Правые и неправые

Яшви едва дождалась разрешения вождя покинуть тронный зал, но ей хватило ума поклониться перед тем, как развернуться на пятках и вихрем вылететь прочь. Она злилась, кипела и клокотала от сдерживаемой ярости, потому что всю жизнь ее учили терпеть и молчать со смирением и покорностью, что бы ни происходило, но то, что произошло, совершенно выбило ее из колеи. Она только-только немного отошла от поездки в Риван, обернувшейся для нее полным крахом всех ее надежд, она старалась не думать о том, что происходит с Лисами сейчас, и ей это почти удалось, и все ее с таким трудом собранное спокойствие пошло псу под хвост от одной только выходки Калы. Одной, но зато какой. Грива Ворона не успеет отрасти до свадьбы, которая будет всего через месяц. Для любого кочевника хуже нет ничего, чем не уберечь своего коня. Даже если бы Кала посягнула на ее собственные волосы, Яшви бы это не так расстроило - она не конь и не наложница, чтобы гриву отращивать.

В коридоре перед тронным залом толпа служанок и не меньшая толпа сочувствующих наложниц делали вид, что они очень заняты - одни с усердием протирали вазы и рамы многочисленных картин, отряхивали невидимые пылинки с толстых пологов на окнах, вторые старались вести непринужденные беседы, всем своим видом показывая, что оказались здесь чисто случайно и ни разу не подслушивали.

Яшви не обратила на них внимания, в ее жизни и так было уже слишком много наложниц, и повернула в сторону женского крыла. О прогулке она уже и думать забыла, сейчас она не могла разобраться в своих эмоциях и просто бездумно шагала к своим покоям.

Сонгцэн считал, что можно отложить дела до того, как он поговорит с Яшви. Он видел, как сильно ее задела выходка Калы, особенно сейчас, когда от Лис не было новостей, до свадьбы оставался месяц, и все это время Яшви нужно было жить в серпентарии, когда у него самого было все больше дел.

В коридорах кишмя кишели наложницы и служанки: все грели уши и ждали новостей, будто верили, что за эту выходку влетит не Кале, посмевшей вредить Ворону, а Яшви, которая всего лишь отомстила гадине, обрезав ее волосы.

- Яшви, - окликнул Сонгцэн девушку возле ее покоев. Он зашёл следом и закрыл за собой дверь.

Он смутился, потому что не смог сразу подобрать слова, чтобы заговорить с Яшви о том, что случилось. Он бы не поверил, если бы до него дошёл слух, что наложницы попытаются вредить коню Яшви.

- Мне жаль, что так случилось, - сказал он. - Я добьюсь того, что Калы не будет во дворце.

Что принц шел следом за ней, Яшви поняла только у дверей в свои покои, когда он ее окликнул. До этого она даже не осознавала на эмоциях, что буквально летит, не разбирая дороги, по дворцу, что вряд ли прилично для невесты принца королевской крови, да еще и не одна, а в компании того самого принца. Но Яшви было не до того, как она выглядит в глазах окружающих. Даже лучше, пусть считают ее ненормальной, может тогда перестанут к ней лезть.

Яшви взглянула на Сонгцэна, когда он ее окликнул, но ничего не ответила, рывком распахнула дверь в свои покои и влетела внутрь. Увидела на чайном столике небрежно брошенный туда толстый пучок отрезанных волос, сгребла, замахнулась, чтобы швырнуть в потухший очаг, но потом передумала и перевязала их лентой, чтобы шелковистые локоны не рассыпались до поры до времени.

- Это не вернет Ворону его гриву, - хмуро сказала она. По большому счету, ведь волосы - не уши, отрастут, но пройдет еще очень много месяцев, прежде чем его грива станет такой же, как была. Если вообще станет. Добиваться изгнания из дворца Калы было уже все равно, что махать кулаками после драки, потому что его Величество оставил девушку, а не отослал сразу в Лумбини в монастырь, не сочтя ее проступок достаточным для этого. Похоже, его забавляли подобные выходки гарема, ведь никого же не отравили и не зарезали.

Сонгцэн винил в произошедшем себя. Потому что это он привёл Яшви во дворец как свою невесту и должен был обеспечить ее безопасность, а у него под носом Кала обнаглела настолько, что решилась лишить Ворона гривы. И сейчас пока отделалась из-за этого легким испугом. Поэтому Сонгцэну было сложно сейчас говорить с Яшви, он не знал, как исправить ситуацию.

- Прости, что это допустил, - сказал Сонгцэн. - Я недооценил Калу, не думал, что она будет вредить всерьёз.

Грива отрастет, пусть и не за месяц. Он слышал, что были способы ускорить рост волос с помощью врачевания, но не владел такими техниками. И это волновало его меньше чем риск, что наложницы устроят ещё что-то.

- Это моя вина, - сказал Сонгцэн. - Я хочу, чтобы ты здесь была в безопасности и чувствовала себя хозяйкой. И я этого добьюсь, даже если для этого придётся избавиться от всего гарема.

Сейчас вставал вопрос и о его власти. Да, он был младше рангом, чем его отец и дед, но это не означало, что шлюхи его Величества могли с ним не считаться. Более того, Сонгцэн знал, что убей он Калу, ему максимум выскажут недовольство, о чем эта гадина забыла. Или его слишком привыкли считать хорошим.

Яшви металась по комнате, не зная, куда ей деть себя и куда выплеснуть накопившиеся внутри и оттого льющиеся через край эмоции, которых было слишком много, чтобы она могла их все в себя вместить. Велик был соблазн истерически заявить, что уж конечно, это не она виновата в том, что королевский гарем обнаглел настолько, что ставит себя выше невесты младшего принца, но это было просто нечестно по отношению к Сонгцэну, потому что он сейчас извинялся и принимал свою вину, а все, что хотелось Яшви, это бесноваться, потому что она просто не знала, как иначе справиться со своими чувствами. Если бы ей кто-то сказал, что можно побить подушку, чтобы стало легче, она бы искренне этому удивилась. Ведь правильная жена должна быть спокойной, приветливой и уметь себя всегда контролировать, помимо всех прочих добродетелей, которые им приписываются.

Она догадывалась о том, что будет непросто, когда она вернется в резиденцию в статусе невесты, что гарем, который и в прошлые разы воспринял ее в штыки, хотя не было никаких намеков на то, что между ней и принцем могут быть какие-то отношения, не успокоится, поняв тщетность своих интриг. Ей казалось, что она справится, ведь со всем же всегда справлялась, но она недооценила свои силы. Это оказалось сложно.

- Его Величество не торопится избавляться даже от одной своей наложницы, - натянуто ответила Яшви. Она знала, как Сонгцэн не любит обсуждать действия вождя и по совместительству своего деда. - Я бы предложила кого-нибудь отравить, если бы не понимала, что травить в этом случае будут меня.

А Яшви сдерживалась, хоть и злилась. Сонгцэн считал, что решение деда в отношении Калы было слишком мягким, хоть и старался понять причины, которые к нему привели. Дед не считал проблему достаточно серьёзной, хотя Кала проверяла границы дозволенного и их перешла дальше неуда.

- Он считает, что Кала, боясь за свою жизнь, сейчас начнёт контролировать других, - сказал Сонгцэн. - Если хочешь добиться дисциплины, назначь ответственным главного нарушителя.

Это было простое и понятное правило, только Сонгцэн не был уверен, что оно было справедливым для обитательниц серпентария, которые не привыкли к дисциплине. Он считал, что Кала должна была понести наказание за свой поступок, потому что она целенаправленно вредила Яшви и надеялась, что ей за это ничего не будет.

- Я с ним не согласен. Я избавлю дворец от гарема его Величества, - сказал Сонгцэн.

- Сомневаюсь, что Кала переступит через свою ненависть и начнет набиваться мне в лучшие подруги и всячески оберегать, - скептически ответила Яшви. При всем уважении к его Величеству, Яшви считала, что он совсем не разбирается в гареме и его наложницах, раз считал, что своим решением заставит Калу кардинально поменять свое поведение. Скорее она затаится на какое-то время, чтобы шумиха улеглась, а потом возобновит свои интриги, но уже более обдуманные и осторожные.

Яшви, наконец, устала метаться и опустилась на подушку у чайного столика. Первый гнев прошел, оставив после себя опустошенность и обиду, снова, как после поездки в Риван. Но если та поездка стала ее решением, то идея остричь гриву Ворону ей не принадлежала, и от того было только обиднее. Как и любой человек, в жизни никогда ничего не имевший, Яшви очень берегла все, что теперь могла назвать своим. Ворон принадлежал ей, по сути, это было единственным, что ей действительно принадлежало, по праву сильного, если это будет здесь уместно. Раз она убила его прежнего хозяина, то ей о нем и заботиться впредь.

Глаза щипало, а в горле как будто комок какой-то был, но больше всего Яшви боялась сейчас расплакаться и начать жаловаться, хотя желание сделать это было очень велико. Она очень хотела уехать, но понимала, что это будет воспринято как бегство после всех ее громких заявлений, что она может себя защитить. На самом деле она ничего не могла.

Сонгцэн подошел к Яшви, сел возле неё на подушки и обнял девушку за плечи. Он был согласен с ней в том, что не доверял Кале. И не считал страх смерти хорошей мотивацией для того, чтобы смириться и перестать вредить Яшви. Кала была опасна, а сейчас еще и затаила обиду. И противнее всего было то, что она была никем, в то время как Яшви - невеста принца, и должно было быть так, что одного слова Яшви достаточно, чтобы выгнать любую из наложниц на улицу. Но вместо этого дед решил отделаться строгим предупреждением.

- Кала затаит обиду, затихнет и приструнит остальных, - сказал Сонгцэн. - За это время нужно найти способ избавиться от гарема. И я этот способ найду.

Нужно было говорить с отцом, собирать информацию и думать, как вывернуть ситуацию против девиц. Их конфликт с Яшви не оказался для его Величества поводом изгнать Калу, но для Сонгцэна война только началась. И он планировал довести её до полной победы.

- Например, одна из близких подруг Калы давно не стесняется встречаться с командиром Раджем Шахом. Для начала стража может вломиться к ней и выяснить, почему наложница его Величества ночует не одна, - сказал Сонгцэн.

Яшви прижалась щекой к плечу принца и закрыла глаза, чтобы не пропустить ни одной слезинки наружу. Она не может плакать сейчас, не имеет на это права, она должна быть сильной, стойкой и уверенной в себе, а не испуганной капризной девочкой. Все так навалилось сразу, все эти проблемы, большая часть которых от нее совершенно не зависела, но при этом они ее так или иначе касались, а некоторые - и доставляли ощутимые проблемы.

Сонгцэн принялся рассуждать о том, как избавить от гарема, и Яшви поначалу только его молча слушала, потому что ей не хотелось ничего решать или делать. Ей хотелось притвориться слабой, сложить руки и сказать, что у нее лапки, а еще чтобы ее пожалели, но при этом ей и самой было противно жаловаться.

- Это мерзко, - категорически заявила Яшви. Она ни при каких обстоятельствах не хотела уподобляться тем, кто позволяет себе так поступать. Или просто плохо себе представляла, как функционирует гарем, когда его Величество держит его только ради статуса, а не для прямого его назначения. - Вломиться в комнату наложницы его Величества или вломиться в комнату невесты принца Сонгцэна.

Яшви не вдавалась в подробности, кто из подруг Калы реально участвует в интригах, и здесь могли пострадать те, кто к этому не имел никакого отношения. Придирки и смешки ничего не значат, пока они остаются на словах.

Сонгцэн не был сейчас столь щепетилен, потому что считал, что наложницы долго нарывались сами. И им долгое время многое сходило с рук, раз они обнаглели настолько, что пошли на явный конфликт с Яшви.

- Разница в том, что невеста принца Сонгцэна в это время с принцем Сонгцэном, а наложница его Величества его Величеству изменяет, - заметил он. - Как и практически все девицы из гарема. Если его Величество не считает гриву Ворона поводом выгнать Калу, нужно дать ему тот повод, смириться с которым он не сможет, не потеряв лицо. Если пару девиц так отправить в монастырь, остальные затихнут.

Он не слышал о том, чтобы у Калы был явный покровитель. Но он был уверен, что за ней можно было найти достаточно грехов, чтобы выгнать её из дворца заодно с подругами. Особенно если кому-то из них пригрозить, чтобы они сами поделились информацией о Кале. Сонгцэн не любил плести интриги, но считал, что в некоторых случаях они были необходимы.

Это все равно было мерзко, врываться вот так...Разве это дело дворцовой стражи, а не дело его Величества, раз это ему изменяет какая-то, да даже гипотетически любая наложница?

- Мне кажется, его Величество об этом знает, и, если ничего не предпринял до сих пор, значит, его все устраивает, - предположила Яшви. О том, что у большинства наложниц есть какие-то покровители из боевых командиров или советников и других важных людей, знал, кажется, весь дворец. Сами наложницы это и не пытались скрывать или как-то прятаться, и, похоже, его Величество не видел в этом повода для собственного неудовольствия, иначе пресек бы подобные свидания. Или как минимум Прия-джи знала об этом, но встречи продолжались, и ничего не менялось наверняка уже целыми годами.

Но у Сонгцэна были хоть какие-то идеи, тогда как Яшви только отупело сидела рядом с ним, пытаясь делать вид, что успокоилась, хотя на самом деле это было не так. Но она не знала никакого способа воздействовать на Калу и других ее подпевал, кроме как отрезать им волосы, а то и не ограничиться одними волосами. Наложницы и интриги не были ее сильными сторонами. Ей вообще не хотелось говорить о наложницах, хотелось абстрагироваться от этих проблем, и чтобы они как нибудь сами все решились. Разве что так никогда не будет.

- Знает, и не обращает внимание, - ответил Сонгцэн. - Но после сегодняшней выходки Калы нужно сделать так, чтобы обратил.

Сонгцэн считал, что иначе ситуация походила на то, что наложницы имели реальную власть во дворце. Что они хотели, чтобы с их мнением считались, даже в тех вопросах, которые их не касались. И это его бесило. Он был согласен с тем, что дела дворца вела Аша Прия, что она следила за служанками и решала, когда менять шторы, а когда - постельное белье. И что подать на обед. Но ни одна наложница не могла подвергать сомнению статус Яшви как его невесты. И ни одна из них не должна была к ней задираться.

- Это ведь дикость: какая-то наложница смеет говорить от твоего имени и вредить твоему коню. Она ведь не считает, что я резко откажусь от свадьбы с тобой и воспылаю страстью к ней. Она проверяет, насколько она может быть безнаказанной, - сказал Сонгцэн. - Нужно объяснить ей, что не может.

Кала считала, что Яшви здесь было не место, она чужая этому дворцу. Хуже всего было то, что Яшви и сама не считала себя здесь уместной, в этих залах, покоях и коридорах, среди ваз, картин и прочей красоты. Явилась из ниоткуда, ни рупии за душой, особой красотой не блещет, без рода и племени, но вдруг вылезла вверх, из грязи в невесты принца. И не сделала ничего особенного, чтобы обратить на себя внимание Сонгцэна. Здесь она чувствовала себя цветком чертополоха в розарии, и Кала неоднократно ей на это намекала.

- Я не знаю, что делать, - призналась Яшви. Она слегка отстранилась, чтобы взглянуть на принца. - Не знаю, как будет правильно. Я думала, что я просто должна терпеть и игнорировать, как делала это всегда, но сегодня я не сдержалась. Я так разозлилась.

Яшви редко когда позволяла себе ответные комментарии или действия, считала, что там опустится до уровня Калы, а потому предпочитала не обращать на нее внимания, что наверняка злило наложницу еще больше. И если бы не Ворон, то так бы дальше все и продолжалось, но Кала замахнулась на кусок, который не смогла откусить. Наверняка не рассчитывала, что Яшви ответит, да еще и так эмоционально. За эту эмоциональность Яшви себя уже винила, но от своих действий не отказывалась - сделала то, что посчитала справедливым и равноценным.

- Если тигра дергать за усы, он укусит. И не потому, что он неправ и не сдержался, - сказал Сонгцэн, глядя на Яшви. - Ты все сделала правильно.

Яшви была объективно сильнее девиц из гарема. Она не привыкла ко всем склокам и интригам, и поэтому Кала и ей подобные считали, что могут провоцировать конфликты. Но Сонгцэн как раз был уверен, что сегодняшний ответ Яшви был отличным решением, и то, что дед выступил хоть в какой-то мере против Калы, было небольшой, пусть и недостаточной, победой.

- Говори мне обо всех выходках наложниц, - попросил Сонгцэн. - Так дальше быть не может. Ты будешь моей женой, а те, кто не готов это принять и подчиниться, не должны оставаться во дворце. Это - мой дом. И я хочу, чтобы он также был твоим домом. Где безопасно и не нужно прислушиваться и оглядываться. Я привел тебя в этот дом, и я добьюсь того, что тебе здесь будет безопасно.