Прибытие

А вот и родная Покхара. Бесконечная водная гладь озера Фифа в окружении вечных Тибетских гор. Шэн начала волноваться. Как вождь воспримет известие о гибели Рё? Он силен и мудр, но в его возрасте лишнее волнение может быть опасно. Вертолет подлетал к резиденции клана. Шэн чувствовала легкое головокружение то ли от волнения, то ли от обезболивающих таблеток, которые позволяли двигаться, не обращая внимания на рану в животе.

- Просыпайтесь, мы дома, - сказала тигрица, вставая с сиденья и держась за спинку ближайшего кресла. – Вэй, как сядем, сразу отведи детей в храм. Чин, ты уже можешь идти, так что пойдешь с нами, но двигайся осторожно.

Вертолет сел. Шэн подошла к двери и ненадолго прикрыла глаза, собираясь с мыслями. Сердце сжалось. Она видела, их уже встречают, все в формах. Воины клана выстроились в две шеренги, рядом был отец, вождя она пока не видела. Тигрица открыла дверь и молча вышла из вертолета, отвязывая с пояса меч. Она сделала пару шагов вдоль шеренги и склонилась, кладя оружие на землю. Следом из вертолета вышли Линг и Ксин. Они последовали примеру командира, сложив свои мечи параллельно её. Стоявшие в две шеренги воины опустились на колени. Старшие воины также сложили оружие на землю, создавая носилки для тел, которые уже выносили из вертолета, пока Вэй уводил детей. Рё и её возлюбленного накрыли белыми шелковыми простынями. Никто не произнес ни слова, когда траурная процессия направилась в сторону храма в сопровождении всех воинов белых тигров. Шэн была в числе тех, кто нес Рё. Она не замечала боли от раны, не поднимала взгляд на отца и других старейшин, ничего не говорила ни им, ни своему отряду. Тела положили у входа в храм. Шэн опустилась на колени лицом к входу, сложив руки в жесте почтения, её воины сели в стороне, все остальные отошли дальше. Сейчас должен был выйти вождь.

Сидя в храме Будды, Лян Бу чувствовал возвращение отряда. Конечно, он не обладал такими высокими способнстями прорицателя, как его ученицы, но сейчас этого и не требовалось. Чем ближе была Шэн к резиденции клана, тем отчетливее ощущал это ее старый учитель. Это было хорошо, значит, она жива и в сознании. Большего старый тигр сказать не мог, но и не требовалось. Что с Рё, в порядке ли она, и т.д. он тоже не знал. Сознание хотело верить в благоприятный исход похода, но сердце... Сердце чувствовало беду, неотвратимую, словно восход солнца над пиком Мачапуча. Думать о том, что это может быть, Лян себе запретил. По крайней мере до тех пор пока не будет знать точно.

Напротив него сидел Ли Бо, не отходивший от учителя последние несколько часов. Конечно, он тоже переживал за дочь и за учеников, но как подобает старому воину, не показывал вида. И не произносил ни слова. Лян не звал его, но был рад его молчаливому обществу. Они и так понимали друг друга без необходимости говорить. Да и оставаться в одиночестве старому магу было с годами все тяжелее и неприятнее.

Вскоре вертолет показался в небе, воины клана без всякой команды выстроились у площадки. Отец тоже отправился встречать дочь, ненадолго оставив вождя одного. Лян прикрыл глаза, собираясь с силами. В воздухе даже в храме явственно чувствовался запах крови. А еще запах скорби и боли утраты. Сердце тигра на долю секунды остановилось, потом еще раз, и еще. Пламя свечей бешено носилось перед ним, то и дело отрываясь от фитилей и устраивая в воздухе причудливые пляски. Так нельзя. Не подобает вождю клана подобная слабость. Даже если ему уже больше сотни лет. Лян сделал глубокий вдох, беря себя в руки. Еще один вдох, и пламя успокоилось.

На улице, кажется, собрались люди. Они ждали его появления. Сделав над собой еще одно усилие, Лян Бу, вождь клана Белых Тигров поднялся со своего места и твердым отточенным шагом направился к дверям. Звук шагов гулким эхом разносился под сводами. Так было лучше. Просто сосредоточиться на шагах и не думать о том, что он увидит. Левую руку он заложил за спину и сжал в кулак, чтобы поддержать спину, а правой открыл двери.
Шэн стояла на коленях, чуть позади был ее отряд. Немного в стороне два тела. Спрашивать, кто это, не было нужды. Лян крепче сжал кулак за спиной, чувствуя, как начинают болеть от напряжения пальцы. Нельзя показывать старческую слабость. Не здесь и не сейчас. Он медленно спустился по ступеням и подойдя к Шэн мягко положил свободную руку ей на плечо.

Шэн чувствовала, как из храма вышел Учитель. Она слышала звук его шагов, ощущала его через едва уловимую дрожь площади. Она чувствовала его состояние. Тигрица продолжала сидеть на коленях, склонив голову, пока не почувствовала, как вождь коснулся её плеча. Он все понял без слов, а слов, чтобы объяснить произошедшее, у командира отряда Белых Тигров не было. Шэн подняла взгляд на учителя, её глаза блестели от подступивших слез. Никто не должен видеть слез воина клана, это – непростительная слабость. Пожалуй, вождь впервые мог увидеть слезы своей подопечной. За те долгие годы, что он её учил, он мог наблюдать весь спектр эмоций ученицы от детского восторга до переходящей все границы заносчивости, граничащей с откровенной наглостью, но ни разу Шэн не позволяла себе подобного. Сейчас она впервые не нашла в себе сил сдержаться. Сочившаяся из раны кровь пропитала рубашку, от повязки уже не было никакого толка, но тигрица не обращала на это никакого внимания – боль в сердце, связанная с потерей и беспокойством за Учителя была намного сильнее физической боли, которую Шэн за свою жизнь научилась терпеть. К потерям сложно привыкнуть, к таким потерям, как сегодняшняя, привыкнуть невозможно.

Зрачки янтарных глаз расширились. Шэн ничего не говорила, она просто отпустила ментальный щит, продолжая смотреть в глаза своему наставнику, их с Рё наставнику. В её сознании проплывали события сегодняшнего дня с того момента, как отряд высадился в деревне: занятие позиций, огненные удары, поиск места назначения, вышедшая из дома Рё с её спутником, улыбка воительницы, автоматные очереди, дети, взрывы до того момента, когда Лун оказался в вертолете. Шэн не показывала тот момент, когда была ранена сама – сифу и так заметит, незачем лишний раз его беспокоить. Одновременно с этим тигрица направила остатки державшейся в Сушумне энергии по сухожильным усилениям спины к руке вождя, окрашивая золотистые нити врачевания в зеленый цвет – поддержать сердце. Этого никто не мог заметить, этикет требовал не поднимать взгляд.

Ученица подняла голову от его прикосновения. Про себя где-то на границе мысли Лян отметил, что даже в такую минуту она не могла изменить своим привычкам, пусть даже и не сосчитать, сколько раз она за них получала. Но сейчас это было не важно и старый тигр быстро забыл об этом, стоило ему взглянуть в ее глаза. Там были образы. Десятки, сотни, текшие из ее сознание в его без какого-либо сопротивления. Они переплетались и смешивались, образуя порой беспорядочные, но такие яркие картины, что это захватывало, не оставляя в сознании места для окружающего реального мира. Он был там, рядом с ней в гуще схватки. Видел все ее глазами словно своими. Нет, он не забыл, что такое схватка, что такое звук автоматной очереди и взрывы гранат рядом, но все происходящее было слишком сильно окрашено переживаниями. Были ли это переживания Шэн? Возможно, но они наложились уже после боя. В бою воин клана должен растоптать все собственные переживания, этому он обучил Шэн достаточно хорошо.

Но среди всего этого он отчетливо видел и свои собственные эмоции, контролировать которые от этого становилось все труднее. Он закрыл глаза и еще сильнее сжал кулак за спиной, чувствуя, что теряет силы, и чуть больше облокотился на плечо Шэн. Но образы продолжали литься рекой и он должен был увидеть все до конца. Когда перед перед его глазами погибла Рё, он почувствовал, что едва может стоять. Нельзя. Нужно идти до конца. Сердце билось размеренно, но его стук казалось заглушал даже звуки рвущихся снарядов и автоматных очередей, отдавая в виски и лобные доли. По ладони потекла теплая струйка, слегка отрезвляя сознание и придавая сил. Достаточно, чтобы увидеть последние картины. Дети, вынос тел, посадка в вертолет. Картины стерлись, он снова был перед храмом Будды. Глубокий вдох - попытка выровнять сердцебиение и хоть немного успокоить мысли.

Нет, проще прогнать их все. Все потом. А что сейчас? Сейчас надо прийти в себя. Надо, несмотря ни на что. Я все еще вождь этого клана и на меня смотрят все, пускай даже их взгляды направлены в землю. Нельзя показывать слабость. Нельзя, старая ты развалина. Но что же делать теперь? Что делать...

Наконец, он смог открыть глаза. Перед ним по-прежнему была стоящая на коленях Шэн, смотрящая на него мокрыми от слез глазами. У нее самой почти не было сил, нужно было что-то делать, чтобы не потерять сейчас еще и ее. И увести ее отсюда. Туда, где никто не будет видеть и где ее можно будет спокойно перевязать. Целители из тигров не важные, но по крайней мере остановить кровь и обезвредить раны и ожоги у старого учителя сил хватит. А там пускай плачет. Сегодня можно.

Лян выпрямился, убирая руку с ее плеча и разминая уже мокрый от крови кулак за спиной.
- Ступайте и приготовьте все необходимое, - сказал он, обращаясь поверх головы Шэн к остальным присутствующим, - Раненым пусть окажут помощь. Принесите мне только бинты, таз с водой и миску с отваром пижмы. Все. Пойдем, Шэн. Вставай, пройти нужно немного.
С этими словами он протянул ученице руку. Он знал, при подъеме она наверняка начнет шататься, да и вообще идти прямо и ровно сейчас наверняка не способна. А он единственный, чью помощь она согласиться принять несмотря на свою гордость. Отвести ее в храм. Подлатать. А там видно будет. Только не думать о тех образах и лежащей у дверей храма Рё.

Встать, собраться с силами. На неё смотрит весь отряд, на неё смотрит Учитель, который не должен видеть её слабости, и так увидел достаточно. На неё смотрит весь клан, отец, они тоже сегодня потеряли Рё, они не должны видеть слабости Шэн. Она осталась одна за двоих. Нельзя плакать, нельзя падать. Шэн видела, как тяжело вождю, почувствовала, как он оперся о её плечо, чтобы выстоять. Тигрица посмотрела на протянутую ей руку. Первое правило на всех тренировках – вставать сразу, не опираясь о землю, с первого шага. В ушах звенело, перед глазами все плыло от слез и слабости. Нельзя. Просто встать и пройти несколько шагов до храма. Шэн сделала глубокий вдох и встала, опираясь на протянутую ей руку. Стоять было сложно, показалось, что мир вокруг кружится. Несколько шагов. Шэн стиснула зубы, отгоняя мысли о боли. Она много раз поднималась по ступеням храма Будды, туда, где горел священный Огонь – образ Будды. Она спиной чувствовала обращенные к ней взгляды, и, конечно, прекрасно чувствовала, что за спиной лежит тело Рё. Одна за двоих, она сильная, сейчас стала ещё сильнее. Шэн пошла в сторону храма, опираясь на руку Учителя, стараясь, чтобы неуверенная походка не выдавала её состояния. Она сжала свободную руку в кулак. Несколько шагов. Слабость командира отряда на глазах у всего клана – это позор для воина, как и слезы. Энергии нет, чтобы на ней сосредоточиться. Под ногами – твердая опора в виде ступеней родного храма. Сколько она вспоминала эти ступени на чужбине, мечтая оказаться в родной Покхаре. Она здесь, она может идти. Не было даже других мыслей, слабость и пустота. Дойти, все остальное потом. Шэн выпрямила спину, вновь почувствовав острую, режущую боль в боку. Она едва заметно покачнулась, затем поднялась по ступеням, подходя к дверям храма и останавливаясь, чтобы первым в здание вошел Учитель. Шэн отпустила руку вождя и сложила руки в молитвенном жесте, кланяясь храму. От этой традиции нельзя отступать – человеческая жизнь хрупка и быстротечна, жизнь души вечна, и даже с последним вздохом нельзя забывать о мудрости и милости Будды. Распрямляясь, она вновь покачнулась, удержавшись, чтобы не вцепиться в притолоку двери. Когда за спиной Шэн закрылась дверь храма, она прижала руку к животу, глядя на липкую кровь, пропитавшую рубашку. Ей было неловко из-за того, что вождь видит её в таком состоянии после того, как узнал о смерти Рё. Но лучше так, чем не вернуться вовсе. Она выберется, бывало и хуже.

- Простите… сифу…, - тихо сказала Шэн, поднимая виноватый взгляд на вождя. Армия наверняка видела, в каком состоянии тигрица ползла в храм, не говоря уже о том, что самостоятельно она была попросту неспособна дойти.

Гордая. Слишком гордая, чтобы принять помощь даже от собственного учителя. Конечно, она не могла показать слабость перед воинами клана, но Лян видел, с каким неимоверным трудом ей это далось. Он и сам был далеко не в лучшей форме, особенно после увиденного, а Шэн подкашивала рана. Но теперь, когда двери храма закрылись за их спинами все это показное было позади. Теперь, и только теперь они оба могли быть самими собой. Скоро явится кто-то из воинов с отваром, бинтами и водой, а пока нужно осмотреть рану и остановить кровь. Только бы она ее слишком много не потеряла. Не хватало только потерять двух учениц в один день.

- Брось, Шэн, - сказал он, мягко, но настойчиво опуская ее на пол, - ложись на спину и постарайся не потерять сознание. Сейчас Я обработаю твою рану. Умиротвори мысли и думай о тех, кому ты нужна живой.

Он опустился рядом с ней, поднимая рубашку и осматривая сделанную на скорую руку перевязь. Да уж, большего в подобных обстоятельствах ожидать было трудно. Хвала Провидению, что ей хватило сил до сих пор оставаться в сознании и здравом уме. Рана выглядела скверно, очень скверно. Но раз Шэн все еще жива, значит выкарабкается. И Лян твердо решил ей в этом помочь. Он поднес правую руку к ране и прикрыл глаза. Сначала остановить кровь. На затягивание всей раны все равно не хватит сил, это сделает отвар. Глубокий вдох, и с пальцев тигра к ране потянулись голубоватые и золотистые нити. Вторую руку он пока не подносил, она была вся испачкана в его собственной крови. Затянуть этот порез он даже не подумал. Успеется, потом. Все потом.

Не прошло и трех минут как в дверь постучали. Кто-то из воинов внес поднос со всем необходимым и удалился, не отвлекая вождя. Лян даже не заметил, кто именно это был, он лишь придвинул к себе таз с водой и намочив в ней правую руку тщательно вытер кровь с левой.

Теперь нужно прижечь рану и наложить бинт. Самое болезненное из всего. Большая сложность еще и в том, чтобы сохранить ее в сознании. Вот это будет фокус.
- А сейчас держись и не теряй сознания, - требовательно сказал он, резким движением отрывая солидный моток бинта и опуская его в еще довольно горячий отвар, - ты знаешь каково это.
С последними словами он с силой приложил бинт к ране, плотно закрывая ее целиком.

Почувствовав под спиной прохладу каменных плит, Шэн прикрыла глаза. Да, пол в храме, как всегда, был начищен до блеска. В кои то веки не ей. Странные мысли лезут в голову в такой момент. Не терять сознание, это приказ. Она должна выжить за двоих. Она должна выжить ради отца, ради Учителя, ради клана. Ради учеников. Она обещала вернуться Руж и Шэ. Она должна выжить ради Стивена, как бы сильно он её ни ненавидел. Она выживет, она сильная и умеет терпеть боль. Шэн открыла глаза, глядя на своды храма Будды. Она чувствовала, как энергия врачевания закрывает рану, как останавливается кровь, пытаясь сосредоточиться только на дыхании. Тигрица знала, что смогла превзойти своего наставника в умении лечить, но сейчас у неё не было сил, чтобы себе помочь. Терпеть, сосредоточиться на том, чтобы не терять сознание. Шэн начала мысленно твердить мантру Белой Тары, которая считалась исцеляющей, но сейчас её ритмичность просто позволяла лучше следить за мыслями. Не терять сознание, это – приказ. Принесли отвар и бинты. Шэн знала, что будет горячо и больно, но не так больно, как когда пуля пробивает ткани или когда меч рассекает кость, значит, вполне терпимо. Мысли выстраивались следом за священным текстом на санскрите, смысл которого Шэн сейчас не понимала, просто повторяла заученный набор слов, пытаясь сосредоточиться на нем. Она крепче сжала челюсти и на мгновение затаила дыхание, почувствовав, как горячие бинты касаются начавшей воспаляться раны. Дышать сквозь боль, привыкая к ней. Шэн упрямо повторяла мантру, выравнивая дыхание. Боль позволяла оставаться в сознании, связывая её с чувством реальности. О том, как ей сейчас больно, говорили лишь сузившиеся до точек зрачки. Кричать от боли она не будет даже при Учителе. Знала, что сейчас он её не осудит, но привыкла сдерживаться. Нельзя давать волю собственным слабостям, даже когда есть такая возможность – легко привыкнуть к распущенности, сложнее удерживать себя в рамках заученной десятилетиями дисциплины. Дыхание выровнялось, сердце продолжало быстро биться, пытаясь справиться с болевым шоком. Шэн упрямо смотрела в потолок храма, твердя мантру. Она обязана оставаться в сознании, она должна выжить. Ради клана, ради Учителя, ради памяти Рё. Это по-прежнему не укладывалось в голове. Шэн не могла смириться с тем, что Рё мертва, что она сама привезла в клан тело подруги. Их всегда было двое. Как бы далеко они ни были друг от друга, как бы редко ни виделись в последние годы, у сифу было две ученицы. Она обязана держаться и выжить. Теперь она одна и обязана быть ещё сильнее, за двоих. Она обязана заботиться о детях Рё, она обязана поддержать вождя. Боль понемногу отступала, становясь привычной, да и бинты остывали.

- Сифу… Её дочь, Юэ, она такая же, как Рё. Она – воин, - сказала Шэн, стараясь не шевелиться. – И они оба – белые тигры.

Лян держал бинт на ране пока тот не стал терять температуру. Он с обеих сторон окрасился в красный цвет, но кровью не пропитался. Значит, обильного кровотечения уже нет и опасность кровопотери миновала. Это уже хороший знак. Очень хороший знак. Теперь надо как-то закрепить бинт на ране, чтобы он продержался хотя бы пару суток, пока отвар не перестанет действовать. Только пока она лежит сделать это неудобно. Но нужно дать ей немного отдохнуть, хотя бы пока остывает бинт.

- Молчи лучше и береги силы, - ответил Лян на слова ученицы, разговаривать ей сейчас было нельзя, и так сил мало, чтобы еще и беседы вести, - поговорим чуть позже, потерпи.

Бинт остыл и принял температуру ее тела. Теперь можно было думать о перевязке. Сколько раз подобное приходилось делать, и не пересчитать. Главное чтобы руки не ослабели слишком, сейчас самое время было это проверить.
- Сядь и сними рубашку, я тебя перевяжу, - сказал тигр, поддерживая ученицу под спину одной рукой, второй по-прежнему прижимая бинт к ране.
Так, вроде сидит и не падает. Значит, силы возвращаются. Лян взял моток бинта и прижал конец рукой поверх того, который лежал на ране. Затем он дважды обернул бинт вокруг талии. Туго, очень туго. Но по-другому нельзя, если все съедет от ходьбы или сидения, то надо будет перевязывать все заново, а кто знает, где и как это случиться. Движения мага были скорее механическими, но от этого не теряли точности и направления. Слишком много раз приходилось делать подобное, чтобы нужно было думать о том, как и что делать. Сейчас нужно закрепить повязку на плече. Так она точно не сползет. Маг перекинул бинт через левое плечо ученицы, туго затянув его сзади. Затем еще раз для верности. Теперь еще два-три раза вокруг талии , только сначала ниже раны, а потом вверх, и по левой стороне сзади через плечо. Поддержать эту сторону повязки. наконец поддеть под лопаткой и завязать узел. Все.

Лян отстранился немного, чтобы осмотреть работу. Что называется, глаза уже не видят, но руки все равно делают. Это к лучшему, значит я еще не так уж стар, - подумал Лян, улыбнувшись своим мыслям. Повязка была сделана на совесть. Теперь немного передохнуть и восстановить дыхание. Вдох, выдох, вдох, выдох.

Шэн послушно села на колени, опираясь руками об пол – в такой ситуации можно не скрывать слабость. Перед глазами все плыло, сказывалась не только потеря крови, но и лошадиная доза обезболивающего, выпитого в вертолете – при воинах она всегда старалась держаться до последнего. Сейчас раненым окажут помощь, детьми тоже займутся. Вэю и Чину нужно нормально перевязать раны, она не помнила, вытащил ли Вэй пулю, но целители наверняка разберутся сами. Миллион мыслей о том, что она должна сделать и что ещё от неё зависит, делал священное состояние дзен практически недостижимым даже под сводами храма. Шэн сняла рубашку. При целителях клана она бы ещё показала норов, начав рассказывать, что обойдется пластырями, но с вождем спорить нельзя. Тем более что тигрица прекрасно понимала, что никаких лишних мыслей у сифу не возникнет. Камуфляжная рубашка была перепачкана в крови, чужой и своей, и копоти. Следы этой крови и копоти были заметны и на смуглой коже, исполосованной следами звериного облика и несколькими уже почти незаметными шрамами. Шэн стиснула зубы, когда Учитель накладывал на рану тугую повязку, сейчас мешавшую даже дышать. Её долг – завтра участвовать в похоронной церемонии, перед тем, как разжигать погребальный огонь, нужно показать малое огненное ката, во время которого придется двигаться. Повязка будет мешать, если к ней не привыкнуть. Шэн сосредоточилась на дыхании, сидеть было сложно. От повязки и горячего отвара в ране чувствовалось приятное тепло, хотя тигрица знала, как тяжело будет потом менять присохшие бинты. Не первый и наверняка не последний шрам на полосатой шкуре.

Когда Учитель закончил перевязывать рану, Шэн накинула рубашку, пока не застегивая. Так она чувствовала себя увереннее, все же стыдливость тигрицы, усиленная строгим воспитанием, давала о себе знать даже в такие моменты. Вновь стали возвращаться мысли о бое и Рё. Шэн много воевала. Достаточно много, чтобы перед глазами не возникали кровавые картины прошедшей схватки – она достаточно насмотрелась подобного за свою долгую для боевика клана жизнь. Она думала о другом. Почему Рё не нашла в себе силы представить детей вождю и попросить помощи у клана? Солдаты нападали не на тигров, а на любовника тигрицы. Боялась, что сифу откажет в помощи? Почему не рассказать все ей, если так боится вождя? Решила, что эта война – не для тигров? Что война, в которой гибнет лучший из воинов клана, клана не должна касаться? Или что Шэн не будет винить себя в том, что приехала слишком поздно? Кто теперь будет рассказывать тигрятам, почему мама не стала прятать их в клане, а вместо этого полезла под пули? Тигрица морщилась от этих мыслей, но молчала, потому что так велел вождь. В горле стоял ком, во рту чувствовалась горечь. На смену миллиону мыслей приходила пугающая пустота – Рё больше нет, она теперь одна.

У Шэн в голове роились мысли. Это угадывалось в ее глазах, хоть она и молчала, старый учитель знал свою подопечную слишком хорошо. Но прерывать ее размышления у него не было желания. Чем больше она будет занята ими, тем меньше обращает внимание на боль и упадок сил. Это к лучшему. Отвару нужно время чтобы подействовать. Но было еще одно, что мешало энергии восстанавливаться полноценно. Старые блоки на эмоциях, выработанные, кажется, намертво и еще больше укрепленные последними событиями. Подступившие слезы, которые Лян увидел в ее глазах там, перед храмом, были достаточным свидетельством той бури, что бушевала сейчас у нее внутри. Бури, которую она не могла выплеснуть и оттого копила в себе. Копила слишком долго. И теперь это мешало ей восстановиться. Она должна быть способна участвовать в похоронах завтра. А значит, этому урагану нужно дать свободу. Тигр знал только один способ это сделать.

- Осталось последнее, - сказал он, придвигаясть ближе и поддерживая ее рукой за спину, одновременно ища пальцами нужные точки на позвоночнике, -сбрось рубашку, ты рано ее одела. Но скоро тебе станет легче. Это нужно делать время от времени.

С последними словами он второй рукой стал с силой проминать ямки под ключицами, одновременно поддерживая спину, чтобы не дать ей упасть, а заодно и придержать на случай если будет вырываться. Он прекрасно понимал, что может устроить воин ее уровня, если даст волю эмоциям и потеряет над собой контроль. Но от своего решения тем не менее не отказывался. Кажется, массаж начинал давать эффект. Главное теперь продолжать.

Шэн сидела, молча глядя в одну точку перед собой, она просто пыталась сосредоточиться, чтобы не падать и не терять сознание. Подступала пугающая пустота, отзывавшаяся болью в сердце. Мысли отходили на задний план. Она привыкла быть сильной и сдерживать порывы – командиру отряда и боевому магу Огня по-другому нельзя. Сегодня она тоже старалась быть сильнее себя, несмотря на слабость, на рану и на нестерпимую боль потери, прочно смешавшуюся с собственным чувством вины – не успела. Она знала, что сейчас будет. Да, она редко давала волю эмоциям, из-за чего мышцы в области Анахаты зажимались, создавая подобие доспеха, не позволявшего выражать всю бурю эмоций. По своей натуре Шэн была вспыльчива, но долг велел всегда с этим бороться. За подчеркнутым спокойствием и близким к безграничному терпением находилась кипящая лава невыраженных эмоций, слабостей и переживаний. Тигрица вновь безропотно сняла рубашку. Голова кружилась, и становилось страшно – Шэн знала, что сейчас начнется малоприятная проработка загнанных по углам эмоций. Вождь зажал точки под ключицами, заставляя расслабиться реактивно зажатые мышцы. Только сейчас Шэн почувствовала, как из-за раны была зажата спина, поясница, диафрагма. Она пошатнулась, но сифу не дал ей упасть. Тигрица расслабила плечи и закрыла глаза. Хотелось убежать и снова закрыться, но Шэн знала, что ей этого не удастся. К тому же с Учителем не спорят, раньше она не спорила, потому что это больно и опасно, сейчас – потому что полностью доверяла вождю. Точки под ключицами отозвались резкой болью, которую Шэн пока стоически стерпела, но она не была уверена, что сможет сдерживаться, когда вождь будет работать с самим эмоциональным центром. Тигрица была уверена, что ни один лекарь клана в такой ситуации не решился бы трогать её эмоциональные зажимы – они все же ценят свою жизнь, а во время грядущей бури она ой как не факт что сможет себя контролировать. Это не тигр во время охоты, это – открытый Огонь. Сейчас энергии было мало, та, что постепенно восстанавливалась вблизи горящих в храме свечей, лишь помогала оставаться в сознании, но воин клана белых тигров остается воином до последнего вздоха. Просто Шэн знала, что Учитель и сейчас способен её контролировать. Впереди самое сложное – отпустить контроль над собой, эмоциями и зажимами. Она отвыкла расслабляться. Сейчас, лишь стоит дать волю слабости, начнется истерика, и вождь явно добивался именно этого. Пропустить через себя все эмоции, которые твердым комом зажались в мышцах и нервах эмоционального центра. Битва с самой собой.

Шэн держалась молодцом, но все же постепенно поддавалась. Мышцы, которые прожимал Лян, расслабились, теперь дело было за спиной. Он чуть нажал рукой, чтобы дать ученице податься вперед и нагнуться. С раной и тугой повязкой ей сделать это будет не удобно, но не страшно. Главное закончить начатое, обратной дороги уже нет. Тигрице станет еще хуже. Такое количество долго накапливаемых эмоций не может выплеснуться безболезненно. Это был риск, и для нее, и для него, и для Храма. Все же несмотря на рану, энергии в зажатом эмоциональном центре могло вполне хватить на красивый и смертоносный огненный шторм, а сдерживать и тем более контролировать себя, Шэн вряд ли будет в состоянии. Но старый маг все таки надеялся на лучшее. По большей части на то, что сможет сдерживать свою ученицу от серьезных разрушений.

Он стал методично продавливать точки по бокам от позвоночника в верхней части спины, от шеи до лопаток, потом еще немного ниже и назад. Они поддавались постепенно, не сразу. Вторая рука лежала у Шэн на плече, удерживая ее в нужном положении. Начни она сейчас вырываться, вряд ли Ляну хватило бы сил ее остановить, слишком велика разница в возрасте и она уже отчасти не в его пользу. Но руки не дрожали и продолжали все сильнее массировать зажатые мышцы.

Буря подымалась. Для того чтобы это понимать, не нужно было быть врачевателем или знать Шэн. Достаточно было взглянуть на храм. Все огни, начиная от свечей и заканчивая светильниками под потолком, мигали словно плохо работающие электрические лампочки, то почти угасая, то разгораясь ярким и сильным пламенем. Оно пока еще было ярко-желтым и алым, как и положено обычному огню, но надолго ли это.

Зажимы поддались и мышцы стали расслабляться, отдавая тигрице свою энергию и снимая еще один замок со столь крепко запертых эмоций.
Держись Шэн. Держись, - повторил про себя Лян, - когда все кончится тебе будет намного лучше. А сейчас держись.

Зажатые эмоции отзывались режущей, жгущей болью, разливавшейся по всей длине нервов. Шэн начинала рычать, в ответ на новые и новые точки, прожимаемые Учителем. Годы не властны над ним – хоть многие и говорили, что у Шэн тяжелая рука, они, видимо, не знали, насколько тяжела рука её наставника. Казалось, что болят не только мышцы, но и кости, готовые треснуть от напряжения. Шэн зарычала громче, и в ответ на этот рык пламя свечей резко взметнулось вверх, а кожа тигрицы покраснела, покрываясь тонкими всполохами обжигающего пламени. Непроизвольная защитная реакция – это пламя жжется даже тогда, когда Шэн сама прожимает свои эмоции. В сердце поднималась буря, усиливавшаяся с каждым новым вздохом, уже не контролируемая. Зрачки янтарных глаз сузились от ярости, тигрица до крови прикусила губу, продолжая рычать и злиться, и в такт её эмоциям бушевало пламя в храме – оно было готово сорваться со свечей, охватив шелковые ткани, изображения Будды, расстеленные у стен циновки, но пока лишь взметалось к потолку. В ярости была родная стихия. Шэн интуитивно распустила волосы – так она лучше чувствовала связь с пламенем. Она отбросила в сторону шелковую ленту и заколки, позволяя волосам рассыпаться по спине. Их не трогало бегавшее по коже пламя. Шэн оперлась ладонями о колени, глядя в одну точку, чувствуя лишь пламя и злость – на себя, на Рё, на любовника Рё, чье тело сейчас лежало с телом сестры по оружию, на тигрят, на весь клан, на весь мир, на тех солдат с автоматами, кто погиб сегодня и кому посчастливилось выжить, на вождя, что заставлял все это осознать и пережить. Пальцы вцепились в ткань брюк. Хотелось перекинуться и убежать. Нельзя, нужно принять бой, выпустить накипевшее, ослабить контроль. Пламя на мгновение утихло, свечи лишь трепетали, будто от ветра, но в следующий момент огненные всполохи поднялись едва ли не до потолка, рык стал больше похож на вой, к глазам подступили слезы. Шэн опустила голову и зажмурилось, от горечи в горле перехватывало дыхание. Воину клана проще лить кровь, чем слезы.

Рё… Она не выполнила задание, она не спасла подругу. Шэн не умела проигрывать, а сегодня цена поражения – жизнь сестры по оружию. Она оказалась слабее, чем могла быть, а Рё отошла с пути воина, так же, как и сама Шэн, с той лишь разницей, что подруга поплатилась жизнью за свои привязанности. Они обе не оправдали доверие вождя, предав честь воинов клана и принеся этим беды белым тиграм. Они, чьего приказа достаточно, чтобы воины клана шли на верную смерть. Плечи Шэн тряслись, по щекам текли обжигающие слезы. Рё больше нет, она осталась одна за двоих. За что? Почему стреляли в Рё, а не в неё, она же вышла из укрытия. Зачем Рё улыбалась? Как она посмела жертвовать своей жизнью, зачем приняла такое решение, почему не стала просить о помощи? Зачем она предала клан, зачем она предала Шэн? Что сказало ей сердце, что она бросилась под пули? Тигрица сжала руки в кулаки, снова зарычав, и в ответ на этот рык вновь взбесилось пламя свечей. Растрепанные волосы липли к мокрому от слез лицу. Шэн плакала, в голос, по-женски, но срываясь на рык, полный отчаянья и злости на себя, Рё и весь мир вокруг.

Продолжать и не останавливаться. Не обращать внимание ни на что, главное продолжать. Реакции Шэн старик знал хорошо, очень хорошо, а потому никакие фокусы с пламенем его не удивляли. Главное не отвлекаться на это светопредставление слишком сильно. Защитить руки от бегающего пламени и продолжать. Не останавливаться и идти до конца. Обратной дороги уже нет, да и осталось совсем немного. Немного, но самое сложное и важное. Теперь, когда зажимы сняты, надо добраться до эмоционального центра в грудине и высвободить скопившуюся там энергию.

Шэн рычала, переходя на вой, но вырывалась пока не очень сильно. Конечно, это наверняка довольно быстро измениться, но сейчас она держалась молодцом. Только бы ей хватило самообладания пройти все это и не потерять окончательно ощущение самой себя. Лян придвинулся ближе, чтобы не надо было тянуться так далеко, и резким движением встряхнул ученицу, заставляя отклониться назад. Опрокидывать ее на пол совсем пока намерений не было, это был скорее запасной вариант, на случай, если она все же потеряет над собой контроль и начнет вырываться сильнее, чем Лян сможет сдержать сам.

Но прежде чем продолжить он мягко коснулся кистью ее щеки, убрал с лица налипшие волосы. Мимодумно, без всякой особой цели. Старик посмотрел ей в глаза, пока та снова не зарычала.
- Терпи, - мягко сказал он, - это пройдет.

Лян сделал глубокий вдох и на выдохе надавил костяшками пальцев левее грудины. Второй рукой он держал ее за спину. Пока она сидит, она может относительно свободно дышать. И высвобождать накопившееся так легче. Прожимать было тяжело, мышцы были словно из гранита, видимо, зажаты уже очень и очень давно. Тем важнее дать им свободу и позволить энергии течь так, как ей следует. Да и руки устали. Но это тоже нужно было преодолеть. Еще немного. Совсем немного.

Вокруг снова взбесилось пламя, устроив замысловатый, одной только Шэн ведомый танец. Опасности оно, кажется, пока не представляло, так что отвлекаться на то, чтобы перехватить контроль у тигрицы, которая хоть уже не была двадцатилетним подростком, но все же на ступень уступала в мастерстве Огня своему учителю, не стоило. Сейчас нужно продолжать. Раз, два, раз, два. Сердце бьется ровно, только отдает в ушах, дыхание чуть сбилось от усилия, но это не важно. Нужно продолжать, раз за разом продавливая закостенелые мышцы.