Пока мы еще живы

Вэньхуа ненавидел себя. Он считал, что должен был намного раньше задуматься о том, что депрессия Мэйлин была не просто депрессией. И сейчас, пока они с Ли и Пэном после утренней летучки снова остались смотреть снимки и думать над операцией, он по-прежнему считал, что упустил время.

- Ты же сам понимаешь, что глиобластома – это аист. Без разницы, когда её нашли, - напомнил Пэн.

Вэньхуа кивнул и подошел ближе к монитору. Он приблизил снимок в саггитальной плоскости. Опухоль располагалась очень неудачно, и при этом задевала лимбическую систему – оттуда и возникали симптомы.

- Мы можем сделать операцию, - сказал Ли. – Используем люминесцентный краситель.

Вэньхуа отрицательно покачал головой и показал на участок, где опухоль переходила во второе полушарие. Слишком поздно для операции, вреда от неё будет больше, чем пользы.

- Тогда есть смысл начать химию, - сказал Ли.

- Есть смысл не начинать химию, пока не появились новые симптомы, - ответил Пэн. – Вэньхуа?

- Химия позволит сделать операцию, если опухоль на неё отреагирует. Потом снова химия. Мы отнимем у Мэйлин сколько-то недель или месяцев, чтобы она прожила дольше, но не могла уйти дальше палаты, - сказал Вэньхуа. – Я предлагаю подбирать обезболивание и не начинать химию, пока позволяет её состояние. Но онколог у нас Ли.

- Я соглашусь с тобой, - ответил Ли.

Вэньхуа тщетно искал какие-то другие варианты: сейчас единственным, который позволил бы Мэйлин жить сколько-нибудь нормально, был отказаться от агрессивного лечения. Как минимум до тех пор, пока симптомы не стали слишком серьезными. Он отнес папку с назначениями на пост и отправился в палату к Мэйлин. Еще накануне он привез ей планшет и вещи, чтобы она могла переодеться из слишком большой пижамы и заняться методичкой.

- Привет, - сказал Вэньхуа и зашел в палату, закрыв за собой дверь.

Для многих в клинике все происходившее было этаким реалити-шоу, и его бесило, когда все вокруг старались узнать подробности. Ли и Пэн искренне переживали за Мэйлин, и им Вэньхуа доверял чуть больше, хотя все равно не обсуждал практически ничего, что не относилось к тактике лечения. Вернее, тактике бездействия в безвыходной ситуации.

- Как ты сегодня спала? - спросил Вэньхуа и придвинул стул, чтобы сесть возле кровати.

Сильные обезболивающие обладали седативным эффектом. Это позволяло пациентам спать, даже когда им было страшно, и в обычной ситуации они бы не сомкнули глаз.

Мэйлин боялась, что не сможет уснуть вечером, но обезболивающие действовали на нее усыпляющие. Только вместо спокойного сна ей всю ночь снились кошмары. Сначала она бесконечно долго куда-то бежала, боясь опоздать, а время замирало вокруг, как густая смола, а потом вдруг поняла, что лежит в какой-то длинной прямоугольной закрытой коробке, и не может прикоснуться к ее стенкам, потому что они обжигают пальцы. А потом пламя охватило все ее тело, и Мэйлин резко проснулась.

Она еще долго пыталась унять бешено колотящееся сердце и отдышаться, стараясь убедить себя, что после смерти ей будет все равно, что произойдет с ее телом. Мэйлин не верила в высшие силы, реинкарнацию и круги перерождения. Она была врачом, и в этом был и плюс и минус ее состояния – она знала, что будет дальше. Могла разложить на этапы процесс умирания и сказать, что за чем следует. Но в этом же сейчас было ее и наказание – она знала, что будет дальше, и боялась заметить за собой каждый из этих этапов. И, как многие другие люди, часто не задумывающиеся об этом, но неизменно приходящие к подобной мысли в период неизлечимой болезни, она почему-то боялась оказаться похороненной заживо, даже понимая, что этого никогда не случится.

Лишь только успокоившись, Мэйлин привела себя в порядок и думала заняться методичкой, но зашел Вэньхуа.

- Привет, - Мэйлин забралась обратно на кровать. – Мне всю ночь снились кошмары, но я вроде выспалась. А ты?

Вэньхуа практически не спал ночью. Его не отпускали мысли о том, что где-то должен быть выход, который он не увидел сразу. К середине ночи, когда сон смешивался с явью, появлялись фантастические идеи о том, что пока есть еще немного времени, можно найти метод, который уничтожит опухоль. На грани сна Вэньхуа даже казалось, что он представляет, каким образом должно действовать средство: как пройти гематоэнцефалический барьер, как отличить клетки опухоли от нормальных. Утром он, конечно, понял, что это все был бред. Каждый день появлялась куча рекламных сообщений от клиник, которые применяли свои методики на пациентах с глиобластомами. Например, использовали препараты, лишавшие опухоль кровообращения. Эти препараты отлично помогали при опухолях надпочечников, но глиобластома на них не реагировала никак. Все более-менее громкие сенсации в этой сфере заканчивались опровержениями.

- Я мало спал, - признался Вэньхуа. - Но выспался.

Когда в крови слишком много адреналина, усталость не чувствуется. В таком состоянии можно работать двое-трое суток и почти не спать.

- Давай в субботу поедем в ботанический сад? - предложил он. - А потом посмотрим, вернешься сюда, или поедем домой.

Опустив взгляд на одеяло, Мэйлин почувствовала себя виноватой. Не успела она вылезти из депрессии, как вляпалась во что-то другое. Теперь уже точно наверняка.

- Прости, что тебе опять приходится волноваться за меня, - сказала она. Скоро это закончится, хотела добавить, но запнулась, поняв, как на самом деле это звучит. Теперь придется аккуратнее выбирать слова.

Мэйлин знала, что многие онкобольные беседовали с психологами, чтобы почувствовать поддержку, где-то найти силы и желание жить, сколько бы ни оставалось дней жизни. И многие родственники пациентов поначалу пренебрегали этой помощью, а потом соглашались на нее, и им становилось легче после разговора, когда они понимали, что никто не оставит их наедине с болезнью и помогут справиться со всеми трудностями. Мэйлин подумала, что, возможно, и ей не стоит это игнорировать, но сейчас не могла представить, что скажет, кроме засевших в ней слов «мне страшно».

- Поедем, - охотно согласилась она. Сейчас там не очень красиво, как летом, но это было и неважно. Мэйлин не хотела проводить в клинике больше необходимого для обследования и лечения времени. Если нет такой нужды сидеть в палате, то лучше быть где-то не здесь. – Как думаешь, там можно найти прокат воздушных змеев?

- Ты в этом не виновата, - сказал Вэньхуа.

Он много раз слышал рассуждения шарлатанов о том, что рак связан с обидами, гневом, плохими мыслями и тому подобным. Это была защитная реакция психики. Ни один человек не был застрахован от рака, но каждый хотел верить, что соблюдение определенных правил и ритуалов именно его сбережет. А остальные заболели из-за того, что эти правила не соблюдали. Это самообман. Правда была лишь в том, что мир сам по себе несправедлив, и случайности играют слишком важную роль в жизни любого человека. Даже большую, чем статистика, которая говорила, что глиболастомы чаще бывают у мужчин и либо до 18, либо после 40 лет.

- Если его нет там, он найдется где-нибудь в Пекине, - сказал Вэньхуа. - Ты знаешь место в саду, где их удобно запускать?

Если даже не найдется прокат, на свете существовал Таобао, где было все. И воздушные змеи там наверняка продавались от самых простых до самых футуристических.

Мэйлин помолчала. Она думала, что в чем-то ее вина все равно есть. Что недостаточно внимательно отнеслась к своему здоровью, долгое время игнорировала признаки депрессии, пытаясь справиться с ними своими силами, и в итоге все запустила настолько, когда ее состояние стало намного тяжелее. Возможно, если бы она больше внимания уделила головным болям и сонливости, то все стало ясно намного раньше. Хотя, с другой стороны, глиобластомы могут долгое время не давать о себе знать, а на снимках их становится видно только когда они достигают значительных размеров. Раньше или позже – лечения от них все равно не было, и это все равно приведет к одному результату.

- Где-нибудь на площади, или поляне, где поменьше деревьев, чтобы он не запутался в ветках, - ответила она.- Можно на мосту.

Даже если он упадет в воду, его можно будет подтянуть за бечеву. Гораздо хуже, если он запутается в каком-нибудь дереве, потому что тогда его точно не получится снять.

- Вы что-то уже решили по плану лечения? – снова помолчав, спросила она. Скорее всего, в ближайшие дни не собирались начинать химию, потому что тогда ей было бы не до прогулок. Она еще не видела Ли, но не хотела задавать ему какие-то уточняющие вопросы по поводу того, насколько все опасно, какая степень и сколько процентов уже поражено. Она и Вэньхуа-то не очень хотела этим волновать.

Про воздушных змеев было проще говорить, чем о плане лечения. Но Вэньхуа сразу решил для себя, что будет говорить честно, чтобы Мэйлин понимала об этой ситуации то же, что и он. Потому что хуже получать ложные надежды и понимать, что в такой ситуации тебя могут обмануть.

- Опухоль расположена так, что от операции будет больше вреда, чем пользы. В таких случаях рекомендуют сначала проводить химиотерапию, - сказал Вэньхуа. - Часто она позволяет уменьшить опухоль, а потом все-таки провести операцию. После операции проводится лучевая терапия, затем снова курсы химиотерапии с небольшими интервалами. Мы считаем, что её не стоит назначать, по крайней мере, пока нет более серьезных симптомов. Что ты думаешь?

Он считал, что Мэйлин могла понять куда больше, чем обычный пациент, хотя в принципе придерживался партнерской модели при принятии подобных решений. Он говорил Мэйлин, что не хотел бы ставить на ней эксперименты. А в данном случае это было бы больше похоже на них, чем на поиск реальной возможности для лечения.

Мэйлин выслушала все, что говорил Вэньхуа. Она понимала, что не стоит ждать здесь прорывов в науке и предполагала примерно подобный протокол.

- Это ведь все равно будет только временными мерами, - ответила она. На ее памяти еще ни одна химиотерапия не проходила без побочных эффектов, и именно они больше всего ее и отталкивали. Если бы был хоть какой-то, самый минимальный процент стойкой ремиссии хотя бы на несколько лет, больше, чем год, хотя бы лет пять-шесть, Мэйлин бы наверняка согласилась и на химиотерапию, и на операцию, и еще на несколько последующих курсов, понимая, что это может привести к результату. Может и не привести, но все же надежда оставалась. В случае с глиобластомой Мэйлин могла лишь надеяться на то, что ей не станет резко хуже уже завтра. – Я не думаю, что есть смысл вообще что-то делать. Я бы хотела провести это время дома с тобой, а не в клинике.

Радость от продления жизни на пару месяцев будет неполной, когда ценой этого будут те самые пара месяцев, что она проведет, не вставая с постели от слабости и не отходя далеко от тазика, когда ее будет неудержимо рвать. Начнут выпадать волосы, ломаться ногти, могут быть нарушения пищеварения, кровотечения и еще целый список того, что может быть в качестве осложнений.

- Иногда лучше всего просто не делать ничего, - призналась она.

Их мысли на этот счет совпадали. Мэйлин наверняка много раз видела пациентов, прошедших несколько курсов химиотерапии, и представляла, что это такое. Подобные агрессивные меры были оправданы, если давали стойкую ремиссию, иначе это была потеря более-менее нормальной жизни. Вэньхуа считал, что не в праве осуждать пациентов и их близких за любой выбор. Были те, кто хотел бороться и экспериментировать, и те, кто хотел смириться с диагнозом, имея реальные шансы на ремиссию при соответствующем лечении.

- В любом случае стоит подбирать симптоматическую терапию, - сказал Вэньхуа, - поэтому иногда придется бывать в клинике. Но в остальное время ты можешь быть дома.

По мере появления симптомов к обезболивающим добавятся противосудорожные препараты. Глиобластома будет забирать свое, пока не победит. Но, отказавшись от агрессивного лечения, удастся оставить Мэйлин немного времени на жизнь.

Среди прочего полночного бреда он накануне думал о том, что трижды на его глазах магия сделала то, чего не могла совершить медицина. И Мэйлин знала об этой магии больше него, но не говорила, что можно позвать на помощь кого-то из мастеров Линь Ян Шо. Сам Вэньхуа боялся того, что глиобластома могла отозваться на энергию новым ростом, поэтому такое вмешательство считал опасным.

Мэйлин надеялась, что Вэньхуа не станет ее уговаривать соглашаться на химию или операцию даже в том случае, если станет сильно хуже. Если симптомы будут нарастать, то делать что-либо наверняка уже будет слишком поздно, и все меры будут лишь сделкой с совестью, что было перепробовано все, что можно, чтобы не дать раку победить. Он все равно победит, рано или поздно. И без лечения скорее рано, чем поздно, но так она хотя бы будет знать, что не тратила время на тщетные попытки.

Мэйлин придвинулась ближе к краю кровати и прижалась к Вэньхуа. Умирать страшно, но еще страшнее наблюдать за тем, как умирает кто-то, кто тебе дорог, и ты ничего не можешь с этим поделать. Она даже представить себе не могла, что сейчас чувствует Вэньхуа. Страшно ли ему так же сильно, как и ей, или еще страшнее? Ведь ему придется дальше как-то жить, когда ее это уже перестанет волновать. У нее снова защипало глаза, а в горле появился комок.

- Как думаешь, давно она могла появиться? – спросила Мэйлин. – Может быть, поэтому антидепрессанты и терапия мне не помогали?

Может быть, ее состояние было вызвано вовсе не послеродовой депрессией, а чем-то более серьезным? И она пыталась справиться с последствиями, когда нужно было искать настоящую причину?

Вэньхуа обнял Мэйлин, когда она к нему прижалась. С обычными пациентами держишь дистанцию, которая позволяет не выгорать. Смотреть на человека со стороны, не принимать его болезнь на свой счет и просто делать свою работу. С Мэйлин это было невозможно, Вэньхуа оказывался в двух ролях одновременно. Поэтому он хотел, чтобы формально её лечащим врачом был Ли, хоть они и советовались по всем вопросам.

- Она могла появиться несколько лет назад, - сказал Вэньхуа. - И сильнее увеличиться во время беременности. Я должен был понять, что депрессия могла быть симптомом опухоли. В твоем случае она задевает лимбическую систему.

Скорее всего, беременность спровоцировала рост опухоли, которая появилась раньше. Раковые заболевания можно было условно разделить на три вида. Аисты вылетали из открытой клетки, лови их или нет. Зайца можно было остановить. Черепаха ползла настолько медленно, что ловить её часто не было смысла, потому что за время развития такой опухоли человек успевал умереть от старости. Глиобластома была аистом. Но беременность могла ускорить её и без того быстрый рост.

Мэйлин и не предполагала, что начало могло быть настолько далеким. Она могла бы подумать, что опухоль появилась несколько месяцев назад, ведь у нее были периоды улучшения состояния, когда ей почти начинало казаться, что все хорошо, но на самом деле она могла просто очень долгое время развиваться бессимптомно, не сдавливая окружающие ткани и потому не беспокоя.

– Логичнее было подумать на послеродовую депрессию, чем на опухоль, - она подумала о том, что никто не думает о раке до самого последнего момента, когда игнорировать слона посередине комнаты становится невозможным. А некоторые отрицают это даже в этом случае. – И вряд ли бы это что-то изменило, - добавила Мэйлин. – Даже если бы это стало понятно раньше, результат будет одинаков.

Если бы это была какая-нибудь менингиома, то своевременность обнаружения играла свою роль. Тогда, вполне вероятно, что можно было успешно провести курс химиотерапии, а то и не один, а затем удалить опухоль полностью или почти полностью с хорошим прогнозом и даже с минимумом последствий. Мэйлин не хотелось, чтобы Вэньхуа винил себя из-за того, что якобы просмотрел признаки заболевания. Которых долгое время просто не было.

- Теперь мне хотя бы легче от понимания, что это не мои эмоции и чувства, а их вызывает опухоль, - сказала Мэйлин.

Мэйлин была права, что логичнее было думать на депрессию. Потому что главное правило в диагностике: редкие состояния бывают редко. Но это не имело значения, когда в исключения из статистики попадал твой близкий человек. Если бы заметили раньше, возможно, была бы доступна операция. Но потом все равно химии частыми курсами. Или, если бы повезло, пара лет ремиссии. То же на то же. И все равно Вэньхуа считал себя виноватым в том, что даже не думал о такой возможности.

- Я не знаю, как тогда развивалось бы заболевание, и могли бы мы раньше что-то сделать, - сказал Вэньхуа. - Тебе было бы легче все это время знать, что это - не твои мысли и чувства, а болезнь?

В депрессии тоже нет ничего приятного. Но есть смутная надежда, что все наладится, и это состояние временное. У окружающих эта надежда остается более явной, чем у самого пациента.

- Или было бы хуже узнать диагноз раньше?

Сложно рассуждать о таких вещах. Потому что это теоретические построения там, где они не особо уместны.