Цветы войны

Фильм закончился тем, что спасли хотя бы девочек. Только через некоторое время после того, как пошли титры, начались разговоры в зале. Сначала за теми столами, где сидели трехзначные номера. Были слышны ганбеи, звон рюмок и обычная для клуба возня. Потом шумом наполнился и весь общий зал, и зажегся свет. Девицы притихли, и их никто не подгонял, чтобы они заменили остывшую еду или принесли ещё напитки, все пока думали, осознавали, что-то вспоминали, а кто-то переваривал увиденное впервые. Чжоу же подумал о том, что эта версия хороша для девушек-европеек, потому что фильм типа «Города жизни и смерти» с девицами в Ванцзы вряд ли стоит смотреть.

- И ведь мы даже не за это не любим японцев, - задумчиво сказал Чжоу, посмотрев сначала на рюмку, затем на Сантану. – Японцы говорят, что этого всего не было. За Нанкин осудили всего четверых, остальных чтили в Токио как национальных героев.

Он выпил водку залпом, затем налил ещё. Ху что-то рассказывал за соседним столом, он явно не собирался снова выходить на сцену. Гунмао объявил четыреста двадцать шестым, что людей можно отпускать, на сегодня заданий нет. Парень с разбитой физиономией подошел к Гуаньи, вежливо поклонился и извинился. Он долго и запинаясь говорил о том, что больше такого не повторится, явно боясь, что после сегодняшнего его выгонят. Гуаньи царским жестом вынес ему первое и последнее предупреждение и велел идти домой.

Это не фильм с хэппи-эндом, это вообще не похоже ни на что из того, что ей приходилось смотреть ранее. Леденящие кровь крики девицы, той самой, из-за которой девочек стало тринадцать, а не двенадцать, как было на самом деле, той самой, из-за которой маленький мальчик пожертвовал собой ради спасения двенадцати невинных душ воспитанниц Храма. Фильм о человечности: о том, как она просыпается в одних и никогда не напоминает о своем существовании в других, в тех отморозках, которые посчитали себя всесильными, чтобы творить подобное.

- Это просто бесчеловечно, - единственное, что сумела сказать девушка. Она была очень впечатлена фильмом. Она знала о том, что в Нанкине в свое время произошла довольно значительная стычка между китайцами и японцами, но никогда бы даже не подумала о том, что это было чем-то вроде того, что она только что увидела. А уж то, что японцы отрицали это… Сантана не сомневалась в том, что это действительно происходило, ведь не даром она уже не один раз слышала фразу «за Нанкин ответят».

Вокруг началось гудение – братья начали обсуждать увиденное, а Сантана все так и сидела, не в силах сказать что-либо еще. Она была потрясена до глубины души и чувствовала, как в венах закипает кровь, злость, требующая мести. Но пока работает сознание, она понимает, что рвануть сейчас куда-то непонятно куда – путь в психушку, в лучшем случае, а про худший лучше и вовсе не думать. И она даже не знала что лучше: оставаться среди людей, или, наоборот, лучше оказаться дома и переварить увиденное. Было страшно от мысли о том, что, возможно, японцы до сих пор настолько безумны и психически ненормальные. Она просто молча подняла рюмку, мысленно пожелав светлой памяти всем, кто погиб от руки японских оккупантов, после чего осушила рюмку, снова поморщившись.

Одного взгляда на Сантану было достаточно, чтобы понять, что фильм её зацепил. Понятно, что те, с кем они воевали сейчас, не были теми людьми, кто нападал на Нанкин. Просто удобнее, когда в такой ситуации у тебя есть оправдание. И более важным лично для Чжоу было то, что отрицали резню именно те, кто жил сейчас. Он не был патриотом, перед лицом отечества он был особо опасным преступником, который имел уголовный кодекс в виду с подростковых лет. Как и все ребята, кто собрался сегодня в Ванцзы. Но теперь идея отстоять город во власти семьи дополнялась ещё и национальной идеей – не отдать темную сторону Северной Столицы потомкам тех, кто в свое время изнасиловал Южную Столицу. Вместо этого лучше щедро удобрить окрестные леса телами тех якудза, кто посмеет влезть на чужую территорию.

- Не слышала раньше об этом? – спросил Чжоу, посмотрев на Сантану. Он чуть улыбнулся, надеясь, что это поможет девушке прийти в себя.

Старшие довольно быстро уехали из Ванцзы, четыреста двадцать шестые ещё оставались за столами, младшие братья и подавно будут отдыхать здесь до утра, потому что их редко пускают в клуб без крайней необходимости. Сорок девятые имели право приходить в Ванцзы в любое время, остальные – только по приглашению от своих руководителей. В теории любой из них мог попытаться пройти как обычный посетитель, в полном объеме оплачивающий услуги клуба, но мало кто из этой малолетней шпаны выглядел достаточно убедительно, чтобы пройти мимо Сяо.

Бразильянка некоторое время молча смотрела на полную стопку водки, переваривая первую волну эмоций. Наверное, самую тяжелую, но самую, по идее, быстро проходящую. Было не по себе осознавать, что когда-то давно, теперь уже в прошлом веке, в этой стране случилось это…

- Я слышала, что в Нанкине произошло серьезное столкновение с японцами, которые захватили город, но без подобного рода подробностей, - наконец-то заговорила девушка, после чего взяла рюмку и выпила. – Знаешь, даже несмотря на количество пролитой крови у тебя на руках, до тех пор, пока ты не начинаешь получать удовольствие от того насколько больно ты делаешь человеку и насколько долго ты заставляешь его мучиться, умирая… думаю, как минимум до этой грани можно считать себя человеком. Но то, что показали в фильме… Это просто ублюдки, которых надо истреблять.

Сантана снова закурила, но сделав пару затяжек, положила сигарету в пепельницу, вновь потянувшись к сумке. Хорошая привычка кинотеатров: закончилось кино – включи звук. Но, на самом деле, сейчас просто надо было чем-нибудь занять себя, чтобы как можно меньше думать о том, насколько паршиво вдруг стало после такого фильма. А на языке крутился лишь один вопрос, который, впрочем, она немного изменила.

- Можно я поеду домой? – не Чжоу, так кто-нибудь еще найдется, кто сможет подкинуть до дома. А еще лучше, наверное, такси. Но почему же так хотелось попросить его поехать вместе с ней? Не просто довезти до дома, а именно побыть с ней? Почему же она так боится собственных эмоций?

- Это были не серьезные столкновения, а победа Японии над Китаем, - уточнил Чжоу. – Нанкин был тогда столицей.

Он посмотрел, как Сантана включала звук на телефоне, вновь вспомнив, как она увернулась от попытки её обнять. Интересно, почему. Либо на что-то обиделась, либо не хотела светиться перед братьями, что похвально, но бессмысленно. А потом она попросилась домой. Чжоу не видел смысла задерживаться в клубе, где было слишком много народу, а зеленой молодежи, подчиненной ему, за которой пришлось бы следить, тут не было. Это пусть другие четыреста двадцать шестые воспитывают сегодня трудных подростков.

- Я тебя отвезу, - сказал Чжоу, убирая со стола в карман сигареты и зажигалку.

Он немного выпил, но все ещё чувствовал себя достаточно уверенно, чтобы сесть за руль. Это лучше, чем сейчас искать хоть одного трезвого сорок девятого, да и рядом нет никого из боссов, кто будет учить жизни. Не успел Чжоу подняться из-за стола, как к ним подошла хорошо знакомая четыреста двадцать шестому филиппинка, чтобы поменять пепельницу. Она посмотрела на Сантану, решая, можно ли при ней говорить, и Чжоу кивнул.

- Чжоу, а Ху сяншен нам этот фильм показал, потому что нам тоже что-то нужно будет делать? – тихо спросила она.

- Чжу сяншен, - поправил Чжоу. – Нужно будет встречать нас после стрелок, как национальных героев, - он улыбнулся.

- Если от нас что-то понадобится, мы поможем, - сказала филиппинка, убирая пепельницу.

Чжоу задумчиво посмотрел на её сверкавшее из-под смелого разреза ни ципао бедро, затем перевел взгляд на её глаза.

- Хорошо, - он кивнул, вновь улыбнувшись. – Поехали, - сказал он Сантане, вставая из-за стола.