин. – холодное лицо, девочка испуганно отступила на шаг: она знала, что он может заставить послушаться силой. – Уезжайте, вам тут не рады. - готова была кричать соседям.

- В дом.
Голос даже не дрогнул, не мелькнула удивленная интонация, Мэтью просто ответил на вопрос, посчитав второй всего лишь присказкой, комментарием, возмущением. Чем угодно, но риторическим. Он не двинулся с места, ни навстречу, ни к дому, просто наблюдая, будто статуя при входе. И, если честно, он хотел в душ и есть, просто еще не стал об этом говорить: глядишь, разорется пуще прежнего. А сейчас, глядя на то, как кривится лицо девушки, вдруг подумал, что стоило бы. Он даже склонялся к тому, чтобы рассказать, как часто он был рядом, но после снова решил - приглядывать из-за деревьев, это не быть рядом. Видеть, как ей плохо, и не помогать, это, опять же, вовсе не быть рядом. Он делал это для того, чтобы самому знать, что с ней все в порядке, в то время как она совсем не могла знать того же. Быть может, она даже думала, что его и в живых-то не осталось, похоронила его заочно, как и бабушку. Все может быть, ведь он даже подарок ей на день рождения не прислал, хотел передать лично. Кстати, о подарках... Хаммер нащупал в кармане небольшую коробочку, наспех его руками завернутую в подарочную бумагу. Криво вышло, зато самостоятельно.
Недовольно, Мэтт огляделся по сторонам, пытаясь разглядеть какое-нибудь движение у соседних участков, но все поступающие по земле импульсы говорили, что работает в огороде сейчас только Николь. Остальные поднимаются с постелей, видимо, и совершенно не означает, что он останется незамеченным.
- Я прошу, пойдем в дом, - вкрадчиво произнес Хаммер, снова оборачиваясь к девушке, - не психуй. Просто. Пойдем. Внутрь.
Он не стал дожидаться ее реакции, поворачиваясь спиной и направляясь к дому. Произойти могло все, что угодно. Эту девушку он уже не знал, зато точно мог сказать, кто виноват в переменах. Прежде Мэтт знал, что последует после каждого его слова или действия, - если не считать тех, за которые он сам не ручался, - а вот сейчас понял, что Николь уже не та. И чувства у нее совершенно другие.

Николь перестала быть собачкой. Не видя агрессии, она не стала кричать, но когда Мэтью развернулся, не пошла за ним. Девочка могла проклинать себя потом сколько угодно, если бы оказалось – это был последний шанс на хорошую жизнь, а потом он так и уйдет. Но нет, она уже не маленькая, чтобы бегать за взрослым мужчиной. Да и ей уже не надо, чтобы уламывали ее. Просто Никки наконец научилась, что кроме себя о ней никто больше не позаботится, а Хам если и хочет заменить ей бабушку – пусть попробует, не взирая на капризы. С иными целями он ей не нужен.
Девочка снова присела на борозду между грядками, аккуратно впустила в землю руку, заботливо оплетая корешки красной, рыхлой энергией. Сделала из почвы «творожок», пропуская воздух к корням. Она не оглянулась на спину, но ей было жалко, если он уйдет. Просто это надо пережить. Шесть месяцев в одиночестве – новая волна надежд, - а потом долгая скучая жизнь, в которой она сама за себя. Вечная жизнь в деревне, из которой в детстве мечтала выбраться, а теперь прикипела: тут лучше, чем где бы то ни было, тут хоть люди добрые. Она ведь думала, когда Мэтью уехал, не пойти ли ей на панель – по серьезному, а что. И выглядела бы не так ужасно, как он сказал, а может быть, даже выбилась бы в модели. И так, наверное, девочки и становятся этими… бабочками из гусениц. Но это был нее ее путь. Николь знала, что бабушка бы этого не хотела.

Сделав несколько шагов, на которые он ожидал отклик следующей за ним девушки, Мэтт остановился. Он чувствовал, что Никки снова начала работать с землей, только не ножками, как ему было нужно, а ручками, обрабатывая свои угодья. Он посмотрел на часы - и так слишком много времени потерял, тормозить из-за того, что девочка своевольничает ему было не с руки, позволять проявлять характер, когда на счету каждая минута - слишком большой риск.
- Я неясно выразился? - уже достаточно грубо поинтересовался американец, делая несколько широких шагов и хватая девушку за предплечье, чтобы поднять на ноги. - Нам нужно в дом. Тебе больше нельзя тут оставаться, и это не моя прихоть! Пойдем, хватит пререкаться!
Хам ожидал, что эти придурки явятся в ближайший час, оттого времени на сборы практически не оставалось, да и взять с собой нужно было исключительно самое необходимое. Например, саму Николь и зубную щетку.
- Я жизнью рискую, пытаясь тебя спасти, а ты предпочитаешь травку выращивать? Вставай уже! Ник, это не обсуждается.

Ну вот, надо было кричать и звать соседей, потому что он как всегда… грубый, резкий, не терпящий возражений и ничего не объясняющий ей. Никки дернулась, а пальцы сильнее сдавили плечо и буквально поволокли, как котенка за шкирку, но девочка просто так не сдавалась. Она обхватила его руку, по мере сил толкнула – безрезультатно, и пискнула затравленно, потому что сколько бы ни училась – не умела постоять за себя:
- Пусти, ты мне больно делаешь!
Мэтью перехватил ее за запястье, даже не бросив взгляда через плечо. Пришлось семенить следом, а вопросы, а возмущение – оно уже было тут, ему не терпелось до дома.
- Пусти, ты не понимаешь! – а может, она не понимала. Следовало слушаться мужчину, который так или иначе спасал тебя из опасности. Может, поэтому она все-таки послушно побежала за Хамом, не став больше рвать ладошку из рук и биться. – Это не травка, Мэтт, это моя жизнь! – очень странно, что именно эти слова е зацепили. – Чьей ты жизнью рискуешь, своей, приходя сюда? И опять сваливаешь на меня это все, а потом сам «спасаешь»? – за ними захлопнулась дверь, и теперь мужчина развернулся, прижав девочку спиной к стенке. – А мне тут спокойно без тебя! – уперла руки в бока, огрызнулась. И ведь так смело соврала: ей было совсем не спокойно одной, она все время кого-то боялась, и даже замки на дверях сменила, и спала с ножом под подушкой. Она думала: зачем он ушел, искать какую-то неведомую опасность? Если кто-то и будет продолжать охотиться за Никки, почему не остаться с ней рядом? Он ведь сможет ее защитить, ведь правда? А пока создавалось только впечатление, будто Мэтью чувствует вину, хочет от нее избавиться, убив своего «приятеля», а потом заявиться, сказать: у тебя все окей теперь, - и уехать в свою Америку почетным героем-победителем. И пускай езжает, скатертью дорожка.
- Отойди от меня! – она пихнула его в грудь ладошками, но опомнилась, и повременила с истерикой, просто злобно с ненавистью глядя из-под растрепанных путаных волос. Ненормальная психованная китаянка - стыдно такой быть.

Он не понимает. Окей. Травка - жизнь. Остановившись на секунду, Хам обернулся и посмотрел на упомянутую растительность, не видя в ней ничего нового и жизнеобеспечивающего, и, уж тем более, того, что могло спасти девочку от Сая.
- Спокойно без меня? - он огрызнулся. - А почему ты тогда постоянно оглядываешься?
Мэтт замолчал, сверля глазами девочку и практически проклиная ее за то, что заставила его это сказать. Мужчина совсем не хотел говорить, что он наблюдал за ней, даже намекать не хотелось, а тем более случайно проговариваться. Мэтью, честно говоря, вообще никогда и ничего не сделал случайно, а эта чертовка все время заставляла его делать что-то не так. Он убрал руки с ее плеч, делая вид, что сражен ее взглядом практически наповал, впечатлен до глубины души, поражен в самое сердце и прочувствовал всю ненависть буквально кишками.
- Да отошел я, спокойно, - тон снова изменился. - Никки, это серьезно.
Хаммер распрямил спину и спокойно пошел на кухню налить себе стакан воды, по-хозяйски открыл холодильник, смотря, что внутри, и покачал головой. Девушка жила весьма скромно, но раз уж они со дня на день уедут, можно и объесть ее немного. Он вытащил с полки помидор, и, откусив от него, продолжил.
- С минуты на минуту тут появятся люди, которым дали разрешение на мое убийство. Нет, ты не волнуйся, тебя они не тронут, но эти идиоты просто не понимают, что таким образом снова привлекут внимание Сайласа, который и так уже сюда направляется, - он снова откусил. - Я хочу увезти тебя, но у меня пока не готовы документы. Пару дней придется пожить в каком-нибудь мотеле. Ник, я тебя умоляю, просто не спорь. Они все будут выманивать меня через тебя. В конце концов, я от тебе забочусь.

Никки враз притихла, когда он рявкнул, но не успокоилась. Она подернула плечиками, так и не поняв, когда это при нем демонстрировала приступы паники: так и не осознала, что Мэтью следил. К горлу подступали всхлипы, девочке совсем не хотелось, чтобы мужчина заметил – он вообще был так сосредоточен на этих своих проблемах, что казалось, чужие его просто бесили. Проводив Хама до холодильника, она стала, опустив голову вниз, и молчала, слушая, как он хрустит помидором без спроса. Голодный, должно быть, и спать хочет, и…
Николь не выдержала, сама распахнула холодильник, выуживая изнутри кастрюльку вчерашнего супа, достала с опаской размораживающегося мяса – ну успеет же приготовить, тут дел на пол часа, пока он первое съест. И кастрюльку поставила на плиту греться, кивнула Мэтту на табурет: сядь, - сама рис по-быстрому промыла размоченный, тоже на конфорку и принялась резать отбивные на доске.
Ей не наплевать было на свою безопасность, потому, должно быть, Никки и злилась на Хама. Он оставил ее без защиты, доверил какому-то монастырю, которому до ее огорода не было дела, а она же не могла там находиться круглыми сутками. И дом оставлять не хотела. Но теперь выходило так, что сама девочка стала угрозой для чьей-то жизни, нет, не чьей-то – жизни Мэтта. И это меняло многое, сводило на нет претензии, потому она стала слушать.
- Мы вместе поедем, господин? – это было не издевательство, а просто вернувшаяся привычка: так Никки общалась со всеми в деревне. – Надолго? Что брать? А может быть, лучше я пару дней в храме побуду? – ей было жалко оставлять дом и огород без присмотра, хотя на мотель девочка быстро согласилась. За пару дней тут, в общем-то, ничего не сделается, но Хам заговорил о каких-то непонятных документах, и еще во дворе дал понять, что отправкой в другой город с отпуском на неделю Шелл не ограничинится. Но о выезде из Китая, даже с такой веской причиной, Николь и подумать не могла! А пока мужчина отвечал на вопросы, ломтики мяса зашкворчали на разогретой сковороде, а на столе перед Мэттом появилась тарелка горячего супа.

Хам уселся на табуретку так, чтобы иметь возможность смотреть в окно и все подмечать: он и подмечал, отвернувшись от девушки, некоторое время проницательно смотря на улицу, но "недруги" не являлись. На плите зашкворчало мясо, а Мэтт все еще молчал, подбирая наиболее безобидные слова, могущие убедить девушку в том, что так действительно нужно.
- Оу, спасибо, - он расплылся в улыбке, хватаясь за ложку, и застучал ей по тарелке с энергией голодающего месяцами. На самом деле это, конечно, было неправдой, просто Хаммер предпочитал есть быстро, в критически короткие сроки, чтобы было больше времени на отступление в момент, когда что-то случится. Через пару минут тарелка уже была отставлена в сторону. - Ник, боюсь, не вместе. Будет глупо появляться вместе с тобой, пока я со всем не разберусь, иначе тебя и смысла увозить не будет. И нет, надеюсь, это ненадолго. Если мы сделаем это быстро и максимально тайно, тогда месяц-полтора и все будет разрешено.
Мэтт вцепился пальцами во внутреннюю часть сидения табуретки, поглядывая на девушку с каким-то подозрением и прикидывал, какие именно его слова заставили ее поменять гнев на милость. Она была такой хорошенькой, когда возилась перед плитой, что он даже отвлекся от созерцания местности и прощупывания откликов на шаги с улицы, а просто поднялся и, крепко обняв ее за плечи сзади, тихо поцеловал в макушку.
- Я скучал.