На пути к исцелению

Через два дня после того, как в Сиань приехал сифу Лю, уже ни у кого не было сомнений, что Тео приходит в себя. Его тело все еще плохо слушалось, он говорил с трудом, и Юэмин помогала ему с кучей мелочей, которые у здоровых людей не вызывают сложностей, но за два дня он заново научился уже очень многому. Тео перевезли в квартиру Юэмин. Вечером снова приходил сифу Лю, совсем недавно уехал Чун сяншен. Он согласился поужинать с Лоу Йенши и обсудить дела в городе.

Проводив всех, Юэмин вернулась к Тео и помогла ему сесть, разложив вокруг подушки. Сейчас его положили в комнате, которая была спальней её родителей и долгое время стояла закрытой. Здесь была большая удобная кровать, и можно было разложить кучу всяких мелочей, которые должны быть под рукой.

Юэмин села на край кровати рядом с Тео и провела руками по его волосам - повязку уже сняли, на лбу был виден небольшой шрам. Сейчас Юэмин замечала, что немного отросшие волосы Тео вились.

- Ты устал? - спросила она.

У него было чувство, что ему дали чужое тело. По какой-то причине старое перестало работать, ему выделили новое, непонятное и сказали - живи теперь так, не объяснив, как именно надо жить. Хотя тело, конечно же, было то же самое, тот же длинный шрам на боку под ребрами, тоже лицо, те же руки и ноги, которые теперь совсем не слушались. Сделать что-то самостоятельно почти не представлялось возможным - руки либо дергались рывками, когда он прикладывал слишком много усилий, либо просто отказывались подчиняться, если усилие было недостаточным. О том, чтобы ходить речи даже не шло. Да и самой речи тоже можно было не заикаться, чаще это было похоже на невразумительное мычание, иногда получалось невнятно произнести отдельные слова, и большую часть времени Тео молчал. Его бесило это состояние беспомощности.

Голова все еще плохо соображала, ему приходилось долго осмысливать услышанное, чтобы что-то на него ответить, он забывал значения каких-то слов, не мог даже в уме произвести какие-то простые вычисления, путался во времени. Приличный кусок памяти куда-то просто делся, словно вывалился. Он не верил, что прошла целая неделя, что он провел непонятно где, а до этого прошло еще несколько дней. Последнее, что он помнил, это как объявили посадку на рейс Пекин-Сиань.

Он покачал головой в ответ на вопрос Юэмин и постарался улыбнуться.

- Здесь удобнее, чем в том подвале, - сказала Юэмин. - Прости, что пришлось тебя там прятать. У нас пока нет своей клиники, а в той, куда ты попал, было опасно.

Когда-нибудь у них будет свой медицинский центр. Как Хусин в Пекине. Со своими врачами, с надежной охраной. И в городе будет достаточно спокойно, чтобы не ждать нападения каждую минуту. Только до этого когда-нибудь нужно было дожить, и это когда-нибудь нужно было завоевать.

Юэмин открыла тумбочку, которая когда-то была тумбочкой отца. В глубине находился небольшой сейф, код от которого недавно поменяли. Юэмин убрала в него пистолет, который все эти дни был при ней. Они договорились с Йенши, что она оставит его себе. У неё не было лицензии на оружие, нужно было найти надежный тайник, чтобы хранить пистолет в квартире.

- Давай я принесу ужин? - предложила Юэмин.

Тео мало что запомнил о том, что было в клинике - по большей части он или спал или проводил в некотором бессознательном состоянии, когда не получалось понимать все, что происходило вокруг. Помнил, что там было холодно, постоянно резко пахло какой-то химией, но и, в общем-то, все. Еще почему-то запомнил, как на него странно смотрели постоянно заходившие в его помещение люди - не то с недоверием, не то с испугом, не то с благоговением. Причина подобного поведения оставалась ему неясной.

Он сделал попытку положить ладонь на руку Юэмин, которой она опиралась на кровать, пока убирала оружие в сейф, но собственная координация его подвела, и он неуклюже ударился запястьем о ее предплечье. Усилие получилось излишним, пока не получалось точно отмерить его, чтобы движение вышло таким, каким он его представлял. Тео промычал извинения, прекратил попытки дотронуться до Юэмин, смутился. Невыносимо было чувствовать себя настолько никчемным.

Он не чувствовал голода, его тело и это разучилось делать. Только постоянно хотелось пить воду, но чтобы восстанавливаться, нужно есть. Поэтому он никогда не отказывался от еды.

- Да, - невнятно проговорил Тео, тоны мешались, слова получались скомканными, как сырая вата, безэмоциональными, как голос в метро, объявляющий станции. Потом он подумал, что его да наверняка непонятно к чему относится, хотя он относил это к ужину.

Юэмин поняла, что Тео попытался коснуться её руки, но пока его тело его не слушалось. Три дня назад его зрачки не реагировали на свет, не все сразу. Но она знала, что такое лежать, не имея возможности нормально пошевелиться, и слушать заверения, что когда-нибудь все будет хорошо. Юэмин взяла руку Тео двумя своими, затем приподняла и поцеловала.

- Я сейчас приду, - сказала она.

Пока Тео мог есть только жидкую пищу с совсем мелкими кусочками. Совсем жидкую нельзя - желудок разучится работать, и потом будет хуже. Юэмин разогрела кукурузный суп и овощное пюре и налила в поильник чистую воду. Она вымыла руки, взяла чистое полотенце и вернулась в спальню. Поставила специальный столик, на котором можно было разместить поднос, поправила подушки, чтобы Тео было удобнее разместиться полусидя. Юэмин дала Тео попить воды, чтобы избавиться от сухости во рту перед тем как будет его кормить.

- Через несколько дней ты встанешь на ноги, - сказала она. - Потом можем поехать в Линь Ян Шо или в Пекин, куда захочешь.

Юэмин вышла из комнаты, и Тео чуть ли не впервые после того, как пришел в себя, остался один. Он зажмурился так сильно, насколько мог, до боли в глазах и сжатых челюстях. Это было страшно. Он не мог нормально двигать руками, не мог самостоятельно сесть или встать с кровати, не мог есть так, чтобы не пролить на себя половину и не захлебнуться водой, о каких-то других бытовых навыках приходилось вообще молчать. Он бесполезен, калека, из взрослого здорового мужчины превратился в маленького ребенка, который не может банально себя обслуживать. Его нужно кормить с ложки, он пьет из детского поильника (справедливости ради, на нем была изображена какая-то машинка, а не котенок или зайчик, что слегка утешало), мычит, когда что-то хочет сказать, и полностью зависим от других. Он привык решить проблемы, все контролировать и идти с гордо поднятой головой, а сейчас он не может контролировать даже собственное тело. Защитник, опора и поддержка. Хреновый из него победитель.

Он мотнул головой, вытирая лицо о плечо, когда Юэмин вернулась в комнату с ненавистным ему подносом и этим поильником. Он бы с удовольствием швырнул все это в стену и лакал бы, как собака, но сам, если бы не знал наверняка, что любая попытка хоть как-то передвигаться самостоятельно закончится в лучшем случае ничем, а в худшем - что у него закружится голова и он попросту свалится с кровати. Юэмин не сможет его тогда поднять, не той она весовой категории.

- В Пе-кин, - старательно проговаривая, ответил Тео, но слова получились все равно смазанными. Как тут не беситься?

Тео пока говорил очень плохо, но Юэмин старалась ловить каждое его слово, чтобы не переспрашивать. Сейчас она скорее догадалась, чем расслышала.

- Хорошо, поедем в Пекин, - ответила она.

Юэмин взяла ложку, чтобы покормить Тео сначала более жидким супом, хотя в Китае обычно им лишь запивали основную еду. Она старалась кормить Тео медленно и аккуратно, потому что пока ему было сложно даже просто глотать пищу и воду. Наверняка он злился. Она в этой ситуации была бы в бешенстве.

- Заедем к Дину дайфу. Он сказал, что после таких травм не приходят в сознание. Он был неправ, - сказала Юэмин.

Она понимала, что как врач он не ошибся. В медицинских учебниках не пишут, что существует магия, которая может чуть больше. Нет, не чуть, намного больше, чем могут вообразить себе хорошие врачи. Только таких магов как лекари Линь Ян Шо очень мало, и найти их очень трудно.

Нужно было просто есть, не думая о том, что ему приходится есть с ложки, как немощному. Потому что, вот ведь ирония какая, именно немощным он сейчас и был. Он мог попробовать хотя бы воду пить сам, но ладонь не соглашалась обхватить бутылку и как следует сжать ее, чтобы удержать в руке, и все в итоге могло оказаться на простыне и одеяле. Не хватало еще, чтобы Юэмин бегала меня постельное белье. Она и так забросила все дела и возилась возле него, и иногда Тео начинал беситься от того, что его жалеют. Бесился, что не мог остаться в одиночестве, но и одновременно боялся этого, потому что не сможет помочь себе самостоятельно, если что случится.

Тео сделал неопределенный жест плечами, как будто пытался пожать ими, и усмехнулся, но закашлялся и, не отдавая себе отчета, дернул рукой, чтобы прикрыть лицо, но задел столик и чуть не опрокинул его и все на нем стоящее на себя. Невыносимо. Тео откинулся на подушки и закрыл глаза, переживая очередной приступ бешенства и яростного бессилия на самого себя, что не может справиться даже с такими простыми вещами. Он даже с собой покончить не сможет без посторонней помощи, не просить же Юэмин, чтобы донесла его до окна и выбросила туда как мешок. Вэньхуа был не так уж и не прав. В сознание он пришел, но почему-то все равно остается таким же овощем.

Юэмин успела поймать столик, пока ничего не оказалось на одеяле. Злился, она это видела. Мимика Тео не была прежней, но уже оживала. Ему было трудно, очень сложно зависеть от других. Ему было хуже, чем ей после аварии. Она могла говорить и пользоваться руками. Но ему не придется ждать так долго, чтобы снова встать на ноги. Уже завтра будет лучше, через неделю - намного лучше. Юэмин сейчас уже в этом не сомневалась, она это поняла в тот момент, когда во время работы сифу Лю у Тео ожил взгляд.

- Ты злишься, - сказала Юэмин. - Потому что чувствуешь себя беспомощным. Ты знаешь, что я знаю, что это такое.

Он был рядом и говорил, что все будет хорошо. А она не была в этом уверена и считала, что часто он просто её не понимал. Но он был рядом и помогал. И она будет рядом.

- А еще я знаю, что за два дня ты проделал огромный путь. Ты сильный, и пройдешь его до конца. Злись на себя, злись на меня, но ты справишься, а я буду рядом. Сейчас нужно просто поесть. Тебя бесит, что я тебя кормлю, а я радуюсь, что ты можешь есть уже так. Потому что неделю я тебя кормила через зонд. Ты иногда открывал глаза, но твои зрачки даже не реагировали на свет. Злись, - она попыталась поймать взгляд Тео, надеясь, что он не будет жмуриться. - Когда ты злишься, твои зрачки сужаются. И я этому рада.

Её глаза снова блестели, но она не отводила взгляд от Тео.

Он открыл глаза и посмотрел на Юэмин. Она считала, что может его понять. Тео, как и любой человек, оказавшийся в ситуации почти полной утраты всех навыков, считал, что мало кто вообще может понять его, каково это, понимать все, слышать, видеть и чувствовать, но оказаться запертом в собственном теле.

Тео снова яростно потерся щекой о собственное плечо - еще один жест негодования из того небольшого количества, что он мог себе позволить. Пока ему лучше прочих подчинялась только голова. Он не помнил ни сам момент аварии, ни то, что было после. Ему, конечно, рассказали, что произошло, и что-то он даже понял, хотя сейчас это было довольно сложно, потому что часть слов терялась и не осмысливалась. Но для него его воспоминания обрывались на моменте посадки на рейс в Сиань, когда он был здоров, умел говорить, ходить и самостоятельно держать ложку, а потом он открыл глаза спустя неделю, чистый и ничего не умеющий, словно ребенок. Даже глотать нужно было учиться заново.

Он был в коме. В такой, из которой уже не возвращаются. То, что он мог дышать, мычать, злиться и дергать руками - уже было чудом, но этого было мало. Ему нужно было встать и идти, а все, что он мог - это раскрывать рот, как галчонок, ожидающий, что его будут кормить.

Юэмин стала дальше кормить Тео. Ему нужно было есть часто и понемногу, еду нужна была для того, чтобы он восстанавливал силы. На одной энергии сифу Лю это было невозможно, нужно было все и сразу.

- Ты сам знаешь, что скоро все будет по-другому, - сказала Юэмин. - Я бы хотела знать врачевание так, как его знает сифу Лю. Или как его знаешь ты. Но пока не знаю. Сифу Лю только разрешает давать тебе энергию, я надеюсь, что это поможет.

Нужно было найти больше времени, чтобы учиться. Тогда она могла бы нормально помогать сифу Лю, и Тео восстанавливался бы быстрее. Но все умны задним умом. Юэмин отложила тарелку из-под супа и взяла пюре. Это была не особо вкусно, но Тео нельзя было много соли, много сахара и что-либо острое.

- Я не знала, что у тебя вьются волосы. - Юэмин улыбнулась. - Если захочешь, чтобы тебя побрили и подстригли, я позову к тебе парикмахера. Если попробую сама, боюсь, что тебе не понравится результат.

Тео постарался мрачно хмыкнуть, но получилось, что просто что-то промычал, снова чуть не закашлявшись. Что толку было от его врачевания, если он не мог им сейчас пользоваться. Он не чувствовал ни собственного тела, ни течения в ней энергии, не понимал, что с ним происходит. Догадывался, что раньше знал это, пусть не так хорошо, как Лю Ян, но все же знал больше, чем ничего. Ныне он даже не мог вспомнить, как лечить царапины, а не что-то сложнее ее или простого синяка. Как бы ни хотелось найти виноватого в своем состоянии, Тео не винил Юэмин, что она не знала врачевание. У нее и без того было чем заняться. Обидно только, что мать не сумела приехать, но и ее можно понять - Юнши она нужна больше, он еще мелкий.

Он скосил глаза ко лбу, силясь рассмотреть собственные волосы, но они, вероятнее всего, были убраны назад, затем покачал головой. Не хотел, чтобы его видели в таком виде посторонние, которые наверняка начнут жалеть, вести себя так, словно он душевно больной или какой-то опасный или заразный. Ему было невыносимо находиться даже рядом с Юэмин, потому что она не заслуживает возиться с инвалидом, кормить с ложки и ухаживать за ним, выполняя всю грязную работу. Он снова зажмурился от бессилия.

- Ты са-ма, - снова тщательно стараясь произносить буквы, сказал Тео, но, понимая, что это вряд ли сильно понятно, подвигал рукой в направлении Юэмин, и на этот раз умудрился ничего не задеть.

Юэмин с трудом поняла то, что сейчас хотел сказать Тео. У него отросли волосы, а на его лице появились усы и борода. Это было очень непривычно. В другой ситуации Юэмин не могла бы сказать, что ему это не шло. Но с бородой она не видела его здоровым и способным шевелиться.

- Хорошо, я попробую сбрить усы и бороду, - сказала Юэмин. - Но пока не буду стричь твои волосы.

Она не представляла, как их подстричь так, чтобы выглядело нормально. Тео всегда очень следил за своей внешностью, вряд ли ему понравится результат её неумелых упражнений в парикмахерском деле.

- Я понимаю, что волосы - не зубы, если что отрастут, но сейчас эти кудри выглядят красиво. А то, что сделаю я, вряд ли будет хорошо, - добавила Юэмин, продолжая кормить Тео.

Ему стоило помыть голову. Скоро это будет проще. В остальном было достаточно специальных средств для лежачих больных, когда на кожу наносилась пена, которая просто стиралась салфеткой.

Еда казалась безвкусной, но она была необходима, чтобы встать на ноги. А оные за неделю лежания превратились из крепких и здоровых в слабые и худые. Да и все тело выглядело как от другого человека. Он снова похудел и казался себе скелетом.

Тео кивнул, соглашаясь хотя бы с таким решением Юэмин. Он был достаточно уверен в себе, чтобы ходить даже будучи наголо бритым, что сейчас кардинально избавило бы от проблемы с волосами, но сложность состояла в том, что он бы даже не смог объяснить, что ему нужно. Получалось произнести какие-то простые и привычные слова, но все остальные до сих пор выглядели как набор невнятных звуков, и они с Юэмин рисковали не понять друг друга.

Но больше всего прочего ему хотелось принять душ, так, чтобы подольше постоять под горячей водой, и даже тут были ограничения, начиная с того, что горячий душ был для него под запретом после того, как его мозги только пару дней назад из киселя частично приняли их первозданный вид, и заканчивая тем, что он не мог не то что добраться до душа самостоятельно, но и просто хотя бы ровно в нем стоять или сидеть. Он не был рьяным поборником чистоты, но привык, чтобы пыль по углам не клубилась, а от него не воняло годами немытой псиной. К тому же растительность на лице чесалась и бесила и никак не тянула на звание брутальной щетины, потому что росла редкими клочками.