Похищение

Было страшно. Несколько дней назад Женя куда-то ушла, оставив её одну. Обычно Женя уходит или за покупками, или в больницу к Степану. Девочка не понимала, почему отец не приходит к ней, она не знала, что мамы больше нет. Она просто хотела, чтобы никто не ссорился и не боялся. В силу своего возраста она не понимала всей тяжести и сложности ситуации. Она каждый день плакала и звола маму, она перестала улыбаться и смеяться. Женя ничего не могла поделать, но понимала, что рано или поздно малышка всё узнает о том, что настоящая жизнь не такая прекрасная и красочная, как пишут в сказках.

И вот Саша осталась одна. К тому же она простудилась. Сильно болело горло, была высокая температура, а в доме не было никого, кто бы мог ей помочь. Она обняла своего плюшевого мишку и тихо запалакала. Женя не возвращалась, и девочка чувствовала, что с ней случилось что-то ужасное. Два дня девочка была дома одна. Она считала себя уже достаточно взрослой, чтобы позаботиться о себе, но обычно был кто-то из взрослых, а сейчас она была одна в квартире. Нельзя было зажигать плиту, но чайник ей разрешали подогревать.

Налив воды в чайник и включив его, девочка открыла дверцу холодильника и достала малиновое варенье. Она любила его, Женя говорила, что оно хорошо помогает при простуде. Но банка была новая и с запечататнной крышкой. Малышка при всём своём желании не смогла бы его открыть. Поэтому налив в чашку чай, она обняла её руками и пошла в комнату брата. Поставила чашку на его стол и вернулась к себе за своим мишкой. Забралась на кровать брата и начала постепенно засыпать. Слёзы душили её, и она стала всхлипывать.

Отвратительно.
Все, чего он добился, все, ради чего жил, могло быть поставлено под удар, из-за глупости этого мальчишки! Давно пора было их всех кончить, но он все медлил… нельзя медлить с такими вещами! Надо сразу решать вопрос – решительно и быстро: так, как он решал вопросы на работе. И именно поэтому сумел забраться так высоко…
Ярость душила Сабина, но он не позволял ей вылиться наружу. Шел по улице, натянув на губы благожелательную улыбку, и время от времени приветливо кивая редким знакомым.
На самом деле, он не боялся возмездия. Его способности, его связи и его магия позволяли ему выбираться практически из любых передряг. По крайней мере… пока еще не было проблемы, которую он не смог бы решить. Не считать же «проблемой» этого ублюдка Влада, правда?.. Ха-ха, все-таки Ментальная Магия в умелых руках – могучее оружие. Столь могучее, что мало что может с этим сравнится…
На какой-то миг маска сползла с лица мужчины, ярость глянула на окружающий мир через темные провалы его глаз. В это самое мгновение, с ним взглядом встретилась какая-то бродячая собака, но, поймав его взор, заскулила, прижала голову к земле, и скаля зубы, быстро попятилась в переулок, из которого только что вылезла. В глазах ее Сабин с каким-то жестоким удовлетворением, заметил ужас… Но уже в следующую секунду, маска вернулась на место, и очередной прохожий лишь с удивлением наблюдал, как испуганная собака, дождавшись, пока Сабин отойдет подальше, залилась истошным лаем ему вслед… Глупая и трусливая псина…
Несколько мгновений простояв у входной двери дома, за которыми его ждала его собственная дочь, он потянулся к кнопке звонка. Несколько решительных надавливаний на кнопку ничего не дали – звонок не работал. Сабин поджал губы – вот нельзя на пару дней оставить, обязательно что-нибудь сломают! Он испустил сиплый вдох, а потом решил постучать. Никто не открыл. Он постучал еще раз – чуть сильнее. Бесполезно. Никто не открывал..
Сабин вздохнул, достал ключ, повернул замок… толкнул дверь. Та распахнулась и мужчина вступил внутрь. Тихо, почти бесшумно прошелся по коридору, касаясь кончиком пальца таких знакомых обоев. Он сам их клеил вместе с женой… Воспоминание не вызвало ничего, кроме раздражения, и он прошел дальше – в спальню.
Саша была тут. Она тихонечко спала, забавно завалившись набок и положив сложенные руки под голову. Сабин пару секунд понаблюдал за ней, размышляя, о том, какую линию поведения выбрать.
Влад наверняка вернется за своей сестренкой, и она может послужить отличной приманкой. Так что раздавить эту маленькую дрянь прямо сейчас не получится. Как бы сильно не хотелось.
Снова маска на секунду сползла с лица Сабина, явив миру его истинный лик. Саше очень повезло, что она сладко спала, и не видела этого лица.
- Сашенька, проснись, доченька, - натянув на лицо другую маску, произнес мужчина, склонившись над девочкой. – Папа, наконец, вернулся домой…

Сон пришёл достаточно быстро. Всхлипы прекратились, дыхание становилось более размеренным. Руки, судорожно и крепко сжимающие медвежонка, расслабились, и он упал на пол. Но девочка не заметила этого, сложив руки вместе и положив ладошки под головку. Огненно-рыжие волосы растрепались по подушке, они были спутанные, ибо сама она не всегда могла правильно причесаться. Мама ей говорила, что так спят только ангелочки, она называла свою дочку ангелочком, и девочка улыбнулась. Нос был заложен и мешал ей дышать, поэтому она приоткрыла ротик.

Ей снился сон. Она летела над полями и лесами, она была как птица, вольная и независимая. Она смеялась. Говорят, что когда летаешь во сне - растёшь. Она не знала, так ли это, но ей нравились такие полёты. Но вдруг стало всё как-то хаотично. Стало страшно, и этот противный липкий страх укутывал её сознание, словно какое-то странное и опасное даже полотно. Она задрожала, почувствовав резкий холод. Вдруг она увидела силуэты расплывчатых людей. Драка, пистолет... и голос...

Родной и любимый голос врезался в её сознание, отгоняя страшное видение. Она медленно открыла глазки и увидела перед собой лицо. Дорогого человека. Папы. Его нежный голос прогнал страшные воспоминания от сна. Его доброе лицо вызвало в её душе много положительных эмоций. Она села и потянулась. Потом сползла с кровати и обняла гиганта-отца за ноги. Прижалась к нему. Она не верила, что папа не её папа. Он её иногда бил. Но, значит, так надо. Значит, она что-то делала плохо. Сейчас она не обижалась на него, считая что он - самый лучший в мире папа. И он спасёт её от злых монстров, которые поселились в её теле и сознании. А монстрами были простуда и кашель.

- Папочка! Ты мне отклоес банку валенья? а я тебе плинесу часку чая, - скороговоркой произнесла она охрипшим от простуды голосом и побежала на кухню. Чайник был ещё достаточно горячий и вскипел быстро, и она наполнила чашку. Потом взяла банку варенья и чашку. Пошла обратно в комнату.

Но вот незадача. Между коридором и кухней был порожек, который девочка не заметила. Споткнувшись об него, она полетела. Чай расплескался, банка варенья выпала из рук и с грохотом разбилась. А Саша упала почти в это варенье, разбив чашку и выплеснув большую часть горячего чая на себя. Громко заревела.

Отвратительно!
Боже, как он ненавидел подобные проявления кретинизма у этих маленьких тварей. Она пыталась его обнять, даже проявлять какую-то идиотскую заботу. Сățea! Как же она напоминала этим свою мать! Мать-шлюху, мать-предательницу! Та тоже пыталась постоянно заботиться о нем, особенно когда чувствовала, что провинилась... Вот же тварь! Яблоко от яблони, черт бы их всех побрал!
Сабину пришлось до хруста сжать зубы, чтобы не удавить эту мелкую мразь тут же. Нет, ему нужна рыбка покрупнее, так что, придется поизображать из себя любящего папочку. До поры.
- Не стоит, доченька… - хотел уже сказать Сабин, но не успел.
Девочка убежала на кухню, оттуда послышалась возня, и мужчина получил небольшую передышку, чтобы слегка успокоиться и поправить свою маску. А то она уже стала сползать с лица, являя миру зверя, таящегося внутри Сабина.
В следующий миг, девочка влетела в комнату, но… споткнулась, свалилась, расплескав по полу варенье и чай. Еще и на себя кипяток пролила… А потом заревела…
Идиотка чертова! Господи, как же она все-таки похожа на свою мать! Та делала точно так же – косячила, а потом ревела, ожидая, что ее пожалеют…
Однако сейчас важно было, чтобы девочка ушла с ним добровольно. Чтобы она была на его стороне, до прихода Влада… А ментальную магию он использовать не хотел. Пока рано…
Поэтому Сабин вскочил, бросился к «дочери», поднял ее, потащил в ванную. Может, чуть грубее, чем следовало, но ничего с собой он поделать не мог. Эта маленькая дрянь слишком уж сильно его разозлила.
- И в кого ты такая растяпа, дочур? – в разговорах с детьми, главное – это интонация. Можно рассказывать, какая она идиотка, но если говорить правильным тембром голоса, то эта дурра решит, что идиотка – это даже хорошо. – Давай умывайся, солнце, потом попьем чаю. Я пойду чайник поставлю.
Он еще мог заставить себя говорить ей всякую нежную чепуху, но прикасаться, помогать?? Нет уж, увольте!

Было больно и мокро. Сильно жгло нежную кожу от пролитого кипятка, и это доставляло девочке сильную боль какого-то странного характера. Она никогда ещё не обжигалась так сильно, да и не резалась. Кстати, о порезах. Упала она очень удачно, что даже не задела стёкла от разбитой банки. Слёзы рвались наружу, она хотела, чтобы её пожалели. С тем же было стыдно, что она посмела разбить любимую кружку мамы. Она будет злиться. Нет, скорее, мама просто расстроится. Но папа... он злится на неё. Она чувствовала. Но слёзы душили её, а боль в голове возвращалась. Высокая температура и простуда не располагали к каким-то телодвижениям. Надо было лежать в кровати, а не бегать с банкой варенья.

Папа поднял её с пола, и малышке показалось, что это было достаточно грубо. Она хотела было зареветь громче, но подумала, что папа может её ударить. Продолжая всхлипывать, она пошла за ним в комнату. Он даже не включил свет, и она вздрогнула. Но папа назвал её "солнышком". Он был с ней ласков, и она слабо улыбнулась. Он покинул ванную комнату и оставил её одну. Ей ещё не приходилось умываться в темноте, и она испугалась. Снова заскулила, но включила воду и из-за маленького роста не смогла нормально умыться. Вода капала куда угодно, но не на лицо, а подставочку в темноте она найти побоялась. Маленькое сердечко сильно билось, голова кружилась, а к горлу подкатил комок тошноты.

Ещё несколько раз всхлипнув, девочка вышла из ванной и пошла в свою комнату. Надо переодеться, ибо мама всегда говорила, что при высокой температуре надо одеваться теплее, чтобы потеть. С потом выходила негативная энергия. Что это такое она не знала, но всё-таки ей казалось, что мама никогда не будет обманывать. Она долго копалась в шкафу, не зная, что одеть, и просто сняла грязную пижамную кофточку и надела первую попавшуюся ей кофту. Брючки пока трогать не собиралась, и вышла из комнаты на кухню.

- Папочка... я люблю тебя! Я так скучала по тебе... Почему тебя так долго не было? Где мама? А ласскази мне сказку? - пролепетала девочка, забираясь отцу на колени и обнимая его за шею. - А ты мне купил шоколадку? - спросила она, глядя в его чёрные глаза и целуя в нос. Потом потёрлась щекой о его колючую щёку и вздрогнула. - Щекотно...

До чегож отвратительно!!!
Мало того, что эта маленькая дрянь, так и не смогла нормально умыться, так еще и оделась в какое-то жуткое тряпье. Тряпье, которое он бы не купил ни за что, а значит, эту отвратительную кофточку ей купил кто-то другой!
Сабин закрыл глаза, стараясь успокоить беснующиеся нервы. Его бесила эта маленькая девочка, которую он довольно долго считал своей дочерью. Черт, она бесила его даже в те далекие времена, чего уж говорить о том, что он ощущал сейчас!
А потом эти нежности… Боже, ну за что ему такое наказание? Неужели нельзя поесть молча, слушаться молча, и вообще… делать все, что он говорит и не рассуждать, не реветь и не предавать!
- У меня было много дел, доченька, - Сабин заставил себя улыбнуться, налил девочке чаю, открыл новую банку варенья. – Ты же знаешь, как важно, чтобы мои дела шли хорошо, правда?
Как же трудно было говорить доброжелательным тоном, хотя внутри все внутренности скручивало от ненависти. Но Сабин старался: в голосе его были нотки нежности, в уголках глаз образовались милые морщинки, от которых, в свое время, была без ума его жена.
Пора было переходить к активным действиям. Он отстранился, усадил Сашу рядом на стул. Подвинул к ней чашку и варенье.
- Доченька, нам с тобой надо будет уехать… ненадолго, понимаешь? – проговорил он. Надо было накрыть ее ладошку своей, для пущего эффекта, но он так и не сумел заставить себя сделать это. – Это очень важно для нас… для нашей семьи…
Секунду подумав, Сабин добавил:
- Заодно по пути и шоколадку тебе купим, м?

Она не верила. Теперь точно не верила в слухи. Перед ней сидел её папа, такой милый и заботливый. Наверное, он сильно устаёт на работе, раз иногда позволял себе срываться на ней. Но она не обижалась на него, ибо считала своего папу всё-таки самым лучшим. Она прижалась к нему крепко-крепко, надеясь, что он её поцелует. Но он отсадил её от себя, подвинул плошку варенья и кружку с чаем. Девочку стала есть варенье и болтать ногами, так как не доставала до пола. Она в чём-то была свинюшкой, поэтому немного варенья упало на чистую кофточку и на пол. Она застенчиво улыбнулась, думая, что убирает варенье с кофты, но на самом деле растирая его по ней.

- Нам надо ехать пьямо сисас? - с набитым вареньем ртом проговорила девочка, глядя на отца своими карими глазами. - Мы к маме поедем? - проговорила она с радостью в голосе. Так хотелось обнять мамочку, рассказать ей всё-всё.

Девочка сползла со стула и снова обняла папу. С его приходом, казалось, даже температура будто понизилась. Хотя что-то ей подсказывало, что не стоит уходить прямо сейчас. Она взяла папину руку и прислонила его огромную ладонь к своему лбу.

- Мне Женя говолила, что у меня темпелатула. Она говолила, что нужен постельный лежим. Если ты меня возьмёшь на лучки, я пойду с тобой. Но ты мне купишь домик для лошадки балби? А то ей жить негде. Ведь у каждого животного должен быть домик, да? Купишь-купишь? - запрыгала девочка, глядя на него.

Боже мой, как же отвратительно…
- Девочки с высокой температурой, - все еще заставляя себя благожелательно улыбаться, настоятельно проговорил Сабин, не забывая пригрозить ей пальчиком, - не прыгают и не рассказывают про своих кукол…
Понадобилось пара секунд, чтобы понять, что такое «барби». Он, честно говоря, никогда не интересовался девчачьими игрушками, но иногда приходилось что-то покупать. Просто чтобы сыграть роль отца.
- Вместо этого, они должны очень сильно слушаться старших, - наставительно, но ласково продолжал Сабин, опускаясь перед девочкой на корточки, и все таки заставляя себя положить руки ей на плечи. Пришлось бороться с приступом тошноты, который подступил к горлу, как только его ладони накрыли хрупкие плечи этой ублюдочной дряни. – Ты ведь будешь меня слушаться, да?
Он чуть сжал ее плечи, борясь с желанием сделать ей больно и увидеть, как в ее глазах появляется ужас... Не сейчас. Чуть позже.
- Давай, доченька, одевайся, - как же трудно было произносить это «доченька», «солнышко» и другую ласковую чепуху той, кого ненавидишь всем сердцем. – Оденься потеплее, и мы быстро уйдем. Слушайся меня, ладно?
Сабин старался не зацикливаться на упоминании матери Саши. Не думать об этом, приказал себе он. Иначе, ярость становилась вовсе неконтролируемой, и можно было все испортить. Нет уж. Сначала надо разобраться с ее старшим братом.

- Маленькие девочки, когда болеют, никуда не едут! - насупилась девочка, обиженно топнув ножкой, когда папа сделал ей замечание. Настроение переменилось, хотелось плакать. - Ты плохой! Я хочу к мамочке! Почему ты не говолишь мне, где моя мамочка?

Последние слова сорвались на крик. Она кулачками протёрла глаза, из которых полились слёзы, и убежала в свою комнату. Повалилась на кровать и уткнулась носом в подушку. Заревела. Было обидно. Почему папа не хочет купить ей игрушку? Почему не хочет пожалеть её? Ведь у неё жар, болит маленькое тельце, нос заложен, а из-за частых и судорожных всхлипов дышать практически невозможно. Мама бы её пожалела, она бы купила игрушку, она бы не стала говорить, что надо срочно уйти. Почему папа, такой добрый и милый, хочет срочно покинуть квартиру? Увести её? К маме ли? Почему-то она сомневалась в этом.

Она лежала на кровати и ревела. Постепенно всхлипы становились тише.

Все отвратительнее и отвратительнее…
Сабин молчал, когда Саша начала упрямиться. Молчал, когда она начала рассказывать про свою маму. Молчал, когда она вдруг ни с того ни с сего заревела. Молчал, когда она убежала в свою комнату.
У него просто не было сил что-то говорить. Все ресурсы его организма были брошены на то, чтобы справиться с ненавистью, которая душила его, заставляя каждую клеточку его тела полыхать от злобы. Поэтому, вместо того, чтобы попытаться успокоить девочку, чтобы заставить себя обнять ее, и рассказать кучу всякой глупой но ласковой чепухи, он неподвижно сидел на своем месте, превратившись в каменное изваяние. Кулаки сжимались сами собой, зубы пришлось сцепить до боли – лишь бы сквозь них не вырвался злобный звериный рык. Даже глаза пришлось закрыть – вид этой плачущей твари, мог вырубить тормоза окончательно, и тогда Сабин бы за себя не поручился.
Прошло почти десять минут, когда дыхание мужчины, наконец, выровнялись, и он смог сделать глубокий, успокаивающий вздох. Мысли, которые все это время метались от одного образа мертвой Саши к другому, как-то подуспокоились, и Сабин, наконец, смог рассуждать здраво.
Но злость и ненависть все еще бурлили внутри, не собираясь отпускать его так легко. Пытаясь хоть как-то выпустить пар, мужчина смахнул со стола чашку и банку с вареньем, которые со звоном разбились, ударившись об стену.
Стало легче. Немного.
Сабин встал, пошел в комнату вслед за Сашей. Вид ее зареванной мордашки, чуть снова не вывел его из себя. Но он заставил себя говорить спокойно, хоть голос все еще дрожал от злобы:
- Раз так, тогда оставайся одна, - выплюнул он в сторону «дочки» свое решение. – У меня нет времени с тобой разбираться…
Он подошел к полкам, где хранились ее игрушки, начал сбрасывать их на пол, словно ища что-то. Под руку попался медвежонок, который вызвал приступ неконтролируемого раздражения. Сабин скинул его на ковер, да еще и ногой встал, чтобы хоть как-то заглушить злобу. Наконец, он добрался до места, где хранилась теплая одежда Саши. Выбрал пару попавшихся вещей, не церемонясь, кинул их на кровать девочки.
- Или ты одеваешься прямо сейчас, или остаешься здесь, а я ухожу, - жестко проговорил он. – Решай сейчас же.

Папа не пришёл. Она продолжила плакать, правда уже больше для проформы, нежели чем от обиды. Никто её не захотел пожалеть, и она стала чувствовать, что папа не такой милый и добрый, как казался всегда. Зачем ему уходить? Почему он не хочет о ней позаботиться? Почему он не пожалеет её? Обида, разочарование. Что-то разбилось на кухне. Девочка вздрогнула и села на кровати. Почему-то стало страшно, когда она увидела разгневанного отца, который старался делать лицо нормальным. Она села на кровати и стала вздрагивать и втягивать голову в плечи, когда он устроил шмон в её комнате. Вот он наступил на её любимого медвежонка, и она снова заплакала. Потом он кинул вещи на её кровать и остановился на пороге комнаты. Его грозный вид и жёсткий голос сказали девочке, что неподчинение может караться чем-то страшным. Папа несколько раз бил её ремнём, и повторения этого ей совсем не хотелось. Поэтому она вскрикнула и сползла с кровати. По щёчкам текли слёзы, было страшно и жарко. Девочка посмотрела на вещи и села на кровать. Кофту она сняла достаточно быстро, хотя запуталась в водолазке. Наверное, это вызывало достаточно весёлое зрелище: одна рука торчит в горловине, другая в рукаве, а голова пытается просунуться в другой рукав. Повозившись немного с кофтой, она сняла её и жалобно посмотрела на папу. Тот отвернулся, и она, всхлипнув, сняла пижамные штаны и стала надевать колготки. Вот с этим тоже было тяжело, и она снова не справилась. Конечно, в пять лет уже можно было научиться одеваться самостоятельно, но часто одеваться ей помогали мама или Женя. Особенно была большая морока с колготками. А сейчас ей никто помогать не собирается. Она снова всхлипнула.

- Папочка... Плости меня... помоги мне одеться? - жалобно попросила она, всё ещё всхлипывая.