Всепрощение

Когда Яшви вернулась обратно в гэр, Сонгцэн все же спал, и она с облегчением выдохнула, радуясь тому, что ей не нужно будет ничего говорить, по-крайней мере именно сейчас. У нее не было подходящих слов. По спине все еще иногда пробегала дрожь отвращения. Чалуун уже заглядывал - ссадины на плече уже не было. Наверняка поработал и с ребрами. Теперь, когда лекарь стал намного увереннее во врачевании, жизнь лис стала немного проще. Впрочем, в другом она стала не в пример сложнее.

Алахчит казалась растерянной. Ее не прельщала сомнительная необходимость выходить замуж за шакала, на чем настаивал Джагатай хаан. Этим бы попрались все традиции лис. Никто не мог заставить жениться или выходить замуж не по любви. Даже во имя клана. Даже во имя мира. Лиса сама выбирает себе партнера, с которым проведет всю жизнь. Но Алахчит приходилось смирять свою гордость. Она понимала, что шакалы намного сильнее. Они почти уничтожили клан в прошлый раз, и сделают это снова, если им так вздумается. Яшви не знала, что посоветовать подруге, духи молчали, а сама Яшви выглядела не менее растерянной, чем Алахчит.

Ночью она почти не спала - все время снился шакал, и Яшви вздрагивая, просыпалась в холодном поту. Во сне входная дверь не отскакивала от стены, распахнутая резким движением, и Сонгцэн не появлялся. Под утро, устав от не приносящего облегчения сна, Яшви оделась и вышла из гэра, пошла бездумно, надеясь немного проветриться. Ноги принесли ее к озеру, совсем как тогда, в монастыре. Недолго думая и не обращая внимания на холод, коснувшийся ее тела, Яшви бросила одежду на берегу и в одной рубашке вступила в холодную воду.

Сонгцэн почти не просыпался до утра, а под утро почувствовал, что может нормально дышать, хотя слабость ещё давала о себе знать. Лисы только начали просыпаться, а Сонгцэн отправился к озеру, чтобы восстановить силы рядом с одной из близких ему стихий. Той, что в итоге позволила победить шакала.

Было холодно. Ветер гнал по воде мелкую рябь, и Сонгцэн подошёл ближе к берегу. Только сейчас он увидел чуть поодаль зашедшую в воду Яшви, которую узнал почти сразу. Он подошёл ближе к ней, но пока остался на берегу. Она не была магом огня, озеро должно было казаться ей ледяным.

- Яшви, - позвал Сонгцэн девушку и стал смотреть за ней, не отрывая взгляд.

Он не знал, зачем она полезла в воду. Хотел надеяться что просто для того, чтобы пообщаться со стихией, которая несомненно была ей близка. Вчерашний день был сложным для Яшви, а они с тех пор так и не поговорили. И девушка накануне будто специально сбежала от этого разговора.

Дыхание перехватывало от холода, тело немело, Яшви почти сразу перестала чувствовать ноги, а рубашка намокла и неприятно липла к телу. Дно было илистым, неприятным, словно она шла по чему-то мерзкому. Но Яшви все равно шла. Просто не знала, зачем. Для нее такие необдуманные поступки, граничащие с глупостью, были совершенно несвойственны, но она чувствовала, что ей это нужно. Наверное, она просто так хотела смыть с себя воспоминания вчерашнего дня или перебить их ощущением пронизывающего до костей холода.

Вода уже дошла до линии бедер, и желание вернуться становилось все сильнее. Яшви остановилась в тот момент, когда с берега ее окликнули. Она узнала голос Сонгцэна, но помедлила перед тем, как обернуться на него. Она надеялась, что этим утром у нее появятся необходимые слова, но они к ней так и не пришли. Она ничего не ответила, отвернулась обратно. Ощущение собственной порочности вынуждало ее отталкивать от себя принца. Умом понимала, что ничего в итоге так и не случилось, разве что на шее болел след от грубого укуса, который она прятала за воротником дэгэла и волосами, но шакал был прав. Она не сопротивлялась.

Яшви погрузила в озеро руки и зачерпнула горсть воды, дрожа от холода. Она, конечно, не планировала топиться, но будто за что-то наказывала себя, вынуждая терпеть этот холод. Правда, ощущение чистоты к ней так и не пришло.

Сонгцэн видел, что Яшви его услышала, но она ничего не ответила и осталась в ледяной воде. Он снял рубашку и разулся, затем зашёл в воду по колено и остановился. Озеро было ледяным. Стихия возвращала ему силы, но Яшви не была мастером магии Воды, чтобы чувствовать то же самое.

- Холодно, - сказал Сонгцэн. - Что ты делаешь?

Он боялся за Яшви. Она могла слушать своих духов, совершая поступки, которые были понятны не сразу, но сейчас было похоже, что она не в себе. Сонгцэн не хотел её спугнуть, он надеялся, что она ему доверяла. Хотя бы для того, чтобы согласилась с ним поговорить о том, что с ней происходило.

Он чувствовал себя намного лучше, чем накануне. Было непросто осознавать свою энергию, но Сонгцэн уже мог получать силы от воды и не мерзнуть, позволяя магии Огня его согревать. Но для Яшви было вредно стоять в ледяной воде, и вряд ли эти ощущения были для неё приятными.

Яшви вполне отдавала себе отчет в том, что творит какую-то ерунду, и при этом продолжала ее творить, хотя замерзла уже до самых костей. Яшви многое в своей жизни приходилось делать через силу, она знала, как переступить через себя и просто сделаеть, не особо над этим задумываясь, а сейчас не могла заставить себя развернуться к принцу и выйти из воды. Она вдруг вспомнила, как в Риване боялись, что она отравит реку, и выпустила из рук воду, что удерживала там, не давая ей растечься и вылиться из сложенных ковшиком ладоней. Не было никакого мало-мальски логического обоснования тому, что она продолжала стоять в воде. Некоторые прыгают с окна башни, а некоторые вот, торчат в ледяной воде. Была бы башня, Яшви, может, в воду и не полезла.

Она развернулась и медленно пошла обратно к берегу. У нее уже начинало сводить мышцы, поэтому шла Яшви неловко и даже нелепо, немного раскачиваясь из стороны в сторону, почти не чувствуя ног. Одно хорошо - илистого неприятного дна она тоже не ощущала. Она прошла мимо Сонгцэна, лишь коротко взглянув на него, и выбралась на влажную и холодную землю.

- Я чувствую себя нечистой, - наконец ответила она принцу. Вода не помогала это смыть. Если бы на ней была какая-то осязаемая грязь, то холодная вода с этим бы справилась. А как смыть то, что внутри, а не снаружи?

Сонгцэн видел, что Яшви замёрзла, и ей трудно идти. Но она все-таки вернулась на берег и заговорила. Он не знал, что правильно было говорить, он думал о том, что ей холодно и плохо. Сонгцэн подошёл к девушке, но пока не стал ее касаться.

- Я все ещё в его крови, - сказал Сонгцэн. - Мы не можем сделать вид, что его не существовало, но должны понять, что будет дальше, когда его нет. Ты замёрзла. Зажечь огонь?

Сонгцэна задевала мысль о том, что Яшви ему не доверяла достаточно, чтобы обсудить то, что творилось у нее на душе. Сейчас было не самое подходящее время для того чтобы выяснять отношения и отмалчиваться. Шакалы ответят, и ответят скоро. И Сонгцэн должен был поддержать клан Яшви. Они были одной семьей, и беды, выпадавшие на долю одного, были бедами другого. Сонгцэн же считал, что Яшви хотела спрятаться и решать все самостоятельно, не зная, что именно ей поможет.

Яшви дрожала, по ногам словно прошлись острыми иголками, и все же даже эти ощущения были намного приятнее, чем ощущение надавливающих на плечи мужских рук, вынуждающих тебя упасть на колени. Эти руки уже клюют падальщики, а может, шакалы пожирают и своих мертвых сородичей тоже, и теперь молодые воины рвут на части того, кто еще вчера был их командиром.

Она не знала, что ей ответить принцу. Она бы, наверное, предпочла быть с ног до головы в крови, но смертельные поединки не были у Лис в ходу. Их было слишком мало, чтобы так бездарно растрачивать человеческую жизнь. Вместо этого провинившихся судили. Яшви понимала, что в случае с шакалами суд не поможет. С теми, кто уважает только силу, можно говорить только на их языке, иначе рискуешь быть не понятым. Не знала Яшви и то, как ей говорить с принцем о том, что случилось. Она лишь знала, что будет дальше. Этот хрупкий и шаткий мир скоро разобьется вдребезги.

- Не нужно, - она покачала головой. Яшви наклонилась, подобрала свою одежду и начала одеваться, хотя тело все еще было сырым после воды. Но было приятно снова вернуться в дэгэл, пусть и успевший остыть за то время, что пролежал на земле. - Я вернусь в свой гэр и зажгу там очаг. Тебе лучше? Чалуун посмотрел твое плечо и ребра.

Яшви стала одеваться, несмотря на то, что на ней была мокрая рубашка. Она снова бежала от разговора. И было глупо останавливать ее сейчас, когда она могла уйти в гэр и согреться у очага.

- Мне лучше. Позволишь пойти с тобой? - спросил Сонгцэн.

Он быстро обулся и накинул рубашку. Он бы провёл у озера куда больше времени, но сейчас Яшви беспокоила его куда больше, чем его собственное состояние, которое было вполне терпимым.

- Постой, - Сонгцэн подошёл к Яшви и задержал ладонь напротив ее груди. Влага из рубашки просочилась сквозь остальную одежду и собралась вольным клубком в его ладони. - Простынешь же, - пояснил он и посмотрел на девушку.

Сонгцэн понимал, что сейчас Яшви могли быть неприятны любые прикосновения. Вчера ее заставили переступить через собственную гордость, и она могла не чувствовать себя хозяйкой в собственном теле.

Разговор между ними больше напоминал перебрасывание друг другу односложных и мало что на самом деле значащих фраз. Сонгцэн хотел с ней поговорить, Яшви примерно представляла, о чем именно, но сама не чувствовала в себе желания об этом говорить. Точнее, она не знала, как об этом говорить, разговоры никогда не были ее сильной стороной. Тем более о том, что было у нее внутри. Поэтому она бежала, как напуганная лисица, ища нору или угол, где можно спрятаться ото всех, но главное - от самой себя.

Яшви ответила не сразу. Она старалась убедить себя, что ее не тревожит присутствие принца, хотя она и ловила себя на мысли, что она боится его осуждения. Яшви могла не признаваться себе или ему вслух, но она сильно его любила, сильнее, чем могла это осознать, потому что это чувство все еще было для нее малознакомым и крайне непривычным. Можно было сколько угодно храбриться, что если ее что-то будет не устраивать в их отношениях, она просто уедет в Монголию, Яшви боялась, что он отвернется. И ей казалось, что он все еще рядом только потому, что не застал всей картины случившегося.

- Это и твой гэр, - неловко сказала она и уже собиралась идти дальше, но принц ее остановил, вытянув из одежды всю воду. Сразу стало намного теплее. - Спасибо. И за вчера...тоже.

- Пойдём, дома теплее, - сказал Сонгцэн после того как чуть улыбнулся в ответ на благодарность Яшви.

Вчера он не мог поступить иначе. Было сложно победить в этой схватке, но иначе он не спас бы Яшви от шакала. И повезло, что он не приехал на стоянку позже, потому что не представлял, что было бы с Яшви, если бы все зашло дальше. Она была гордой лисой, и она долго искала эту лису с того дня, как он впервые встретил ее на рынке в Риване. Сейчас ей было бы слишком больно переступить через все эти победы и свою гордость из-за какого-то отморозка, который решил, что ему можно все.

- Так нельзя говорить, но я рад, что его убил, - сказал Сонгцэн. - Мне жаль, что он позволил себе к тебе лезть.

Нет ценности выше чем жизнь человека. Это вдалбливается при обучении любого воина клана. Что есть ситуации, когда ты обязан воевать и должен убивать, но эта мера вынужденная, она не должна приносить удовольствие. Сонгцэн считал, что усвоил этот урок, но сейчас усомнился, думая о смерти шакала.

Поселок шакалов стоял прямо на берегу озера. В степи иначе нельзя - все стоянки можно было делать только неподалеку от воды, особенно в восточной их части, где температуры была выше летом, и от близости источника зависела жизнь. Было еще совсем рано, но в поселке уже был слышен привычный утренний шум, сопровождающий человеческое жилье - переговаривались соседи, где-то ревел ребенок, нервно и надрывно лаяли собаки. Стоянка лис была чуть в стороне от них, обособленно, и можно было легко понять, где заканчивается один клан лис и начинается другой - они стояли отдельными кучками, не смешиваясь между собой. Многие из лис уже проснулись, чтобы начать свои привычные дела. Здесь было тише. В воздухе все еще витало напряжение, которое не исчезнет еще много дней. Яшви поежилась.

Она подошла к гэру, снаружи обильно увешанному красными летами, которые развевались на ветру. Возле гэра на длинной жерди висел конский череп, но в остальном это был такой же гэр, как и другие, с шестью стенами, но сравнительно небольшой, потому что Яшви большую часть времени жила там одна. Она уступила свое место в родительском гэре Номинжин с младенцем, и сейчас не хотела туда возвращаться.

Она все еще дрожала, но не могла понять, от холода, или все же от того, что разговор, от которого она бежала, все-таки ее догнал.

- Он угрожал убить Алтана. Я не знала, что мне делать. Я не сопротивлялась.

Яшви все-таки заговорила, и Сонгцэн это очень ценил. Ему казалось, ей станет легче, если обсудить вслух то, что случилось накануне. Что-то подобное Сонгцэн подозревал, когда напуганный мальчишка бросился под ноги его коню.

- Он не оставил тебе выбора, и ты думала о том, как спасти брата, - сказал Сонгцэн.

Этим поступком шакал показал, что его клан не считал лис союзниками или партнерами. Если бы Алтан провинился бы перед кем-то из старейшин Лис, вопрос решали бы с Их-Чэрэном, и никому бы в голову не пришло требовать платы от Яшви, ещё и таким образом.

- Ты ни в чем не виновата, - сказал Сонгцэн. - Алтан был напуган до полусмерти и переживал, что не мог тебе помочь и убежал.

Сонгцэн зашёл в гэр и подошёл к очагу, в котором зажег огонь. Шатёр был небольшим, и скоро в нем должно было стать тепло.

Яшви протянула руки к огню, вспыхнувшему в очаге, грея озябшие пальцы в его пламени. Гэр остыл за ночь, хотя угли тлели до самого утра, но все еще стояли ночные морозы, не такие сильные, как в Алтае, но и этого хватало, чтобы тепло быстро уходило из шатров.

- Монгольские кочевники никогда не встают на колени, - горько сказала она. Слова давались ей непросто, тяжелее, чем всегда. О таком не принято говорить, сложно признаваться вслух и непросто оставить в прошлом.- Это унижение, которому многие предпочтут смерть. Выбор есть всегда.

Шакал был монголом. Пусть они уже давно не кочевали и вели оседлый наемничий образ жизни, они оставались монгольскими кочевниками в прошлом. Их жизнь обросла новыми шакальими привычками и особенностями, сделали их злее, жестче, кровожаднее, но многие традиции о сих пор оставались. шакал знал, как уничтожить ее гордость и добиться своего.

Яшви вспомнила о своем видении. Прежде чем перед ханом преклонят колени, чего кочевники никогда не делают, они утонут в крови. Все уже происходило здесь и сейчас. Это было только началом, зажженной спичкой, которая должна была разойтись огромным пожаром по всей степи. И она стала первой, кто бросил эту спичку в сухую степную траву.

- Он предложил тебе выбрать между смертью брата и унижением для тебя, - сказал Сонгцэн. - Но разве можно себя унизить, спасая того, кто дорог? То, что он сделал, и то, что хотел сделать с тобой чудовищно и несправедливо, тебе из-за этого плохо и противно. Но ты не стала хуже, и твоей вины ни в чем нет.

Гордость, принципы и традиции хороши ровно до тех пор, пока они не становятся выше здравого смысла и жизней людей. И он считал, что нельзя винить человека в том, что он совершил что-то немыслимое для себя под угрозой смерти близкого. Даже если его вынудили преступить закон или отнять жизнь, а не только встать на колени. Виновен тот, кто принудил. И шакал специально добивался того, чтобы Яшви почувствовала себя униженной. Если он этого добился, он в чем-то выиграл. А эта мысль была крайне неприятной.

- Почему лисы пытаются договориться а шакалами? Шакалы не ведут себя как союзники.