Неустроенность

Человек должен довольствоваться малым и стремиться к великому – так говаривал Мацумото-сан, сидя вечером у очага. В тот день они вместе с воспитанницей собирали младшеньких сестер в школу, девочки расстраивались, хотя и не подавали виду, но Нори все равно чувствовала и злилась непонятно на что. Невозможность объяснить свою злость приводила к тому, что объектом недовольства становился стареющий опекун, и девушка, складывая в сундук одежду и вдыхая аромат чая, то и дело бросала на него колючий взгляд. Конечно…Мацумото-сан знал все, или считал, что все знает, старался парой мудрых фраз мотивировать будущих гейш к долгой и упорной работе. Ибо, довольствуясь малым, они через несколько лет обучения могли стать известными и приобрести статус, который простым трудом торговца и портного не заработаешь. Все было до такой степени логично, что девушке было самое время успокоиться, но Нори только рассерженно хлопнула крышкой сундука так, что опекун вздрогнул. Резкий звук все еще повторялся, звучал в ушах, вызывая смешанное чувство злости и стыда.
Ну что она так взъелась тогда на старика? Японка и сейчас не знала, отчего, он все равно не мог изменить ее прошлого, как и воспрепятствовать очевидной необходимости уехать. Вода с приятным тихим журчанием переливалась с камня на камень, делая черную поверхность глянцевой и словно текучей. В этом месте ручей был не очень глубок, а по берегам росли развесистые сакуры, создавая иллюзию уединения. Впрочем, может и не иллюзию вовсе. Теплым летним вечером жители монастыря заняты своими делами и редко кому придет в голову прогуляться вдоль ручья, в сгущающихся сумерках изредка проскальзывала одна-две фигуры, а затем они скрывались за переплетением низких ветвей и широких древесных стволов. Так что Нори, сидя на плоском валуне, удобно нависшем над самой водой, чувствовала себя даже уединенно.
Не хотелось оставаться в комнате, хотя там вероятность нежданных встреч была практически нулевой. От вида бетонной коробки хотелось лезть на стены, а так легко превратиться в психопата или что похуже. Куда лучше здесь, слушать переливчатый говор воды и смотреть на вечно изменяющуюся и прекрасную стихию. Темные глаза японки были устремлены вниз, внимательный и отрешенный взгляд изредка переходил с одной точки на другую. Голову заполняли мысли, она жила прошлым, будто могла увидеть в нем что-то новое, что дало бы ответ, выход. Да нет же…мысли по кругу, воспоминание в тысячный раз, эмоции – с той же силой, как давно отрепетированный отрывок песни, которую все поют с одинаковой интонацией. С надрывом, жалостливо и безысходно.

Веки дрогнули, глаза раскрылись шире и застыли, будто увидев что-то необычное. На самом деле – все те же водные струи. Просто вспомнилось…
Стоял октябрь, еще теплый и достаточно сухой, Мацумото-сан готовил рисовые лепешки для праздника цукими. Время любования луной всегда приводило девушку в странное, тревожное настроение, она плохо спала и ворчала по пустякам. Говорили, что на луне живут два зайца и толкут в чашке рис, и хоть легенда была старой, младшие сестры верили и всегда старались доказать друг дружке, кто из них лучше увидел жителей луны. Нори казалось, что круглолицая смотрит на нее неотвязно, и ей никогда не хотелось искать в желтом ярком лике чьи-то образы, наоборот, она долгое время чувствовала себя неуютно в ее свете, будто жидкое серебро, льющееся с черного неба, доставало из ее души что-то скрытое и неконтролируемое. Мацумото-сан говорил, что это звериная сущность просится наружу, и советовал успокоиться, но ему то – старой черепахе – было куда проще найти душевное равновесие, чем молодому и нетерпеливому волчонку. Так что Нори огрызалась, усаживалась в угол террасы и исподлобья глядела на луну, понимая, что даже если она уйдет в дом, навязчивое ощущение внутри будет терзать не меньше.
Японка подняла с травы камешек и подбросила его над водой. Тихое «бульк» скрылось в водных струях, а девушка начала наощупь искать еще камешки, чтобы занять руки. Приятно было ощущать их теплую гладкость, перекатывать в пальцах частички горной породы. В ту лунную ночь она первый раз обернулась волком – и испугалась спонтанного превращения на всю оставшуюся жизнь. Нори вспылила, зря опекун начал говорить о ее родителях, призывая смириться. Прошлого не воротишь и не изменишь, терзать себя бессмысленно, нужно идти вперед, не нагружая плечи ворохом воспоминаний и желанием мести. «Ты не должна никого ненавидеть, глупышка…» - с доброй улыбкой заметил Мацумото-сан, поворачивая лицо к луне, а молодая японка вскочила, перевернула столик с угощением и согнулась пополам, корчась на деревянном полу от внезапно пронзившей ее боли. Им сильно повезло тогда, что младшие сестры уже ушли спать, и напуганный взъерошенный зверь не причинил никому существенного вреда. Только напугал до полусмерти обернувшегося черепахой опекуна и с рычанием убежал куда-то в кусты. Вернулась Нори только под утро, избитая и хромая, отгоняя от себя волочившихся деревенских собак. Не слишком сладко было выспаться в лесу.

Усмешка тронула губы девушки. Из-за деревьев послышался шорох, но глаза не смогли никого разглядеть, становилось темно. Еще немного подождав, вдруг кто появится, японка отвернулась, вновь погрузившись в воспоминания. Ей не сиделось сегодня в четырех стенах, гнало на улицу щемящее чувство, которое всегда вызывала полная луна. Ночное светило поднималось над верхушками деревьев, и хотя небо не было таким чернильно-черным, как на праздник цукими, контраст света и темноты был велик. Лунный свет, просачиваясь каплями сквозь ветви и листья, падал в ручей, заставляя воду играть с призрачными серебряными бликами. Почему же так сложно было наслаждаться этой красотой, не отвлекаясь на настойчивое желание обернуться в серого зверя?
Медленно вздохнув, Нори обняла себя за плечи, затем провела ладонями по шее и затылку, запуская пальцы в черную гриву волос. Хорошо. Если он так желает свободы, просит пустить его пробежаться на собственных лапах по горным склонам, в этот вечер зверя можно отпустить. Ненадолго. С момента приезда она ни разу не принимала звериный облик, не желая признаваться себе, что ее удерживает страх. Волчица была непокорной и заставляла японку проявлять несвойственную ей жестокость по отношению к другим. Поэтому девушка держала себя в руках до последнего.
Наверное, во внезапном решении обратиться была виновата луна. Нори закрыла глаза, но блики растворенной в ручье луны не пропали, в них проступали серые угловатые очертания. Сев на корточки и упершись ладонями в камень, девушка потянулась вперед, позвала. На миг ей показалось, что по щеке скользнула чья-то шерсть и голова волка легла ей на плечо, а затем, как и до этого, ее согнуло пополам и она повалилась на валун, скорчившись. Превращение заняло несколько долгих минут.