Картонные крылья

Называется - настроение еще то... Ну, не самое жизнерадостное. Когда мотаешься к своему наставнику по разным с шаманизмом связанным вопросам, а у него в доме все такой любовью светится, что посторонний человек просто-напросто слепнет в этой атмосфере - выходя на крыльцо, очень четко видишь. Пустоту в собственной жизни. Огромную такую, черную, сосущую изнутри... Вот ничем в жизни МакКриди похвастаться не могла, никакими толковыми достижениями - даже парня постоянного нет. И на фоне всего этого постоянно появлявшиеся в комнате у подушки драные икебаны выглядели как издевательство. Форменное. Хоть одно было приятно - кому-то так хочется над ирландкой поиздеваться, что он не ленится изо дня в день ломать эти дурацкие цветы и тащить до комнаты девушки...

В столовую ирландка сегодня попала ну в совсем тихий час - оказавшись между низких столиков в полном одиночестве. Ну и хорошо. Все равно не желала сейчас никого видеть - от чужих счастливых, или сочувствующих, или безразличных физиономий только еще тошнее становилось. Взяв себе еду, Джемма упала за ближайший столик и принялась меланхолично щелкать палочками, вылавливая из миски рис с... с чем-то там, да плевать, вкуса МакКриди не чувствовала. И нарвалась же на такое тошнотное состояние... да неужели же в подворотнях Лимерика счастливее была?...

Ну да. Ладони превратил просто-напросто в лохмотья. Ну и что? Жалеть не надо. Засуньте эту вашу жалость... Главное, что цель средства оправдывает. Для такой цели и десятка ладоней можно не пожалеть, не то что двух... И вообще, не суйте нос не в свое дело! Чьи ладони, тот и музыку заказывает, что хочет, то и воротит. Шкура своя, заметьте, не казенная, папаша с мамашей на рождение подарили. Так что имеет полное право хоть вообще в хлам убить ладони - не жалко... Шкура новая нарастет. На то она и шкура. Хотя, если что-нибудь сожрать такое питательное, то она нарастать быстрее будет, почему бы и нет...

В столовой нежданно-негаданно оказалась Джемма. Перекрасилась... Хоть большим ценителем женской красоты Ксикохтенкатл и не был - не заметить, что яркий, золотисто-рыжий, солнечный цвет волос шел ей намного больше, чем прежний, черный, было невозможно. Мексиканец коротко кивнул девушке, усердно ковыряющей палочками рис, буркнул нечто якобы приветственное - и прошел чуть дальше, принялся возиться с посудой, отмеряя себе порцию здешней стряпни и невольно морщась от боли в разодранных ладонях при каждом неловком движении. А чего еще хотел, с такими-то лохмами вместо шкуры рук?...

- Привет, - когда в столовой появился мексиканец с непроизносимым именем, ирландка почувствовала мгновенный приступ острой злости. Вот же принесло... и в одиночестве спокойно побыть не дадут... Даже встать и свалить нельзя, уже сидит тут с полной миской, как дурочка... Джемма поизучала зернышки вареного риса, налипшие на палочки - а потом подняла голову - посмотреть, можно ли надеяться, что Мартинес сейчас развернется и свалит. Нет, нельзя, он тоже обедать вне расписания собрался. МакКриди открыла было рот, чтобы попросить парня все же свалить ненадолго, дать девушке поесть в тишине и одиночестве и вернуться, когда разрешат - как вдруг заметила неуверенные, почти болезненные движения юноши. И зацепилась взглядом за его измочаленные ладони.

Догадка пришла тут же, ожгла, как удар хлыста... Этот? Этот мог. Если шутка показалась ему удачной - вполне мог и заморочиться, и чуть ли не ежедневно где-то находить цветы, драть их и втайне от всех притаскивать к ирландке в комнату. Джемма, правда, не помнила, чтобы она с этим парнем ссорилась - но, поговаривают, он та еще сучья морда, мог и без повода решить шуткануть... МакКриди похлопала ладонью по столику перед собой и позвала: - Мартинес, а иди сюда? Поговорить надо... ты мне цветы таскаешь, морда мексиканская? - Вопрос в лоб - а что поделаешь, МакКриди, когда волновалась, по-другому спрашивать не умела...

Уоу. Да Джемма его заметила. И даже позвала. По фамилии. Мексиканца практически все и всегда звали по фамилии. Потому что таких упрямых зараз, как сифу, способных несколько часов ломать язык, чтобы это имя одолеть, выучить и запомнить, было немного... а парню хотелось, чтобы ирландка оказалась именно такой вот заразой.

Чтобы позвала по имени.

Движение ладони девушки мексиканец расценил как приглашение сесть с ней за один столик. Каковым немедленно и воспользовался. Сел, воткнул палочки в рис, согнул и подтянул одну ногу к груди, словно выставляя напоказ обрезанные до колен джинсы и плотную повязку на колене, и попытался прикинуться веником: - Кто, я? - испуганно оглядел самого себя, потыкал себя пальцем между ребер и заключил: - Нет, это не я! Что, сильно похож, что ли? - Затем поглядел на девушку, усомнился в том, что она оценила шутку - и внешне спокойно признался: - Я. Тебе не нравятся цветы? - В груди как будто засел раскаленный уголек - и жег безостановочно... Да, ирландка Ксикохтенкатлу нравилась. Да, втрескался по уши. И что теперь? Расстреляете?...

Да уж, выглядел мексиканец... далеко не самым лучшим образом. Потрепанный-потрепанный... и, знаете, вряд ли даже ради хорошей шутки так уродуют собственные ладони. Даже самые сволочные шутники свои руки, наверное, все же пожалеют... и еще колено... с коленом-то у него что? Несколько полных секунд Джемма внимательно и вдумчиво рассматривала Мартинеса - тот казался спокойным, как танк. Даже дурачиться успевал. И голос у него, конечно... с таким голосом только на врага идти, как с оружием массового поражения...

- Нет, не нравятся, - покачала головой МакКриди. И пояснила: - Они бы еще цвели и цвели, а ты взял и ободрал их... Зачем? Какой в этом был сокровенный смысл? Только руки себе истрепал... Руками-то теперь хоть что-нибудь делать можешь, чтобы больно не было? А с коленом что? - Да какой же он... разве так можно к самому себе относиться? Надо же было в лазарете-то показаться... или с ладонями, или с коленом... или и с тем, и с другим сразу, нельзя же так к самому себе относиться, наплевательски...

Да ну отстой же...

Не нравились. Цветы ей не нравились. А Мартинес, болван, старался, руки уродовал, прятался по углам и полз по коридорам, как контуженный ниндзя, втихоря таскал эти веники к ирландке в комнату - чтобы вот теперь выяснить, что зря все это делал. С другой стороны - сам тоже хорош. Мог бы как-нибудь попытаться диспозицию разузнать, а не переть, как баран, напролом, лбом в стену... Ксикохтенкатл упрямо склонил голову - обижаться на девушку за то, что она не любит цветы, это тупо и глупо. Просто теперь нужно все сначала начинать. И всего-то, блин...

- Сокровенный смысл в том, что ты мне нравишься, - прямо бухнул мексиканец. И не надо тут про ладони... руки... а что руки? Для ладной девки - никаких рук не жалко. - Втрескался я в тебя, как кретин последний! Как можно выражать мою к тебе дурацкую любовь, раз цветы отпадают? - Ну, все равно ж об этом заговорили, так чего уж там...А у самой Джеммы спрашивать - точно вариант беспроигрышный, она ж сама про себя должна знать, что ей там нравится?

Джемма аж палочки уронила от неожиданности. Многое, конечно, ждала услышать, вплоть до грубого "ты лицемерная шлюха, которую никто никогда не полюбит" - но не такое неумело-прямолинейное признание в любви... МакКриди склонилась чуть вперед, напряженно вглядываясь в лицо мексиканца и быстро переводя взгляд с одного его глаза на другой и обратно, словно пытаясь уличить один из глаз парня во лжи... Уличить не получалось. А ирландка еще и ни к селу ни к городу почувствовала, что от зашкаливающей честности Мартинеса хочется заплакать, почему - и самой толком не понятно...

- Мне нравится... тепло, - сообщила Джемма, вдруг начиная нервничать перед этим парнем. - Тепло, свобода... и твои настойчивость и честность, - а у самой в горле стоял тугой комок.На поверку сволочь с непроизносимым именем оказывалась не таким уж и плохим парнем... и угораздило же его положить глаз на девушку, которая под кого угодно может лечь под влиянием минутного каприза...

И все же МакКриди к нему потянулась всей душой - к его упорной, честной, незамысловатой любви, от которой так хотелось согреться, в лучах которой можно было забыться... Перегнувшись через низкий столик, Джемма положила ладонь на затылок Мартинеса, притянула мексиканца к себе - и нашла губами чужие шершавые губы, прикасаясь осторожным неуверенным, пугливым поцелуем. Если мексиканец может - пусть он согреет... пусть заставит забыть о том, что свою жизнь и саму себя до сих пор ирландка просто транжирила, пускала на ветер...

Мартинес, честно говоря, думал, Джемма щас в него миской кинет. За наглость. А она раз - и не кинула. И даже как будто... то ли удивилась, то ли испугалась, фиг их разберешь, этих женщин... И рассказом своим вообще в тупик поставила. Тепло... свобода... такое так запросто не возьмешь и не подаришь, тут воображалку подключать надо, причем нехило так. Ох, жжженщины...вечно у них ересь какая-то на уме, что мужская логика пасует и тонет, как лось в болоте... Но едва мексиканцу показалось, что у него в башке идея забрезжила - Джемма своим прикосновением весь мыслительный процесс вмиг в щепки разметала...

У нее были очень нежные губы. И почему-то слегка дрожащие, как будто ей холодно или она вот-вот заплачет... Ксикохтенкатл протянул к девушке руки, беря ее за хрупкие плечи - и мысленно матернул некстати торчавший между молодыми людьми столик, мешавший нормально обнять ирландку... Интересно, с чего бы это вдруг Джемма так расщедрилась, всяких мексиканцев приблудных целовать... Мартинес коснулся ладонью бледной щеки девушки - да ладно... Сейчас она его целует, и это круто. И гори оно все, что там за этим последовать может... Начхать.