Трудный возраст

Холод... Холод забирается под куртку, не способную согреть маленькое худенькое тело, выламывает покрасневшие пальцы и проходится по лицу болезненными укусами. И страх... Страх, что сделанного уже не вернуть, и ее жизнь кончилась. Хотя жизнь кончилась еще в тот день, когда ей сообщили о смерти брата. Только Хирото ее любил по-настоящему. А Томоэ нет. Он только улыбался точно так же, как братик, но все врал. Хотя ей всегда все врали. Она никому не была нужна. Ее просто подобрали из жалости, как паршивого котенка. Точнее, она и была паршивым котенком. Грязным и жалким, и не ценящим чужой помощи.

Юка шмыгнула носом и бросила взгляд в сторону ресторана, отнявшего у него брата и давшего в замен людей, которые пытались стать для нее новой семьей. Кто знает, может это и получилось бы, но после всего произошедшего надеяться ни на что уже не стоило. Она не могла показаться на глаза приемным родителем. Да и попасть в квартиру тоже. Ключи пропали, и явно попали в руки Томоэ, пусть теперь он и притворялся, будто ничего ничего об этом не знает. И единственное, что ей оставалось - это просто стоять на холоде, смотреть на этот дурацкий ресторан, но так и не решаться туда зайти. Как не решилась она раньше ответить на звонки и сообщения, поскольку только из-за нее ограбили квартиру и покалечили женщину, которую она иногда разрешала себе считать мамой...

- Писать объяснительные. Как будто вы будете их читать, - проворчала Юлиана вслед уходящему мужчине и улыбнулась.

Юлиана встала с кресла, размяла затекшую спину и сложила одеяло и плед. Посмотрев на фотографию Хирото, приклеенную к шкафчику, она вздохнула и покачала головой, вспомнив, что сеньор Фернандез рассказал про девочку. Может, это неправда, и ограбление квартиры никак не связано с сестрой Хирото. Юлиана несколько раз видела Юку, и девочка показалась ей очень спокойной и доброй. Сеньор Фернандез с нежностью отзывался о ней. В принципе, сеньор Фернандез отзывался с нежностью про всех, вот только когда он говорил о своей дочери, в его голосе чувствовалась усталость и строгость. С Яреци, так вроде звали его дочь, Юлиана разговаривала лишь однажды. И не помнила, видела ли ее вживую. Впрочем, неважно.

Выбросив бумажный стаканчик в мусорное ведро, Юлиана вышла из комнаты отдыха. Прошла на кухню, остановившись в зале. Народу было очень мало. Да, из-за дождя всем лень сидеть в ресторане. Юлиана представила себя дома, с чашкой какао с маршмеллоу, желательно в кресле-качалке, и грустно вздохнула. Дома не было кресла и какао.

Какао можно купить. Девушка надела куртку и отправилась к выходу. Дождь уже был не такой сильный, как несколько часов назад, и Юлиана улыбнулась. Она любила дождь.

Направившись к близлежащему супермаркету, девушка увидела худенькую маленькую фигурку. Присмотревшись, она узнала в девочке Юку. Пошла к ней.

- Юка? - спросила она, подходя к ней.

Казалось, покрасневшие мокрые пальцы уже никогда не начнут гнуться. А, может, вообще отвалятся, оставив ее с изуродованными ни на что не способными руками. Хотя какая теперь разница? Ничего хорошего ее все равно уже больше не ждет. Даже если она умрет прямо здесь, перед рестораном, через какое-то время все о ней забудут. Как забыли и о ее брате, который всегда всем помогал...

От мрачных размышлений Юку отвлекло собственное имя, произнесенное знакомым голосом. С этой женщиной она старалась не пересекаться, каждый раз вспоминая про умершего по ее вине брата. А вот сейчас, словно желая ее добить, та, что темной мрачной тенью прошлась по жизни ее семьи, сама зачем-то решила подойти к одной из своих косвенных жертв.

- Простите. - Юка не хотела вступать в разговор, решив уйти подальше от ресторана и снова отправиться бесцельно бродить по улицам, но не успела сделать и пары шагов, как остановилась и оглушительно чихнула. Она уже и не помнила, сколько времени провела на холоде, после того, как Томоэ, отказавшись отвечать на вопросы, сказал ей убираться куда подальше. Но раз уж терять было нечего, оставалось только окончательно замерзнуть до смерти. Все лучше, чем отвечать на вопросы женщины, выглядящей слишком красивой и счастливой, в то время как Хирото больше никогда не улыбнется ласковой улыбкой своей маленькой сестренке.

И вот тут было два варианта: либо отправиться за какао, проигнорировав девочку, хотя это будет нелогично хотя бы из-за того, что она сама обратилась к девочке, либо как-то попытаться помочь ей. И очень сильно хотелось какао, вот прям до невозможности сильно. И машмеллоу. Можно без кресла-качалки. Юка собралась уйти, но чихнула, остановившись. Юлиана покачала головой и, постояв немного, направилась к девочке, надеясь, что она сейчас не убежит от неё. Потому что догнать её Юлиана точно не сможет. Да и малыш вряд ли скажет ей "спасибо", если своими опрометчивыми действиями она спровоцирует его рождение, когда он ещё не готов. Ей сказали, чтобы явилась в такой-то день, и, если она не будет ещё готова к родам, то ее положат на сохранение. Можно, конечно, вызывать искусственно роды, прыгая, делая ремонт, бегая, но зачем?

А какао есть в баре. И маршмеллоу тоже.

Юлиана сняла куртку и накинула ее на плечи девочки.

- Ты сильно замёрзла и промокла, тебе надо согреться, иначе ты можешь заболеть, - сказала Юлиана, переборщив с тембром голоса, поэтому он оказался нежным и слегка сюсюкающим. Да, у нее разыгрался материнский инстинкт, она захотела пригреть эту девочку и оградить ее от всех бед. Главное, чтобы девочка ей не врезала, не толкнула ее или не сделала ещё что-то, из-за чего могут начаться проблемы с ребёнком...

Меньше всего Юка ожидала проявления заботы от женщины, из-за которой умер ее брат. Ведь та легко обо всем забыла, нашла себе мужа, похожего на Хирото, и теперь ходила вся такая довольная и светящаяся, словно ничего не случилось. Для нее официант по фамилии Одагири был всего лишь крохотным эпизодом, а для его сестренки он являлся всей жизнью, которую не могла заменить ни теплая куртка, ни ласковые слова.

- Ничего мне не надо, - пробурчала девочка себе под нос, с большим трудом стягивая с себя куртку и возвращая хозяйке. Сначала она хотела сказать что-то более грубое, но вовремя остановилась. Пусть Юка и не испытывала любви к этой женщине, но она была беременна. А малышей, как всегда говорил Хирото, надо было защищать. Даже еще не появившихся на этот свет.

- Да и какая вам вообще разница, заболею я или даже умру? Подумаешь, просто на одну японскую девочку станет меньше.

Юка снова шмыгнула носом и потерла ладони о промокшую юбку от школьной формы. Лучше не стало. Пальцы практически перестали ее слушаться, рождая шальную мысль, что немного где-то погреться - это не самый худший вариант. Хотя соглашаться со словами кровавого повара она не собиралась, даже если в глубине души и признавала их правоту.

Юлиана взяла куртку и, покачав головой, надела ее. Все-таки было уже холодно, и заболевать совершенно не хотелось. Потому что сопли у нее могут быть чем-то плохим и страшным у маленького сына. А лишний раз искать повод для переживаний она не хотела.

Юлиана прекрасно понимала, что чувствует девочка, но не знала, что ей сказать, как утешить или поддержать. Ее саму до восемнадцати лет, а именно тогда наступает совершеннолетие в Болгарии и ряде других стран, никто никогда не поддерживал. Ей приходилось работать, чтобы обеспечивать себя едой и одеждой. А мама и папа с тех пор, как им показали тело Христо, перестали ее называть дочкой. Она стала для них соседом по квартире. По вине которого умер их любимый мальчик.

Эти воспоминания острым лезвием прошлись по душе, оставляя болезненное чувство. Она поморщилась.

- Юка, я знаю, что ты меня ненавидишь. Я и сама себя ненавижу. Мне до сих пор тяжело смотреть на его фотографию. Но я прекрасно понимаю тебя. Мне было десять, когда погиб мой брат. Его убили и пытались скрыть следы преступления, выдав за несчастный случай. До совершеннолетия у меня не было вообще никого, с кем можно было поговорить. А потом...

А потом появился Джан, и ее ад перешел на другой уровень. Передернувшись от болезненых воспоминаний, она посмотрела на небо - только для того, чтобы высушить свои слезы.

- Ты любишь какао? Пойдем, тебе надо погреться и обсохнуть, - вздохнула Юлиана через какое-то время и внимательно посмотрела на девочку.

А потом кивнула и вошла внутрь. Юка знала, где находится комната отдыха, и Юлиана направилась прямиком к барной стойке, чтобы сделать вкусное какао.

Юка впервые слышала про смерть брата женщины, чье имя она не любила даже произносить, но даже узнав, что той пришлось проходить через похожие страдания, девочка не испытала особого сочувствия. События далекого прошлого не отменяли смерть Хирото, как и оправдания не могли изменить того факта, что ее утро больше никогда не начнется с самой красивой и светлой из известных ей улыбок. Юка много раз спрашивала себя, зачем Хирото вообще пошел в квартиру этой иностранки. Неужели, она понравилась ему так сильно, как и ей Томоэ? Настолько, чтобы получить нож в спину?

На предложение женщины пойти погреться Юка только всхлипнула, на этот раз не из-за дурацкого заложенного носа. Но почему-то через пару минут все-таки зашла в ресторан. Здесь было намного теплее и вкусно пахло, словно запах еды впитался в сами стены, уже на входе даря гостям ожидание сытого и довольного желудка. И, немного постояв у двери, девочка все-таки направилась в комнату отдыха, хотя не сказать, чтобы какао из рук неприятного ей человека было именно тем, чего она сейчас действительно хотела. Правда, в своих желаниях Юка не могла толком разобраться и сама, понимая, что единственное, о чем она действительно мечтала - перенестись на несколько лет в прошлое, было и оставалось недостижимой мечтой.

Юлиана краем глаза увидела, как девочка вошла в ресторан и направилась в комнату отдыха, и кивнула. Сделав какао и положив туда много маршмеллоу, она взяла поднос и пошла в комнату отдыха. Поставила поднос на стол и вытащила из шкафчика одеяло, которым около двух часов назад заботливо укрыла сеньора Фернандеза. Положила на диванчик, не надеясь, что та захочет накидывать его на свои худые озябшие и промокшие плечи, и подвинула одну чашку.

- Я понимаю, что тебе не хочется ничего обо мне знать или видеть меня. Не удивлюсь, если ты хотела, чтобы я тогда была на его месте. Мне этого тоже хотелось. Но позволь мне помочь тебе. Твой папа сильно переживает, что ты не ответила на его сообщения. Он боится, что с тобой что-то случилось. Что с тобой произошло? У тебя в школе проблемы и ты боишься, что папа тебя будет ругать?

Сеньор Фернандез рассказывал ей как-то, что Юка влюбилась в какого-то мальчика, который у него не вызывает доверия. А еще сеньор Фернандез сказал, что боится, что этот парень испортит эту светлую и добрую девочку.

Юлиана не говорила ей про то, что знает об ее отношениях с мальчиком и реакции на это сеньора Фернандеза. И хоть Моррис, когда это рассказывал, казался грубым, Юлиана все равно знала, что мужчина простит свою приемную дочку, даже если та вынесет всю квартиру.

- Ты мне можешь ничего не говорить, но твой папа... он простит тебя, Юка, что бы ты ни сделала. Если тебе страшно говорить с ним, то я могу поехать с тобой.

Юлиана размяла свою спину и посмотрела на девочку. Так хотелось обнять ее, защитить от всего мира. Подарить чуточку тепла и спокойствия. Она не надеялась, что девочка когда-то станет относиться к ней по-другому. Пусть она будет ее ненавидеть, проклинать ее, но Юлиана хотела, чтобы эти проклятия и ненависть были от счастливой девочки, которую любят и не презирают. Ведь сама Юлиана узнала, что ее могут полюбить и она кому-то нужна, только после выхода из больницы. Хотя она не была уверена, что навестила бы Хиро, если бы ее об этом не попросил Сугино-сан.

Добравшись до комнаты отдыха, Юки уселась на край диванчика, принявшись пустым взглядом разглядывать свои худые колени ровно до момента, как в помещение вошла женщина с двумя чашками. И пусть Юка не слишком хотела демонстрировать ей свою слабость, за какао принялась практически сразу, как у нее появилась такая возможность, сделав большой глоток горячего напитка и тут же закашлявшись.

- Не надо мне помогать, - буркнула девочка прокашлявшись, а затем снова взялась за чашку, но практически сразу убрала руки и положила их на колени. - Я сама со всем справлюсь.

И хоть Юка храбрилась, больше всего ей сейчас хотелось зареветь от отчаяния. Она не верила, что после всего ее можно простить, раз пострадала та, кто пытался заменить ей мать. Да и если бы ее простили, разве могла бы она жить как раньше? Смотреть в глаза приемным родителям? Случайно сталкиваться с мерзким Томоэ и зать, что он смеется над ее наивностью и глупостью.

Юка что есть силы сжала руками край своей юбки, стараясь сдержаться и не показать себя испуганным ребенком. Пальцы постепенно возвращали способность нормально двигаться, но от этого легче не становилось. Сейчас девочке хотелось забиться к какой-нибудь маленький теплый уголок и больше никогда оттуда не высовываться. А еще лучше - заснуть и никогда не просыпаться, особенно если в ее снах будет братик, ну или хотя бы стая собак, рвущих Томоэ на части.

Девочка быстро взялась за какао и, вероятно, обожглась. Юлиана хотела посоветовать ей пить маленькими глоточками, чтобы не обжечься, но в последний момент остановила себя. Материнские инстинкты просто рвались наружу, и это было как-то странно, особенно если учесть, что в начале беременности она на полном серьёзе хотела делать аборт. Все эти месяцы беременности пролетели как одно мгновение, радостное и счастливое. Она помнила, как сначала хотела девочку, а потом подумала, что сможет воспитать мальчика. Произошло это на УЗИ, когда на ранних сроках ей сказали "у вас будет мальчик". Какой мальчик?! Она хочет девочку, и точка! Выйдя из больницы, она на полном серьёзе стала думать, что надо избавиться от ребенка. А на следующий день после разговора с Хиро, когда он ее успокаивал, она поняла, что мальчик - это прекрасно. Это защитник.

Последнее УЗИ подтвердило, что у нее будет мальчик...

Рассерженный, чуть слабый голос Юки вернул ее в реальность, и Юлиана внимательно посмотрела на девочку. Пальцы судорожно сжимают края юбки, желваки на челюсти трясутся, как будто девочка из последних сил пытается не заплакать. Юлиана подумала позвонить сеньору Фернандезу и сказать, что Юка нашлась. Пусть он приедет и сам разбирается со своей приемной дочкой.

- Да, конечно. Я понимаю. Ты взрослая, со всем справишься, - сказала Юлиана. - Но не забывай, пожалуйста, что есть люди, которые тебя любят. Обратись к ним, они тебе помогут. Они тебя простят и примут. Я знаю, о чем говорю. У меня не было таких людей.

Интересно, а какой бы стала ее жизнь, если бы тогда родители уделили хотя бы немного внимания своей дочери? Вероятно, всего этого бы не было. И не было бы Джана. И Хиро... и маленького сына, над именем которого они думают, разрываясь между болгарским и японским именем.

Юлиана кивнула и взяла свою чашку с какао. Отпила немного и слабо улыбнулась.

Слова женщины если и достигали сознания девочки, то явно не давали того эффекта, ради которого они были произнесены. Юка не могла до конца поверить в то, что ее кто-то искренне любил. Жалел - возможно. Но вот с любовью все получалось куда сложнее, ведь пара иностранцев не обязана была любить обычную японскую девочку, которая появилась в их доме уже подростком.

- Откуда вам знать, если у вас таких людей не было? - Юка подняла глаза на женщину, а затем снова их опустила, чувствуя себя до крайности мерзко. Грубить беременной женщине было нехорошо. Пусть та и не слишком ей нравилась. Хотя все, что она последнее время делала сейчас казалось ей отвратительным. И ее не оправдывало желание быть рядом с Томоэ и помогать ему, когда он говорил, что кроме нее его никто не понимает. А она на все это велась, как последняя дура...

На тыльную сторону ладони упала слеза, и Юка постаралась ее как можно быстрее стряхнуть, чтобы окончательно не опозориться. Да и не было смысла плакать. Это не могло ничего изменить, как литры слез, выплаканные на похоронах брата, не могли вернуть к жизни единственного человека, которому она полностью доверяла. И оставалось только смириться с тем, что как раньше уже не будет никогда.

У Сэтоши Мотидзуки были далеко не все полномочия, чтобы управлять рестораном, но Моррис не хотел передавать ему все свое дело. Потому что тогда он останется без этого ресторана и будет находиться дома. Хотя дома у него нет. Кто знает, как бы он сейчас жил, если бы Рикардо отказался от этой идеи. Может быть, не было бы сейчас такой сильной и даящей тоски по Лауритте и дочери. Может быть, тогда стоило не обижаться на Лауру, а приехать к ней и помочь ей справляться с последствиями действий Маркуса. Кто знает, какой бы итог сейчас был?

Моррис стоял на пороге своей квартиры. Было холодно, но это был холод в душе. На что он вообще надеялся, оставив столько сообщений девчонке? Неужели он думал, что она будет слушаться его?

- Идиот, - болезненно поморщился сеньор Фернандез, ударяя кулаком по маленькой тумбочке, стоящей у входа.

Было больно. От осознания того, что, вероятно, он действительно стал одиноким, никому ненужным стариком. Старым "пе**уном", как сказала та молодая женщина с ребенком в самолете. Моррис хмыкнул - он и не думал, что это его так сильно заденет. Ему казалось, что это неприятный эпизод в жизни, который можно забыть, и чтобы это сделать, достаточно всего лишь было обнять свою любимую женщину и вечером поболтать с приемной дочкой. Но это было бы слишком просто. Жизнь не любит, чтобы было все просто.

Моррис прошел на кухню и достал из шкафчика бутылку виски. Посмотрел на нее, а потом плеснул немного напитка в стакан. Встал у окна и посмотрел на темнеющую улицу. Несколько глотков, с которыми пришло легкое чувство опьянения.

Гильермо несколько лет назад бросил все, уехал в Мексику, купил себе небольшой домик в отдаленном районе и прекрасно живет там. Он бросил все, чтобы найти душевное спокойствие. Он не общается со своей дочерью и ее детьми, они о нем не вспоминают, и всем хорошо. А Моррис...

Неужели он думал, что Юка полюбит его? Ведь он тоже был виноват в смерти ее брата. В тот роковой день он должен был запретить им пить, а Юлиана должна была остаться в ресторане. Или он сам бы ее проводил. Интересно, кто-нибудь о нем бы помнил, если бы тогда его убили?

Поняв, что вряд ли, Моррис вздрогнул и допил остатки виски, что были в стакане. Кто о нем бы вспоминал? Вероятно, только Лауритта. Может быть, она была бы жива до сих пор. Кто знает?

Оставаться в этой холодной и пустой квартире он не хотел. К Жюли ехать? Но нужно ли ей это? Остается ресторан. Там спокойнее. Там можно закрыться в своем кабинете и работать, обдумывая что-то новое.

Через полчаса такси остановилось около ресторана, и мужчина вошел в него. И тут его ждали новости. Юка сидела в комнате отдыха, и Моррис направился туда. Его не обманули - на диване сидела Юка, а в кресле была Юлиана. Моррис кашлянул.

- Оставьте нас, - сказал он Юлиане.

- Потому что если бы у меня были такие люди, то твой брат был бы сейчас жив, - в тон девочке ответила Юлиана. - У тебя есть возможность никогда не понять, что это такое, когда единственный, кому ты нужен - это только ты сам. Уход важных нам людей нас сильно ломает, и мы совершаем поступки, о которых потом будем жалеть.

Жалели ли ее родители? Да, но скорее о том, что Христо никогда больше не вернется. Переживали ли они за нее, когда она связалась с Джаном? Нет. Они переживали только за себя, сильно испугавшись угроз этого отморозка. Знали ли они о том аду, который она пережила, борясь за свою жизнь и жизнь полицейского, в которого она имела неосторожность влюбиться? Вряд ли. Что им рассказали о смерти Джана? Наверное, они уверены, что она, неблагодарная дочь и шлюха, убила бедного мальчика.

Тяжело жить, когда родителям плевать на тебя. Но Юлиана всегда была благодарна судьбе, что та подарила ей второй шанс. Самый прекрасный и лучший шанс, который только может быть.

Пока она рассуждала, в комнату отдыха вошел сеньор Фернандез, заставивший ее вздрогнуть. Встав с кресла, она кивнула Юке и удалилась из комнаты отдыха. Начальник попросил ее сделать ему кофе, правильный, не из кофе-машины, и девушка направилась на кухню варить этот напиток.

Пожалуй, сейчас Юка не была готовить строить настолько сложные умозаключения, вроде того, как наличие близких людей у сидящей перед ней женщины могло повлиять на жизнь ее брата. Да и вообще, вся поступающая информация воспринималась плохо, словно застревала где-то по дороге к ее сознанию. Но если попытки донести до девочки какие-то важные вещи и не возымели особого успеха, наталкиваясь на молчаливое непонимание, то вот появление сеньора Фернандеза было сравнимо с эффектом разорвавшейся неподалеку гранаты, заставляя Юку вскочить с дивана и бросить отчаянный взгляд на выход из комнаты. Но единственный путь к отступлению был блокирован внушительной фигурой ее приемного отца, не оставляющей иного варианта, как усесться обратно на диван и сжаться в испуганный комочек.

- Простите, - жалобно пропищала Юка, низко опуская голову и еще сильнее, чем раньше, хватаясь за край юбки. Ничего больше сказать она не могла. Оправдываться? В этом не было смысла. Она была виновата и прекрасно это понимала. Ведь не так важно, что заставило приемных родителей принять ее в семью. Эти люди кормили ее и обеспечивали, а она навела на них грабителей, из-за которых пострадала мама, а, точнее, женщина, которую Юка временами очень хотела считать своей матерью.