В вашем теле жизни не обнаружено.

Вырубился он все под тем же кустом. Он видел ее, видел, как она вышла, как села на веранду. Такая маленькая, худенькая и бледная, она при свете ночи казалась Мэтту призраком. Он был в силах окликнуть ее, сказать, что он здесь, валяется под кустом, но не для того он бежал, чтобы снова вернуться. Его терзало собственное поведение – он запятнал жизнь совсем юной девочке, а она любила. Она влюбилась в него! В морального урода, убийцу и насильника – влюбилась. Он бессильно сжал зубы…
Очнулся немногим раньше рассвета. Ломило все кости от проведенной на земле ночи, немел правый бок. Хам, грязным, будто забухавший бомж, с трудом поднялся на ноги и пошел. Его то и дело кренило в сторону, он держал руку на ребрах, все больше напоминая редким прохожим пьяного. Они шарахались от него, как от чумы, а американец, не обращая на них никакого внимания, шел к храму. От деревеньки до Лхасы было не меньше тридцати километров, и Мэтью вообще мало представлял, каким образом сможет преодолеть этот путь. Из вещей у него остались только сигареты, да армейский нож… Он даже фото оставил у Николь, шел в обычных джинсах, с перемотанным торсом и потухшими глазами.
Он не помнил, как добрался до Лхасы. Кажется, его пожалели какие-то проезжие и подвезли на телеге, пялились, будто на разбитую фарфоровую статую, и улыбались по-идиотски гниющими зубами. Мэтт, кажется, даже скалился в ответ. Думал лишь о том, как добраться до монастыря. Николь говорила, там много магов, наверняка найдутся хорошие целители, в более или менее скорые сроки способные вернуть его в нормальное состояние. Правда Мэтт готов был с ухмылкой признать, что первый же вердикт, который он услышит, будет - добить. И, в общем-то, готов был с ним согласиться.
Тяжело было на сердце, будто его по артериям наполнили цементом, и то твердело и тяжелело, замедляло ход. Никки все не выходила из его мыслей, каждая секунда отсчитывалась ее образом. Хаммер только сейчас понял, что стоит посреди Лхасы, у какого-то задрипанного магазинчика, и не отдает себе отчет во времени и направлении.
Хреново...

Яну надоели эти вечные перелеты в Лондон и обратно, но его тесть был из тех, с кем лучше не спорить. Театрализованное действо «этот китаец суров, и вы должны его слушаться» перед умеренно благодарной публикой называлось «передавать дела», в которых Лю с его семью классами образования ничего не понимал. И вот, после очередной такой «передачи дел» он наконец-то оказался в Лхасе с еле теплящейся надеждой на то, что хотя бы пару месяцев никуда летать не будет. Экономист из Яна был как балерина из монастырского завхоза Банкея По, и в делах он предпочитал либо пугать, либо стрелять, но никак не вести заумные подсчеты. Кажется, господин Ириарте это понял, и потому искал некие подобия компромиссов.

Думая на эту безрадостную тему, Лю шел по одной из улиц тибетской столицы в сторону той дороги, что вела к монастырю. Он надеялся поймать такси, потому что как-то не был настроен на долгие пешие прогулки после двух перелетов и целых четырех дней в Лондоне. Ян по привычке смотрел по сторонам, стараясь замечать тех, кого тут по идее не должно быть. Жизнь приучила его быть бдительным и подозрительным, и обычно это оказывалось полезным.

У входа в один из магазинов он заметил лаовая, на первый взгляд казавшегося в дупель пьяным. Многие европейцы с непривычки страдают таким подобием аллергии на китайскую водку или местную ару, но за первым взглядом был чуть более внимательный второй. Лицо европейца красноречиво повествовало о мордобое или чем-то подобном, а по тому, как он с трудом стоял на ногах, можно было смело предположить, что дойдет он без посторонней помощи разве что до ближайшего забора.

За время жизни на Тибете Ян понял лишь то, что случайности не бывают по-настоящему случайными. Если лекарь видит на улице раненого, пройти мимо будет поводом прогневить судьбу, которая и так была с Лю нежна, как патологоанатом. Не долго думая, он подошел к европейцу.

- Эй, сяншен, помощь нужна? – окликнул он незнакомца.

В какой-то момент Мэтт понял, что, скорее всего, совершенно отупел - кажется, путешествие в город было самым тупым решением, но он в этом уверен на был. Покачиваясь на ветру, будто в зюзю пьяная осина, он совершенно пустым взглядом уставился на подошедшего мужчину. Что он хотел? Предложить помощь?
Местным Хам не доверял напрочь, ни единого доброго слова сказать о них не мог, не пытался и не хотел говорить, а уж если совсем честно, подошедший вообще показался каким-то мутным. Или это сам мир вокруг помутнел? Ой, черт, твою мать, только не нужно, чтобы в глазах опять темнело...
- Помощь? - переспросил американец, будто приглядываясь, щуря глаза. - Мне нужен монастырь... Тут где-то был, я знаю...
Последний человек, предлагавший ему настоящую помощь, сейчас находился в деревушке. И чувствовал себя, наверняка, не лучшим образом. Мэтта скривило - засаднило бок, сердце и вообще все, и, наконец, кивнул китайцу.
- Ты знаешь, где монастырь?
Он убрал ладонь с бока, демонстрируя кое-как перемотанные уже ребра, с весьма выдающейся вперед одной из костей. Не открытый - уже благо, хотя как поглядеть. Да и вторая рука, повисшая вдоль тела, как-то особых радужных мыслей не внушала. Мэтт ухмыльнулся - так вот у вас тут встречают гостей.

Состояние европейца было ровно таким, чтобы срочно искать просветления в местных монастырях. И после этого лаоваи поражаются тем, кто ходит Коры гусеничным методом. Впрочем, это все было бы смешно в какой-нибудь другой ситуации.

- Это – Лхаса, тут немеряно монастырей, - ответил Ян. – Но тебе бы в больницу. Или прячешься?

Беглого взгляда не внешний вид, а затем и на ауру европейца хватило, чтобы заметить переломы ребер, ушибы, травму руки с вполне вероятным переломом или как минимум повреждением двух суставов и ушибы. В целом состояние было таким, в котором не ходят без посторонней помощи, и что-то подсказывало, что повреждения были получены не сегодня. Если за все это время человек, связно говорящий на путунхуа, не попал в одну из лхасских больниц, у него были на то веские причины.

Незнакомец не производил впечатления прилизанного интеллигента, которого нечаянно обидели местные гопники, у таких людей бывают серьезные проблемы, и шут его знает, на кого он умудрился нарваться. Раз стоит на ногах и ещё разговаривает – вынослив, что наверняка связано с определенным умением терпеть боль. Говорить со сломанными ребрами вообще очень непросто, даже дышать больно так, что порой хочется орать – Лю, знавший на собственной шкуре все грани ощущений от самых разнообразных ран знал это наверняка. Тем серьезнее казалась сложившаяся ситуация.

- Лин... Линь... - усиленно вспоминал название. Николь же говорила! Монастырь... сборище магов... - Шо? Ян? Тьфу... Говорят, там есть хорошие... - на этот раз Мэтт замолк, стараясь подобрать подходящее слово на замену. Молчал с минуту, продолжая настойчиво пялиться на собеседника. - Врачи. Творят чудеса.
По привычке стараясь пробиться в мысли китайца, чтобы знать свою относительную безопасность, Мэтт все пытался понять, по какой причине не может ничего понять. Слишком не способен сосредоточиться или же просто перед ним такой же? Как раз нужный? Шанс встретить первым же человеком мага был столь мал, практически безобразно ничтожен, что надежда на это издохла примерно в тот же момент, что и явилась мысль о собственном бессилии. Он с трудом держал себя в относительно вертикальном положении, какая к черту магия?!
Казавшийся мутным первоначально парень и сейчас Мэтту особого доверия не внушал. Говорил он с ним скорее потому, что это единственный местный, не обошедший его за пять метров кругом, а все же как-то отреагировал на шатающегося человека. Сказать, что сам Хам поступил бы так же, он не мог - почти уверен был, что тоже обошел стороной. Все же он не, как когда-то считала Ник, рыцарь в сверкающих латах, и порой просто не хотел никуда ввязываться, наживать себе лишнее трепыхание на задницу. Шикарный пример - месячной давности. Стоял бы он сейчас тут, олицетворяя собой пизанскую башню, если бы не поднялся из-за столика?
Впрочем, жалел он сейчас вовсе не о том, что тогда встал... конечно же.

Ян недоверчиво прищурился, поняв, о каком именно монастыре говорит незнакомец. Следом за этим он почувствовал попытку пробраться в его мысли, и укрепил ментальный щит, ибо нефиг. Кажется, он становился участником ещё одной закрученной истории, коими славятся судьбы всех, кто так или иначе оказывается связанным с Линь Ян Шо.

- Нам с тобой по пути, - признался Лю. – Я из Линь Ян Шо и как раз туда направляюсь. Так ты не дойдешь, там километров тридцать отсюда. Если не будешь тратить силы на ментальную магию, думаю, я смогу тебе помочь.

В этот момент Яна больше всего донимал один насущный вопрос: «какого черта?». Если этот лаовай знал о Линь Ян Шо, до монастыря он так или иначе доберется, этот неписанный закон мироздания уже сотни раз подтверждался за то время, что Лю провел в монастыре. Но как-то неприятно, что там становится все больше подозрительных личностей на квадратный метр, прямо-таки конкуренция. Сейчас от этого парня нет никакой опасности – он еле стоит на ногах, но черт его знает, кого угораздит его искать, к примеру, с целью добить. Просто интуиция подсказывала, что бросать его здесь нельзя.

- Меня можешь называть Ян, - представился Лю, решив пожертвовать традициями этикета в угоду все той же безопасности. Его не коробило обращение от малознакомых людей по имени. – Давай отойдем, - он кивнул в сторону двора одного из гестхаусов, в котором были видны лавки. – Можешь держаться за меня.

Если бы в этот момент лицо Хаммера способно было удивленно-восторженно вытягиваться, оно бы это сделало. Но оно было не способно, потому, наверное, стоит просто это представить. На мгновение даже в глазах американца мелькнуло какое-то облегчение, пока тоже не испарилось - возможно, везение все же не хотело его оставлять.
- По дороге? - очередная слабая ухмылка. - Не может этого быть... Я Мэтт.
Заявление о том, что его попытку проникновения распознали, словили и выставили вон, американца, почему-то, совершенно не удивило. Удивляться он, возможно, разучился вовсе, радоваться начал скудно и всякой чуши, но китаец начал его поражать. Во-первых, красть у Хама все равно было нечего, и этот мужик точно это понимал. Во-вторых, на него можно было опереться.
Мэтт перевел взгляд на предлагаемый дворик и лениво кивнул, определенно соглашаясь присесть. Укладывая ладонь на плечо Яна, благо он был гораздо ниже его ростом, Хам пошатнулся и навалился на него, сжимая зубы.
- Твою мать... Меня уже ноги не держат.
Ему это напоминало хорошую постановку спектакля о божьей каре всех грешников. Начинал задумываться о том, что его личный ад поселился где-то в районе правого бока, и теперь стремительно завоевывал территорию его тела. Ноги он переставлял, но предпочел бы ползти на руках. Если бы это, конечно, не доставляло еще больше страданий, чем прямо ходящее передвижение.
- Так... о ваших целителях... правда? - уже падая почти на скамейку поднял глаза Мэтью. - Мне бы быстрее.

Этот Мэтт оказался тяжелым, так что Яну с его не особо богатырской комплекцией совершенно не улыбалось тащить его на себе сначала до такси, что было бы терпимо, а потом километра четыре от деревни до монастыря, что было уже как-то невесело. Нужно было как минимум снять боль, чтобы лаовай был способен относительно сносно передвигаться своими ногами.

- Правда, - ответил Ян, помогая Мэтту сесть на скамейку. – Если ты ещё расскажешь, что произошло, мне будет проще тебе помочь.

Самый яркий очаг боли в ауре находился справа на ребрах. С тканями происходило что-то странное, будто перелом неумело восстанавливали или как-то ещё теребили и без того поврежденные ребра. Ян поднес руку к области этого очага и задержал её в нескольких сантиметрах от поверхности тела Мэтта. Нити целительной энергии окрасились в светло-синий цвет. Они захватывали красные и бурые всполохи в ауре, заглушая боль и воспаление. Пока за красным свечением было очень сложно различить энергию самих тканей, потому что ярче видно то, что причиняет больше беспокойства раненому. В данном случае это была боль, пробегавшая по задетым нервам и усиливавшаяся жаром воспаления.

- Меня интересует не кто и почему, а как и когда, - на всякий случай пояснил Ян, чтобы Мэтт понял, что никто не собирается ему устраивать ненужных допросов.

Лю было в принципе параллельно, что за проблемы возникли у этого лаовая с местными дельцами, законом или чьим-то ревнивым мужем, потому что в Линь Ян Шо найти человека не так просто, зато он не любил лечить вслепую, потому, раз пациентр в сознании, этим нужно воспользоваться.

В какой-то момент Мэтт окончательно побледнел. Вежливый китаец, видимо, не хотел самостоятельно вызнавать, кто, как и когда сделал это с несчастным Хамом, и, что уж говорить, его это радовало. Сам Мэтт предпочитал сидеть у кого-нибудь в голове, чем слушать чей-то треп.
Он смотрел на манипуляции, предпринимаемые Яном, и молчал, скорее просто потому, что говорить никак не хотел, пока тот не пояснил ситуацию.
- Кажется... - протянул на выдохе, поднимая голову и изучая ветви над головой. - Кажется, позавчера. Кажется, ногами.
И кивнул. Да, кажется, именно так оно и было, если он, конечно, окончательно не заплутал во времени и не проспал под кустом больше суток. Николь говорила, что он после того, как к ней явился, проспал день... Если после этого прошло не более суток.
- Да, позавчера вечером.
Американец снова опустил взгляд на собственные ребра, с каким-то праздным спокойствием чувствуя, что ад в правом боку сдает позиции. Он уже был знаком с целителями, ведь уже говорилось, что маги были на хорошем счету в армии, поэтому и с ощущениями такими был знаком. Все же, когда он не имея головы, лез под пули, кому-то же приходилось потом их из него вытаскивать.
- Ты, значит, как раз целитель... Я везунчик, однако.

Вот это «кажется» Яна смущало, потому что могло говорить о том, что Мэтт терял сознание, причем надолго. Спустя сутки после сотрясения его уже не определить по реакции зрачков, зато остаются косвенные признаки и возможные отдаленные последствия. Но всем этим лучше заниматься уже в Линь Ян Шо, а не на улице в Лхасе, где ханьской полиции в последнее время водится больше, чем буддистских монахов.

Тем временем энергия, боровшаяся с болью, сменила цвет на оранжевый – она искала трещины в ребрах, стараясь восстановить разрушенные кости, но Ян быстро понял, что сейчас это бесполезно – нужно нормально сложить все осколки, чтобы обошлось без альтернативной анатомии после того, как переломы срастутся. К тому же, сейчас он не мог нормально рассмотреть повреждения, чтобы наложить повязку без риска повредить легкое.

- Удача любит тех, кто на неё рассчитывает, - со знанием дела сказал Лю.

Он задержал ладонь напротив затылка Мэтта и направил новые нити энергии на область основания черепа. Золотистые нити смешивались с фиолетовыми, они должны были прояснить сознание после возможной черепно-мозговой травмы и наполнить Сушумну энергией, чтобы лаоваю хватило сил идти самостоятельно.

– Сейчас нужно будет добраться до такси. До деревни доедем на машине, но потом пешком километра четыре. Справишься? – спросил Лю.

Этот Мэтт казался человеком, бывавшим в передрягах, и потому Ян считал, что он способен оценивать собственные силы относительно объективно.

Не знаю, что там только что думал Ян об объективности, но как только тот сказал, что до деревни нужно будет добираться на такси, Мэтт заржал. Он только что понял, что как раз из той самой деревни и бежал пешим ходом до Лхасы, хотя прекрасно видел, ГДЕ находится монастырь. Какого лешего его понесло именно в город - он не знал и, представляя это, смеялся еще больше. Немыслимо! Эти тридцать километров он преодолеет на машине потому, что как последний идиот ушел из деревни! Вот, право же, нужно было бы еще немного поваляться под кустом, может быть, в голове бы чуть больше прояснилось. Глядишь, оттуда бы вывалился образ призрачной Николь, сидящей на веранде, и все бы более или менее встало на свои места.
А еще хотелось есть. Когда желание смеяться над самим собой у Мэтта закончилось, он, наконец, принялся изучать свое состояние.
- Знаешь... Я на кой-то черт пешком шел сюда из той деревни. Думаю, справлюсь...
Некоторое время еще он сидел молча, кое-как привыкая к тому, что Ян вокруг него ходит и машет руками. Его удивляла такая забота о ближнем своем, потому что успели познакомиться они кое-как и всего несколько минут назад. Яна не интересовало, по каким причинам Мэтт стоят посреди дороге, избитый, не спрашивал - "тебя так хотя бы за дело или просто под руку подвернулся?" А если действительно за дело? Быть может, его просто по невнимательности не добили, хотя на деле стоило же?
Странные эти китайцы. Каждый.
Никки тоже бросалась помогать, дай ей только такую возможность, ничего не спрашивая и на все закрывая глаза, даже когда он говорил.

Смех Мэтта доказывал, что пациент скорее жив, да ещё и вынослив настолько, что способен ржать со сломанными ребрами, а это не каждому дано. Услышав его слова, Лю также усмехнулся.

- Знаешь, у нас говорят, что в Линь Ян Шо приводит только судьба, но я не думал, что кому-то она для этого ещё и бьет морду, если он свернет не туда.

Ян стряхнул на землю ша-ци, скопившуюся на руках липким и тяжелым ощущением чужой боли. В том, что в монастыре он все чаще выполнял обязанности лекаря, была определенная воля Провидения – отбывал карму за все прошлые заслуги перед отечеством. Не сказать, чтобы это его сильно радовало, но в последнее время он старался лишний раз не гневить судьбу, поскольку его жизнь и так была все больше похожа на русские горки, состоящие то из каких-то невероятных моментов удачи, то истинных эпик-фейлов.

- Поднимайся, пойдем ловить машину, - сказал Ян.

Такси в Китае отличаются тем, что их невозможно вызвать, их можно только где-то по дороге поймать. Неподалеку находилась одна из центральных улиц города, так что с машиной проблем не будет, а Мэтт вполне сойдет за пьяного лаовая, чтобы не вызывать лишних подозрений. Когда они выбрались на дорогу из сквера, мимо как раз проезжал один из здешних таксистов. У них не принято задавать лишних вопросов, потому что тибетцы одинаково не любят и европейцев, и китайцев, так что Ян лишь договорился о цене и назвал маршрут.

- О... она еще и не то вытворяет, поверь мне!.. - поднимаясь на ноги, хмыкнул американец. Ходить стало определенно легче, существовать приятнее и, казалось бы, даже солнце засветило ярче. Приветствовало, блин. Одно хорошо, тащить его на себе Яну не приходилось, да и самому Хаммеру не улыбалось волочиться за этим китайцем. Единственная причина, по которой он шел с ним, заключалась в том, что не сомневался в абсолютном отсутствии скрытого смысла его действий. Затаскивать его в такси и добивать - совершеннейший идиотизм. Красть, как я уже говорил, нечего. Или, быть может, у них тут традиция? Нашел недобитого европейца - добей? Глупость же!..
Вот Хаммер и шел спокойно за Яном, не видя для себя никакой опасности. К тому же, ходилось ему многим легче. Уже залезая в такси, Мэтт размышлял о том, что этот китаец определенно прав. Удача сопутствует тем, кто на нее рассчитывает. Но, как ни парадоксально, на эту же самую удачу рассчитывают исключительно те, кто сам уверен в своих силах. Американец уже в них уверен не был, по крайней мере очень сомневался, что отныне будет способен держать себя в руках. Он никогда не был жестоким. Хотя нет, к чему лицемерие? Он всегда был жестоким.
Популярность, присущая обычно американским "школьным" спортсменам воспитывает не людей, а моральных уродов. Она развивается внутри, а потом, когда проходит, подыхает и гниет, заражая все вокруг. Если бы не жена тогда, не известно, что бы вышло из Мэтью Хаммера. И, опять же, если бы не она, неизвестно, стал бы он тем чудовищем, которым его считают некоторые представители местного населения.
Безучастно смотря в окно, Хам провожал взглядом деревья и редких прохожих. Проезжая по улочке, примыкающей к рынку, с сомнением подумал, что ему померещилась Никки, ведомая каким-то мужланом. Но не может же ей так не вести на мужиков? Хам мотнул головой и отвернулся.

Всю дорогу ехали молча, потому что говорить о монастыре было бестолку, а обсуждать состояние Мэтта при таксисте – опасно. Ян лениво смотрел в окно на улочки тибетской столицы, которые всегда были одинаковыми. Китайские кварталы были очень китайскими, тибетские – очень тибетскими, и среди этого вечно копошились туристы, явившиеся искать сюда не иначе как Просветления. А вместо него находили толпы шумных торговцев, которые стремились продать как можно больше всякой религиозной атрибутики. И в этом европейцы ничем не отличались от безграмотных тибетцев, которые, будучи не в состоянии прочитать молитвы на санскрите, крутили молитвенные барабаны, чтобы слова мантр сами летели в небо. В пафосных барабанах молитва была написана в несколько рядов – так её полетит больше при меньших физических усилиях. Маразм? Возможно, но барабаны раскупались с завидной регулярностью, обеспечивая многолюдные семьи местных торговцев не хуже, чем ароматические палочки, из-за изготовления которых вся речка Брахмапутра вечно была наполнена опилками. У этих людей не могло быть морального права обвинять Линь Ян Шо в том, что жизнь в нем не совсем монастырская. Впрочем, они и не обвиняли – казалось, многое было окружающим по барабану. Вот как раз такому, молитвенному, с большим количеством строк какой-нибудь сильно просветляющей Ом Мани Падме Хум.

Машина выехала из города и направилась по, с позволения сказать, дороге в сторону деревни. Здесь среди горных склонов, редких бурных речек и лугов пестрели поля чечевицы, изредка на пути встречались пастухи, прогуливавшие косматых яков, и, в целом, чем дальше в горы, тем более тибетскими становились места. Не считая деревни возле монастыря, здесь мало кто с радостью сознавался в том, что говорит на путунхуа. Те же пастухи охотнее вспомнят пару фраз на английском, чем заговорят на китайском.

У ворот деревни таксист остановился – дальше дорога становилась ещё хуже. Ян с ним расплатился и вышел из машины. Он дождался, пока выберется его спутник, и, когда автомобиль скрылся облаком дорожной пыли, вновь заговорил.

- Отсюда нужно идти пешком. Четыре километра, а потом будешь отлеживаться в лазарете сколько влезет, - пояснил Лю.