После боя

Сказать, что Шэн была в ярости, означало не передать и сотой доли тех эмоций, что сейчас её переполняли. Она сдерживалась при младших по рангу, чтобы не устраивать шумный разбор полетов при них, там ещё с Луном было о чем поговорить, а сейчас, оказавшись в их с Кэлашем покоях, тигрица хотела высказать благоверному все, что думала по поводу произошедшего боя. И в то же время правильнее было не говорить ничего.

Она не оставила меч внизу, потому что его нужно было ещё вытереть и смазать маслом. Уже много лет она не чувствовала страха в бою и после него. Адреналин казался мутной тяжестью, заставлявшей молчать сутки или двое после схватки, чтобы не наговорить лишнего. От железного запаха крови чуть мутило, от понимания, что Лун ранен, было ощущение тупой боли, в которой очень не хочется себе признаваться.

Шэн отвязала с пояса меч и закрепила его на подставке, после чего пошла в ванную. Она тщательно вымыла руки, глядя на то, как в раковину стекает вода, окрашенная в красный цвет. Казалось, что кровь противников за тридцать с лишним лет службы клану впиталась в кожу так прочно, что её ничем не отмыть. Шэн вытерла руки, затем пошла в спальню. Она показательно игнорировала присутствие в покоях Кэйлаша. Тигрица разделась, сняв пропитанную кровью черную форму клана, затем надела длинный шелковый халат, который подвязала широким поясом. Она отнесла грязную одежду в корзину для белья, затем вернулась в первую комнату. Нужно было вычистить меч, а заодно проверить, не появились ли на стали зазубрины. И постараться за этим медитативным занятием не сорваться на Кэйлаша. Чертов принц, не понимающий ценность своей жизни.

После возвращения в резиденцию клана Прин первым делом отправил отряд за телами, оставшимися на поле боя, отправил женщин под стражу, где они будут дожидаться своей участи, после чего отправился к отцу, чтобы доложить о произошедшем. Как ни странно, Нилам отчего-то даже бровью не повел, когда Кэйлаш упомянул о том, что в бой вмешались его жена с учеником и Джая. Кажется, ожидал. Неважно. Задание было выполнено, мир остался нерушим, однако его желание кого-нибудь придушить собственными руками росло с каждым мгновением, когда он вспоминал жену и кровь вокруг нее. Чертова тигрица, поссорившаяся с головой и решившая поставить под удар себя. Дура! Все бабы дуры, даже если это воины, одна суть! Но гордость и самолюбие, а также отношение к супруге не позволяли сорваться на нее. Зато успело достаться нескольким воинам. Кстати, как он и предполагал, Король сразу же назначил публичную казнь женщин на следующее утро, что хоть как-то усмирило аспида. На время, конечно же, потому что тот жаждал выпустить эмоции наружу.

Шэн игнорировала его, ровно как и он совершенно не стремился с ней поболтать, да и вообще как-либо пересекаться. Скинув грязную одежду в корзину, принц направился в душ, понимая, что Вода сейчас лучше всего снимет накопившееся напряжение. Хотя бы частично, что позволит не сорваться на беременную жену. БЕРЕМЕННУЮ, мать ее! Беременную, которая полезла в опасный бой! Пальцы аспида невольно сжались в кулаки, но он сумел-таки заставить себя прикрыть дверь и включить воду. Какое-то время он стоял по холодным потоком воды не шевелясь, в прямом смысле слова остывая.

Кэйлаш даже не пытался как-либо одеться после душа – накинул шелковый халат, едва запахнув его, после чего вернулся в комнату, где супруга занималась натиранием своей катаны. Впрочем, туда он шел с точно такой же мыслью, а вот Шэн хотелось отправить в душ, а потом к лекарю. А лучше, чтобы вообще наоборот. Но нет, лучше взять меч в руки и заняться делом, что он и сделал.

Шэн села на подушки, повернувшись спиной к Кэйлашу, чтобы лишний раз не беситься. Он закусила губу и стала с сосредоточенным видом протирать лезвие катаны мягкой тканью, придирчиво разглядывая блестящую сталь. Ни одной зазубрины, будто этот меч не рубил сегодня доспехи и кости и не блокировал удары других катан. Ткань окрасилась от крови, которая оставалась на кровостоке, цубе и скобах, крепивших лезвие. Её запах ощущался как никогда остро, и казался невыносимо противным. Шэн мутило, из-за этого она поморщилась, затем нажала ногтем на точку над верхней губой, борясь с приступом тошноты, но все равно ненадолго закашлялась.

Она постаралась как можно быстрее натереть меч маслом, чтобы убрать его и не чувствовать этот запах, но сейчас железный запах мерещился везде. И в то же время совершенно не хотелось показывать слабость при Кэйлаше, который сегодня отличился своим идиотизмом. Она вступила в бой за него, потому что не могла поступить иначе. И Шэн не привыкла учитывать свою слабость. Тигрица ещё раз провела тканью, уже смоченной маслом, по лезвию, затем убрала катану в ножны и отнесла меч на подставку.

И новый приступ раздражающей тошноты заставил её вновь закашляться, и теперь уже сильнее зажать точку, зажмурившись и затаив дыхание. Бесило, что сейчас Кэйлаш находился в этой же комнате и мог заметить её состояние. И казалось, что от пальцев пахнем все тем же железом, потому легче не становится. Проклятье. Как и в прошлый раз её, опытного воина клана, мутило именно от запаха крови, когда в нормальном состоянии она не боялась ни своих, ни чужих ран. Будто сама судьба напоминала ей, что невозможно идти одновременно путем воина и путем женщины.

Оружием надо не только уметь пользоваться, за ним надо еще тщательно ухаживать, потому как без должной заботы об этом смертоносном друге, невозможно полноценно свершать то, для чего он предназначен. Кэйлаш достал верную катану из ножен, проведя по ней двумя пальцами сначала по одной стороне лезвия, потом по другой. Он всегда проверял наличие зазубрин на лезвии наощупь – своим тактильным ощущениям он всегда доверял больше, чем собственному зрению, ведь всегда можно не заметить легкое искажение, которое может, в конечном итоге, погубить сам меч. Но лезвие было гладким, даже несмотря на наличие остатков крови противников. Принц вытер пальцы о заранее приготовленную тряпку, вымоченную в дезинфицирующем растворе, после чего взял другую тряпку, аккуратно стирая с оружия остатка крови. На некоторое время он забыл о том, что рядом находится тигрица, которая посмела рисковать как собственной жизнью, так и жизнью их ребенка, которого она носила под сердцем. Масло мягко ложилось на сталь, обволакивая ее и защищая от каррозии. Только спокойствие, что воцарилось сейчас в душе аспида исчезло в тот же миг, как он услышал кашель супруги. Вернув меч в ножны, но внимательно посмотрел на тигрицу, которая всячески выражала свое недовольство, повернувшись к нему спиной, проследил за тем, как она подошла к подставке, после чего снова закашлялась. Принц тут же оказался рядом, положив свою катану рядом с ее, и взяв Шэн за руки, заставляя ее поднять на него взгляд. Она была бледна, определенно переутомилась, как сделал выводы Принц, после чего едва коснулся в поцелуе ее губ, подхватил на руки и твердым шагом направился в спальню, не обращая внимания на возможное сопротивление.

- Тебе надо отдохнуть, - спокойно, что сам удивился, и заботливо произнес он, вновь заглядывая ей в глаза. Злость вообще куда-то испарилась, видно утекла вместе с Водой, а на ее место пришли волнение и беспокойство, что на редкость можно было без каких-либо препятствий прочитать в его заботливом взгляде.

Когда Кэйлаш оказался рядом, Шэн нехотя посмотрела в его глаза. Она все ещё злилась, но сейчас не были ни сил, ни желания высказывать кобре все то, что её раздражало в его сегодняшних поступках. Как он, идиот, не понимает, что не должен рисковать своей жизнью, когда она нужна не только ему? Откуда этот юношеский максимализм, о чем он думал, выходя один против предателей? Неужели не понимает…

Шэн не ожидала того, что произошло дальше, и к собственному удивлению поняла, что не хочет сопротивляться, когда оказалась на руках Кэйлаша. Появилось странное оцепенение, которое можно было бы назвать нормальной слабостью, просто тигрица не привыкла признаваться себе в таких вещах. Она посмотрела в змеиные глаза супруга, когда он положил её на кровать. В его взгляде не было злости, зато читалась не то нежность, не то тревога, и Шэн чуть заметно улыбнулась. После этого она привстала, опершись локтем о кровать, продолжая смотреть в глаза Кэйлаша.

- Я не хочу, чтобы ты так бездумно рисковал жизнью, как сегодня, - сказала она. – Не хочу тебя потерять, - почти с мольбой в голосе сказала тигрица.

Воин клана не умеет думать категорией «если бы». Путь умнее идущего, и все происходит так, как должно происходить, но сегодняшний день был страшен тем, что могло произойти. Шэн знала, что при всей своей подготовке Кэйлаш не смог бы в одиночку справиться с повстанцами, и они не отпустили бы его живым. И где-то в глубине сердца возникало чисто тигриное, собственническое ощущение «почему он не думал о нас?». Странное, неправильное, ведь эгоизм неприемлем для воина клана, но оно было, и Шэн не могла сейчас этого отрицать.

К удивлению кобры, Шэн не сопротивлялась и, кажется, даже не думала о том, чтобы высказывать свое недовольство нынешним положением. Принц бережно опустил супругу на кровать, после чего присел рядом, все еще держа ее за руку. Она волновалась за него, теперь он начал понимать, хотя эгоизм и самолюбие не сдавались так просто. Аспид всегда остается аспидом, даже когда открыто выражает свои чувства. И, черт возьми, как же было противно признаваться самому себе в том, что она была права – он необоснованно рисковал собой. Но откуда тогда была такая уверенность в том, что все происходящее в тот момент, когда он в одиночку пошел к ним, было правильным?

- А я не хочу потерять вас обоих, - он ласково коснулся рукой ее живота, пусть пока что и такого же плоского, как и был до ее беременности. – Но я не думаю, что стоит обсуждать произошедшее, - чуть настойчивее сказал Принц, после чего улыбнулся ей, наверное, самой ласковой и заботливой своей улыбкой, на которую только был способен.

В такие моменты вполне можно сказать, что мир перевернулся, где-то сдох медведь, заодно сопроводить все это оханьем и аханьем, хватанием за сердце и закатыванием глаз. Тщетно. Ему откровенно плевать. К тому же, кроме тигрицы покоях никого не было и быть не могло, потому, наверное, Кэйлаш и позволил себе показать частичку той нежности, что испытывал к супруге, с которой их свело само Провидение. И, если уж совсем на чистоту, в данный момент его больше волновало именно ее самочувствие, нежели зачатого ребенка, которые едва ли достиг размера в пару сантиметров. Она сейчас куда важнее.

Шэн проследила взглядом за рукой Кэйлаша и грустно улыбнулась. Она не любила замалчивать конфликты, но сейчас понимала, что не будет никакого толка от обсуждения произошедшего. Они оба все поняли, и Кэйлаш – не малолетний ученик, чтобы что-то ещё ему высказывать. Она слишком его уважала, чтобы сейчас обвинять его в сегодняшнем безрассудстве. Шэн села на кровати, поджав под себя ноги, и внимательно посмотрела на кобру. С ним рядом было хорошо и спокойно. Только с ним она могла позволять себе быть слабой, но ради него она могла стать ещё сильнее, чем была. Просто для того, чтобы ни в коем случае его не потерять. Жизнь воина редко бывает длинной, долг службы клану – это вечная близость холодного дыхания смерти, а они навсегда останутся воинами своих кланов. И остается лишь надеяться на то, что мгновения жизни, которую Шэн только училась ценить, будут тянуться немножко дольше, чем следует ожидать. Их и так слишком мало, чтобы тратить на обиды и выяснение отношений.

Наверняка Кэйлашу сейчас тяжело – в бою он убивал представителей своего клана, пусть и предателей. Он был прав, но от этого ему вряд ли легче. Он имеет право на то, чтобы не обсуждать прошедший бой, который закончился так, как закончился. Война – не игра, в ней не может быть радостной победы. Любая из таких побед наполнена горечью и болью, потому что стоит человеческих жизней, и даже жизни врагов ценны.

- С нами все в порядке, - сказала Шэн. – Нашему сыну суждено родиться, я это чувствую.

Тигрица не любила смотреть за линиями вероятности в своей судьбе. Но сейчас она была уверена, что ребенок будет мальчиком, и что он обязательно родится. Шэн промолчала лишь о том, что в моменте его рождения что-то происходило с её собственной судьбой. Пусть будет то, что будет.

Кажется, они прекрасно друг друга поняли. Пусть воина – большая ответственность, особенно если на твоих плечах лежит будущее клана. Убивать своих братьев, с которыми шел в бой, сражался плечом к плечу, убивал тех, кому суждено было погибнуть от их руки. В момент боя он об этом не думал – тогда была цель, которую было необходимо уничтожить. Двадцать бесценных жизней воинов клана ради мира. И он знал, что это правильно, как бы тяжело не было сейчас. Возможно, не будь рядом тигрицы, сейчас его мысли были бы целиком и полностью поглощены осмыслением произошедшего, пониманием всей важности и прочая откровенная чепуха, которая ни при каком раскладе не вяжется с тем, что он убивал братьев.

- Сын? – Не то переспросил, не то просто повторил за ней аспид, чувствуя, что, наверное, впервые в жизни вот так вот вся тягота произошедшего ускользает в один момент, а вместо этого появилась какая-то непонятная невесомая радость.

Он понимал, но какое-то время никак не мог осознать до конца. Сын. Его тигрица родит ему наследника, родит ему сына, его сына, желанного и такого долгожданного ребенка. Наверное, в таких случаях мужчины говорят о том, как сильно они любят, едва не плачут от счастья и всенепременно обнимаю-целуют жен, сообщивших такую радостную новость. И, если что-либо из перечисленного и было доступно аспиду, то сделал он только последнее. Кэйлаш притянул к себе супругу, бледность которой немного спала, и настойчиво впился в губы, обнимая ее за талию. Его тигрица родит ему сына. Путь умнее идущего.