Возвращение

На улице разыгралась настоящая буря с сильным ветром и ливнем, и нормальные люди в это время предпочли быть дома, ехать в транспорте или сидеть в баре. В любом сухом месте. Но Сэтоши всегда знал, что он не может считаться нормальным. Поэтому он после бесполезного разговора с тетей простился с бабушкой и направился домой, к родителям. Шел он быстро, стараясь удержать зонт, любезно предоставленный бабушкой, который сильный ветер нещадно пытался выбить из его рук или сломать. Но все-таки порыв ветра выбил из его рук зонт, и он улетел. Молодой человек поймал его, но зонт сломался, и его пришлось выкинуть. И хоть у некоторых домов стояли ведра с зонтами, Сэтоши остался мокнуть под дождем. Так как в такой ливень зонтик не поможет. Он зашел в магазин, надеясь, что пока будет бессмысленно бродить мимо прилавков с продуктами дождь закончится, но он, кажется, пошел еще сильнее. Совсем отчаявшись, что он окончательно промокнет под дождем, он купил бутылку дорогого дайгиндзё, которое так ценил его отец, и, убрав в рюкзак, вышел на улицу...

К приходу домой молодой человек вымок насквозь и почувстаовал недомогание. Было холодно, мокрая рубашка прилипала к его телу, заставляя дрожать. Он чихнул и, помявшись немного в коридоре, нажал на кнопку звонка. А потом достал телефон и посмотрел на время. Десять часов вечера, но ведь отец не будет его просто так выгонять из дома? К тому же срок изгнания уже давно прошел, да и мать хочется увидеть. После открытия ресторана он с ней не связывался, завалив себя работой только для того, чтобы не сорваться домой. Он чувствовал свою вину за то, что с ней случилось.

Он протер лицо руками и стал ждать, когда ему откроют, вспоминая, что в это время вроде бы они еще не ложились спать, хотя это его действие сильно противоречило правилам этикета. Ведь после девяти часов вечера вламываться в квартиру не стоит...

Сегодняшний день был как две капли воды похож на предыдущий. Без мальчиков в квартире было пусто и скучно, и хоть Шотаро последние недели не задерживался на работе, стараясь составлять ей компанию и следить за ее здоровьем и настроением, Мизуки продолжала ощущать себя как-то неуютно. Она чувствовала свою вину, за то, что не смогла по приглашению сына приехать на открытие ресторана, на которое Сэтоши потратил много времени и сил. И, что самое печальное, из-за этой ситуации Шо упустил возможность примириться со старшим ребенком, о чем, как она прекрасно понимала, думал постоянно, хоть и боялся сделать первый шаг.

Неожиданный звонок в дверь оторвал ее от чтения. Шотаро был в своем кабинете, поэтому она, как обычно сама подошла в двери, задаваясь вопросом, кто решил навестить их в такой час и в такую отвратительную погоду и, открыв дверь, на какое-то время потеряла дар речи, увидев сына.

- Сэтоши... - прошептала она, не зная, какие слова подобрать. Ей хотелось сказать так много, но все мысли спутались в голове, поэтому она просто молча пропустила сына в квартиру и начала жадно его рассматривать, пытаясь сравнить каждую черточку его лица с сохранившимся у нее в памяти образом.

Дверь долго не открывалась, и он подумал уже о том, что родители легли спать, и ему придется тоже искать себе ночлег. Но только он хотел развернуться и уйти, как открылась дверь, и на пороге появилась мама. Он посмотрел на нее, внимательно изучая каждую морщинку на ее лице, отмечая про себя, что морщинок стало больше, но лицо оставалось таким же, каким и было несколько месяцев назад. И, в принципе, всю жизнь, что он видел эту женщину. В отличие от тетушки Фуэми с ужасной улыбкой и завистливым взглядом, глаза Мизуки часто светились счастьем. Она была очень добрым человеком. И она очень сильно переживала за всех членов своей семьи. И Сэтоши был благодарен ей, что она переживает и за него тоже.

Мама выглядела уставшей, но не больной. Он слабо улыбнулся ей, когда она пропустила его в квартиру. Закрыл за собой дверь и снова чихнул. Снял промокшие насквозь ботинки и посмотрел на свои мокрые черные носки. Потом поднял голову.

- Привет. Я... ужасная погода. Я хотел сегодня вернуться в Токио, я заезжал к бабушке, но... прости, что не звонил тебе эти дни. Как ты себя чувствуешь? - слегка дрожащим голосом от холода произнес он после затянувшегося молчания.

Сэтоши выглядел растерянным, хоть эта растерянность и немного отличалась от того, к чему она привыкла до его отъезда. Но, в любом случае, это был ее сын, которого она любила и по которому скучала все последние месяцы, поэтому Мизуки не удержалась и, прежде чем ответить на полетевшие в ее сторону вопросы, подошла и крепко его обняла, наконец, чувствуя тепло его тела и понимая, что появление сына ей не привиделось, и он действительно вернулся домой.

- Со мной все хорошо. Разве может быть иначе? - Мизуки провела рукой по его голове, как неоднократно делала это в детстве. - Я очень соскучилась. Спасибо, что пришел нас навестить.

Она понимала, что Сэтоши начал жить новой жизнью и не ждала, что он вернется в том же качестве, что и раньше, поэтому его долгожданное появление стало для нее огромным подарком, на который она практически перестала надеяться.

Она бы стояла так еще очень долго, но из кабинета, привлеченный шумом в прихожей, вышел Шотаро, замеревший, как только увидел сына. Но Мизуки хорошо знала мужа и сразу почувствовала, что он тоже очень рад появлению Сэтоши, хоть и боится высказать все, что накопилось в его сердце, поэтому отошла в сторону, позволяя мужчинам разобраться в их непростых взаимоотношениях.

- Я тоже соскучился, ка-сан, - ответил молодой человек, перехватив ее ладонь и поцеловав ее внутреннюю сторону. Потом немного задержал на своей холодной щеке и прикрыл глаза. - Я хотел и раньше навестить вас, но не было возможности. Было слишком много работы. Я рад услышать, что с тобой все хорошо.

Они бы так долго еще стояли, если бы не появление в прихожей отца, которого он был рад видеть. С которым хотел поговорить и которого хотел обнять, чтобы прижаться к нему, почувствовать его защиту и поддержку. Но в его культуре это не принято, и отцу может быть это неприятно. Поэтому он, как только мама отошла в сторону, снял промокшие куртку и пиджак, и подошел поближе к отцу. Поклонился ему.

- То-сан, я рад тебя видеть. И... я скучал... прости, что так поздно приехал и извини, что не звонил тебе...

Шотаро давно думал о том, что ему следует поговорить со старшим сыном и разрешить накопившиеся противоречия, но он боялся. Боялся так, как мало чего в этой жизни, поэтому оттягивал долгожданный и, одновременно, пугающий момент встречи с ним, как мог, хоть и понимал, что ведет себя глупо и не подобающе своему возрасту и положению.

- Сэтоши... Можешь не извиняться. - Самому Шотаро тоже было за что просить прощение, но он катастрофически не умел этого делать, поэтому старался замять волнующие его вопросы, чтобы не выглядеть глупо. - Пойдем в столовую, а Мизуки пока сделает для нас чай. Зонтик, я смотрю, не сильно тебе помог.

У него накопилось немало вопросов к сыну, но он плохо представлял, с чего стоит начать, поэтому предпочел заняться решением бытовых вопросов и послушать, что Сэтоши сам решит ему рассказать. Шотаро не горел желанием возвращаться к теме изгнания сына, но понимал, что так или иначе ему придется озвучить свое решение, хоть и не горел желанием это сделать.

- Как прошло открытие ресторана? - Шо решил начать со светской беседы, которая давалась легче, чем решение накопившихся проблем. - Мы не смогли приехать...

В том, что они так и не добрались до Токио, несмотря на приглашение сыновей, была его вина. Но он настолько перепугался из-за пошатнувшегося здоровья жены, что все остальное перешло для него на второй план, хоть он и понимал, что подобное поведение делает его не самым лучшим отцом.

Раскат грома, показавшийся слишком громким, заставил его снова вздрогнуть от неожиданности, и он хмыкнул. Да, в такую непогоду было глупо уходить из дома бабушки. Но ведь если бы он там остался, то никогда бы не получил благословение отца на возможную свадьбу с рыжеволосой европейкой. В принципе, он вообще сомневался, что отец даст свое разрешение на что-то подобное, но так хотя бы узнает об этом от своего сына, а не от кого-то постороннего. И не от тети Фуэми.

- У меня зонт сломался, и я его выкинул, - фыркнул он, - да и в такую погоду не имеет смысла брать с собой зонт, так что я не откажусь от чая, - он посмотрел на маму. - Только я переоденусь.

Он чуть не добавил "если можно", но вовремя себя остановил и, поклонившись отцу, направился в свою комнату, где быстро переоделся в чистую, а главное сухую одежду. Сейчас не было ни времени, ни желания предаваться воспоминаниям, и он, достав из рюкзака бутылку дорогого дайгиндзё, глубоко вздохнул и отправился на разговор с отцом. Войдя в столовую, он снова вежливо поклонился ему и сел за стол. Поставил бутылку на стол и хмыкнул. Он все эти месяцы не переставал думать о той ссоре, в результате которой бутылка дорогого саке разбилась. Он иногда представлял, чем мог бы закончиться этот разговор, если бы бутылка не разбилась, а содержимое оказалось в их желудках. Но он не мог ничего изменить, и, наверное, это надо было забыть и отпустить. Но ему это было важно.

- Держи, это тебе, - невозмутимо сказал он, - я еще привез пирожные, но оставил их в доме бабушки. - Он слабо улыбнулся и посмотрел на отца, пытаясь понять, что в его лице изменилось за это время. Усталости стало намного больше, и он вздохнул. - Открытие ресторана прошло нормально... и... не вини себя, что не смог приехать. Я понимаю... мне Джун сказал, что мама заболела.

Тогда ему было обидно, что отец не приехал. Хотя он и не обещал приезжать, но все-таки Сэтоши был уверен, что если бы он приехал, пусть даже и как обычно обвинил его в никчемности, было бы проще. И, вероятно, присутствие отца не привело бы к серьёзной ссоре с Маргаритой.

Но было то, что случилось. Он не знал, что делать, так хотелось все рассказать. Обо всем, что с ним случилось. Но позднее время и неважный вид родителей заставляли вносить некоторые коррективы, и он не знал, что говорить о своей жизни в Токио.

- Я... знаешь, я раньше никогда не думал, что эти знания мне помогут, обижался на тебя, когда ты заставлял меня работать с финансовыми документами. Теперь цифры для меня стали иметь какой-то смысл, и я вернулся к тому, от чего убежал. Спасибо... - на последних словах голос дрогнул, хотя он старался делать свой голос твердым. Все это ему далось с огромным трудом, но, когда голос дрогнул, он опустил голову.

Пока Сэтоши переодевался, они с женой молчали, пусть им и следовало обсудить некоторые важные моменты. Но, Мизуки, со свойственной ей чуткостью и так все понимала без слов, поэтому Шотаро мог позволить себе молчание и надеяться, что она поддержит его в случае необходимости высказать их общее решение, которое они даже и не обсуждали.

- О, спасибо. - Появление сына с бутылкой, сильно напоминающей ту, которая была разбита в день памятного разговора, удивило и обрадовало одновременно. Если Сэтоши мог позволить себе такой дорогой алкоголь, то это говорило о его хорошем финансовом положении, за которое Шо сильно переживал. Все-таки сын раньше никогда не жил один и должен был столкнуться со всевозможными трудностями, прежде чем найти свое место.

- Ну... Это задача родителей - учить своих детей. - Когда Сэтоши рассказал, что вернулся к той же работе от которой и уезжал, Мизуки бросила на него предостерегающий взгляд, переживая за его реакцию на подобные откровения. И эти переживания не были напрасны, поскольку в первый момент у него возникло желание открыто усомниться в здравости такого решения, но, в итоге, он смог сдержаться, ограничившись парой комментариев. - Если такое дело, мог бы и в компанию вернуться. Твой кабинет пока свободен.

Все это время Шотаро надеялся на возвращение кого-нибудь из сыновей и их желание продолжить его дело, но теперь он начал сомневаться в возможности подобного поворота событий, хотя до сих пор так и не смог до конца с этим смириться.

Мама принесла чай, и он заботливо разлил чай по чашкам и взял себе одну. Сделал глоток чая и прикрыл глаза, чувствуя, что сейчас отец разозлится и снова начнет его обвинять в тупости и никчемности. Но этого не произошло, и он удивленно посмотрел на родителей. Голос отца был уставший, и с нем скользила какая-то надежда, пусть и небольшая, что он все-таки вернется в компанию.

- Я долго думал над этим, - ответил он. Он почти каждый день думал над тем, чтобы вернуться в компанию, работать рядом с отцом, дядей и кузеном, общаться с коллегами по работе. Но ведь он не может разорваться, не может работать в двух местах. Если только обсудить с сеньором Фернандезом возможность работы на полставки. Или удаленно. - Я... наверное, я все-таки хотел бы вернуться сюда, просто... сейчас нужна помощь Фернандез-сану... - он внимательно посмотрел на отца, понимая,что разговор о работе ему больше нравится, чем возможная ссора из-за девушки.

Ответ сына показался Шотаро немного странным. Тот вроде как и не был против вернуться в компанию, но при этом цеплялся за свое теперешнее место, на которое попал совершенно непонятным образом. Вся эта история про работу с отцом Яреци вызывала у Шо немало вопросов, и поскольку он очень не любил загадки, особенно в таких серьезных вещах, решился начать их задавать, чтобы как-то прояснить ситуацию.

- Я вот не пойму, как ты вообще встретился с Фернендез-саном?

Сколько Шотаро не думал, в его голове не складывалась картина встречи двух людей, видевших друг друга только на свадьбе его брата. С Тору Сэтоши толком и не общался, чтобы тот узнал о его ссылке в Токио и попросил его приглядеть за тестем. А вероятность их случайной встречи была столь мала, что нарушала все статистические закономерности и попахивала какой-то магией, которая, как бы Шотаро не старался держаться от нее подальше, все больше проникала в его жизнь.

Мама молчала, а отец стал спрашивать о причинах работы здесь. И Сэтоши ненадолго задумался, думая, что из своей насыщенной событиями последних месяцев жизни необходимо рассказать обязательно, а что утаить. Но, в результате раздумий он пришел а выводу, что все равно последние месяца четыре крутились вокруг одного человека - Маргариты Эрнандес. И эта болезненная тема заставила его поморщиться и собраться с мыслями. Он отпил чай и посмотрел на отца, потом на мать. Потом опустил голову.

- Я... это очень долгая история. Но, если кратко, меня с ним свела... - он почувствовал, что ладони вспотели, а по телу пронеслась дрожь. - Ладно, все равно вы все завтра узнаете. В общем, у меня не все складывалось удачно, и в какой-то момент я скатился на самое дно. И меня случайно обнаружила Маргарита-сан. Я тогда был без работы, мне было плохо, а она поехала в Токио по работе. А потом она меня потащила на встречу с Фернандез-саном.

Он замолчал и посмотрел на маму, чувствуя, что его слова о не самой хорошей и счастливой жизни могут быть для нее ударом. На отца он вообще боялся смотреть, чувствуя, что тот разозлится.

Шотаро относил себя к числу людей, которых трудно удивить, но история про некую Маргариту-сан, которая, наверняка, являлась той самой рыжеволосой европейкой, у которой Сэтоши остался ночевать после свадьбы Тору, заставила его на какое-то время потерять дар речи. И, похоже, не только его, поскольку единственное, что смогла из себя выдавить Мизуки на рассказ о злоключениях сына, приведших его к "под крыло" весьма своеобразной особы женского пола, стал удивленно-печальный вздох.

- Я так понимаю, раз она может себе позволить тебя везде таскать, вы с ней встречаетесь?

В принципе, он мог и не задавать этот вопрос, поскольку его ответ уже красовался на лице Сэтоши, старающегося на него не смотреть, ведя себя, как нашкодивший ребенок, которого призвали к ответу. Шотаро хорошо помнил тираду сына о влюбленности в странную рыжую девчонку в тот день, когда был решен вопрос с его отъездом, но надеялся, что подобная дурь уже выветрилась из его головы. Но, в итоге, все оказалась намного серьезнее, чем он мог предположить, и пока Шотаро совершенно не представлял, что с этим делать.

- Я... мы... - он горько усмехнулся и обнял чашку руками. Он старался не смотреть на отца, потому что где-то в душе остался ребенком, которому страшно, что отец не разрешит ему встречаться с любимым человеком. Сэтоши уже давно не был ребенком, но где-то в душе все-таки оставалось это ребячество.

Мама тоже молчала, только печально вздохнула, и он понял, что, вероятно, это было глупо надеяться, что отец даст свое разрешение на этот брак. Наверное, ему придется скоро отправиться в Токио и довольствоваться редкими звонками по телефону.

- Я тогда оказался на станции Сибуя, около Хатико. Мне было плохо, я тогда напился. И... Рита увидела меня и дала мне ночлег. Она работала, а я готовил ей, кормил ее. В общем, делал все, сто делают все женщины. А потом мы стали с ней спать вместе. А после открытия мы поссорились, и я на следующий день сделал ей предложение. Я... люблю её, я не считаю ее пошлой европейкой, я... боюсь ее потерять. Весь день после ссоры с ней у меня было неспокойно на душе, я переживал. За нее, за самого родного человека. Я... - он глубоко вздохнул, запнувшись. Пока он не знал, что еще говорить, поэтому просто замолчал, уставившись в чашку с остатками чая.

Когда он задавал вопрос про взаимоотношения сына с рыжеволосой европейкой, то вполне бы удовлетворился ответом "да", но Сэтоши решил рассказать все в подробностях, включая моменты, касающиеся их совместной жизни, некоторые из которых сам Шотаро предпочел бы опустить. И эти его откровения внесли очередной сумбур во все происходящее, вызывая острое желание в красках описать сыну все, что он думает по поводу его глупой влюбленности и связанных с ней планов на будущее.

- Нет, я, конечно, все понимаю, - не удержался он. Она красивая, яркая и твое желание с ней спать вполне понятно. Но жениться зачем? Тем более так быстро. Ты уверен, что ей самой все это развлечение не надоест через полгода или год, и она не исчезнет из твоей жизни ради работы или нового мужчины?

Шотаро хотел продолжить и дальше, но почувствовал, как на его плечо, легла рука жены, привычно нежная, но, при этом, неожиданно твердая и требующая от него молчания.

- Сэтоши, - раздался удивительно спокойный для ситуации голос Мизуки. - Шотаро не пытается сказать, что против твоих отношений с этой девушкой, он просто просит все хорошенько обдумать.

Жена замолчала, и он повернулся посмотреть на ее лицо, каждая черточка которого была ему хорошо знакома. Мизуки выглядела уставшей от всего этого недопонимания, и, глядя на нее, Шотаро понял одно - жена будет готова на что угодно, лишь бы не заставлять своих детей отдаляться, оставляя их в давящем одиночестве, к котором они прожили последние месяцы.