Голоса

С момента отъезда Яреци прошла уже практически неделя, и за все это время Тору появлялся дома только для того, чтобы перекусить и сразу завалиться спать. Вся его научная работа была оставлена на неопределенный срок, уступив место работе физической. С учетом большого количества выходных в начале мая у многих желающих углубиться в изучение воинских искусств и наличия у него свободного времени, Тору договорился о серии интенсивных тренировок, на которых и пропадал до позднего вечера пока Яри не вернулась Россию, что, собственно, должно было произойти уже следующим утром. И к чему он, по большому счету, не успел нормально подготовиться.

Поскольку сегодня был последний день запланированных тренировок, Тору долго не отпускали, заваливая вопросами, так что дома он оказался около половины одиннадцатого вечера. Осмотрев квартиру и убедившись, что ее внешний вид оставляет желать лучшего, а холодильник пугает своей пустотой настолько, что кажется, будто здесь никто не живет, Мотидзуки понял, что у него остается всего несколько жалких часов, чтобы исправить ситуацию. Яреци прилетала около пяти утра, и он обещал встретить ее в аэропорту, до которого еще нужно было добраться. Так что если он собирался потратить оставшееся время не только на уборку и поход в магазин, но еще и на сон, то ему следовало поторопиться.

Поразмыслив, начать Тору решил с посещения находящегося неподалеку круглосуточного продуктового магазина, так что, сбросив сумки, выскочил из квартиры и в хорошем темпе проследовал по уже хорошо знакомому маршруту. Но не успел он проделать и половины пути, как услышал звонок находящегося у него в кармане телефона. Подумав, что это может быть Яреци, Тору притормозил, вытащил мобильный и с удивлением обнаружил, что странный номер, с которого звонят, не имеет к его девушке никакого отношения. Но что-то в этом номере было такое, что Тору просто не мог его проигнорировать, а потому, чувствуя, как к горлу подкатывает комок, нажал на кнопку ответа и приложил телефон к уху.

- Дядя, это ты? - Раздался откуда-то издалека, который, как он понял, принадлежал его младшему племяннику Джуну. - Я этот номер еле нашел. Ты вообще читал электронную почту? Я же тебе писал... Дед... Он умер. Вчера были похороны. Бабушка... Я уверен, что она ждала тебя до последнего. Эх, дядя...

Джун замолчал, и Тору оглушенный неожиданными новостями, не знал, что сказать ему в ответ.

- Я... Спасибо что позвонил. Прости, я свяжусь с тобой потом...

Не в силах больше выносить ожидания, где-то на другом конце, Тору отключился и, словно во сне, опустил руку с телефоном. Он прекрасно понимал, что его родители далеко не молоды. Но то, что этот упрямый старик может уйти из жизни, пусть и в свои семьдесят девять лет, казалось ему чем-то совершенно абсурдным. Этого просто не могло случиться... Не с ним... И уж точно не в той ситуации, когда он за десять лет не сказал своему младшему сыну ни единого слова...

После звонка прошло уже около десяти минут, а Тору так и не смог полностью осознать сказанное племянником. В Японии сейчас было раннее утро и перед его глазами пролетали картины из прошлого, как его мать встает, тщательно приводит себя в порядок и начинает готовить завтрак, чтобы к тому моменту, как проснулся отец, в доме уже стоял аромат свежеприготовленной еды... Только вот отцу больше не суждено было проснуться. Вчера состоялись похороны, на которых он не был. Он настолько оторвался от семьи, что, когда возникла необходимость, его просто никто не смог вовремя найти... Он всегда считал себя плохим сыном, но на деле вышло, что он себе еще очень льстил.

Тору напрочь забыл о магазине и просто брел туда, куда несли его ноги. Он не знал сколько времени он уже находится в пути, как и куда он идет. Временами дорога казалась ему знакомой, словно он уже раньше проделывал этот путь. Хотя в этом не было ничего удивительного, они с Яреци часто гуляли в округе, и она показывала все так или иначе значимые для нее места. В какой-то момент ему показалось, что он больше не может никуда идти. Тору остановился, прислонился спиной к ближайшему зданию и прикрыл глаза. Мотидзуки не интересовало, как на его странное поведение могут отреагировать случайные свидетели этой сцены. Ему сейчас и вовсе было плевать на все, кроме пугающей, грызущей его изнутри пустоты, напоминающей обо всех совершенных ошибках, которые он, в силу обстоятельств, уже никогда не сможет исправить.

В реальность его вернули незнакомые голоса, раздражающие своей резкостью, назойливостью и нездоровым позитивом. Тору приоткрыл глаза и обнаружил рядом пару подвыпивших местных жителей, судя по выражению лиц, совершенно довольных жизнью. Он практически ничего не понимал из того, что они говорили, но учитывая часто повторяющееся в их речи слово "Россия", они пытались донести до иностранца, как ему повезло, что он попал в такую замечательную страну. И если эти два еще достаточно молодых мужчины были настроены по отношению к нему вполне доброжелательно, то самого Тору уже один их вид приводил в ярость. А потому он сделал то, на что никогда бы не пошел в другой ситуации - послал куда подальше и их и эту самую замечательную Россию.

То ли любители общения с иностранцами понимали японский, то ли язык ругательств оказался универсальным, то ли их насторожил тон, которым он с ними разговаривал, но веселые ребята резко замолчали, подошли на расстояние вытянутой руки и начали бросать на него не самые приветливые взгляды. На что Тору не стал сдерживать рвущуюся наружу злость и повторил сказанное еще раз, теперь уже на английском, чтобы увеличить вероятность быть правильно понятым гостеприимными жителями российской столицы.

Не успел он договорить, как в его сторону полетел кулак, видимо, призванный проучить в конец охамевшего иностранца. Тору никогда не испытывал особой любви к рукопашному бою, предпочитая эстетику работы с холодным оружием, но сейчас возможность нарваться на хорошую драку была именно тем, что ему не хватало, чтобы хоть как-то выплеснуть накопившиеся эмоции. Его потенциальные противники были крупнее и тяжелее, но у них явно не было его опыта поединков и такой же хорошей скорости и координации движений, которая к тому же наверняка ухудшилась после принятия изрядной порции алкоголя. Поэтому, без особого труда уйдя с линии атаки, Тору вышел противнику в бок, стараясь не упустить из виду и движения второго и, неожиданно пробил ему в челюсть с левой руки.

Характерный звук и возмущенный вопль приятеля пострадавшего возвестили о том, что удар у него получился, что окончательно похоронило возможность решить проблему мирным путем. Когда у него в руках было оружие, ему приходилось работать против нескольких противников сразу, а вот в рукопашную против двоих от выходил впервые. И хотя принципы работы были очень похожи, ему понадобилось время, чтобы научиться правильно рассчитывать расстояние до целей, не просто эффективно уходя от атак и не позволяя кому-то из них выйти ему за спину, но и нанося время от времени быстрые проникающие удары. Последнее было особенно непросто с учетом того, что он проигрывал не только в росто-весовых показателях, но и длине рук.

Один раз ему все же не удалось полностью избежать атаки одного из противников. Кулак черканул по его лицу, рассекая бровь чем-то металлическим, похожим на кольцо с широкими и достаточно острыми гранями. И пусть в этой бесславной битве, длящейся от силы минуту, один из противников уже оказался на земле и, судя по его виду, был готов признать свое поражение, потихоньку сочащаяся кровь начала создавать некоторые неудобства. Так что со всем творящимся безобразием стоило покончить как можно скорее, пока обычная драка не переросла во что-то серьезно угрожающее здоровью и жизни ее участников.

Последнее время синьору Фернандезу было тоскливо, одиноко и грустно. Дочь несколько дней назад уехала с институтом во Францию смотреть на знаменитую “Джоконду”, Лаура не хотела с ним общаться, её сильно подкосила смерть бабушки, а он приехать не мог на похороны. Ему не хотелось обременять дочь, звонить ей по вечерам, чтобы болтать, ведь он так никогда не делал раньше, а сейчас она могла себе что-то напридумывать, сорваться из Франции и прилететь к нему. Он не хотел её тревожить. Поэтому он завалил себя работой и почти не вылезал из посольства. Сначала работал на кухне, готовя обед работникам, потом убирался и занимался административно-хозяйственной работой. Иногда получалось так, что приходил в семь утра и уходил в одиннадцать вечера. Дочь бы убила его за такое отношение к своему здоровью, но так хотя бы не лезли в голову неприятные мысли.

Но иногда ему хотелось просто всё бросить и уехать отсюда. Оставить дочку, понять, что его малышка выросла и не нуждается в его опеке, что у неё своя жизнь и свои ошибки. Нельзя вмешиваться в жизнь своих детей, если видно, что они счастливы и любимы. Яреци была счастлива со своим японцем, и он, после некоторых колебаний, принял его в свою семью. По крайней мере, это было лучше, чем её никчёмные мальчики-одноклассники, с которыми и поговорить-то не о чем. А здесь был человек умный, образованный. И дело не в возрасте избранника любимой дочки, дело в чём-то другом. Это было что-то неуловимое, настолько ничтожное, что нельзя было определить это. Так было и у Гильермо, только он не увидел этого "чего-то" и упустил возможность общаться с дочерью и её мужчиной. Там разница была почти сорок лет...

Часы показывали одиннадцать вечера, и Моррис решил всё-таки отправиться домой. Дочка обещала завтра вечером зайти домой, чтобы рассказать ему про свою поездку во Францию, и ради этого Моррис взял себе выходной, чтобы выспаться, что-нибудь приготовить. А то ведь прицепится со своими нотациями, что он не следит за своим здоровьем.

А вообще иногда посещали его мысли уволиться. Как он понял - жена не хочет сюда возвращаться, а он... ну вот не могут они больше найти нормального мексиканского повара - у них паранойя. Как-то кого-то пытались отравить, и теперь только ищут профессионалов. Но профессионалы не будут менять свою работу на вот это безобразие. И он бы не поменял, не будь он любимым человеком Лауритты, которая по работе отправилась сюда. Не хотел её бросать...

Он вышел на улицу, прошёлся по территории и вышел за ворота. Со стороны города стояли полицейский, которого приставили охранять периметр посольства, и его сменщик. Обоих парней Моррис знал прекрасно, относился к ним хорошо, иногда приносил им с кухни еду.

- Господин Фернандез, - обратился к нему один парень, - а правда, что город Сьюдад-Хуарес самый опасный в мире?

- Да.

- А вы там были? Там действительно полицейским раздали рогатки вместо пушек?

- Нет, я там не был. Но да. он опасен. Там часто происходят заказные убийства. Несколько лет назад за один месяц было убито почти двести человек. Рогатки, насколько я знаю, раздали в другом городе.

Их разговор был прерван каким-то шорохом, и стонами с правой стороны от забора. Полицейские побежали туда, и Моррис последовал за ними - вдруг нужна будет помощь. Представившаяся картина не вызвала у него удивления - была простая пьяная драка, какие бывали тут иногда, если бы не фигура одного человека. В тусклом свете фонаря с разбитым плафоном Моррис увидел профиль лица. Японец. Парни тем временем вытащили дубинки и стали наносить удары, пытаясь прекратить это безобразие. Один из дерущихся, тот, что лежал на асфальте, убежал, а второго повалили на асфальт лицом и надели на него наручники. С третьим лицом, который был японцем, поступили также. Один из парней стал по рации вызывать подмогу, а Моррис подошёл к японцу и опустился перед ним на корточки. Это был Тору Мотидзуки, и мужчина выгнул бровь, удивившись этому.

- Я его знаю. Отпустите его, - сказал он одному. - Я понимаю, что это незаконно, что драка. Я читал КоАП, но, уверен, что мы можем справиться с этим недоразумением. Он иностранный гражданин...

Моррис долго разговаривал с ними, и наконец с Тору сняли наручники. Приехавшая патрульная машина забрала только русского подвыпившего парня, а Фернандез сказал, чтобы со всеми вопросами по поводу иностранца обращались лично к нему. Когда всё стало тихо, и им никто не мог мешать, он посмотрел на Тору.

- Вставай и иди за мной, - в голосе холод и сталь. - И не думай сбежать. У тебя уже проблемы есть с законом, не думаю, что надо усугублять.

И он направился в сторону дома.

Когда пелена ярости начала потихоньку спадать, до Тору стала доходить вся абсурдность сложившейся ситуации. Он, находясь в чужой стране, спровоцировал местных жителей, которые изначально не желали ему никакого зла, на драку. И не потому, что те его оскорбили или сделали что-то дурное, а потому, что просто оказались не в том месте и не в то время. И, самое печально, даже осознав это, он уже не мог остановиться, поскольку как минимум один его противник был совершенно не готов идти на мировую.

Неизвестно, чем закончилась бы драка, если бы не самое гуманное вмешательство со стороны представителей закона. Несколько болезненных ударов быстро опустили его до уровня гопника-дебошира, которого следовало усмирить, вызывая кривую усмешку и желание, чтобы один из ударов пришелся по голове, отключая его от этой отвратительной реальности. Когда его били Тору не сопротивлялся, также как и когда на него надевали наручники. Он просто молчал и практически не шевелился, чувствуя, что его постепенно накрывает апатия, пришедшая вслед за выплеснувшейся наружу яростью. И окончательно не погрузиться в это состояние помогло только появление перед ним человека, который уж никак не должен был видеть его в таком плачевном состоянии.

Тору не сразу понял, какая шутка судьбы принесла Морриса Фернандеза посмотреть на уличную разборку, а сообразив, что неосознанно выбрал знакомую дорогу и пришел к мексиканскому посольству, куда его несколько раз приводила Яреци, чуть не застонал в голос. Вместо приличных темных подворотен он выбрал для драки место, где его чуть ли не со стопроцентной вероятностью могли на этом деле подловить и, что хуже всего, опозорился перед Моррисом, наладить отношения с которым и так стоило немалых трудов.

Пока он занимался самобичеванием, отец Яреци о чем-то договорился с полицией, и, итоге его отпустили, хотя Тору уже и не верил в подобное развитие событий. Холодный голос Морриса не обещал ничего хорошего, но он не стал с ним спорить, просто кивнув и молча отправившись следом. Во всем произошедшем был виноват только он сам, и если сегодняшнему событию было суждено перечеркнуть весь прогресс в отношениях с отцом Яри, Тору собирался это принять. Раз он не смог стать хорошим сыном, но, наверное, было глупо надеяться, что из него получится хороший зять.

В свете очередного тусклого фонаря он остановился и обернулся. Подошёл к мужчине и поднял его голову за подбородок. Повернул так, чтобы свет падал на рассечённую бровь, и покачал головой, видя струйку крови. Покопался в портфеле и достал пачку бумажных платочков. Протянул один Тору и стал набирать сообщение дочери.

Напиши номер рейса и время прилета. Тебя встретит Гильермо. Он отвезет тебя в вашу квартиру.

Буквально через несколько секунд пришло ответное сообщение с номером рейса, а потом, ещё через несколько секунд, другое:

Что-то случилось? Почему меня встретит не Тору? Что-то с ним случилось?

Мужчина глубоко вздохнул, решив не отвечать на сообщение и позвонил другу. Тот трубку взял практически сразу. Моррис обрисовал ему ситуацию, попросил проследить за Яри и отключил телефон. Потом снова посмотрел на молодого человека, ещё раз покачал головой и направился дальше, кивнув ему, чтобы он следовал за ним. Он хотел ему высказать много всего, ему не нравилась эта ситуация, он хотел выразить своё недовольство всем произошедшим, но пока решил этого не делать, видя на отстранённое выражение лица спутника. Моррис был уверен, что Тору не из тех людей, которые просто так пускаются во все тяжкие. Из объяснений задержанного он понял, что они с другом подошли познакомиться с иностранцем, а тот в грубой форме послал их матом. Ну Ржавый и не сдержался. Задержанному грозит арест на двое суток, административный штраф, а Тору, если бы Моррис не вмешался, могла грозить ещё и депортация. Сначала разбирательство, потом они свяжутся с посольством Японии, и всё закрутится. А уж если у Тору в данный момент нет паспорта... В общем, все отделались незначительными потерями. Моррису повезло, что это произошло недалеко от посольства, что охраняют территорию такие славные парни, которые всё поняли и передали патрульным только задержанного.

Сигнал мобильного телефона, возвещающий о том, что пришло сообщение, выдернул его из мыслей, и он прочитал сообщение.

Папа, я не могу дозвониться до Тору... у него телефон не отвечает. Что с ним? Я сейчас в самолёте, но...прошу, ответь, что с ним ничего не случилось

Он набрал номер дочери и, когда она взяла трубку, вздохнул и посмотрел на Тору.

- С ним всё хорошо, милая. Просто он не может встретить тебя. У него завтра рано утром тренировка, и он попросил меня тебя встретить. Так что не переживай. Хорошего тебе перелёта.

И он, не дав девушке что-то сказать, отключил телефон. Он не любил врать, делал это очень редко. Сейчас был один из случаев, когда нужно было соврать. Дочь будет переживать за Тору, если не будет думать, что с ним всё в порядке. Он не был уверен, что его сообщение её успокоит, но по крайней мере, она спокойно перенесёт полёт и не будет впадать в крайности. А когда она будет у Гильермо, то он решит, что делать дальше.

Они вошли в подъезд и поднялись на нужный этаж. Моррис открыл дверь и посмотрел на гостя. Платок пропитался кровью, и он покачал головой.

- И как же тебя так угораздило? - проворчал он. - Тебе повезло, что патрульные оказались адекватными и не забрали тебя в обезьянник. Иди умойся и сядь на табуретку, я осмотрю твою рану.

Говорил он по-прежнему ледяным тоном, со стальными нотками. Он понимал, что ночь будет тяжёлая, был уверен, что Тору может потребоваться его участие, но... он пока не знал, какую тактику поведения с ним выбрать, поэтому решил действовать по ситуации. Поэтому сейчас решил заняться насущной проблемой - остановить кровь. А потом заниматься всем остальным.

Хотя сейчас Тору уже прекрасно понимал, по какой дороге идет, он предпочитал не смотреть по сторонам, ориентируясь только на прямую напряженную спину Морриса. Так что, когда тот резко остановился и повернулся к нему, чтобы осмотреть ранку, Мотидзуки с трудом затормозил и, лишь приложив некоторые усилия, умудрился не врезаться в своего спасителя. Бумажные платочки он принял с благодарностью. Сочащаяся потихоньку кровь уже успела ему порядком надоесть, подтверждая, что не зря рассечение брови считалось среди ряда его знакомых одним из самых неприятных мелких повреждений, требующих к себе внимания. А так у него появлялась возможность хоть как-то прекратить это безобразие.

Наблюдая за тем, как Моррис пишет сообщения и разговаривает по телефону, Тору сделал предположение, что тот решает вопрос о встрече Яреци в аэропорту. Скорее всего, вторым, с кем он разговаривал, судя по тону, как раз и была Яри, поэтому за девушку он мог не беспокоиться. Да и то, что она не увидит его в таком состоянии, тоже было к лучшему. Хотя она, со свойственной ей привычкой придумывать всякие ужасы, уже наверняка успела нарисовать в своем воображении картину его хладного трупа, валяющегося где-нибудь в подворотне.

До квартиры Морриса они добрались достаточно быстро и, следуя указаниям хозяина, Тору, разувшись и сняв куртку, сразу проследовал в ванную комнату, чтобы привести себя в порядок. Зеркало над умывальником показало ему незнакомое осунувшееся лицо, со следами крови вокруг рассеченной брови, спускающимися мимо глаза к скуле, с обладателем которого он и сам бы предпочел лишний раз не встречаться. Так что первым делом Тору холодной водой умыл лицо и, только после того, как его отражение стало хоть немного похоже на человека, вернулся в отцу Яреци и сел на указанную табуретку.

- Благодарю вас за помощь, - голос Тору звучал глухо и совсем невыразительно. - И прошу прощение за доставленные неудобства. Все произошедшее - моя вина. Я был несдержан и спровоцировал людей на драку, так что мне нечем себя оправдать.

Тору опустил глаза и сцепил пальцы рук в замок. Он не знал, что добавить к своим словам. Рассказывать о смерти отца? В любом случае, это были его проблемы, и, чтобы ни произошло, он не имел права разрешать эмоциям брать верх и попадать в неприятности.

Пока гость приводил себя в порядок, Моррис достал аптечку, вытащил из неё всё необходимое, и надел перчатки. Он хоть никогда и не связывал свою жизнь с медициной, но ещё с раннего детства помнил слова отца, что при любой работе с раневой поверхностью нужно надевать перчатки или, за неимением таковых, обрабатывать руки спиртом. Со спиртом не задалось с самого начала, поэтому он предпочитал хранить перчатки. Да и к тому же в работе с продуктами питания рекомендуется использовать перчатки. Латексные или просто целлофановые. Ему нравились латексные, они и лучше сидели, и в них было удобнее работать. Моррис всегда соблюдал санитарные нормы, ведь чем ресторан известнее, качественнее и если у него есть звезда или он стремится к этому, то надо работать в перчатках. В общепитах тоже работают в перчатках, хотя это не принципиально. А вот на посольской кухне он не заморачивался с этим атрибутом...

Тору опустился на табуретку и стал извиняться за своё поведение. Голос, которым молодой человек говорил, был глухим, безэмоциональным, будто человек находится в апатии, либо его сломали. Переломили хребет, что-то отняли. Фернандез успел понять, что Мотидзуки не тот человек, который просто так будет бросаться с кулаками на кого бы то ни было. Может раньше, но сейчас он был сдержан, даже иногда слишком. И вывернуть всё таким образом могло только какое-то печальное событие, произошедшее в его жизни...

Он осмотрел ранку и обработал её перекисью водорода. Кровотечение остановилось, и он, заклеив ранку пластырем, снял перчатки, убрал перекись в аптечку и внимательно посмотрел на мужчину, думая, как поступить дальше.

- Не снимай пока пластырь и постарайся не мочить это место. Дня через три оно должно затянуться, - сказал он, вставая с другой табуретки. - Если хочешь поговорить, то я всегда открыт для разговора. Если хочешь молчать, то... можешь молчать и переживать свои проблемы один. Вот, возьми, тебе может пригодиться, - он достал из шкафа маленький надувной шарик, наполненный мелким песком, который можно было мять и делать из него разные фигурки. - Очень хорошо снимает стресс. А вообще пойдём, я тебе приготовлю чай. Приятная беседа намного ведь лучше одиночества.

Он не считал себя психологом, не умел утешать, он даже не знал, как подобрать правильные слова, когда у Лауритты умерла бабушка. Он сказал только "сожалею", и это простое слово вызвало у неё целую бурю эмоций и негодования. И с тех пор, уже месяц, а может и больше, она не разговаривает с ним, предпочитая сухие сообщения. Может, надо было тогда всё бросить, уехать в Мадрид и разговаривать с ней? Может действительно разговоры помогают пережить что-то значительное?

Он вышел из гостиной и направился на кухню. Включил чайник и посмотрел на часы. Половина первого ночи. Надо будет потом уговорить его поспать..

Пока Моррис обрабатывал ранку, Тору просто молчал, стараясь ему не мешать. То, что отец Яреци с ним возился, как с нашкодившим мальчишкой, вместо того, чтобы просто послать его куда подальше, и так было невероятным везением. Хотя, дело здесь, скорее, было не в везении, а в самом характере Морриса, высоко поднимающего планку того, как следовало себя вести достойному мужчине.

Медицинские процедуры не заняли много времени, и вот уже ему снова пришлось столкнуться с проблемой, что говорить и говорить ли вовсе. И хотя отец Яри разрешил ему хранить молчание, Тору понимал, что он должен хоть как-то объяснить произошедшее, иначе он проявит неуважение к человеку, тратившему на него столько время и сил. Так что бестолково вертя в руках мячик, он проследовал за Моррисом на кухню, где уже успела состояться не одна их беседа, и прислонился к стене, не решаясь занять место за столом.

- Еще раз благодарю вас за помощь, - Тору постарался наполнить свой голос хоть какими-то эмоциями, чтобы показать искренность своих слов. - Я... Как вы понимаете, подобное поведение мне не свойственно. Просто... Я получил одно неожиданное известие из Японии и... В общем, я не смог должным образом контролировать свои эмоции. Надеюсь, эта ситуация не доставила вам серьезных проблем. Обещаю постараться сделать все, чтобы их компенсировать.

Тору замолчал и начал разглядывать данный Моррисом мячик, словно пытаясь понять, как тот оказался в его руках. Наверное, не стоило позволять себе слабости. Следовало не злоупотреблять гостеприимством Морриса, вернуться домой и подготовиться к приезду Яреци. Наконец, следовало связаться с Джуном и подробнее расспросить, что и как, пока в Японии утро и племянник был относительно свободен... Следовало... Но, почему-то даже необходимость "отлипнуть" от стены требовала от него немалых физических и моральных затрат, чего уж там говорить о дороге домой и решении бытовых вопросов.

Он внимательно смотрел на прислонившегося к стене молодого человека и думал, что делать дальше. Откровенная речь ничего толком не объяснила, но, наверное, в этом все мужчины одинаковые - каждое слово приходится вытаскивать клещами. Моррис очень не любил так поступать, он предпочитал делать что-то, чтобы человеку стало легче говорить. Все разговоры строятся на доверии и благоприятной обстановке. Обстановка была благоприятная, Моррис вообще любил смех, какие-то забавные дурачества, веселье и разговоры о чём-то незначительном. Например, как сборная Мексики по футболу играла в чемпионате мира какого-нибудь года. Или как строится стена между Мексикой и Штатами. Или о чём-то другом. В помещении этой не очень большой кухни витали разные разговоры и темы, вплоть до предсказаний индейцев майя о конце света, но не было здесь грусти. Мексиканцы вообще грустить не любят, они очень любят жизнь, всегда находят в ней что-нибудь забавное и весёлое. Конечно, призраки есть у каждого человека, все совершали ошибки, которые чего-то стоили, и иногда очень больно и страшно их вспоминать, анализировать...

Но вот доверия не было. Не привыкли люди доверять. И Моррис не доверял тоже какие-то вещи, которые творились на его душе. И Лаура, и Яреци, и вот Тору тоже не хотел довериться человеку. Не потому что Тору был слишком закрытым человеком или не потому, что Моррис внушал ужас, просто это было... нормально, если хотите. Но Фернандез знал по себе, что далеко не всё можно держать в себе, не рассказывая никому о том, что терзает душу.

- О моих проблемах мы поговорим потом, - просто сказал Моррис после долгого молчания, глядя на то, как Тору теребит мячик с песком и явно о чём-то думает. - Я понимаю, что ты не хочешь говорить об этом, поэтому я не буду ничего у тебя выпытывать. Но я предлагаю тебе оторваться от стены, она не упадёт, и выпить чаю. Он придаст сил и очистит сознание... Думаю, потом тебе надо будет поспать. Как ты понимаешь, я не могу тебя отпустить никуда в такое время и в таком состоянии. Ты пока пей чай, а я пока постелю тебе в гостиной.

Поставив чашку с ароматным чаем на стол, он вышел из кухни. Постелил бельё на диване в гостиной и положил одеяло. Подошёл к окну и закурил, выпуская дым на улицу.

Снова не говоря ни слова, Тору не без труда оторвался от стены, сел на указанное место за столом и притянул к себе чашку, позволяя себе вдохнуть тонкий аромат напитка, бывшего неотъемлемой частью жизни его родительской семьи. В семье Мотидзуки всегда рождались одни мальчики из которых, не беря в расчет его самого, получались прекрасные бизнесмены, способные в кратчайшие сроки добыть деньги чуть ли не из воздуха. Но все менялось, когда дело доходило до чая. Те, кто еще недавно ценил только быстроту и эффективность и думал на языке цифр, за чашкой хорошего чая превращались чуть ли не в философов, способных потратить целый час на неспешные разговоры, зачастую не имеющие никакого отношения к работе.

Глоток горячего чая, принесший новую порцию воспоминаний обжог язык и напомнил, что сам-то он обычно предпочитал пропускать подобные собрания, считая их бессмысленными, а ведущиеся там разговоры -поверхностными. Хотя сейчас он бы много отдал, чтобы снова услышать хриплый отцовский голос, глубокомысленно рассуждающий о политике, а потом неожиданно переключающийся на то, какие цветы стоит посадить у дома.

Доносящийся со стороны гостиной, благодаря приоткрытым окнам, запах сигаретного дыма заставил его подняться с места и направиться в сторону Морриса. Как ни странно, этот запах тоже ассоциировался у него с отцом, хотя тот за свою жизнь не сделал ни одной затяжки, чем всегда очень гордился.

- Могу я одолжить у вас сигарету? - Вопрос оказался неожиданным для самого Тору, но, когда он был произнесен вслух, показался чем-то правильным и своевременным. - Я не курю со времен студенчества. Да и тогда, скорее, баловался, чем курил. Но, пожалуй, сейчас это именно то, что мне нужно.

Видимо запах табачного дыма смог сделать то, что не могли слова отца Яри, заставляя Тору почувствовать острую необходимость что-то говорить. Говорить, не отдавая себе отчет, для чего он это делает и понимает ли его Моррис.

- Отец как-то приехал ко мне в Токио без предупреждения и застукал меня с сигаретой. Он всегда был против курения, а потому сразу заявил, что если я не брошу, то он меня прибьет. А я на это ответил, что у него ничего не получится, поскольку он намного старше, слабее и, в отличие от меня, ничего не смыслит в боевых искусствах. Тогда он заявил, что лишит меня наследства, а я ответил, что и так от него давно отказался... Мы оба были упрямцами, спорящими по любому поводу... Жаль, что я потерял последнюю возможность хоть раз с ним в чем-нибудь согласиться...

Скрип пола заставил его повернуть голову и посмотреть на Тору, который все еще выглядел как зомби. На просьбу закурить Моррис пожал плечами, подвинул пачку сигарет и распахнул окно шире. Ему было без разницы, курил Тору когда-то или нет, это личное дело каждого. Он взрослый человек, может сам решать, что делать и не делать. Хотя, вероятно, если бы Тору был ровесником его дочери, то Моррис не разрешил бы курить.

Тору начал говорить об отце, и Моррис слушал его, не перебивая и кивая головой, показывая, что он не только слушает, но и слышит. Качество, которым обладают немногие. Моррис любил слышать, что говорят, он запоминал это, старался быть полезным слушателем или участником разговора. Сейчас Тору был нужен не только слушатель, но и собеседник. Моррис так думал, потому что слова, которые говорил Тору о курении, о наследстве, о том, что не сможет с отцом больше согласиться или поспорить вызывали в его душе какие-то непонятные чувства. Он затушил сигарету, посмотрел на Тору и осторожно положил руку на его плечо и слабо сжал, показывая, что поддерживает его, и он, Тору, не одинок в своем горе. Потом убрал руку и подошел к серванту. Достал бутылку виски и два стакана. Вернулся к подоконнику.

- Я начал курить лет в восемь. Мексика - бедная страна, в моем детстве было очень много беспризорников. Я связался с такими ребятами, они меня научили драться, пить и курить. Потом отец мне такую взбучку устроил, наверное его крики были слышны не только в Мехико, - он усмехнулся. Плеснул немного виски в стакан. Подвинул один собеседнику. - Я курил до двенадцати. Тогда я встретил Лауритту. К ней приставали хулиганы, и я их раскидал. Она как только узнала, что я курю, стала мне читать нотации, принесла какой-то журнал и долго мне рассказывала о вреде курения.

Да, это было прекрасное время, о котором он вспоминает редко. Точнее, последний раз он об этом вспоминал больше двадцати лет назад, когда летел через океан искать себе работу. Он не знал, чем было вызвано этт воспоминарие, но, может быть, атмосферой. Тору сильно переживает смерть отца, это видно. Может попробовать вытянуть воспоминания, которые не будут причинять боли?

- И ты не бросил? - спросил Моррис после некоторого молчания и выпил свои виски. - Ничего, что без закуски?

Тору воспользовался разрешением Морриса и вытащил из пачки одну сигарету. Он не был уверен, что его организм одобрит подобные эксперименты после длительного перерыва, но на этот раз желание снова оказалось сильнее здравого смысла, и, взяв лежащую рядом с пачкой зажигалку, Мотидзуки сделал то, что не делал уже около шестнадцати лет - прикурил. Забытый горьковатый привкус и характерное першение в горле заставили остановиться на одной затяжке и просто наблюдать за тем, как огонек медленно приближается к его пальцам, время от времени стряхивая пепел. Но даже этого зрелища было достаточно, чтобы хоть немного уменьшить чувство пустоты и бессмысленности всего происходящего.

Когда рука отца Яреци оказалась на его плече, Тору сначала напрягся, но потом прочувствовал смысл этого жеста и расслабился. Моррис был достаточно умным человеком и, судя по его реакции, прекрасно понял, что стояло за словами непутевого избранника его дочери об отношениях с отцом. Иначе бы не вернулся к подоконнику с бутылкой виски, предлагая разлить одно горе на два стакана.

- Значит вы вместе с женой с самого детства? - Тору не ожидал, что Моррис решит поделиться с ним настолько личными вещами, и снова испытал чувство благодарности, на этот раз за оказанное доверие. Его родители тоже познакомились, когда были еще школьниками и не расставались шестьдесят три года. Трудно было даже представить, как себя чувствовала мать, потеряв человека, рядом с которым прошла вся его жизнь. Хорошо, что помимо младшего блудного сына у нее еще имелась пара вполне приличных и несколько внуков, один из которых оказался настолько удачным, что умудрился понравиться даже ему.

- Бросил, конечно. Но не потому, что мне запретили. Просто курение плохо сочеталось с постоянными тренировками. - Тору последовал примеру Морриса и влил в себя обжигающую жидкость. - А то, что без закуски... Так даже хорошо.

Алкоголь пошел лучше, чем он ожидал, принося приятное ощущение тепла. Пожалуй, отцу Яреци своими словами и действиями удалось пробить брешь в его броне и породить готовность поделиться чем-то сокровенным, что он обычно предпочитал оставлять при себе.

Он разлил виски по стаканам и взял свой в руку. Посмотрел на плещущуюся коричневую прозрачную жидкость, потом посмотрел в окно. Было темно и, кажется, пошёл дождь. Главное, чтобы не снег. Хотя иногда и такое бывает, и даже в июне снег выпадает. Это, конечно, редкость, но в этой стране ничего удивительного нет. В некоторых регионах вообще лета нет. Месяц, и всё. Тяжело жить в таких условиях, особенно если ты из какой-нибудь жаркой страны типа Мексики, где снег лежит в основном в горах, да и то не всегда. Лауре не нравилось здесь, и теперь она была счастлива, что вернулась в тёплую солнечную Испанию.

- Детство мы провели вместе, а потом её родители уехали в Испанию, и мы не виделись с ней... лет двадцать, наверное. А потом я случайно оказался в Испании, мне там предложили работу в ресторане, и однажды вечером я увидел, как у Лауры какой-то отморозок пытается отнять сумочку. С тех пор мы не расставались. Она была секретарём посла, и его отправили сюда. Мне нравилось путешествовать, поэтому я принял за честь приглашение, а вот она... ей здесь было не комфортно. Мы ссорились, пару раз она хотела разорвать наши отношения, а потом у нас родилась Яри. И она очень быстро вышла на работу... ей нужно было чем-то заниматься...

Он замолчал, задумчиво глядя на стекающие по стеклу дождевые капли. Криво усмехнулся и закрыл окно, когда Тору затушил свою сигарету. Представил, как дочь будет читать нотации по поводу вреда курения. В этом она была точной копией своей матери, она тоже не любила сигаретный дым.

- Твой отец был против, что ты решил заниматься изучением боевых искусств? И с тех пор вы не разговаривали? - Задал он вопрос, что называется, "в лоб". Вероятно, так поступать не стоило, но ему казалось, что это позволит молодому человеку хоть как-то избавиться от накопившегося груза. Моррис по себе прекрасно знал, что бывает, когда не с кем поделиться чем-то, что терзает душу. Самого Морриса, как это ужасно не звучит, больше всего подкосила не смерть родителей, с которыми очень долгое время были натянутые отношения, а получение травмы на соревновании. И он не знал, что бы сейчас с ним стало, если бы не малышка Яри, которой на тот момент было всего пять лет.

Он вздохнул и снова криво усмехнулся. Да, кажется, ночка обещает быть долгой. Надо будет действительно попросить Гильермо отвезти Яреци в её с Тору квартиру и, вероятно, остаться там до вечера.

Раньше Яреци немного рассказывала об отношениях своих родителей и как-то упоминала, о ссорах, которые чуть не привели к их расставанию, и теперь Тору стали понятнее причины этих ссор. Перемены в жизни практически всем давались непросто и часто, связанные с ними проблемы переносились на самых близких людей устраивая хаос в их отношениях. И раз уж Моррис решил с ним поделиться столь личными вещами стоило сделать правильные выводы и не допускать подобных ошибок в своей жизни.

- Нет. В том что касалось укрепления тела и духа меня только поддерживали. - Тору осушил очередной стакан, незадолго до этого заботливо наполненный отцом Яреци. - А вот мое чрезмерное увлечение историей воинских искусств при полном отсутствии интереса к семейному бизнесу вызывало непонимание и резкую критику. Мне говорили, что я должен мыслить более практично. А я так с этим и не согласился и, в итоге, уехал учиться в Токио, вызвав первый большой семейный скандал.

Тору грустно усмехнулся. То, что называлось грандиозным скандалом в его семье, со стороны таковым совсем не казалось. Это из-за мелочей можно было спорить и кричать, но когда дело доходило до чего-то серьезного, никто даже не повышал голоса, хотя висящее в воздухе напряжение было таким плотным, что казалось его можно резать ножом.

- Но даже после этого мы общались. Хотя, как обычно, не слишком хорошо. Когда я начал добиваться успеха, познакомился с высокопоставленными людьми и женился на девушке из влиятельной семьи, отец даже практически признал, что выбранный мной путь тоже не так уж и плох... А вот когда я отказался от карьеры и развелся с женой - это стало последней каплей. Какое-то время меня еще пытались образумить, но потом поняли, что это бесполезно. А однажды, около десяти лет назад, отец позвонил и сказал, что кроме фамилии нас с ним больше ничего не связывает. Вскоре после этого я покинул Японию и с тех пор туда не возвращался, как и никогда больше не разговаривал с отцом.

Тору и сам не ожидал, что так разоткровенничается. Даже Яреци он никогда не рассказывал так много о своем прошлом, но видимо обстановка сыграла решающую роль, позволяя поделиться с человеком, с которым он до этого встречался всего несколько раз в жизни, тем, чем не мог с теми, кого знал годами.