Автор | Пост |
---|
Обитатель | Осень – удивительное время года. Причудливое и неоднозначное. В этом она напоминает весну, но вот только эмоции и мысли два этих переходных времени года вызывают совершенно разные. Весна наполнена предвкушением чуда и пробуждающегося тепла, осень же, наоборот, готовит к холодам и непогоде. В одной книге, которую как-то прочла Яшими, автор сравнивал осень с разлагающимся мертвецом, который никак не хочет упокоиться в своей могиле и все пытается продемонстрировать подобие жизни. Гниль и разложение, скрытое за яркой пестротой листвы. Девушке такое сравнение не понравилось, хоть она и не могла не признать, что какая-то доля истины в нем определенно содержалась. И все-таки ей самой осень представлялась в более приятном облике. Файр сравнивала ее с капризной феей, которая нет-нет, а решит подарить тебе что-то хорошее, особенно когда его не ждешь. И тем приятнее уготовленный сюрприз. Сегодня осенняя фея определенно была благосклонно настроена к людям, потому как подарила им воистину великолепный день, согретый последними неяркими лучами слабеющего к зиме солнца. Скоро, если верить представлениям ее предков по отцовской линии, солнце покинет мир живых, и миры духов и людей соединяться, поскачет по миру Дикая Охота. Но это будет где-то там, не здесь. В детстве Яшими с удовольствием читала старые английские сказки, легенды, разбиралась в запутанных представлениях кельтов о мире вокруг и все пыталась представить, какими же они были. Но здесь и сейчас все это казалось несоизмеримо далеким и нереальным, а вот восточное наследие ее матери проявляло себя все сильнее. Теплый осенний денек определенно стоил того, чтобы выбраться на улицу и подольше погреться на солнце, запасаясь его теплом на долгую, холодную зиму. Яшими собрала побольше бумаги, чернил, взяла свой набор для каллиграфии и решила направиться с ним к беседке у ручья. Придет зима и она переберется с ним в чайный домик, а пока можно было посидеть и здесь. Благо погода прекрасно настраивала ее на нужный лад и проблем с занятием не предвиделось. Перед входом в беседку девушка останавливается, закрывает глаза, подставляя лицо солнцу, и улыбается. Глубокий вдох и выдох. Изгнать из головы все лишние мысли и настроиться на предстоящее дело. Для британки занятия каллиграфией давно уже превратились в своеобразный ритуал, и как в любом ритуале, тут сама последовательность действий являлась своеобразной настройкой в нужном направлении, и потому никогда не менялась. Усевшись поудобнее, Яшими раскладывает ткань-подкладку, на которую сверху кладет чистые листы бумаги. Разглаживает первый тренировочный лист и придавливает его уголки подобранными когда-то давно в ручье камушками. Камушки гладкие, приятные на ощупь и все такие интересно-пятнистые, что их интересно даже просто разглядывать, думая о чем-то своем. С тихим щелчком открывается коробка, в которой хранятся кисти и иные принадлежности. Девушка ласково проводит пальцами по крышке, будто здоровается со старым другом. Так оно и есть. Бабушка рассказывала, что ее прадед привез этот набор с собой из Японии, в нем заключалась его память о родине. В нем – и ее собственная память о корнях, о том, откуда она пришла в этот мир. Иногда девушке хочется прикоснуться к старому футляру не так, хочется приподнять завесу и заглянуть за грань прошлого – узнать, чьи руки еще касались его, с какими чувствами и мыслями? Но она никогда не заходит дальше мыслей, считая подобное действие чем-то кощунственным и в корне неправильным. Поэтому старый футляр и дальше хранит свои загадки, а Яшими довольствуется легким ощущением тепла, что как ей кажется, исходит от дерева. Она медленно выкладывает на ткани тушечницу, раскупоривает ее, нюхает зачем-то чернила, наливает в пиалу принесенную с собой в бутылочке теплую воду и размачивает там кисти, немного воды достается и тушечнице, где уже лежит подготовленный брусочек темно-фиолетовой туши. Файр разминает пальцы и наконец берет в руку кисть, делает несколько пробных взмахов, вспоминая правильные ощущения, рисует что-то в воздухе перед собой и только после этого опускает кисть в тушь и ждет, пока та как следует пропитается. Девушка достает из стопки бумаги таблицу ключей, отыскивает в ней нужные. Она уже примерно знает, чем именно займется сегодня, не сказать, что дело ей предстоит совсем уж новое, но стоит все-таки освежить в памяти, чтобы сделать в итоге все как нужно. От всей души наплевав На границы привычных рамок, В поднебесье нахально парит Невзятый мой замок... |
Обитатель | Игривый луч солнца скользит по листу бумаги, приглашая кисть последовать за ним, и девушка принимает это приглашение игры. Кисть уверенно и плавно скользит, выписывая основу – первые самые простые линии. Просто для разминки, чтобы вспомнить и проверить навык. Не забылся ли за ту неделю, в течении которой она не могла уделить времени каллиграфии? Но все в порядке, и на бумаге в ряд появляются тонкие и по-своему изящные линии. Можно попробовать что-то чуть-чуть посложнее. Яшими бросает взгляд на таблицу ключей и начинает выписывать первый из отобранных на сегодня – двадцать первый, носящий забавное название «черпак». Он ассоциируется для нее со звездами, созвездиями Большой и Малой Медведицы. Файр в очередной раз гадает, что же древние нашли общего между ковшами и медведями, что дали этим созвездиям такие названия. Но думает она как-то отвлеченно и вскользь, больше сосредоточившись на написании ключа, чем на чем-то ином. В этом залог правильного написание. Не достигла Яшими еще таких высот, чтобы можно было думать и даже разговаривать о чем-то и параллельно писать иероглифы. Вот бабушка та и не такое умела. Девушка невольно вспоминает их вечерние посиделки, сказки, что рассказывала бабушка-Исами, не отвлекаясь от того, что выписывала ее кисть по бумаге. Тогда ее внучке казалось, что иероглифы складываются в картины и рассказанные сказки будто оживают в них. Файр слишком углубилась в воспоминания, рука дрогнула и написанное смазалось. Она досадливо цокнула языком, убирая испорченный лист, и принялась за работу более медленно и вдумчиво. Нечего отвлекаться. Не доросла еще. Горизонтальная – откидная – вертикальная. Последовательность линий звучит своеобразным ритмом в голове, Яшими выписывает ее снова и снова, пока весь лист не покрывается ровными рядами ключей. С каждым разом выходит все лучше и лучше, ряды получаются больше похожими друг на друга. Девушка откладывает готовый лист и берет следующий. Еще раз, все тоже самое, пока результат не удовлетворит ее саму. Мысли о созвездиях, медведях и выписанный ключ тянут за собой и другие ассоциации, и, когда Файр берет следующий лист, она уже знает, какой иероглиф напишет здесь. Он не представляется слишком сложным, но прекрасно ложиться в такт ее мыслям. 北 – север. Кажется, если она еще хоть немного помнит географию, именно туда указывает самая яркая из звезд в созвездии Малой Медведицы. Полярная звезда. Интересно, связано ли значение иероглифа с этим? Девушка медленно выписывает его в углу страницы, вспоминая для себя последовательность линий. Горизонтальная, откидная, вертикальная, горизонтальная, откидная вертикальная. Кажется так. Чувствуя некоторые сомнения, девушка еще раз, на пробу, выписывает иероглиф на листе, но вроде бы не чувствует никаких противоречий в написании. Она берет новый лист, мысленно разделяет его на квадратики, в каждый из которых нужно вписать выбранный символ, и принимается за работу. Поначалу получается не очень, иероглиф не выглядит симметричным и приятным глазу, но постепенно дело идет на лад. Последний ряд можно уже даже назвать приемлемым. Еще один лист для закрепления навыка и можно попробовать немного поиграть с размером, вписывая иероглиф в квадраты то большего, то меньшего размера, а заодно и определить, в каком виде символ выглядит более красивым. От всей души наплевав На границы привычных рамок, В поднебесье нахально парит Невзятый мой замок... |
Обитатель | Время за занятием течет незаметно. Лучи солнца весело пробегают по бумаге, выглядывая из набегающих облаков, и Яшими кажется, что она тут не одна, за ней присматривает кто-то добрый и игривый, как маленький рыжий котенок. Только что не шалит, опрокидывая тушечницу и оставляя следы лапок на листах, превращая иероглифы в совершенно не читаемые пятна. Файр аккуратно откладывает кисть в сторону и разминает пальцы, потом запястья и плечи, поводит головой из стороны в сторону, чувствуя, что шея затекла. Сидеть резко становится неудобно и она встает, делая несколько шагов по беседке и выходит наружу. Еще раз посмотреть на солнце, а заодно немного размяться – покрутить головой, выполнить наклоны корпуса влево-вправо, да несколько приседаний, чтобы разогнать застоявшуюся в теле кровь, а заодно немного согреться. Все-таки на улице осень, и если сидеть долгое время в одной позе, то можно и замерзнуть. И проголодаться. Но последнее девушка предвидела, так что среди прихваченных ею вещей есть и испеченная с утра рисовая лепешка, да осталось немного воды, не чай горячий конечно, но тоже весьма неплохо, если хочется пить. Пробовать воду из ручья Яшими бы точно не рискнула – во-первых холодная, а во-вторых кто знает, кто и что с этой водой делать мог. Лучше уж прокипяченная из чайника, хоть и остывшая уже. После получасового перерыва Файр возвращается в беседку, промывает в воде успевшую подсохнуть кисть, кладет перед собой чистый лист бумаги и берется за написание следующего ключа. Шестьдесят восьмой ключ 斗 – «ковш», весьма созвучен по значению с предыдущим из написанных ею, за что, собственно, и выбран. Написание его тоже нельзя назвать очень уж сложным, так что дело относительно быстро идет на лад. Две изящные капли, горизонтальная и вертикальная. Все кажется довольно простым. Основная сложность с точки зрения Яшими – разместить «капли-точки» так, чтобы это выглядело наиболее красиво и аккуратно. С этим намерением она и выписывает избранный ключ то так, то эдак, выбирая оптимальный размер, соотношение и разлет линий. Постепенно девушка настолько увлекается, что даже начинает подмурлыкивать себе под нос какую-то песенку без слов. То ли в песне содержался нужный ритм, то ли к ней наконец стало приходить понимание выбранного ключа, но постепенно «ковши» становятся все более похожими и соразмерными. Есть даже чем полюбоваться. Яшими откидывается чуть назад, с законной гордостью изучает написанное ей. Получилось не так плохо, как могло подуматься по началу. Все-таки в каллиграфии основной смысл в том, чтобы писать больше, писать чаще, писать разное. И добиваться того, чтобы удавшийся случайно иероглиф стал закономерностью. Поэтому девушка не останавливается на достигнутом, а берет следующий лист и продолжает выписывать ключ, надеясь закрепить удачно подобранное сочетание, сделать его естественным и автоматически повторяемым. Кисть все увереннее и легче скользит по бумаге, позволяя мыслям отвлечься на что-то постороннее, и выудить наконец из памяти нечто, что упорно свербит где-то в мозгу, царапает сознание. Это похоже на озорную стрекозу, которая то подлетает все ближе, дразнит игрой солнца на крыльях, а стоит протянуть руку – улетает подальше, так что и не поймаешь. Яшими никогда не увлекалась ловлей насекомых, предпочитая просто любоваться ими. И довольно быстро выяснила, что если долго сохранять спокойствие и неподвижность, то тебя перестают воспринимать как угрозу и яркая стрекоза может даже сесть на рукав, давая рассмотреть себя во всех подробностях. У мыслей определенно было какое-то сродство с насекомыми, во всяком случае, когда Файр перестала пытаться поймать за хвост ускользающую мысль, та сама пришла к ней. Девушка вспомнила, как они с бабушкой складывали бумагу особым образом, а потом бабушка выписывала на них иероглифы и вешала на стены. Она говорила – надо бы перед входом в дом, чтобы не пустить внутрь злых духов. Яшими тогда просила научить ее также, но Исами сказала – потом. Когда научишься писать лучше. И действительно, учила потом, но совсем недолго – девушка закончила школу и покинула родной дом, так толком и не научившись этому искусству. Возможно, сейчас стоило немного покопаться в памяти и извлечь на поверхность то, чему ее тогда успели научить? От всей души наплевав На границы привычных рамок, В поднебесье нахально парит Невзятый мой замок... |
Обитатель | Файр откладывает в сторону исписанный лист, кладет кисть на подставку и берет чистый лист бумаги. Долго вертит его в руках, рассматривает, вспоминая, как же его надо складывать. Яшими закрывает глаза, стараясь вернуть, воскресить в памяти то, что ей говорила и показывала бабушка. Это искусство называется офуда, внучка. Это искусство вкладывать свою силу и свои мысли в символы. Выражать свои намерения словами и делать их реальностью. Это сложно. Но если ты хочешь, я научу тебя. Смотри и слушай. Перед глазами словно сам собой возникает запах горящих благовоний, сухие морщинистые руки, ловко складывающие бумагу. Девушка медленно, очень неуверенно пытается повторять за ними. Собственные пальцы кажутся чужими и не послушными. Тогда у нее все-таки получилось, не сразу, но получилось. Получится и сейчас. Нужно только вспомнить. Она складывает лист пополам, тщательно разглаживает сгиб, чуть хмурится, вспоминая, как же нужно делать дальше. Потом складывает его еще и еще раз, получая из бумагу гармошку, снова тщательно разглаживает ногтем все сгибы. Ножниц Яшими с собой не брала, так что придется справляться руками – аккуратно надрывать бумагу то с одной, то с другой стороны, а потом отгибать свободный концы в разные стороны, пока не получится бумажная косичка. Файр разделяет ее на отдельные ленточки. Их получается много, должно хватить для того, что она придумала. Девушка откладывает их пока в сторону, придавив камушком, чтобы не разлетелись от начавшего подниматься ветерка, и берется за чистый лист бумаги. Прежде чем писать на заготовках, нужно поэкспериментировать на простой бумаге, посмотреть, как будут смотреться иероглифы вместе. Яшими уверена, что это так же важно. Правильное действие должно быть красивым. Британка опять размачивает в воде, ставшей уже темно-фиолетовой, подсохшую кисть и окунает ее в тушь. Вдох-выдох. Закрыть глаза, успокоить мысли и провести первую линию. Горизонтальная, откидная, вертикальная, горизонтальная, откидная вертикальная. Посмотреть на то, что получается. Расслабить напряженные пальцы, чтобы линии не получались такими дрожащими и неровными и продолжить. Точка, еще одна, горизонтальная и вертикальная. Яшими недовольно поджимает губы, результат ей категорически не нравится, но это значит только, что его нужно повторить снова и снова. Столько, сколько нужно, пока не получится. Кисть снова касается бумаги и выписывает пару иероглифов, потом еще и еще раз – с каждым разом движения делаются спокойнее и увереннее. Постепенно девушка уже практически перестает думать о том, что делают ее руки. Теперь она думает о написанном. О значении выбранных иероглифов. О чем думал тот, кто первым решил вывести их на бумаге? Какие свои намерения вкладывал в них? Что за мысли хотел донести до людей через бездну веков? Не узнать и не отгадать. Остается только вкладывать свое. Что в них? Просьба или пожелание защиты? 北斗 – Бейдоу. Большая медведица. Матушка ковша, изгоняющая злых духов. Файр вспоминает, как она с Санджаной обсуждали звезды и астрологию. Кажется, тогда они не дошли до того, что звезды не только отражают характер человека. Они могут еще и оберегать его. Или не могут? Сила – в намерение. Сила в том, что ты вкладываешь, о чем думаешь. Мысли материальны – думай, желай и обязательно достигнешь. Действительно ли это так? Могут ли простые символы, написанные на листе бумаги кого-то спасти и защитить? Кисть замирает над бумагой. Сомнения, вопрос и откуда-то появившаяся глухая боль. Если существует хотя бы крошечная вероятность, хотя бы крупинка надежды – оно того стоит. Если беду отведут слова – пусть не кончаются. С кончика кисти падает капля туши, растекается неровной кляксой. Яшими вздрагивает, встряхивает головой, возвращаясь к реальности и откладывает испорченный лист в стороны. Упрямо подживает губы и берет следующий. На этот раз кисть, ведомая ее настроением вырисовывает линии четкими, густыми, немного грубоватыми, но что-то в них такое есть. Отблеск силы, померещившийся на мгновение. От всей души наплевав На границы привычных рамок, В поднебесье нахально парит Невзятый мой замок... |
Обитатель | Солнце уже давно миновало зенит и теперь светит в спину, склонившейся над бумагами девушки. Рука, на которую она опирается подрагивает от усталости и напряжения, но Файр раз за разом упрямо выводит на бумаге пару иероглифов. Трудно вспомнить, когда она последний раз работала с таким упорством. Но сейчас Яшими буквально одержима возникшей лихорадочной идеей. Она больше не кажется спокойной и отстраненной, наоборот – на щеках горит румянец, а глаза сверкают ярким, живым светом. Вот девушка откладывает в сторону исписанный лист, выпрямляется в очередной раз разминая спину, и тревожно смотрит на небо. Скоро начнет темнеть, а так хочется закончить все сегодня. Но в тоже время ей нужен небольшой перерыв, потому как иероглифы перед глазами начинают смазываться. Девушка несколько раз крепко зажмуривается, считая про себя до десяти, снова открывает глаза, переводит взгляд куда-то вдаль, потом – на кончик своего носа, смотрит то в одну, то в другую сторону, а в конце просто сидит некоторое время с закрытыми глазами, заодно приводя в порядок и свое внутреннее состояние, отыскивает внутри себя нужные мысли и эмоции. И только потом, немного отдохнув, достает небольшие узкие бумажки – заготовки для офуда и начинает выписывать на них отработанную сегодня пару иероглифов. Медленно, аккуратно и вдумчиво. Главное сейчас – не сосредотачиваться на технике исполнения, ее она отрабатывала раньше. Теперь самое важно то, о чем она думает, чего хочет. Как мысли и намерения сделать силой? Как обратить в магию простое пожелание? Нужно верить. Нужно желать. Так сильно, как это возможно. Яшими представляет себе Большую Медведицу, такую мохнатую, но добродушно ворчащую. В ее мыслях она чем-то напоминает бабушку. Может быть исходящим от нее ощущением покоя и безопасности? И свирепой, пока сдерживаемой готовности защищать своих медвежат? Их девушка тоже представляет себе очень ясно. Пищащие комочки под брюхом огромной медведицы. Она свернулась вокруг них, защищая и грея свои теплом. Иероглифы покрывают листочки один за другим, Файр старается вложить в каждый их них это ощущение покоя и невозможности того, чтобы рядом оказалось какое-либо зло. Вот только получается ли? Она будет счастлива, если получится хотя бы с одним. Лучи заходящего солнца не достигают беседки и в ней становится намного холоднее. От нагретых за день камней исходит какое-то тепло, но его явно недостаточно, а самое главное – писать становится темно. Яшими понимает, что нужно заканчивать. Она чувствует себя ужасно уставшей и измотанной, будто не письмом занималась, а целый день тяжелые камни туда-сюда перетаскивала. Но своей сегодняшней работой девушка довольна. Она тщательно промывает кисти, вытирает их насухо льняной тряпицей и убирает в футляр. За ними следуют остальные принадлежности. Уборка вещей – это тоже своеобразный ритуал, он помогает вернуться из мира символов и знаков в мир привычный. Яшими перебирает исписанные листы, определяясь, какие нужно выбросить, а какие стоит сохранить и убирает их в сумку. В отдельный карман она осторожно кладет листочки, с написанными на них заклинаниями. Как бы узнать, есть ли среди них рабочие? Но об этом она будет думать потом. Сейчас стоит подумать о более близком и приземленном. Например о том, что нужно раздобыть немного еды и выпить горячего чая, а то она совсем продрогла тут. Яшими поудобнее пристраивает сумку на плече и неторопливо отправляется в сторону столовой. Интересно, догадается ли там кто-нибудь ей сказать, что она опять ухитрилась измазать нос в чернила? От всей души наплевав На границы привычных рамок, В поднебесье нахально парит Невзятый мой замок... |