Вертикально - только в позе лежа.

Дин пропустил ее. В этом единственном брошенном слове было столько тяжести и обреченного «понимания», что Хизер сама не заметила, как обмотала веревку вокруг шеи. Не хватило бы десятка рук поднять со дна ее камень, но Майлз и не лез в воду. Пока еще есть время, пока не открыли дамбу и уровень реки перекрывал ей только рот, не позволяя просить помощи, а ей нужен был квалифицированный психолог, но девушка ведь думала: все в порядке. «Не в порядке.» - ее чувства выбивались наружу тупыми болевыми толчками, следы ударов, заметные на прозрачном щите, сломали стрелки часов.
Майлз чувствовал, что зацепил за больное, и ему было жаль. Он не хотел этого, он просто просил задуматься и переосмыслить, однако у блондинки оказались свои загоны. Если Дин теперь враг народа – то может так оно и легче, потому что… ему все равно умирать. Но он должен был объяснить.
Сейчас Эшфорд, пусть неосознанно, но воспринимала ребенка как бремя. Она любила его, она посвящала ему себя, свою жизнь, одаривала заботой и делилась радостью, скрывая слезы. Но под грифом «ради него» пряталось «из-за Малька»: из-за Малька она не могла позволить себе мужчину, пускай в нем нуждалась.
- Хизер. – Дин не оборачивался, ожидая, когда девушка хотя бы набросит рубашку на плечи. – Не надо видеть другой смысл в словах. Я сказал тебе прямо то, что думаю, и я не отказываюсь от своих слов: ты не подпустишь меня ближе, потому что боишься обжечь ребенка. Но ты не знаешь моего отношения к детям, как и отношения любого другого мужчины, которого точно также не подпустила. Ты видела только отрицательный опыт, ты ожидаешь повторения сценария. Потому ты остаешься одиночкой, ищущей свободных развлечений, однако внутри у тебя сейчас пусто, и потому ты выливаешь агрессию на меня. Я не враг тебе, Хиз. Я начинаю отношения с доверия, однако ты не доверяешь мне. Я протягиваю тебе руку, ты бьешь по ней кулаком. Я и сейчас не опускаю руки. Разберись в себе. А скинуть напряжение можно в любом клубе с продажными мальчиками. Посмотри вокруг, и сломай наконец замок на цепи, которая тебя держит. В твоих стереотипах мужчинам нужен только секс – почему тогда я не ведусь? В твоих стереотипах никто не принимает твоего ребенка?.. Я хочу, чтобы ты задумалась.

Она стояла буквально в метре, отвернувшись, даже настойчиво не слушая. Дин был прав, а она этого не понимала – из-за Малька. Она и чувствовала себя сейчас сравнительно свободно, потому что он был у мамы. Был бы он сейчас здесь, познакомилась бы она с Дином и Спайком? Настаивала бы на чем-нибудь, злилась бы на безразличие? Конечно, нет. Она бы и близко не подошла, издалека бы матом покрыла, чтобы заранее отпугнуть, и ускакала бы, подобрав юбки. Дура. И чего только сейчас добивается.

Девушке было все равно на объяснения Майлза, точнее лучше бы он вообще молчал. В некотором он был неправ, но Хизер все равно, закусив губу, чтобы не выдавать себя громкими звуками, сопела, сдерживая слезы. И куда минули те времена, когда ее величество Хизер Эшфорд не умела плакать, когда больно. Она не доверяла, потому что разучилась – когда-то давно она была славной наивной стервочкой, а сейчас? Что сейчас-то осталось?

- Если ты, якобы, все понимаешь, если думаешь, что мне нужны просто развлечения с продажными мальчиками в клубах, тогда почему, как думаешь, я еще не на пути в Англию через самые богатые подобными мальчиками места? Потому что мне интересны буддистские храмы? Но… не могу же все делать я, - тихо так пробормотала, застегивая рубашку. – Ты тоже мог бы меня понять, правда? Понять и сделать какой-то шаг навстречу, а не просто руку протягивать, ожидая, когда я по ней стукну. Я не умею строить отношения, все всегда шло мне в руки само. Ты просто. Мог бы. Помочь. Но ты не хочешь. Ладно, я все поняла, - Эшфорд так и не обернулась.

Если Дин понимает, что ей страшно, пусть сам себя ведет так, чтобы стало легче, что ли. Она ему, подождите-подождите, я сейчас вспомню… она ему нравится, тогда почему же он может лишь языком молоть, только говорить, в чем она не права, считая себя… святым, что ли? Каждое действие выверено полусотней предварительных анализов, а только потом сделан шаг. Так ты, Майлз, рассчитываешь правильные чувства? Так ты понял, чего я боюсь? Таким образом ты решил, что тебе ничего не нужно, да и я обойдусь? Хизер искренне не понимала, в чем проблема. Если она такая дура, то уж умный Дин наверняка мог просто объяснить… а не отговариваться Спайком.

Они так и стояли друг к другу спинами, наверное, боясь оборачиваться: вон, слезы почти, ты же не хочешь смотреть, а ты не хочешь показывать. Это было хорошо, что она слушала. Хорошо, что задумалась и обиделась теперь по-другому, переходя на этап осознания. Хорошо, что перешла к конструктивному разговору, пускай и бросала фразочки «я все понимаю», не понимая. Дин глубоко вдохнул, сжимая в кулак руку, и стряхнул невидимую грязь в пол.
- Хизер. – он пытался говорить спокойно, голос контролировал хорошо, и тон вышел мягким, не снисходительным, а теплым и добродушным. Майлз мялся, однако этого не было заметно, потому что он действительно выверял и просчитывал шаги, но говорил искренне, честно. – Я… не уверен, что у нас что-нибудь получится. – он все-таки заставил себя обернуться, потому что такое не говорят, глядя в пол – неправильно. Но Дин не ждал от девушки ответного жеста. – Это не из-за Спайка – он переживет. Не из-за ребенка – ты тоже справишься, я в это верю. У меня есть другие причины. – Дэниэль не мог их назвать, но четко осознавал, и проблема состояла в песке, неотвратимо сыплющемся на дно часов, оставляя все меньше времени, претворяя будущее в бессмысленную пыль, обрекающего на безысходность. Он не мог создавать новые связи, он не мог брать на себя отношения, из которых должен был вскоре исчезнуть, он не мог причинять боль, он думал наперед и не умел жить сегодняшним днем, зная, каким печальным может стать завтрашний. Но Майлз… неправду она сказала, он не был трусом и не был сдающимся. Потому он сделал попытку продолжить, пока по щекам не покатились невыплаканные слезы. – Хизер… - Дин знал, как это будет выглядеть, и потому ненавидел текущий момент, его не устраивала ситуация, в которой требовалось это произносить, в которой снова могли не так интерпретировать сказанное. – Я не уверен в успехе, но я хочу попробовать. – если уж делать шаги, то делать их по твердой, привычной себе почве. – Давай сходим в ресторан. Я приглашаю тебя на свидание. И не как в прошлый раз… - в тот раз действительно по-дурацки вышло, когда он воспользовался ситуацией и использовал ее как прикрытие. – Настоящее. Пожалуйста.

В общем на этом поток сумбурных мыслей закончился, приостанавливая и слова. Ей говорить точно было нечего, а фразы Дина... Порой, ее безумно раздражал его спокойный и мягкий тон, потому что гораздо проще быть агрессивной, когда на тебя кричат или тебе язвят. Она сама всегда старалась выводить людей именно на это - так легче, и думать не нужно, и слушать необязательно. А с Майлзом... тьфу. Всегда ровный и спокойный, он как с дитем малым разговаривал, и Хиз чувствовала себя этим самым дитем. Отвратительное ощущение, будто ты провинился. У Дина были "другие причины", о которых он не говорил. Почему? Потому что не хотел? Не хотел доверить эти причины ее размышлениям? И кто тут говорил о доверии?

Хизер даже хотела сказать это. Даже нет, не так - высказать, чтобы понял, как сам обманывается в своих же словах, но не стала. И так сделали друг другу больно. По крайней мере Хизер надеялась (!!!), что досталось не только ей. Хорошие, однако, мутьтики. Англичанка растерла по щекам тихие слезы, все так не поворачиваясь и не желая демонстрировать их, но Майлз понял. Он ведь все понимает, так? Не хотелось ничего больше слушать, но Хиз все равно стояла и слишком долго завязывала под грудью рубашку, слишком щепетильно закатывала рукава на три четверти, слишком, слишком, все слишком! И эта фраза его, это приглашение, прозвучала так жалко, что блондинка едва ли снова не сдержала усталый стон, сжав челюсть так, что все лицо исказилось.

- Знаешь, - спустя долгое молчание, все же произнесла девушка, - если ты серьезно, - сновая нехорошая пауза, затянутая слишком, будто Эшфорд искренне сомневалась в серьезности Диновских слов, - если ты серьезно, тогда скажи это в какой-нибудь другой ситуации. Когда я не буду выглядеть так жалко, а это не будет звучать столь снисходительно, - Хизер сглотнула, потому что слова едва лезли из горла и, наконец, обернулась, чтобы посмотреть на парня.

Дэниэль не устал. Он все ждал, когда она обернется, терпеливый, молчаливый, безупречно спокойный, хотя в голове по-прежнему стелился редкий сизый туман. Уже привычный туман, потому почти не замечаемый. И даже мысли по нему проносились легче, интонации и настроения улавливались проще, как будто к разуму добавилось немного интуиции, которая не подводила.
Майлз остался стоять, не приблизившись, не отодвинувшись, и все так же протягивал эту невидимую руку, уверенный, что рано или поздно девушка за нее схватится. Девушка поймет, что в руке нет спрятанных лезвий.
- Хиз… - он улыбался, произнося ее имя, все также открыто, но как-то печально. – Когда я теперь ни произнесу эту фразу, ты вспомнишь вот этот момент, и скажешь, что я просто заглаживаю вину. – вот это было сказано снисходительным тоном, но в меру уверенным, чтобы не выглядело издевательством или чем-то в таком духе. Дэниэль был убежден, что так и произойдет, и хотел, чтобы Хизер осмыслила и осознала это. – Смотри, - продолжил он после некоторой паузы, когда девушка тихо всхлипнула, подернув хрупкими плечами в чужой рубашке, и Хонтел успел посчитать это милым. Если б только она не плакала… - Я не сделал бы этот шаг без толчка. А ты… не принимаешь мои попытки после него. И может быть я умный… но я профан в отношениях, потому я прошу сделать мне маленькую уступку. Один шажок к протянутой руке. Пожалуйста. Если ты правда веришь в отношения. Давай.
И только теперь Майлз сделал жест. Он протянул ей твердую, настоящую ладонь. Теплую, чтобы высушить слезы. Надежную, чтобы не было страшно.

Хизер была убеждена в обратном. Она знала, что действительно вспомнит эту ситуацию, но посмотрит на нее пр-другому, с другим настроением, другими мыслями, быть может, что-то еще осознав, чего не понимает сейчас. Как маленькая всхлипнула, слушая, губки поджала, понимая правдивость некоторых слов. Он сделал этот шаг, а она опять спряталась в нору, а перед ней кольев навтыкала. Потому она сметрела недоверчиво, как побитый щенок, которому хочется этой ласки, но он так натерпелся, что безумно боится. Такая теплая широкая ладонь могла казаться настоящим оружием против загнанных зверьков, может и погладить, и побить. К слову, прижимая одну руку к груди, Хизер почему-то у самого горла сцепила на рубашке пальцы, как если бы Дин только и пялился на ее грудь, капая слюной. Он был добрым. Угу, как все маньяки. Но она ведь сама чего-то просила, такого хотела прежде, чем он подал руку. Блондика дернула уголками губ, отрывая руку от рубашки и протягивая американцу.

- Тогда я выбираю десерт, - она сделала еще один шажок, прижимаясь к широкой теплой груди, и ткнулась в нее носом, улыбаясь.