Последствия.

Пантера, несущая в пасти скомканную одежду - это, наверное, так весело. Дрессированная пантера, которую кто-то очень умный научал таскать вещи. Её можно было бы назвать красивой, если бы не волочащийся по земле безжизненной тряпкой хвост, если бы она грациозно шла, а не еле-еле передвигала лапы, взгляд желтых глаз мутный и тусклый, голова опущена, словно она прокаженная.
Кошка толкнула лапой дверь, вошла в одну из комнат, с отвращением выплюнула одежду. Замерла на пороге, мертвым взглядом вглядываясь куда-то в пространство. Можно было подумать, что у неё что-то болит и потому она столь неохотно двигалась. Простояв так, не моргая, некоторое время, кошка прошла в комнату.
По телу пробежала дрожь, словно её лихорадило. Животное выгнулось, цепляясь когтями за пол, а затем постепенно черная шесть начала втягиваться, ноги удлиняться, лицо приобретать человеческие черты. Спустя каких-то десять секунд вместо пантеры, на четвереньках, в комнате появилась Оливия. Абсолютно голая, даже не потрудилась одеться после встречи с Пэйном. Направилась к двери, Пинком закрыла её, а затем прислонилась горячим лбом к шершавому дереву.

Ей было тошно. Тошно, грустно, пусто. Нету такого слова, которое могло бы описать её состояние. Голова уже не была затуманена алкоголем, прошлые проблемы вернулись, но теперь были как будто сильнее. Девушка обняла себя на плечи, чувствуя, что в пустой темной комнате оставаться просто невозможно. Стены со всех сторон давили на неё, по телу то и дело пробегала дрожь, её мутило.
Она чувствовала себя ничтожеством. Самым настоящем. Раздавленная, жалкая, одинокая. Еще никогда она не чувствовала ничего подобного, а сейчас словно мир перевернулся с ног на голову. Ничтожная. Она никому не была нужна, у неё не было друзей. Те, кто знали её не очень хорошо, не уважали, те же, кто знали хорошо, страдали от неё. Мужчины вообще считали шлюхой. В груди закололо, а на плечи словно опустилось что-то тяжелое. Захотелось опуститься на каменный пол прямо у двери, свернуться клубочком и зарыдать, от осознания собственной ничтожности.
С необычной прытью она метнулась к окну, распахивая все окна и стараясь впустить в комнату свежий воздух. Увидела кучку своей грязной одежды, с отвращением отпихнула подальше к стенке, думая, что завтра же всё сожжет.
Совершенно случайно проходила мимо зеркало, заметила своё отражение, остановилась, вглядываясь в девушку за стеклом. Тощая, с синяками по всему телу, с прилипшей грязью на спине и ногах, спутанные волосы, запутавшиеся в них листья, красные следы на шее, синяки под глазами, размазанные по щекам разводы от теней и туши, красные, опухшие от поцелуев губы, пустые, ничего не выражающие глаза. Она вдруг почувствовала отвращение к тому, что видела в зеркале. Мерзкая, отвратительная. Лив ногтями провела по рукам, начала царапать себя, словно желала снять ненавистную кожу, вылезти из мерзкого кокона и обратиться красивой бабочкой. Увы, сейчас она была всего лишь мерзкой гусеницей. Снова перевела взгляд на зеркало и поморщилась. Еще никогда в жизни она не испытывала к себе такой жгучей ненависти. Не выдержала, метнулась к столику, схватила первый попавшийся предмет, который оказался тяжелой расческой и с силой кинула в зеркало. Раздался звон, расческа отлетела, а зеркало покрылось сеточкой мелких трещин. Да, так лучше. Правда, всё еще можно было разглядеть обрывки мерзкого тела. Оливия отвернулась, не желая больше видеть себя и поплелась к кровати. Упав и свернувшись клубочком, прижав колени к животу, она дала волю чувствам и разрыдалась. Слезы текли ручьем, подушка очень скоро стала мокрой. Словно кто-то давил на грудь, выжимал её, словно она была губкой. Что-то щемило в груди, раскалывалось, крошилось, все тело сотрясало от беззвучных рыданий. Было бы проще, если бы она заскулила, заревела в голос, но звуки словно застряли в груди, принося еще больше боли. Она толком не поняла, когда провалилась в сон. То спала, её мучили кошмары, какие-то призрачные тени, они душили её, не давали дышать, она рвалась, кричала, просыпалась в холодном поту и слезах, снова проваливалась в сон. Тяжелая ночка...

Она проснулась от криков где-то в соседней комнате. Вздрогнула, потому что распознала в криках голос Хизер. О да, это не только бурная ночка. Бурный день её ждет. Открыла глаза и тут же зажмурилась, потому что в воспаленные глаза ярко светило солнце. Что-то пробурчала, отползла в сторону, прячась от солнца. Более всего на свете желала снова заснуть, но сон не шел и приходилось слушать жуткие крики, от которых содрогалось, кажется, всё еще существо. Ей снова было плохо и опять гораздо хуже, чем накануне. Голова была тяжелой, оторвать её от подушки казалось нереальным. Хотелось пить, хотелось в туалет, безумно болело тело. Оливия попыталась перевернуться на другой бок, чтобы как-то облегчить свои страдания, но как не ложилась, боль не проходила. Она была внутри неё, в мышцах, в костях, тугими пульсациями она расходилась по телу, даже когда она не двигалась. Не было от неё избавления, не было спасения. Девушка лежала с открытыми глазами и невидящим, мутным взглядом упиралась в ширму. На подушку снова капали слезы. Она не собиралась вставать, не собиралась шевелиться, двигаться, жить, идти на завтрак, на тренировки. Всё это казалось сейчас таким ненужным и далеким. Было только она и больше никого, чтобы помочь ей справиться с собой же. Она ввязалась во что-то не хорошее, но справиться не смогла и сейчас страдала от этого.
Время замерло, остановилось на месте и его больше не существовало. Ей казалось, что она сможет пролежать так целый век, перестать чувствовать, превратиться в груду камней, покрыться мхом, забыться навсегда. И это была такая заманчивая перспектива... Как жаль, что она не могла себе этого позволить. Еле-еле оторвала голову от подушки, огляделась в поисках пачки сигарет, обнаружила её рядом с кроватью и поползла к ней. Дрожащими руками зажгла сигарету, затянулась, но облегчения не почувствовала, даже закашлялась, от чего слезы брызнули из глаз новым потоком. Сумела выкурить всего половинку, даже не заботилась о том, что запах кто-то почувствует - окна ведь открыты. Затушив сигарету прямо о пол, снова переползла на циновка, замерла в той же позе, что и была раньше.

Не так здорово начать день на полу, голым и изрезанным, так что кажется, на тебе нет живого места, и тем более в толпе монахов. Двер отказывался от помощи, убеждал не стучаться к Хизер: с ней все в порядке, попросил только дать отгул и прийти в себя, потому что какие к черту дела с таким настроением.
Он чувствовал себя не плохо – погано, поднимаясь и собирая с пола вещи. Эшфорд их так аккуратно складывала, а теперь выбросила: насмарку работа, и от пыли их требовалось перестирывать. «Идиотки кусок.» - думал маг снова и снова, но вовсе не из-за шмоток, конечно. Ему было обидно оказаться прилюдно выставленным, он чувствовал себя потерянным – идти-то некуда, и немного злился.
«Куда ты хотела, чтобы я там отправился? А? К Оливии, точно!» - волчара сгреб тряпки и смял их еще больше, чем было, взваливая себе на грудь груду одежды. Они с Хизер жили рядом, в соседних комнатах, потому до своей конуры было рукой подать. Но вот выкинула его Эшфорд к противоположной двери – как раз той, куда недавно переехала сексапильная молодая швабра Хамфри.
У Пэйна голова гудела думать. Не то чтобы он мстил или ждал теплого приема от кошечки, но нажав на ручку локтем, ввалился именно в эту комнату. Светло, солнышко бьет сквозь шторы, бардак – все почти как дома, пантерка уютно устроилась на циновке в уголочке. Оказавшись внутри, волк сначала закрыл ногой дверь, а потом осел попой по стеночке вместе со шмотками, надеясь, что малышка дрыхнет. Не сказать же ей: «Привет, я у тебя временно поселюсь, меня тут малек обидела Хизер, ха-ха». Она не обрадуется.
Прикрыв глаза, Двер сидел в абсолютной прострации. Он даже не заметил запаха сигаретного дыма, не вспомнил, что тело горит от множества мелких царапин, нанесенных как будто бы бритвенным лезвием или осокой. Хотя голубая энергия, естественно, поползла поправлять все автоматически: магия при достаточном опыте становится едва ли не инстинктом. Тонкие раны мало помалу затягивались, не оставляя следов, а волку все равно было плохо.
«Что сказать ей, когда проснется?» - он задумался, не очень-то представляя, как себе самому объяснить свой приход. Может, волнуется за Оливию? Эшфорд наверняка ведь навестит кошку, а у этой не хватит способностей защищаться от разъяренного ящера-Хищера. Или это одиночество, и ты ищешь, куда приткнуться, Пэйн? Нужно утешение?
Он не любил Хамфри. Вот сейчас понял, что не любил – точно. То есть, у них могло что-то выйти, Двер мог на это надеяться и хотеть каких-то отношений в будущем, но абсолютно не испытывал к ней тех чувств, что к блондинке. Это просто малолетка. Просто глупый секс, за который он расплачивается, и наверняка, девочке тоже придется.
«Что за бессмыслица? - маг вздохнул, собирая рукой песок по полу. – Это ж надо было так прошляпить свою Хизер.»