Хочешь большой, но чистой любви?

Мэйлин сегодня не нашла, чем бы заняться из разряда ничегонеделания, поэтому вдруг сама, совершенно случайно, подумала о том, что ей хочется попробовать себя на стезе телекинеза. Как обычно, не долго думая, Мэйлин взяла и попробовала. Да так, что палец себе разбила. Но дело было так. Сначала девочка, с трудом вспоминая, как говорила сифу Лю, пыталась толкнуть свою мыльцу так, чтобы она хоть куда-нибудь попала. Но, то ли Мэйлин забыла все, что говорила сифу, то ли просто что-то делала неправильно, но мыльница упрямилась. Самом собой, что проигрывать какой-то там желтой мыльнице, которая вообще даже пустая, девочке не хотелось, поэтому за выполнение задания китаянка взялась пуще прежнего. Некоторое время они с мыльницей пытались переупрямить друг друга и, кажется, мыльница даже начала выигрывать, но вот малявка так вот как-то по-особенному глянула на нее, что желтая сразу сдалась и послушно подпрыгнула вверх. Мэйлин напугалась, наверное, больше, чем сама мыльница. Но тут же мозг, полный опилок, вопилок, свистелок и иголок, выдал потрясающую, прям таки гениальную не по годам идею - а что если попробовать с камнем? Нет, ну а чо? Она вся такая способная вон, чего уж она, камень не сможет пульнуть? Камень то ведь прицельнее бьет. Больнее.

Камень она выбрала на совесть - большой, гладкий, красивый, на загляденье! И, значит, уселась перед ним как турецкий паша, вперилась взглядом и давай мозговать, как лучше колдовать над ним. Думала и так, и сяк, вытянула руку вперед, вспомнила, что если еще синих нитей добавить, то полетит камень. И полетел, как ни странно. И ка-а-а-ак плюхнется ей обратно на руку. Мэйлин завыла. Мэйлин дернула рукой, высвобдив ее из-под камня. Приземлился прямо на указательный пальчик. Кровища тут сразу полилась, что аж прям в дрожь бросило. Мэй затрясла рукой, но думать от этого не перестала, а сразу ломанулась в сторону лазарета. Конечно, спасать ведь руку надо - а то отрежут и все. Она потом пальцем потыкать ни в кого не сможет. Кубарем ввалившись в лазарет, девочка выставила вперед руку, неважно кому - кто дежурит - и жалобно так заскулила.

Стоит ли говорить, что сегодня Ян с дежурства никуда не уходил? Он честно отсиживал в лазарете все то время, которое должен был провести здесь до момента прихода следующего лекаря. Что-то в этом есть – можно полистать с умным видом Чжод-Ши на случай, если в нем найдется что-то такое, что старший мастер ещё не знал наизусть, убедиться, что этого «чего-то такого» там нет, и можно убрать высохшие травы, заодно перебрать все в подсобке… Вы все ещё верите, что Ян бывает трудолюбивым? Зря. Если ему нечем заняться несколько часов подряд настолько, что даже спать не хочется, он может сделать многое, потому что он все же китаец. Если вы видите китайца, который сидит и ничего не делает, это может происходить по четырем причинам – он что-то ждет, у него работа такая, он спит или он умер. Так как перечень причин был закрытым, Ян, маясь от скуки, все же умудрялся находить себе хоть какую-то работу. А время дежурства продолжало лениво тянуться до того момента, как в лазарет не влетела Мэйлин.

Вид у ученицы был такой, будто наступил конец света, и при этом она получила какое-то смертельное ранение. Но наставник врачевания довольно быстро заметил, что трагедия ограничивается разбитым пальцем, что для любой женщины является травмой даже более серьезной, чем сломанный ноготь, то есть практически смертельным ранением. Ян скорчил на лице сочувствующую гримасу, затем осторожно взял Мэйлин за руку и задержал ладонь над разбитым пальцем, направляя на ранку синюю энергию, снимавшую боль.

- Не переживай, сейчас пройдет, - сказал Лю. – Чем ты его так? – спросил он скорее для того, чтобы отвлечь ученицу разговором от мыслей о том, что сейчас происходит с рукой.

Протягивая Яну (теперь-то она заметила, что это именно сифу Лю) ладошку, Мэйлин все еще пыталась каким-то жалобным и нечеловеческим скулежом рассказать всю трагедию своего ненаглядного пальца. Он болел. Сильно болел. А еще с него текла кровь. И выглядел он как-то...по странному. Ну, точь в точь, как будто на него камень упал. Стоп, так ведь это и произошло на самом деле! Девочка старалась не смотреть на свой палец, который был неприятным и больным, а потому подняла слегка увлажнившийся взгляд на сифу.

- Камень уронила, - обиженно буркнула Мэйлин, выпятив нижнюю губу с удивлением замечая, что боль вроде бы и отступает. - Я хотела его в воздух поднять, а он упал. Сверху. А я руку держала. Он и уронился.

Понятно объяснила. Самое главное что? Что ничуть не уменьшила размеры катастрофы. А сама вроде бы и гордая, что камень таки подняла, а вроде бы и палец жалко. Он ведь хороший был, пальчик-то. А сифу Лю ласковый, добрый, умный, сразу понял, что делать надо. Про-фес-си-о-нал, наверное. А еще когда он близко, от него какой-то травой пахнет. Так здорово пахнет, приятно. Как если бы лежать летом на траве - вот точно также и пахнет. Вкусно. Мэйлин внезапно зарделась - еще бы, он ведь такой большой, сильный, умный, лечит ее палец. А еще, пока врачеватель колдовал над пальчиком, девочке удалось его рассмотреть - она ведь почти взрослая, это нормально для взрослой женщины интересоваться мужчинами. А Мэйлин считала себя очень взрослой и очень опытной. Ей ведь уже четырнадцать лет. Никогда и ни у кого Мэй не видела таких замечательных бровей - они были похожи на черных мохнатых гусеничек, у которых такое толстое брюшко. А девочке очень нравились гусенички. Даже несмотря на то, что после них чесались руки. Так вот, она еще ни у кого не видела таких потрясающих бровей - ясное дело, что брови девочке понравились даже больше, чем тот факт, что Ян Лю просто большой, сильный и добрый. Ей даже захотелось погладить эти брови, но она постеснялась, к тому же решалась судьба ее драгоценного пальчика, поэтому девочка решила повременить.

Ян чуть усмехнулся, заметив на себе внимательный взгляд ученицы. Она его разглядывала с каким-то нездоровым любопытством, и хотелось верить, что взгляд этот связан с её нежеланием смотреть на разбитый палец, поскольку в числе статей уголовного кодека, которые Лю доводилось нарушать, не было тех, при которых повышенное внимание подростков будет приятным.

- Сверху уронился? – переспросил Ян, задумчиво нахмурив брови.

Судя по выражению лица старшего мастера, это уточнение как-то принципиально влияло на стратегию лечения разбитого пальца. Он стряхнул в сторону ша-ци, затем направил на руку Мэйлин желтую энергию, ускорявшую обмен веществ в тканях. Кровь уже установилась от синих нитей Аджны, и можно было заживлять ранку, которая была не такой страшной, как казалась внешне – даже ноготь не слезет.

- Ты аккуратнее с этими камнями. В стороне что ли поднимай, - предложил Лю. – Это ты телекинезу учишься?

Особенность магов Воды в том, что они все во время врачевания стараются говорить с пациентами. О чем угодно, лишь бы мысли того, кого приходится лечить, были как можно дальше от болезни – так они меньше мешают лекарю своими догадками. Любая мысль о ране или болезни оказывает влияние на лечение. Если собрать все мысли на том, что что-то где-то болит, боль с готовностью порвется в сознание, усиливая свою причину. Так уж устроен человек, который обладает ядом сознания, способным навредить телу сильнее, чем ему помочь.

Мэйлин уже даже наслаждалась тем вниманием, которое оказывал ей сифу Лю, наивно полагая, что это он не со всеми вот так разговаривает ласково, когда лечит, а только вот с ней одной. Это значит она такая хорошая, что даже он заметил? Ну конечно заметил. Он же большой, сильный и умный. А еще и женат. А жена у него вообще классная. А у классной жены не может быть плохого мужа. Это Мэйлин как взрослая сейчас рассуждала. Она уже почти точно для себя решила, что кроме этих бровей, в Яне Лю ей нравятся его уши. Они у него такие...мужественные, что аж прямо дух захватывает. Да, девочке определенно хотелось ласково погладить не только брови, но и уши. А то он ведь с ней тут ласковый - она значит тоже должна быть ласковой в ответ. Иначе как-то неправильно получается.

- Ага, - с сосредоточенным видом рассматривая Старшего Мастера, кивнула малявка. - Я сначала мыльницу поднимала, а она кэ-э-эк прыгнула вверх! Я даже напугалась. А потом подумала, что если я мыльницу поднимаю, то наверное и камень смогу. Я думала он не уронится.

Обвинив во всем злополучный камень, Мэйлин осталась даже довольная. Она уже не чувствовала боли, к тому же от такой заботы разомлела и принялась болтать обычные глупости, полагая, что просто обязана рассказать все сифу Лю. Ну а вдруг она ему поможет так палец лечить? Она ведь не дуб дубом, раз он такой ласковый с ней. Наверное она все-таки тоже умная. С глупой-то он ведь наверное не стал разговаривать. Поэтому девочка согласилась, что больше не будет совать руки под летающие камни. Она уже была готова согласиться со всем, что скажет мужчина. А за этими бровями она была уже готова идти хоть на край света. Девочка, как очень ответственная, подумала о том, что если у сифу такая хорошая жена, да и он сам тоже не промах - значит он очень хороший. А значит, когда вырастет, то обязательно выйдет за него замуж. И то, что он уже женат - это какие-то глупые мелочи, да. Для настоящей любви нет таких досадных преград, как какая-то там жена. К тому же когда Мэй вырастет - его жена станет старой и некрасивой, а Мэйлин будет молодой и классной. Он ведь выберет молодую, чем оставит себе старую?

- Ты бы сначала научилась мыльницей управлять, чтобы она неожиданно вверх не прыгала, - спокойно посоветовал Ян, стараясь. чтобы эта подсказка не прозвучала строгим нравоучением. – А потом уже с камнями разбирайся. Так можно и в глаз себе попасть или там окно выбить. Оно тебе надо?

Паутинка желтых нитей оплетала палец, поэтому спекшаяся кровь и небольшой отек проходили, в то время как ткани быстро заживали. Вскоре от ушиба остался только темный след под ногтем, но постепенно и он начал бледнеть, превращаясь в тонкую красную полоску. А Мэйлин продолжала смотреть как-то странно, что льстило бы самолюбию, будь она лет на пять старше, а сейчас только этого не хватало старшему мастеру для веселого разнообразия в жизни, которая стала непривычно спокойной. Неспроста же именно во время его дежурств в лазарете оказывались пациенты, именно ему нужно было чуть ли не каждую неделю летать в Лондон, а ещё заниматься с самыми проблемными учениками из тех, кого кривые тибетские дороги приводили в Линь Ян Шо.

Красная полоска пропала, оставив в пальце Мэйлин ощущение жара от вмешательства чужой энергии. Ян отпустил руку ученицы и вежливо улыбнулся.

- Жить будешь. Больше не болит? – спросил он на всякий случай, хоть и знал, что сейчас с рукой девушки все в порядке.

Он строгий, но ведь заботливый. Это ведь не от того, что она хочет ее наказать, а от того, что волнуется, это точно. Потому что когда людям все равно - они молчат. А раз не все равно - значит он от этого еще замечательнее. Выведя такую сложную логическую цепочку, девочка прямо таки зарделась еще ярче. А сама уже себе платье подбирает свадебное. Мысленно. Его согласие ведь и не нужно. Она точно уверена - вот он раз уже ее любит, то когда она вырастет - то сифу Лю вообще ее любить будет еще сильнее. Он просто вот как увидит ее - то все. Вообще все. До конца.

- Не боли-и-ит, - счастливо протянула девочка, неизвестно от чего больше - то ли от того, что не болит, о ли от того, что любит. Наверное больше от второго - болеть то он уже давно перестал, сразу же, как только мужчина взял ладонь в руки. А руки у него теплые-теплые, и весь он такой хороший-хороший...А то, что любит - это девочка только сейчас поняла, много ли ей для счастья надо? Нет, ну замуж она за него обязательно выйдет. Но потом. - Спаси-и-ибо! Ой, сифу, а можно я вас поцелую?

В принципе, опять же, его согласие и не требовалось вовсе. Мэй закрыла глаза, вытянула губы трубочкой - ну прямо как взрослая, любо-дорого поглядеть - и громко, с чувством, чмокнула мастера в щеку. Все по-серьезному - он просто так не отвертится.

- А вы тоже можете меня поцеловать, я не обижусь, - разрешила гордая девица, решив сразу взять быка за рога и довести дело до логического конца. Глядишь - скоро в любви признается. То есть если они целуются - а она упрямо верила в то, что все взрослые так целуются, спасибо американским фильмам - то там недалеко и до свадьбы. Все правильно. Вот как она все ловко продумала, аж радостно.

Признаться, Ян не ожидал столь бурной благодарности от ученицы, а её великодушное разрешение и вовсе вогнало старшего мастера в хваленое состояние дзен. Мэйлин он воспринимал исключительно как ребенка, и сейчас даже невольно подумал, в каком возрасте подобного неадеквата следует ожидать от Лин. Хотелось верить, что нескоро. Лю отстранился на полшага и посмотрел на Мэйлин, чуть нахмурившись.

- Достаточно было просто сказать спасибо. Не делай так больше, - строго сказал Ян.

Интересно, что она догадается рассказать подругам, и какие уже проблемы у него могут возникнуть на ровном месте. Весь идиотизм ситуации мог бы казаться смешным, если не инстинкты человека, привыкшего, что его с радостью обвинят в паре десятков смертных грехов помимо тех, что и так были на его карме. Вообще, нужно подсказать настоятелю идею, чтобы мастера дежурили в компании минимум двух адекватных учеников.

Лучше бы она Шэн как-нибудь поцеловала в знак благодарности. Цербер точно придумала бы, как коротко и ясно объяснить все правила местного этикета, традиции монастыря и прочие требования к поведению учеников при старших мастерах. Подумать только, Лю Ян впервые честно признал, что что-то у Шэн получается лучше, чем у него. До чего доводят неадекватные поступки местных подростков. Прям шаг до Просветления, ей-богу.

Мэйлин даже как-то с лица спала. Только вот светилась, как маленькое солнышко, а тут раз - и солнышко спряталось за тучку, нахмурилось небо, закапали первый капли противного моросящего дождя.

- Я вам не нравлюсь, да? - опустив глаза в пол, выдала самое страшное для нее. Неужели она так глупо ошиблась? Но ведь не могла же она ошибиться. Он ведь такой большой, сильный и умный. Или может она так плохо целуется? Но вроде бы все правильно сделала - и глаза закрыла, и губы бантиком сложила. - Или вам не понравилось?

Ну никак в детскую головку не могло прийти, что дело то ведь не в том, что Ян просто большой, сильный и умный, а еще такой ласковый с ней. А дело просто в том, что она еще маленькая. Но столь сложные мысли (она-то ведь считала себя такой взрослой и опытной) явно обошли темную и довольно ветреную голову пятой стороной. А может он просто не хочет торопить события. Ну, так часто в фильмах бывает. Женщина его целует, а он почему-то отворачивается и отвечает, что нужно подождать. И вот тут Мэй внезапно поняла, забыв про то, что сифу вообще-то женатый человек и взрослый мужчина - он наверное просто целоваться не умеет! Так это просто - это она его научит! Ну вот, а то еще голову себе заморочила, а тут вот где дело просто спрятано. Девочка уже даже забыла, что задала мастеру два жизненно важных вопроса. Для нее мир снова был ярок, дружелюбен и приветлив, а любимый человек рядом. Пусть и не умеющий целоваться. Но, опять же - это ведь не самое страшное для влюбленной пары!

Вы можете представить себе ситуацию, в которой старший мастер Лю находился бы в ступоре? Вот так вот искренне и бесповоротно? А ведь возможно и такое. Для этого достаточно одной Мэйлин с хорошей мотивацией устроить свою личную жизнь с вышеупомянутым старшим мастером. На несколько мгновений на лице Яна, умевшего играть нужные эмоции в любой ситуации, даже будучи раненым, уставшим или на пределе бешенства, отразилось выражение искреннего недопросветления в народе более известного как офигение. А ситуацию нужно было решать. Срочно.

Лю нервно откашлялся, затем собрал волю в кулак, чтобы вернуть своему лицу строгое и спокойное выражение, которое должно соответствовать его возрасту и социальному статусу. Стоит отдать должное старшему мастеру, получилось.

- Мэйлин, давай договоримся как взрослые люди, - очень серьезно сказал Ян. – Тебе, наверное, известно, что я женат. Поэтому со всеми остальными женщинами у меня могут быть только те отношения, которые вписываются в строгие рамки этикета, принятого в монастыре. Понимаешь?

Для пущей серьезности Лю нахмурил брови, глядя на Мэйлин с таким видом, с которым отчитывают детей за значительные провинности. Но что-то уже подсказывало Яну, что эту энергию нужно направить на какие-то мирные цели, потому что в противном случае ситуация станет в сто крат более идиотской – он будет шарахаться от этой Мэйлин, стараясь всегда находиться рядом с кем-то из мастеров, лишь бы только не давать поводов для ненужных разговоров. В монастыре полным-полно народу, Будда милостивый, почему она решила домогаться именно до него?

- Ой, сифу, я все поняла, честно, - уточнила девочка как вполне взрослый и серьезный людь. Вот чего он все усложняет-то, а? Вот вечно эти мужчины...Ну прямо ничего сами сделать не могут. Ну раз не хочет он, чтобы все знали про их нежную любовь, то и она будет делать вид, что они просто дружат. А поэтому Мэй так выразительно покивала и еще подмигнула мужчине, мол - все, делаем уверенное лицо и берем Яна Лю штурмом. - Я буду хорошо себя вести.

Про себя девочка уже решила, что такой вариант развития событий ей не подходит. И вообще-то у них все списывается в рамки этикета - они на людях не обжимаются, на людях не целуются, за ручку не ходят (пока еще). И вообще, она вот только несколько минут назад поняла, что бесповоротно и окончательно влюблена. У нее может быть судьба тут решается, а он про этикет. Нет, конечно, Мэйлин готова была великодушно подождать, пока старший мастер одумается, расставит для себя все при-о-ри-те-ты, все решит и согласится, что такая замечательная женщина, как Мэйлин - только для него и все. Наверное это для него все просто очень неожиданно. Ну вот, она пока подрастет немного, а Ян подумает о своем поведении.

И тут бы, наверное, все так и закончилось на счастливой, но относительно спокойной ноте, если бы сифу Лю вдруг не стал хмурить свои распрекрасные брови. Мэй мигом забыла все свои грустные думы, и едва не запищала от восторга, глядя, как хмурится мастер. А он сразу такой милый получается, такой...такой...трогательный, ну прямо как грустный щеночек.

- А вы знаете, что у вас брови такие... - мечтательно произнесла малявка, со взглядом, в котором читалась просто гипернежность, наблюдая за старшим мастером. - ...такие...черные. Особенно когда вы хмуритесь, сифу. А вы можете еще немного похмуриться?

Послушаешь так, каким тебя дамы со стороны видят, аж страшно становится. Ладно ещё Шири с этим своим «маленький и черненький», потому что объективно Лю все же не был двухметровым викингом, но брови-то за что? Пожалуй, ещё никогда во время дежурства в лазарете Ян так сильно не хотел, чтобы кто-то сюда пришел. В идеале кто-нибудь такой, за кем можно будет с воплями спрятаться. Из всех мыслей старшего мастера, роившихся в непросветленной голове, и пятая часть не могла бы вписаться в рамки цензуры, установленной для данного повествования, потому предположим, что это было состояние дзен. То самое, в котором мыслей не бывает вовсе. Особенно сложно было при этом вспомнить какую-нибудь вежливую фразу, подобающую этикету общения старшего мастера и ученицы монастыря, смысл которой сводился бы к просьбе исчезнуть как-нибудь так, чтоб глаза его её не видели.

Не нужно думать, что Ян, по натуре умевший выкручиваться и договариваться, сейчас не мог оформить мысли в слова: он вспомнил целых пятнадцать соответствующих логичных фраз на путунхуа, фучжу, тибетском и даже английском, просто ни одна из них не казалось достаточно вежливой, а терпение является одной из важнейших буддистских добродетелей.

- Мэйлин, если палец уже не болит, можешь быть свободна, - предельно спокойно сказал Ян, стараясь не показывать вообще никаких эмоций, потому что был уверен, что в данном случае любая будет истолкована не в его пользу. – Прости, у меня много дел.

Он показательно подошел к стоявшему неподалеку от входа сундуку, на крышке которого лежало несколько чистых полотенец, только снятых с веревки. Ян стал медленно и аккуратно складывать эти полотенца стопочкой всем своим видом показывая, что очень сильно занят.

О, она простила. За такие брови, а еще в силу таких убедительных мужественных ушей Мэйлин была готова простить Яну Лю - ее единственной любви - все, что угодно, лишь бы старший мастер чувствовал себя комфортно. А он, видимо, ужде вжился в роль просто друга, и старался не обращать на нее внимания, даже прочь погнал. не иначе, чтоб себя не компрометировать. И чтобы сдержать свои страстные порывы. Мэйлин-то ведь знала - он, может весь такой умный, но все-таки еще глупый, ну точь в точь мальчишка. Поэтому она вообще почувствовала себя не только взрослой и опытной, но еще и ответственной за успешное развитие их отношений. Некоторое время Мэйлин наблюдала за трудолюбивым возлюбленным, прямо таки буравя его спину влюбленным взглядом, который вполне бы мог убить парочку слонов и еще одного буйвола.

А потом ей стало скучно. Он на нее внимания не обращает, боится ей показывать свою симпатию, даже поворачиваться боится, значит - она такая сногсшибательная шикарная женщина, что прям...у-у-уух! Вот так: У-У-УУХ!Что ее увидишь - и все, можно умирать от счастья. А эта разбивательница мужских сердец уже скучала. Ей хотелось что-нибудь поделать. К тому же палец уже не болел, а еще девочка вдруг вспомнила, что бросила свою мыльницу одну-одинешеньку прямо на тренировочной площадке. А вдруг ее кто там обидит?

- Пока, сифу Лю! Я бы еще посидела, но мне нужно идти, - попрощалась малявка, помахав ладошкой в спину мужчины и выпрыгнула из лазарета, буквально паря на крыльях любви и несясь на всех парах на тренировочную поляну. Первая любовь - она ведь такая...окрыляющая, правда?