Пока-все-спят

Пока-все-спят - это состояние между тьмой и рассветом, сновидением и реальностью, это возвращение из небытия к бытию. После долгого периода мучительной бессонницы, Вин Чунь наконец-таки выспалась в монастыре настолько, что внутренние часы ее уже потребовали ранних пробуждений. В этот предрассветный час, лежа на постели и изучая едва заметные в сиреневой полумгле потолочные балки, женщина почувствовала как в груди у нее зарождалось какое-то новое, светлое чувство среди размятой каши размышлений о прошлом. Время Пока-все-спят - это уже не глухая ночь с призраками больного сознания и липкими кошмарами, это утро - шаг навстречу солнцу, дарующий веру. Веру в новый день. Женщина мысленно пыталась поймать новое ощущение, но оно, словно ящерица, ускользало дразнясь. Сон уже совсем прошел, и заинтригованная своим, необычным для долгих последних лет, состоянием, Вин Чунь решила прогуляться и встретить рассвет на озере, о котором слышала из рассказов обитателей. Она встала, немного размялась в бодрящем холоде свежего утра, умылась ледяной водой из умывальника и одев чистую одежду, направилась к двери. Перед выходом ее взгляд упал на забытую в суматохе дней бамбуковую флейту Ди, выглянувшую из шелкового чехла, в неприбранной еще с прибытия в монастырь стопке свитков. Женщина улыбнулась любимому инструменту - ведь он сам сейчас попросил взять его с собой, напоминая о том, что невысказанное словами, можно высказать музыкой.

Путь на озеро пролегал в серебристом тумане, а точнее облаке окутавшем на ночь небольшую равнину между гор, где располагался монастырь. Жители юга, привыкшие к постоянным туманам, проводили разницу между ними и облаками, хотя по сути своей эти явления были одной природы. Облака - это дыхание Небесного Императора, они несут в себе мудрость и освобождение от земных оков. Тропические туманы же - это наваждения фей и демонов, мистические и порой небезопасные. С непривычки сухой и разреженый воздух гор немного затруднял дыхание южанки, вызывая легкое головокружение, но постепенно она начала привыкать к нему и справляться с одышкой. Выйдя наконец к озеру, Им налюбоваться не могла на чудесный мираж - облако отражалось и растворялось в идеальной глади воды, медленно клубясь то ли нитями, то ли сгустками, в которых смелое воображение могло найти очертания Небесного дворца и его сказочных обитателей. Через час уже ветер начнет разгонять туман, и чаша озера нестерпимо заблестит в первых лучах солнца. Пока-все-спят - лучшее время для единения с гармонией природы.

Подготовку ко встрече с самим господином Солнце, Вин Чунь начала с гимнастики Тай Чи и дыхательных упражнений Цигун. Медленно-медленно она стала прокачивать не только воздушные потоки через свои легкие, но и энергии, окружающие ее: Земли, Воды и Воздуха. Одну за одной снизу вверх она активизировала свои чакры, доходя до ощущений в самой макушке. Движения тела, стойки и шаги мягко плыли, повинуясь потокам облака, и словно крылья раскрывались руки - покрывались светящимися перьями обтекающей тело энергии.

Неторопливый танец в облаке обрел наконец резонанс с природой и внутреннее звучание. Каково же было удивление Им, когда она обнаружила те же самые тональности, что и у дразнящего сегодня утром чувства! Она закончила гимнастику, села на большой валун неподалеку, достала флейту и взяла первый тон - долгий, но тихий и робкий. Туман наполнился звуком и держал его некоторое время стоячей волной даже когда Им отняла губы от инструмента. Для нужной музыканту полноты и тональности звука необходимо знать особенности ландшафта. Она прислушалась. Озеро между гор работало как серебряная чаша, многократно отражая звук от каменных стен и сохраняя длительность. Туман же смягчал тембр, но стоит только ветру расчистить воздух, как звук сразу же станет звонче. Теперь была понятна разница между простой и казавшейся жителям долин варварской музыкой гор и более витиеватой и нежной музыкой лесов.. Она была далеко не настолько изощренной в мелодических вариациях и темперации, как музыка Ханьской традиции, но в этих простых звуках голосов ли, простых флейт или цитр, чувствовался мощный резонанс. Музыка гор была гораздо проще, но и гораздо сильнее изнеженных как цветы Ханьских напевов. Обрадованная таким открытием, Вин Чунь набрала в грудь воздуха и взяла следующий тон.

Какой-то день после приезда в монастырь. Бенедетто, когда ему делать было нечего, иногда считал дни. Он этим занимался почти всегда, а сейчас в этом месте ему делать было нечего. Ночь вся прошла в кошмарах и плохих сновидениях, и он, проснувшись от очередного кошмарного сна в холодном поту, протерев руками лицо, он встал с кровати и подошёл к окну. Занимался рассвет. Хотя и такового не было. Синий туман окутал всё вокруг, и ему захотелось выйти на улицу. Всё равно он больше не заснёт.

Часы на его правой руке показывали четыре часа утра, и Бенедетто, протерев рукой лицо, прикоснулся к своему шраму на грудной клетке и закрыл глаза. Зачем он выжил? Этот вопрос его терзал всегда. Слишком многое произошло в его жизни, что он уже не хотел жить. Он думал, что бы сейчас с ним стало, если бы он не обладал даром врачевания? Пуля, которая застряла в сердечной мышце, которую, как сказали врачи, вытащить было очень тяжело, не могла оставить его в живых, если бы он не обладал этим даром. Наверное, сам организм хотел исуелиться.

Он вздохнул и надел ждинсы и тёплую кофту на молнии. Решил побродить по территории и насладиться тихим зимним утром.

Он и сам не знал, как, но ноги привели его к озеру, раскинувшемуся неподалёку от корпусов. Пока ещё все спали, и Бенедетто было очень хорошо. Прозладный зимний ветерок, тишина и виды гор и равнины. Место для такого романтика, как он. Он был романтиком. Никто его не понимал, но он был таким. Иногда может быть синтемментализм побеждал романтизм, но это был он. Каждый человекуникален, и он перестал думать об этом. Если раньше его что-то доставало, то он пересматривал свои принципы, но слишком быстро понял, что ему нельзя быть таким, как все. Может быть, если бы он в тот день был обычным романтиком, то не стал бы спорить с сестрой по поводу её внешнего вида и огромного количества платьев. Мжет быть, это бы спасло жизнь его семье. Сейчас, бродя по берегу озера, он сомневался, что на самом деле их заказали. Он всё ещё винил себя в смерти сестры. И он винил себя в смерти Пола. Уж Пол любил жизнь намного больше, чем сам Бенедетто. И он, возможно, боялся умирать. А Бенедетто мог его спасти. К этому моменту он достиг уровня мастера, и мог бы облегчить его боль. Но вместо этого он сдался. И перебил множество людей.

Он снова подумал о своём даре врачевания. Правильно ли он сделал, что решил его развивать? Может быть, ему не стоило этого делать? Одна мысль о том, что он, врачеватель, не смог спасти самых близких ему людей, его пугало и опустошало. Значит, зря он этому учится? Как он может считать себя врачевателем, если ему не удалось спасти Мари и Пола? Чёрт побери, как?

Его мысли были прерваны звуками музыки. Хотя то, что звучало, нельзя было назвать музыкой, скорее это была пара аккордов. Но он насторожился. Значит, кто-то ещё не спит? Значит, кому-то тоже грустно или чьё-то сознание одалевают плохие, грустные и тяжёлые мысли? Он направился к музыке.

На берегу была женщина. Он её узнал сразу и поклонился. Они вместе недавно делали дракона, но Бенедетто тогда мало с кем разговаривал, так как его просто могли не понять. Поэтому сейчас, поклонившись в знаке уважения и приветствия, он опустился на землю рядом с ней и достал из кармана губную гармошку и стал на неё смотреть. Потом мотнул головой и, будто очнувшись, поднял глаза на женщину.

- Доброе утро, госпожа Им. Вам тоже не спится? Вы умеете играть на флейте? - опять же с сильным акцентом произнёс Бенедетто. Не давался ему этот язык, сколько бы он ни пытался его учить. Нужно было что-то другое. Нужен был учитель. Он вспомнил о той женщине в самолёте, скоторой разговаривал, потом вспомнил маленькую девочку с больным сердцем, и на душе стало совсем паршиво. Но он не показывал вида, что в душе что-то творится, отдавая себе отчёт, что это личное дело каждого человека. Вот он не хотел ни с кем делиться.

Вин Чунь настолько ушла в созерцание высокого и нежного голоса флейты, как не заметила, что из тумана к ней вышел молодой человек. Господин Бей-Ни, как она коротко его про себя назвала, стараясь все же запомнить его трудное длинное имя, но не решаясь перейти с иностранцем на обращение Гэ (брат), участвовал в изготовлении Дракона в мастерской. Теперь же он был здесь, на берегу скрытого туманом озера. Неужели и ему не спалось в этот ранний час? Или это одна из тренировок, назначенных ему Мастерами? В любом случае, чтобы прийти сюда, ему понадобилась либо выдержка, либо какие-то размышления. По тому как он поздоровался он с ней - не сразу, а будто очнувшись от собственных мыслей, она поняла, что скорее второе привело его сюда. Будь он на тренировке, то заговорил бы еще издалека, сразу же как разглядел ее. Вин Чунь склонила голову в ответ и, вглядываясь в лицо юноши со следами тяжелого сна, произнесла:

- И вам, доброе утро, господин Бей-Ни! Я созерцала звук, если это можно так назвать. Но я вижу, что и у вас есть любимый инструмент? Что это? Расскажите мне о нем, пожалуйста, - она улыбнулась и указала ему на маленький инструмент в его руках - Я очень мало знаю о вашей музыке. Однажды лишь, в гостях у заморских друзей, мне довелось услышать музыку мастера Мо-Цая и мастера Бей-Хо-Вана. Должна признаться, что хотя она весьма непривычна, но наполнена душой не меньше, чем наша. Это было прекрасно, и я даже плакала.

Она рассмеялась своей прошлой неловкости, вспомнив одну из случайных встреч в Шанхае, в доме торговца кажется...Фарфором? У него часто гостили заморские господа и привозили с собой диковинные вещи. Она мало им интересовалась и познакомилась лишь из рассчета на его связи, поэтому и сейчас не помнила чем же все-таки занимался тот вечно напряженный господин Му Чжан. Однако музыка Запада, которую играли на странных струнных инструментах, поразила ее до самой глубины души. Тогда она и поняла, что это язык, на котором говорят все без исключения люди на земле. Может и сейчас этот язык придется как нельзя кстати в общении с этим юношей, преодолевая речевой барьер.

- Вы можете сыграть мне тона вашего инструмента? Один за одним, чтобы понять лучше его звук?

Ну зачем так быстро говорить? Я не понимаю... - пронеслось в его голове, и он хмыкнул. Потом посмотрел на женщину, которая говорила-говорила-говорила, и поймал себя на мысли, что не сможет понять все её слова. надо было срочно что-то делать. Совсем что-то делать. Надо найти человека, который сможет обучить его языку.

Она замолчала, и он понял, что она что-то от него ждёт. Кажется, она у него что-то спросила, и он ей должен ответить. Осталось самая малость - понять, что она от него хочет. И вообще, если бы он сейчас знал, что на этом месте кто-то сидит, то ни за что бы не пошёл сюда. Он не любил, когда его отвлекают, и поэтому не любил отвлекать кого-то. А сейчас он именно это и сделал - отвлёк человека от мыслей. И теперь человек что-то от него требует, и его лицо налилось смущённым румянцем.

Нащупав в кармане джинсов крестик, он сжал его в руке и, прикрыв глаза, стал шевелить губами в беззвучной молитве. Он просил Господа, чтобы тот помог ему понять слова женщины и оветить. Всё-таки очень тяжело человеку, когда он, не имея никакого понятия о культуре и языке страны, попадает в эту страну и сразу с него требуют знание языка. Но ведь если он сюда попал, если в тот день ему приснился сон про данный монастырь, то, по идее, он должен выучить язык практически сразу. Может, это ошибка? Возможно, он неправильно понял этот сон?...

Отвлёкшись от своих мыслей про знание языка, он открыл глаза и посмотрел на женщину. Как говорится, медлить больше было нельзя. Он должен ответить, но перед этим...

- Простите, я не очень хорошо знаю китайский, - произнёс он. Пожалуй, это была единственная фраза, которую он в самолёте добил практически до совершенства. Хотя до настоящего совершенства было далеко, но всё же, - но я понял примерную нить ваших мыслей. Инструмент, что я держу в руке, называется губной гармошкой. Я не знаю, откуда к нам пришёл этот инструмент, но иногда и на нём играют. - произнёс он, пытаясь выговавривать слова нормально. Хотя всё равно в его монологе звучали английские слова.

Он сложил ноги по-турецки и, повертев губную гармошку в руках, прислонил её к губам. Вздохнув, он тихонько выдул гамму, ноты от "до" до "си". Потом взял потихонько одну ноту и, прикрыв глаза, стал наигрывать медленную романтическую мелодию. Она была очень нежная, но робкая и тихая. В ней чувствовалась вся грусть, боль и преданность человека. В ней угадывалась судьба простого человека, попавшего в беду и затерявшегося где-то.
Мелодия, которую он играл, эхом раздавалась над сидящими людьми. Отражаясь от гладкой поверхности озера, она поднималась всё выше, закутывалась в тумане и рассеивалась в нём. А потом где-то, далеко-далеко, можно было услышать звуки прекрасной музыки - искаверканная реальность игры. Звуки музыки сталкивались с горой, снова собирались и звучали уже совсем иначе...

Отыграв последний тон, парень открыл глаза и, смущённо улыбнувшись, стёр слезу со своей щеки. Потом вздохнул и посмотрел на женщину. Пожал плечами и не знал, что ей говорить...

Юноша был немного странный, что вполне укладывалось в догадку Вин Чунь о том, что он слишком занят своими мыслями. Немного неудобная сложилась ситуация: оба хотели побыть наедине с собой и оба сейчас помешали одиночеству друг друга. Но, как она уже успела заметить, все в Линь Ян Шо происходило не просто так. Значит и эта встреча на берегу совершенно разных людей должна была их обоих чему-то научить.

Грустная мелодия затихла, растворившись в начавшем редеть тумане. Тембр неизвестного инструмента был звонче и резче флейты, но сколько боли и печали послышалось ей в нем! Взглянув в блестящие от слез глаза Бенедетто, Им раздумывала над ответом. Иногда, чтобы лучше понять себя, нужно увидеть свою ситуацию как бы со стороны, оценить посторонним взглядом. Но насколько они могут доверять друг другу в этом случае? Впрочем, раз уж все складывается именно таким образом, можно по крайней мере попробовать технику "Дзин Цзы Чжун" (Середина Зеркала), хотя, как рассказывала ей Умэй, кроме магии Воздуха, там требовались знания в Ментальной Магии и Магии Воды. Техника середины зеркала была достаточно древней и, по словам Умэй, под другими названиями присутствовала и у других народов. Она позволяла с помощью музыки - вполне определенных колебаний воздуха, выстроить из поднятой в разреженное пространство воды стуктуру эмоций человека, а затем превратить в зеркало, в котором человек с пособен не только увидеть себя со стороны, но и с помощью Ментальной Магии изменить структуру зеркала в сторону решения проблемы. Может быть у него это получится? Судя по выразительности его настроения, которое Им успела ощутить, молодой человек владел Ментальной Магией.

Вин Чунь ободряюще улыбнулась ему и сделала знак рукой, что сеичас им нужно будет сыграть вместе и чтобы он внимательно следил за ней. Она набрала побольше воздуха в грудь и начала играть, сначала повторив последовательность тонов губной гармошки, чтобы подстроиться под ее лад. А затем, вытянула долгий звук, соответствующий ноте "ля" в западной гамме. Вдохнув еще немного, она остановилась на этом звуке и, то слегка зажимая отверстие, то приоткрывая его пальцем, начала варьировать высоту ноты в небольшом интервале, вызывая вполне ощутимые колебания воздуха, наполненного звуком. Поверхность воды у берега, где они сидели, сначала пошла волнами, а затем покрылась рябью в направлении звука флейты, как если бы простой стакан с водой поставили прямо перед мощным источником звука. Вода дрожала все сильнее, пока от ее поверхности не стали отделяться маленькие капельки. Но им явно недоставало силы Воды, чтобы взлететь и создать узорную фигуру в воздухе. Женщина отняла флейту от губ, сделала Бенедетто знак присоединиться к ней и начала с самого начала - настройки лада.

Молчание было столь непривычным, что молодой человек содрогнулся. Что-то было. Какое-то новое чувство. Он крайне редко играл на губной гармошке, а данную мелодию он играл лишь раз в жизни. Его собственного сочинения. В день похорон семьи и жизни. Именно в тот день его душа умерла. Он помнил тот день: шёл дождь, было прохладно. Несмотря на июль месяц, погода была отвратительная. Именно в этот день. На кладбище стояли священник, несколько людей, а он сам стоял далеко. Он отделился от толпы и, прислонившись к дереву, не мог сдержать слёз, струщихся по щекам. Ему было плевать на то, что мужчинам нельзя плакать, что они должны быть сильными и смелыми. Он винил себя в трагедии. А потом он, когда все разошлись, достал из кармана джинсов губную гармошку, сел под деревом, и стал играть мелодию. Так она и родилась. А потом он положил инструмент на могилу своей сестры. И ушёл.
Несколько дней он провёл дома, никуда не выходя, ничего не делая. Просто сидел на кровати сестры и обнимал её любимую игрушку. А потом пришёл Пол...

От неприятных мыслей-воспоминаний его отвлёк жест руки и он, мотнув головой, вернулся в реальность. Женщина дала ему какой-то жест, и он понял, глядя на её флейту, что сейчас надо будет что-то делать. Послышался звук, потом она отыграла ноту "ля". Парень не так часто слушал флейту, но у этого инструмента звуки были намного мягче, нежели на губной гармошке. Недаром говорят, что флейта - это женский инструмент, а губная гармошка - мужской. Хотя может быть это и неправда...

Он увидел, как на воде появилась рябь, а потом две небольшие капельки поднялись в воздух. Женщина перестала играть и дала ему жест, чтобы он к ней присоединялся. Только он совсем не знал, что надо играть. Может быть, попробовать сыграть эту же композицию или хотя бы часть... А лучше сымпровизировать. И, наверное, с помощью магии создать из этих капелек что-то... Зеркала? Почему эта мысль промелькнула у него в голове? Впрочем, сейчас это неважно. Что ж, тянуть не стоит. Надо действовать.

Он прислонил губну гармошку к рукам и взял ноту "соль". Потом, глядя на капельки воды, стал наигрывть весёлый мотивчик. Капельки преображались и вытягивались. Становились больше. Поймав себя на том, что вода следует звучавшим нотам, он прекратив играть, взял следующую ноту - "ля". Посмотрел на женщину и вопросительно выгнул бровь...
В воздухе висели две капельки, чем-то напоминающие хрустальную люстру. Нехитрое такое сооружение...

Музыкальная импровизация - это как жизнь. Вроде и знаешь прямую дорогу, но все равно от нее отклоняешься, и все на чистовую. Переиграть уже невозможно. И ошибки бывают, когда заметишь - трясешься так, будто потеряно все навсегда, и мелодия сбивается. А иногда наоборот, думаешь - и хорошо, что ошибся, этот противный аккорд больше брать не буду. Вот и выходит что-то живое, теплое и трепетное, как воробей в ладонях. Вин Чунь догадалась, что словами объяснить технику "Середины Зеркала" будет довольно сложно, потому что для нее самой такая практика была лишь во второй раз, через почти десять лет после тренировки с Умэй. Но услышав, как юноша быстро сориентировался в ладах, она поняла, что он наверное был бы рад избавиться и от своего груза на душе, хотя бы частично, хотя бы самую малость.

Когда погибают родные и любимые люди, на которых и держался каждый день, жизнь становится пустой настолько, что наполнить ее нечем. Как в бездонный сосуд кидаешь в нее события и новые знакомства, но сосуд не становится от этого полнее. А потому и держишь память в самом сердце, не отпускаешь, какую боль бы она не причиняла. Вин Чунь мучалась от этой боли и не отпускала ее. Но теперь, вместе с новым местом, наполненным мудростью, она поняла, что смертельно устала от этой муки, и пора наконец что-то с этим делать. Судя по мелодиям Бенедетто, он тоже находился на грани этой знакомой боли. Надо дать ей выход. Вин Чунь вела мелодию, чутко прислушиваясь к линии губной гармошки Бенедетто. Теперь в музыке сочетались смирение и отчаяние, надежда и внутренняя борьба, отзываясь эхом в окружении гор. Вода перед Им и Бенедетто снова мелко заплескалась и по капле начала собираться в две сверкающие фигуры, напоминающие то ли сложное веретено, то ли хрустальную люстру. Каждая нота вытягивала в воздух новую каплю на определенную высоту, удерживая ее там и таким образом формируя дальнейший узор. Сначала фигуры были очень прозрачными, тонкие стенки терялись тумане, но по мере игры флейты и губной гармошки, они наполнялись каплями изнутри и становились все плотнее и плотнее.

В даосской Алхимии нижний даньтянь является полем киновари - элемента, который переходя в средний и верхний энергетические центры разлагается на твердую серу (тело человека) и жидкую зеркальную ртуть (дух). Вот эта "ртуть" и должна была стать тем "зеркалом" в практике Вин Чунь и Бенедетто. Занятия музыкой всегда были уважаемы в любой из систем. В даосизме она имела эзотерическое значение, в конфуцианстве была полезна для развития личности, а в буддизме являлась одной из практик дзен. Во время игры, как отверстия духового инструмента, по очереди работают все чакры, пропуская энергию. Сейчас Вин Чунь начала потихоньку активизировать свои, начиная с сердечной - центра, уходя одновременно вверх и вниз. Ее энергетические вибрации мог поймать, как мелодию, Бенедетто, таким образом активизируя и свои. Вин Чунь увидела, как разные цвета, расходящейся радугой стали наполнять водяные фигуры, начиная с ее "веретена".

Молодой человек периодически поглядывал на женщину, играющую неподалёку с ним, но большая часть его внимания была обращена к метаморфозам, происходящим с капельками воды. Вот стали собираться ещё капельки, потом ещё и ещё, выстраиваясь в своеобразную люстру. Очень красивое зрелище. Бенедетто в душе улыбнулся.

Он никогда не слышал о таком способе воздействия музыки на воду, но ему очень понравилось. Хотя он понимал, что ему самому бы не получилось это сделать, но было очень интересно. Его интересовало, что же будет дальше.

Не продолжая играть, он смотрел на две люстры, висящие надд водой, и увидел, что одна из них наливается слабым цветом. Глянув на Им, Бенедетто понял, что она активизирует свои чакры, и стал делать то же самое. Начал он с Муладхары, заряжая её и двигаясь постепенно вверх. Чакры открывались и закрывались, и водяная люстра молодого человека тоже наполнялась светом.

Не переставая играть, он посмотрел на женщину, будто спрашивая, что делать дальше...

Вин Чунь уже чувствовала работу энергетических центров юноши. Удивительным было и то, что в своем сосредоточении она все не могла понять - музыка ли вызвала определенный порядок активизации чакр или наоборот - выступая в определенной последовательности и подчиняясь движению души, энергетически потоки рождали музыку? Не желая прерываться, женщина пообещала себе выяснить это чуть позже. А сейчас, удерживая с помощью Бенедетто, сверкающие радужные водяные фигуры, она начала уплотнять их, пытаясь подогнать друг к другу до момента их слияния и не давая расползаться энергетическими воздушными "струнами музыки". Теперь капли сливались в слои, каждый из которых соответствовал тому или иному тону. И вот "люстры" начали постепенно превращаться в зеркальные веретена, а затем принимать форму шаров.

Все свое сознание Вин Чунь направила на создание идеально гладких, как капли ртути, шаров "Середины Зеркала". За этой работой вся ее печаль отошла на второй план, оставив лишь сосредоточение. Да, сейчас она была готова увидеть свою душу в зеркале, лицом к лицу. И вот, в глубине шара начало появляться изображение - сначала как неясное размытое пятно, а затем все более и более отчетливое - она сама. За ней, где-то на фоне клубилась темная и густая, как кальмаровые чернила, туча. Сквозь сполохи черноты пробивались редкие и тонкие струйки желто-зеленого и лилового оттенков. Тоска, печаль, чувство вины, долг, злоба, ненависть и стремление к мести - все это окутывало отражение Вин Чунь в зеркале. Она ужаснулась сама себе и бросила мимолетный взгляд на Бенедетто.

Что за ересь? - промелькнула в его сознании нелепая мысль, и он хмыкнул. от этого произошло мгновенное искажение звука, но он сразу же вернул тот тон, который до этого звучал из губной гармошки. Хотя... интересная техника. Но ересь. Наверное, это только в Китае так делается... - снова подумал он и посмотрел на женщину, играющую неподалёку, а потом перекинул взгляд на её "люстры", которые постепенно, шаг за шагом, превращались в зеркала. С его "люстрой" происходило то же самое. Наверное, подумал он, это происходит ещё и из-за активации чакр. Впрочем, все вопросы он задаст позже. Сейчас же надо делать примерно то же самое, что делала эта женщина.

Он наблюдал за тем, как в её зеркале появилось её отражение с чёрным облаком, проблесками цветов, и нахмурился. Судя по всему, там отразилась её душа, или по крайней мере все чувства, совокупность которых он, Бенедетто, привык считать душой. Душа - это ведь такая субстанция, которая несёт в себе нечто такое, что либо не хочется вспоминать, либо не хочется забывать. Это невидимый сгусток каких-то там веществ, присутствувавший в абсолютно любом живом огранизме: в животных и в ллюдях, в птицах и рыбах. даже деревья, горы и камни имеют душу. Ну, это так думал сам Бенедетто, и с его точкой зрения могут не соглашаться. Это его точка зрения, и всё тут.

Он переключил внимание на своё зеркало и стал думать, что же он там увидит. Наверное, то, что терзает его душу. Он увидел себя. Сначала слабый, а потом более чёткий силуэт, скрытый наполовину чёрным облаком. Чёрный цвет - это смерть трагедии, смерти. И никаких проблесков. Чёрный цвет был всепоглощающим, и постепенно окутывал его отражение. Всепоглощающая чёрная масса, означающая смерть, грусть и прочие негативные эмоции и вещи, затмила все остальные его чувства. Особенно чувство раскаяния и любви. Наверное, это и называется "лишиться души".

Он на мгновение прикрыл глаза, вздохнул и, вновь их открыв, посмотрел на женщину. На её зеркало и увидел, что там всё как-то получше. чем у него. Оставалось теперь узнать одно: когда именно всепоглощающая чёрная масса завладела им: когда погибли его родители или когда он убил тех людей, которые были замешаны в этой трагедии? Возможно, он никогда не найдёт ответа на эти вопросы...

Черное облако внутри зеркала Им было ужасающей совокупностью всех ее эмоций, и она заметила, как оно меняется от ее мысли и следующего за ней состояния чакр. Чтобы найти причины, ей нужно было вспомнить все события и пережить их снова в обратном порядке. Оттенки облака, окутывающего ее сменялись и переплетались между собой, становясь ярче при их угадывании.

Ненависть к Тай Ши Фэну - черная, смолистая масса, скрученная тугими клубками, плотная и резкая в своем движении. Смерть отца - сине-фиолетовая, как фиалка, скользящая шелком струя нечеловеческой печали. Прощание с Умэй - синяя-синяя, как ультрамарин, грусть и сине-голубое прощение. Смерть матери - сине-зеленая, как морская волна, память с любовью. Дочерний долг - ярко-алый, пульсирующий сгусток гнева и решимости. Бегство из деревни, снова Тай Ши Фэн... Что же там было? Большая душная комната в его богатом доме, никого нет, Тай Ши Фэн наклоняется к ней и горячо что-то шепчет на ухо, она сгорает со стыда...И следующее воспоминание - его разгневанная жена распахивает дверь, и все опрокидывается вверх дном. Серый-серый, неосязаемый, как крыса под плинтусом - стыд и страх. Чувство вины, сиреневое с оранжевым, голодным осминогом ищет к чему бы еще присосаться, какую бы слабинку найти?

Опозорила семью, бросила отца одного, не смогла защитить его от этого демона Тай Ши Фэна и даже в момент смерти не была рядом. Осминог надулся, и стал огромным, пропуская через себя все остальные цвета. Папа, прости! Алое пятно дернулось и стало ярче. Мелодия флейты стала резче. Папа, когда я пошла работать в этот дом, то не знала, что его хозяин хочет растоптать нас. Ты ничего мне не говорил, когда мы бежали из Шипао! Почему? Если бы я знала что это он, ни за что на свете и близко не подошла бы к его дому! Малиновая, густая как кровь, гордость выпучилась пузырем из клубка с долгом. Наша семья ни в чем не виновата, папа! Просто этот монстр оказался могущественнее. Я не была готова тогда, я хотела избавить тебя от косых взглядов соседей, ты же заслуживал самого лучшего! Я люблю тебя, папа, я искренне хотела оградить тебя от слухов и лишних домогательств этого чудовища! Потому и ушла с Умэй - чтобы стать сильнее, вернуться и помогать тебе во всем! Флейта изливалась искренной юной безудержностью, оправдывалась и доказывала. Зеленые искры любви пронизывали красный сгусток, пока наконец он не набух и не лопнул, облепив одно из щупалец мерзкого осминога. Щупальце стало растворяться и вскоре исчезло совсем. Сиренево-оранжевая масса дернулась, лишившись одной привязки, выпустила, сопротивляясь чернильную ненависть.

"Самый хитрый враг - это ты сам" - вспомнила она слова Умэй и с новыми силами обратилась к Середине Зеркала.

В зеркале женщины была тьма, но она отступала под давлением положительных эмоций. Бенедетто понял, что в её жизни произошла трагедия, и что она старается бороться с негативными эмоциями. Постепенно красный цвет в её зеркале набухал под давлением зелёного, а потом лопнул. А тьма отступала.

Вздохнув и не прекращая играть, Бенедетто вернулся к себе. В его отражении дела обстояли намного хуже, чем у женщины. Правильно говорят, что надо знать проблему, чтобы её решить. Бенедетто не знал, с чем бороться. Чёрный цвет... Бенедетто ненавидел себя. Но он не понимал, за что именно. Он много раз думал, когда же произошёл переломный момент: после того, как на его руках умерла самая любимая девушка - его сестра, или когда он перестрелял плохих мужчин, замешанных в подстроенной автоаварии. Ответа не было.

Мари... прости меня... я должен был спасти тебя. Я должен был вызвать скрую помощь, чем пытаться спасти тебя самому... Я не знаю, как мне дальше быть. Я потерялся. Я не могу найти свой путь...

Такие и подобного характера мысли преследовали его в то время, когда он смотрел на сгусток чёрного дыма, окутывавшего его душу, а потом стал думать о любви. О том, что он искренне любит своих родителей, что он хотел бы, чтобы они там, на небесах, были счастливы. Он видел слабые проблески зелёного цвета, которые становились всё больше и ярче по мере того, как интенсивно парень думал о своей семье, но которых было недостаточно, чтобы прогнать всепоглощающую тьму. Больше никаких эмоций у него не было. Только ненависть на себя, что он убил свою сестру, грусть и тоска, что ничего нельзя исправить. И слабые проблески любви к родителям и Марии, которым было тяжело справиться с негативными эмоциями.
Звук музыки в какой-то момент был резче, чем того полагает инструмент, потом был небольшой, длящийся несколько милисекунд, сбой, и парень вновь заиграл. Теперь другую ноту, но это ему уже было неважно. Звук получился очень грустный, плачущий. Парень раскаивался в том, что считал себя виноватым и ненавидел себя. Кажется, для него проблема нашла своё начало и конец. Надо бороться с началом. Про конец... про это никто и нникогда не узнает. Они заслужили того, что получили. Неизвестно, сколько тогда людей бы пострадало из-за их алчности...

Чёрный цвет снова становился всё густее и поглощало зелёные проблески, обозначающие любовь. Парень решил не думать об отмщении, а остановился только на самой трагедии. По щеке потекла одинокая слеза, когда он увидел, что тьма потихоньку уходит...

Могла ли Вин Чунь подумать, что техника Середины Зеркала окажется настолько мощной? Но раз это был ее только второй опыт, надо было держаться до конца. Она мельком глянула в зеркало Бенедетто, и его туча оказалась еще темнее. "Надеюсь он справится, надеюсь мое решение об этой технике было верным. Может не надо было вовлекать его в это? Как же ему сейчас трудно" - нахмурилась она, слыша его мелодию, проникнутую горем. Им снова изо всех сил сосредоточилась на работе - ведь ей надо было не только решать свою проблему, но и контролировать процесс Зеркала Бенедетто, на случай если ему станет совсем тяжело. После того, как ей удалось простить себя в первый раз за тот постыдный инцидент в доме Тай Ши Фэна и отъезд к Умэй, стало немного легче. Дыхание на минту уравновесилось и мелодия усилила силу звука, словно поддерживая партию Бенедетто. В некоторых ситуациях не остается ничего другого, как принять быстрое решение самому. Кто знает, чем бы обернулось решение другое на тот момент? Какими могли бы быть последствия? Чувство вины приходит в сомнении за правильность выбора, но только время может расставить все по своим местам.

Алый сполох дочернего долга снова ярко высветился. Это был ее долг - уйти тогда и научиться быть сильнее. Иначе теперь ей совершенно нечего было бы противопоставить своему кровному врагу. Черная ненависть заклубилась сильнее. Возвращение в деревню. Пустой обветшавший домишко с покосившимся над порогом навесом. Ветер гуляет между незакрытых оконных ставень. Что-то оборвалось. Фиолетовая тоска тут же залила Зеркало Вин Чунь. Тоску не возместить ничем. Не оживить человека, любимого, дорогого. Сиреневый спрут вины снова пошевелил очередным отростком:"Из-за тебя...Из-за тебя...". "Нет, - мысленно воспротивилась Им, - Память всегда светла. Его жизнь - трудная и полная лишений заслуживает большего, чем мои пустые терзания! Я буду биться! Я стану достойным продолжением нашей семьи! Мама, папа - вы еще будете гордиться мной! Я покрою ваши имена гордостью за вас и радостью! Часть вас живет во мне - ваша кровь, ваше сердце, ваши глаза... Клянусь, они еще увидят торжество справедливости и добра! Я больше не хочу марать вашу священную память грязью собственной нерешительности! Я всегда с вами, а вы всегда со мной, и вместе мы будем смело строить новую жизнь! "

Алый теперь расцветился малиновым, зеленым, голубым и желтым цветами. Вин Чунь увидела, как еще одно мерзкое щупальце растворялось в шаре Зеркала. Чувство Вины проигрывало, но не собиралось отступать. Теперь его оставшиеся щупальца слились в один толстый отросток и покрылись черным как тушь крепким панцирем. Месть. Месть или справедливость? Убийство или закон? Сердце сжалось от ярости и беспомощности. Еще один трудный диалог с собой мог и не состояться...

Молодой человек посмотрел на женщину как раз в тот момент, когда она смотрела на его зеркало. так или иначе, но их глаза встретились. В е глазах молодой человек прочитал боль и ненависть, смешанные с любовью и искуплением своих грехов. Что бы ни произошло в её жизни, но она, эта чудная женщина, которая помогла ему открыть мир души и благодаря которой он посмотрел на всю ситуацию со стороны, старалась справиться со всеми плохими моментами в жизни.

Бенедетто убрал одну руку от гармошки и стёр слёзы, струящиеся по щекам. Потом они налились смущённым румянцем, и парень понял, что он, наверное, выглядит слишком неправильным... вся эта картина выглядит неправильно: ему, как мужчине, плакать неположено по статусу. Слёзы - это удел женщин. Мужчины никогда не плачут. Он и не плакал. До трагедии. Тогда он был нормальным мальчиком, переходящим в юношу. Потом он лишился семьи. Но и тогда он не плакал. Он тогда закрыл свою душу ото всех. Он стал чёрствым, холодным и даже жестоким. Жестокость, правда, проявилась только полгода назад, когда он убил. Никто и никогда бы не подумал, что он способен на убийство. Он всегда считался самым уравновешанным и спокойным человеком. В своей жизни он, наверное, убил лишь несколько мух, да и тараканов, которые одно время плодились в квартире. Мария панически их боялась, а ему не составляло труда взять в руку это насекомое, попугать сестру им, а потом наступить на таракана ногой. И слушать хруст раздавливаемого хитинового покрова. Мария всегда убегала от него и в детстве часто плакала, если не было мамы или папы рядом. Но, тем не менее, они никогда не ссорились.

Он вспоминал некоторые счастливые и, наверное, значимые моменты в жизни и видел, как зелёные лучики постепенно заглушают тьму, от которой, кажется, нельзя было скрыться. Она постепенно рассеивалась, но этого было слишком мало. Ему казалось, что кто-то вырвал из его сознания хорошие мысли, оставив только те ужасные мысли и чувства, что сейчас копошились в его мозгу...