Все бывает впервые

Металлические прутья лестничных перил неприятно холодили висок. Сама лестница была твердой и тоже холодной, а пролетом ниже сильно, до тошноты, пахло табаком. Вот был человек - улыбался, думал, мечтал, надеялся, жил - и вот его нет. И никогда уже больше не будет. Мэйлин прикрыла глаза, прижимаясь виском к лестничным перилам. Вообще-то, она понимала, что когда-нибудь это произойдет. Что когда-нибудь и она столкнется со своей первой потерей. Откроет список, который тщательно записывает каждый из хирургов. Где каждое имя в этом списке прекрасно помнишь, словно оно - твое собственное. Мэйлин вот пока еще помнила - Лю Цзялин, пятьдесят семь лет, массивная тромбоэмболия легочной артерии. Тромбоэмболия правой коронарной артерии. Обширный инфакрт миокарда.

А ведь была возможность все предотвратить. Ведь еще вчера все было хорошо - пациентка поступила на обследование, Мэйлин направила ее в стационар, и на сегодняшнее утро была назначена коронография. На одиннадцать утра. Только вот госпожа Лю Цзялин ее не дождалась - эмбол оторвался в семь, а к одиннадцати добавилась эмболия коронарной артерии и мгновенно развившийся некроз сердечной мышцы. Если бы только Мэйлин назначила обследование пораньше на утро, этого можно было бы избежать - сразу экстренно заказать операционную, удалить тромбы, провести последующее лечение. и уже через пару недель Лю Цзянлин спокойно могла вернуться домой. Рассказывала, ее внучка маленькая ждала, четыре годика всего. Теперь уже не вернется.

Мэйлин зажмурилась и ниже опустила голову, прижимаясь подбородком к подтянутым к груди коленям. Хотелось зажмуриться еще сильнее, до боли в глазах, а потом открыть глаза, и понять, что ничего не было, что еще есть время - переназначить направление на пораньше, быть готовой ко всем неожиданностям, знать, что есть возможность все исправить. У нее даже слез не было, хотя ей всегда казалось, что она не сможет успокоиться, когда впервые столкнется со смертью на операционном столе. Столкнулась - а слез не было. Неправильно как-то. Словно ей все равно. Только болит что-то внутри.

- Переписывай, - в сотый раз за прошедшие несколько дней велел Вэньхуа Фэну, перечитав заполненный им протокол.

Он даже завел себе на работе красную ручку, которой помечал все то, что его бесталанный интерн забывал вписать в документы из важного. С утра и так дел было по горло: приемник с вечной суматохой, потому что в Пекине ежедневно огромное количество людей получало травмы головы, потом жалоба родителей великовозрастного пациента на то, что ему назначили лишние обследования, на которую нужно было дать развернутый ответ. Вэньхуа знал, что был прав, потому что нужно было исключить ряд более серьезных патологий перед тем, как назначать оказавшееся эффективное консервативное лечение, но это все нужно было расписать в красках. А Фэн путался под ногами, и ему нельзя было ничего поручить по делу. Он даже обследование вновь поступивших провести по-человечески не мог, потому что для того, чтобы при ЗЧМТ после ДТП посмотреть еще и шейный отдел позвоночника айкью должен дотягивать хотя бы до восьмидесяти.

Фэн дисциплинированно переписал протокол, отдал его на проверку и отправился курить. Это было еще одним его недостатком в глазах Вэньхуа. А пока интерн ошивался а лестнице, можно было посмотреть полученные на посту результаты анализов пациентки, которая шла на завтра на плановую операцию по поводу доброкачественной опухоли в опасном месте. Но вот только интерн вернулся уже минут через пять, Вэньхуа только успел переслать результаты анестезиологу.

- Дин дайфу, - Фэн был каким-то странным.

- Кто за тобой гонится? - спокойно спросил Вэньхуа.

- Дин дайфу, там на лестнице сидит ваша знакомая, Юн дайфу из кардиологии. По-моему, она плачет, - смущенно и взволнованно сказал интерн.

Вэньхуа встал из-за стола и немного недоверчиво посмотрел на Фэна. С одной стороны, какого черта он лезет, с другой, если он не ошибся, Мэйлин могла понадобиться помощь.

- Никому ни слова, - строго предупредил Вэньхуа.

Он вышел из ординаторской и пошел на лестницу, где находилась курилка. Мэйлин сидела на пролет выше, чем стояли пепельницы. Вэньхуа еще никогда не видел её такой.

- Мэйлин, что случилось? - спросил он, подходя ближе.

В кармане провибрировал телефон, но Мэйлин не стала его доставать и смотреть, что там. Наверняка звонил Чжи, ассистирующий ей сегодня хирург, узнать, сама ли она заполнит протокол операции и напишет заключение о смерти. Конечно сама. Но сейчас Мэйлин никого не хотела видеть, поэтому, когда на лестничной площадке вдруг материализовался интерн - подопечный Вэньхуа, Мэйлин только извинилась перед ним и переползла еще на пролет выше, надеясь, что у него хватит такта сейчас не лезть. Не хватило. Поинтересовавшись, не случилось ли у неё что, интерн получил исчерпывающий ответ, что ничего, просто она отклоняется от работы, чего ему не советует, и счел за лучшее пропасть из поля зрения раздражанненой его вмешательством Мэйлин.

Убедившись, что осталась на лестнице вновь одна, Мэйлин опять прижалась виском к металлическому пруту. У неё болела голова, и прохлада, хоть и была неприятной, немного спасала. Но побыть наедине с собой ей не удалось. Едва заметив Вэньхуа, девушка догадалась, кому должна быть благодарна за появление тут мужчины. Новости о смерти пациентки ещё не успели расползтись по клинике, и, раз Вэньхуа спрашивал, в чем дело, был ещё не в курсе. Мэйлин немного выпрямиламь и молча посмотрела на Вэньхуа, раздумывая, что ему ответить. Не говорить же ему ту ерунду, которую она скормила интерну.

- Моя пациентка умерла, - честно сказала Мэйлин, виновато отводя взгляд, как будто ждала, что сейчас Вэньхуа начнет ее в этом винить. И было неловко, от того, что еще так много важных дел - заполнить документы, связаться с родственниками и сообщить им неприятные новости, выслушать от них поток жалоб и обвинений, побывать у Фэна дайфу на ковре, а потом, если совсем не повезет - у Сина цзынли, написать пару объяснительных и снова пойти работать, и быть в состоянии продержаться до конца смены. А вместо этого она тут сидит и не может заставить себя даже подняться с лестницы.

Вэньхуа знал, что прежде у Мэйлин ещё не умирали пациенты, и при её специальности это было редкой удачей. Но, к сожалению, эта удача рано или поздно заканчивалась. Всегда тяжело терять пациентов. Если он умирает во время операции, сколько ни убеждай себя в том, что сделал все возможное, сложно отделаться от мысли о том, что вдруг была какая-то возможность этого не допустить. Говорят, с опытом привыкаешь. Вэньхуа сам ещё не привык, хоть уже открыл счёт личному кладбищу.

- Мы не всесильны, люди смертны, - сказал он. - Держись.

Вэньхуа сел на ступени рядом с Мэйлин и обнял её за плечи. В этой ситуации невозможно подобрать правильные слова. И лучше не задавать вопросов, пусть говорит только о том, о чем захочет сказать сама. На вопросы Мэйлин ещё устанет отвечать во время разборок с родственниками, комиссиями и начальством. В таких ситуациях всегда найдётся много знатоков, которые будут искать виноватых, а у врача в глазах родственников пациентов презумпция виновности.

Вэньхуа крепче обнял Мэйлин, и ему было плевать, увидит ли их сейчас кто-нибудь. Кто умеет думать, тому хватит такта не лезть, а на тех, кто думать не умеет, сейчас как никогда не стоило тратить нервы. Вэньхуа вспомнил, как Мэйлин подходила к нему, когда он сам был в такой же ситуации, и тогда ему было легче оттого, что она оказалась рядом.

Положив голову на плечо Вэньхуа, прижавшись щекой к гладкой ткани его медицинского костюма, Мэйлин прикрыла глаза и замерла, не двигаясь. Одна ее часть отчаянно желала остаться сейчас одной, чтобы снова впасть в тупое оцепенение, вторая - чтобы Вэньхуа больше никогда не оставлял ее одну. Собственные мысли вдруг показались такими сложными - Мэйлин даже не могла понять, хочет ли она вообще что-либо рассказывать. И облекать мысли удавалось не сразу, и приходилось делать долгие паузы, прежде чем выдать следующее предложение.

- Я не думала, что так будет. Вчера все было хорошо. Ее сын уговорил в стационаре пройти обследование. У нее даже жалоб никаких не было. Все говорила, что только ради сына и внучки. А утром тромб оторвался. Сначала эмболия легочной артерии, а не успели реанимацию закончить - как эмболия коронарных. И инфаркт на всю правую сторону, - она помолчала, заново переживая весь утренний кошмар. Уже целый почти год удавалось обойтись без эксцессов на сутках, и тут под утро такое... - Если бы я вчера вечером не стала откладывать коронарографию до утра, ничего бы не случилось.

А она решила не торопиться, не увидев в состоянии Лю Цзянлин ничего угрожающего здоровью. Были возрастные изменения в сердце и наверняка они же присутствовали и в сосудах из-за избыточного веса и не очень подвижного образа жизни, неправильного питания и стрессов, но эти изменения совершенно не вызывали опасений. И она с легким сердцем отправила женщину в стационар, обустраиваться, и на утро записала ее на коронарографию. Если бы она уделила чуть больше внимания и проявила чуть больше ответственности, то все это могло оказаться просто дурным сном. И от того, что она рассказала, ничуть не стало легче.

Со слов Мэйлин Вэньхуа понял, что её пациентке просто не повезло. Эмбол может возникнуть в любом месте кровеносной системы, в любой момент оторваться и вызвать совершенно неожиданный инфаркт или инсульт. А когда одно угрожающее жизнью состояние сменяется другим, сложно рассчитывать на чудеса.

- У тебя не было поводов назначать срочное обследование, - сказал Вэньхуа. - Ей не повезло с тем, что утром оторвался тромб, а тебе не повезло, что это произошло в твою смену с твоей пациенткой. Твоей вины тут нет.

В университете не учили ясновидению, а зря, это был бесценный навык для врача. Приходилось опираться на симптомы, интуицию и профессиональный опыт. Время нельзя повернуть вспять, и иногда оно оказывается упущенным по причине "не повезло". Невозможно проводить срочные обследования всем пациентам, поступающим на ночь глядя в состоянии, не угрожающем жизни. Для "cito!" в направлении всегда должна быть веская причина. А у пациентки даже не было жалоб.

В такой ситуации мог оказаться кто угодно, в том числе Син дайфу и Фэн дайфу при их многолетнем опыте. Потому что можно предположить, что при определенных факторах есть риск тромбоэмболии, но этот риск есть у кучи людей, которые даже не видят причин в немедленном обращении к врачу.

Мэйлин вздохнула. Не повезло. Да, может быть просто не повезло, что именно в этот день, именно в семь утра, не дожидаясь коронографии, пациентка умерла, будучи уверенной, что ложится в стационар всего на неделю, пройти полное обследование и исключить риск развития сердечно-сосудистых заболеваний. Какая-то злая ирония, от которой совсем-совсем не смешно.

- Родным пациентки это не поможет, - печально заметила Мэйлин. Она не могла представить себе, каково это, когда внезапно понимаешь, что твоего близкого человека, того, кого ты любишь, с кем только вчера обсуждал погоду или какую-то другую незначительную ерунду, сегодня уже нет. И никогда больше не будет - не услышать голос и не обнять, не подержать за руку и не почувствовать тепло объятий.

- А если я просто недоглядела? - спросила Мэйлин, поднимая взгляд на Вэньхуа. Ей бы было проще просто выплакаться, как обычно, как всегда она делала, когда эмоции не удается сдерживать. А сколько бы ни старалась - не смогла выдавить ни слезинки. Наверное, какая-то частичка ее тоже умерла вместе с пациенткой. И так каждый раз - внутри врача что-то немного умирает вместе с каждым пациентом, которого он не смог спасти.

- Я даже сделать ничего не успела, - с силой зажмурилась Мэйлин, надеясь, что от этой неприятной боли в висках и глазах ей станет проще воспринимать невосполнимую утрату. Когда хирургия оказалась бессильна, а ее опыта и знаний не хватило на то, чтобы восстановить некротированные ткани сердца, когда ассистент уже три минуты пытался добиться, чтобы она прекратила реанимационные действия и назвала время вмести, именно в этот момент Мэйлин поняла, насколько хрупкой и бесценной может быть человеческая жизнь. Того, кто еще несколько часов назад был уверен в том, что болезнь обойдет стороной, что все будет хорошо. А потом раз - и все.

- Я не думаю, что ты недоглядела. Но уверен, что тебе будет сложно перестать думать о том, что ты могла сделать по-другому. В этом мы с тобой похожи, - сказал Вэньхуа, ловя взгляд Мэйлин.

Сначала в малейших подробностях вспоминаешь все, что сделал, и чего не сделал, и прокручиваешь в голове сотни вариантов. как можно было сделать по-другому. Потом с трудом убеждаешь себя, что по-другому ничего сделать не мог, и что ни в чем не ошибся, просто так бывает, и люди смертны. А потом проходит время, и очень похожий пациент выживает в очень похожей ситуации, потому что на этот раз ты справился. Но вместо того, чтобы радоваться победе, начинаешь заново прокручивать в голове тот, первый случай. Поражения запоминаются лучше побед. Они дают бесценный опыт, но этот опыт очень непростой.

- Это у Шу дайфу пациенты не умирают, а у нас такие специальности, когда смерти пациентов неизбежны. Просто если бы мы не выполняли свою работу, этих смертей было бы намного больше, - сказал Вэньхуа. - Сейчас дай себе несколько минут на то, чтобы переварить все, что произошло. А потом придется взять себя в руки и работать дальше. Потому что помимо тех, кому помочь не удалось, есть куча тех, кому твоя помощь необходима, - он погладил Мэйлин по плечу.

Окончательно поникнув, Мэйлин опустила взгляд и принялась рассматривать ступеньку лестницы, словно могла найти на ней написанное решение, как справляться с такими ситуациями. Но ни на ступеньке, ни на стенах ни на потолке, ни в учебниках и ни в журналах не писали ничего о том, как перестать думать о том, что можно было бы исправить, чтобы вышло лучше. Чтобы не было этой смерти, которой не должно быть. Потому что дома ее ждали сын, невестка и маленькая внучка, потому что не было никаких жалоб и состояние было хорошим. Потому что тромб не должен был оторваться, не должно было быть повторной эмболии и инфаркта. Не должно, но почему-то случилось.

- Я знаю, - согласилась девушка. - Я просто посижу тут еще немного, - хоть лестница была холодной и твердой, и на пролет ниже сильно пахло табаком, так что саднило горло и щипало глаза. - Если хочешь, или у тебя дела - иди, нехорошо, если тебе из-за меня перепадет, что тебя нет на месте.

Она не могла допустить еще и того, чтобы на Вэньхуа жаловались, что его не найти в клинике, потому что он изволит сидеть с ней на лестнице и успокаивать, когда у нее впервые умерла пациентка. Это было нечестно по отношению к Вэньхуа. Не так давно Мэйлин говорила, как бы было хорошо, если бы все научились честно выражать свои эмоции, а сейчас она понимала, что Вэньхуа тогда оказался прав - что не всегда их выражение бывает уместным. Особенно если ты хирург. И нужно вырабатывать в себе махровый цинизм и умеренное равнодушие, которые не позволяют перегорать каждый раз, когда что-то идет не так. Нужно учиться разделять работу и личные эмоции, и не позволять им смешиваться вместе. Врач не имеет права демонстрировать чувства, когда от него зависят жизни. Не имеет права показывать страх, усталость или волнение. Только уверенность и спокойствие. Даже противно. Как будто врачи постепенно перестают быть людьми и превращаются в автоматизированные обслуживающие системы, созданные для удобства пациентов.

- Я пока могу побыть с тобой, - сказал Вэньхуа. - Посидеть за меня в ординаторской может Фэн, это единственное, что у него пока хорошо получается. Будет надо - позвонят.

Ему нужно было подготовить ответ о якобы ненужных назначениях, и родственникам этого пациента было бы полезно пообщаться с родными пациентки Мэйлин. Там ситуация была с точностью до наоборот: пациент, поступивший с острой неврологической симптоматикой, позволявший заподозрить сразу несколько смертельно опасных состояний, обошелся консервативным лечением абсцесса, находившегося неподалеку от мозжечка. И теперь нужно было объяснить, почему нужно было делать кучу снимков и прочих обследований вместо того, чтобы сразу назначить антибиотик.

- Что бы ни творилось дальше, не забывай, что это - часть профессии, просто неизбежное зло. И твоей вины в случившемся нет, - сказал Вэньхуа.

Потому что будут разборки с родственниками, нередко затем с комиссиями, постоянные объяснения, обвинения и куча прочей дряни, потому что иначе не бывает. Это когда пациент выживает в ситуации, когда ничто не предвещало, его спасло Провидение. А если он умирает, то по умолчанию виноват врач. И почему-то практически никто не считает наоборот. И нужно просто пережить и перетерпеть все эти разборки, помня, для чего пришел в профессию.

Мэйлин кивнула, впрочем, без особенного энтузиазма. Конечно, она была рада, что Вэньхуа решил побыть с ней сейчас, пусть у него была своя работа, и наверняка были какие-то дела, о которых он просто не стал говорить. Но одновременно с этим никак не могла избавиться от желания забиться в угол и просто побыть одной, чтобы не стараться строить из себя что-то, чем она не является. Наедине с собой можно быть слабой и расстроенной, и не скрывать, что страшно. больно и плохо. А еще она знала, что в таких ситуациях человек не должен оставаться один, но все, к чему она стремилась в отношении к другим людям, редко когда соблюдала сама с собой. Вот такая вот однобокая помощь.

- Это он тебе сказал, что я тут сижу? - спросила Мэйлин, хотя и знала ответ на свой вопрос. Ей больше не хотелось говорить о своей пациентке. Впереди еще часы разбирательств и объяснений, во время которых ей придется выслушать не только вопросы, но и выкрикиваемые ей в лицо обвинения, и тут обязательно припомнят и то, что она - женщина, и молодой возраст, и внешний вид - что слишком худая и маленькая, что выглядит несерьезно, что круги от недосыпа под глазами, а со щек только-только закончила сходить обожженная солнцем кожа. Удивительно, до чего могут только дофантазироваться пациенты и их родственники в желании обвинить врача.

И тема интерна казалась чуть более нейтральной. Конечно Фэн, кто же еще, тут, кроме интерна, все равно больше никого не было. Девушка натянула рукава белой тонкой водолазки на ладони и спрятала руки между притянутых к груди коленей, нахохлившись, как птичка во время холодного дождя. Вот бы было можно все вернуть назад и все исправить. Наверное, она бы еще исправила и то, что вместо лестницы для своего уединения выбрала какое-то более нелюдимое место. Правда, пока еще не знала, какое именно.

- Да, он, - ответил Вэньхуа. - И я велел ему никому больше об этом не говорить.

Он наделся, что Фэн послушается. Интерн и так слишком часто нарывался из-за собственной глупости и неисполнительности, и Вэньхуа рассчитывал, что когда-нибудь у Фэна включатся мозги.

- Мне кажется, что он проводит в курилке больше времени, чем реально работая, - добавил Вэньхуа, поддерживая идею Мэйлин сменить тему.

Ей было тяжело, и она хотела спрятаться от собственных мыслей. Он это видел со стороны и очень хорошо понимал из собственного опыта. Нормальная реакция на ненормальную ситуацию. Когда решаешь стать врачом, тебе кажется, что теперь ты можешь больше контролировать, когда речь идет о вопросах жизни и смерти. До тех пор, пока не понимаешь, насколько мало знаешь не только ты, но и современная наука в целом. Люди смертны, и ни один человек не способен это изменить. Как писал русский писатель, люди внезапно смертны. Это хуже всего. Сегодня кто-то жив, завтра его сбила машина, или у него оторвался тромб, или возникла неожиданная аллергическая реакция с отеком Квинке, или ему на голову упал кирпич.

- Тебе хочется, чтобы я ушел, или остался? - спросил Вэньхуа. - Я не обижусь, мне важно знать, как лучше тебе.

- Тебе кажется, он никогда не станет нейрохирургом? - Мэйлин сама в этом пока сомневалась - слишком уж невысокого мнения был о нем Вэньхуа. Она привыкла к тому, что он редко когда высказывает своё негативное отношение. И если он говорит открыто, значит, все действительно так, как он считает. Это Мэйлин любит оправдывать людей и старается думать о них всегда чуточку лучше, потому что ей кажется, что во всех можно найти что-то положительно, за что можно уважать и ценить. Но она не так много общалась с Фэном, чтобы сложить о нем какое-то однозначное мнение. Понятно было одно - пока он звёзд с неба не хватает.

Она замолчала, потому что не знала, как ответить на вопрос Вэньхуа. И не понимала особо, что ей сейчас делать, как вести себя в такой ситуации?

- Я не знаю, - наконец сказала Мэйлин, продолжая прижиматься щекой к плечу Вэньхуа. - Это не похоже на то, что я себе представляла. Мне всегда казалось, что я буду одна и не смогу успокоиться, что никто не будет сидеть рядом и никого не будет волновать, как мне лучше. А я не плачу. Вроде бы и надо, а не могу. Наверное, боюсь, что если мне станет легче, я забуду, и это плохо - словно мне все равно. Но это неправда, мне же не все равно.

До этого момента Мэйлин была глубоко уверена в том, что люди живы, пока о них помнят. Но оказалось, что жить в памяти и жить просто - это не то же самое, а совершенно разные вещи. Она бы не хотела остаться в чьей-то памяти телом, укрытым белой простыней, окружённым кучей трубок и проводов - так, как она сама запомнила свою пациентку. Мэйлин зажмурилась - не очень-то приятно об этом вспоминать.

- Посмотрим, станет или нет, - сказал Вэньхуа. - Пока я не вижу причин доверять ему что-либо серьезное на операциях. У него руки, вроде, из правильного места растут, но он раздолбай.

Он не знал, можно ли рассчитывать, что Фэн изменится и начнет более ответственно относиться к работе. Вэньхуа сам никогда не был таким. Когда не хватало знаний и опыта, он слушал, смотрел и учился. И больше всего боялся допустить какую-то ошибку, а не думал, на что на работе можно забить, авось не проверят.

Вэньхуа посмотрел на прижавшуюся к его плечу Мэйлин и стал гладить девушку по голове. Он чувствовал, что ей нужна поддержка, и помнил, что ему было легче, когда она оказалась рядом. А смерть пациента никогда не может быть такой, какой представлялось. Иначе её можно было бы избежать или отсрочить.

- Тебе должно стать легче, хотя бы чтобы работать дальше, - сказал Вэньхуа. - Ты же понимаешь, что пациенты будут умирать, каким бы хорошим хирургом ты ни была. Тебе будет не все равно, но нужно научиться с этим жить. Если тебе будет легче, когда ты будешь плакать, разреши себе плакать.

Единственным "надо", бывшим самым сложным в подобных ситуациях, было сообщить обо всем родственникам пациента. Причем это нужно было сделать только лично, каким бы ни был соблазн послать ассистента. Все объяснить, выразить сожаление, даже если нет никакой твоей вины в произошедшем, а затем выслушать все, что они будут говорить. Это не всегда обвинения, обвинения - это не так страшно, от них привыкаешь защищаться, закрыв эмоции. Хуже, когда видишь чужое горе, и от тебя ждут эмпатии, а не оправданий. И тогда очень сложно, и очень велико желание уйти от разговора под благовидным предлогом, но уйти, не выслушав, будет неправильно.