Утро добрым не бывает

- Нет, спасибо, готовить не нужно, - сказал Чжоу, допивая чай. – А китайскому…, - он задумался, - от меня ты научишься только плохим словам.

Но идея показалась Чжоу забавной, если Сантана, спотыкаясь на обычных разговорных выражениях, будет спокойно изъясняться на фене, это будет очень и очень трогательно. Он задумчиво посмотрел на стол, и его взгляд наткнулся на стопку салфеток. Он взял ручку, расписал её на краю одной из салфеток, затем положил эту салфетку так, чтобы Сантане было хорошо видно.

- Запоминай, - сказал он, начав выписывать на салфетке иероглифы. – 小日本, сяожибень, япошки. 日本鬼子, жибень гуйцзы, японские черти. 倭寇, вокоу, японские пираты, японские захватчики, в общем, гады. 日本狗, жибень гоу, японские шавки. 黄军, хуан цзюн, желтая армия, тоже о них, конечно. Догадаешься, кого у нас называют 自慰队, цзывей дуй, командой задротов? – спросил Чжоу, хитро улыбнувшись.

Сейчас он считал едва ли не своим долгом как старшего товарища объяснить Сантане минимум лексики, которая ей потребуется для того, чтобы понимать братьев в сложившейся в городе ситуации с якудза. Слова из HSK можно выучить и по учебнику, а живому путунхуа можно научиться только у тех, кто на нем говорит с рождения. При этом Чжоу в плане фольклорного словарного запаса сильно отставал от своего наставника, за изяществом слога которого могли бы побегать иные лингвисты, если бы знали, где такие носители неиспорченной академическим образованием словесности водятся в естественной среде обитания.

Кажется, Чжоу понравилась идее обучения ее премудростям китайского языка. Это будет, как минимум, забавно, потому что вряд ли он сейчас начнет учить каким-нибудь премудростям, какие пишут в учебниках. И она не ошиблась в своих догадках. Слова были самыми… разнообразными, но очень синонимичными и все относились к определению того насколько тут любят незваных гостей, японцев, которые заполонили город и капитально достали.

- Японских bastardo? – усмехнулась девушка, после чего поправилась, вспомнив, что португальский тут точно не котируется, - плохих японских парней, - она взглянула на салфетку, - Гадов, вот.

Сантана взяла еще одну салфетку и забрала у Чжоу ручку, пересев чуть ближе к столу, но ноги все также не убирая с диванчика и принялась выводить один иероглиф за другим. Бишун, конечно, она, возможно, не совсем правильно соблюдала, но основные правила начертания этих палочек и черточек она, как-никак, все же помнит.

- Сяожибень – japonês, - она вывела не только иероглиф, но и подписала его значение на португальском, проговаривая вслух. Вообще, выглядела она очень сосредоточенно, поскольку к учебе всегда относилась с ответственностью. Дальше были японские черти и japonês dickens. А вот с жибень гоу возникли проблемы, потому как девушка никак не понимала что значит именно гоу. А вот с хуан цзюн, которое amarelo exército, проблем не было, то вот с гоу и цзывей дуй они были. В последнем бразильянка поняла, что речь идет о equipe, команде, но вот что за команда… - А что это значит? – она указала на непонятные ей иероглифы, после чего подняла взгляд на четыреста двадцать шестого. Согласился устроить ликбез? Будь готов отвечать на кучу вопросов.

Сантана принялась учить китайский язык с очень деловым и сосредоточенным видом, она что-то бормотала на своем родном языке, что-то дописывала, отчаянно путала порядок черт, что пару раз Чжоу её поправил, но потом все же заставила незадачливого учителя китайской словесности усмехнуться, когда задала следующий вопрос. Но четыреста двадцать шестого номера пекинской триады смутить чем-либо было очень непросто.

- 队, дуй, - это команда, 慰队, цзывэй это то же что 见五姑娘, 打手枪 или 五打 - , только по-научному, - объяснил Чжоу, затем задумался, знает ли Сантана такие слова. – Рукоблудие, - пояснил он более доступным языком. – Японская армия называется тоже цзывей дуй, только вэй там такой, - он написал на салфетке иероглиф 卫. – Силы самообороны. Иероглиф 慰 означает «комфорт» или «утешение», женщин, которых насиловали японские военные во времена второй мировой, в том числе в Нанкине, порой относили к отдельной службе 慰安妇, вэй ан фу, женщин для утешения. Так что теперь японские солдаты, да и японцы в целом, вполне логично называются «силы самоутешения». Так понятнее? – поинтересовался Чжоу.

Он чувствовал, что ломает неокрепшую психику бразильянки такими тонкостями языка, которые лично ему казались абсолютно логичными. А ей сейчас, понятно, было не до бишуна.

Бразильянка никогда не относила себя к числу глупых и необразованных людей. По крайней мере, она сосредоточенно получала высшее образование для службы на посту охраны порядка и законов, потом и курсы всякие финансово-бухгалтерские посещала, да и отец всегда расширял ее кругозор полицейского всякими банковскими тонкостями и премудростями, напоминая о том, что ей, в первую очередь, потом придется принимает дела, когда он пойдет на пенсию. Ну да, как бы намекал на то, что несмотря на его поощрение ее работы на государство, все равно видит ее в семейном бизнесе, не больше, не меньше. Более того, она свободно говорила на трех языках и теперь активно учится нормально говорить на китайском. Но все равно, сейчас она чувствовала себя редким видом идиотов, что рождаются в этот мир и ооочень долго ото всех шифруются.

- Эммм... - она задумчиво смотрела на то, как лихо Мин вырисовывает иероглифы, старательно объясняя ей значения слов. А она, все равно, как-то слишком сильно тупит. Потому значение слова, синонимичное самоудовлетворению, поняла далеко не сразу. Зато тут же сникла, понимая, что ее китайский оставляет желать настолько лучшего, что сил прямо нет.

- Надо будет выучить это все и блеснуть в разговоре с Бизоном, чтобы знал, что мы тут занимаемся мои образованием и вообще, очень серьезные люди. Да?

Под его чутким руководством Сантана почти освоилась с разнообразной терминологией, которая в Северном Китае применяется для определения рукоблудия, при этом выглядела бразильянка так, как будто поняла что-то из высшей математики. Чжоу считал, что может собой по праву гордиться.

- Поработаешь со мной ещё пару лет, и будешь учить Бизона новым словам, - Чжоу улыбнулся. – Только из этих он, боюсь, все знает. То ли дело эрху.

Он написал на новой салфетке два иероглифа - 二胡, нужно было же хоть чему-то приличному научить девушку за этот экспресс-курс китайского языка.

- Так что теперь можешь считать, что знаешь китайский язык лучше, чем Бизон, - сказал Чжоу. – Но ты лучше ченъюи запоминай, мы же не только матом говорим, да и ты не только с нами разговариваешь. Там ждать зайца у пня, есть на Востоке – спать на Западе, небо решеткой – земля сетью, менять корову на овцу, красть колокольчик, заткнув уши и тому подобное. Вот, например, мы точно прогоним жибень гоу, потому что птица Пэн пролетит тысячу миль.

Чжоу записал на салфетке ещё четыре иероглифа: 鹏程万里, затем задумчиво посмотрел на эту запись. Обычно этим выражением желали светлого будущего и успеха в начинаниях, сейчас, по его мнению, несчастная птица уже заманалась махать крыльями, а конца и края этим тысячам ли без права на отдых видно все ещё не было. Только слепая вера, что сил хватит.

Сейчас бразильянке казалось, что она снова вернулась в студенческие годы, или даже в свои пятнадцать-шестнадцать, когда только-только начинала свое обучение в полицейской академии. Или какие-нибудь лекции и семинары, где ничерта не было понятно, зато требовали на экзаменах так, что не дай Бог чего-то не будешь знать. Мозг сейчас ломался примерно на том же уровне, поэтому она уже начинала себя ругать за длинный язык без костей. Во всяком случае, она совершенно не предполагала, что будет настолько сложно. Она даже была готова ставить произношение, но нет, Чжоу решил, что для полноценного вписания в новую среду обитания надо знать эти вещи. Он, пожалуй, прав, но легче от этого не становится.

- Никогда не думал стать учителем? - негромко рассмеялась бразильянка, старательно вырисовывая все это палочки и черточки на салфетке, не забывая подписывать значения слов, насколько она их понимает. Но вообще, возможно, стоит уделить время чему-то другому? - Из тебя бы вышел прекрасный препод, - прошептала она ему на ухо, едва касаясь губами мочки. Нет-нет, она его не поддевает, ну вообще ни разу. Просто так интереснее, разве нет?

Было интересно наблюдать за тем, как старательно Сантана что-то записывает на салфетках с иероглифами. Чжоу совершенно не понимал португальский, он мог лишь догадываться, что это – перевод написанных им же слов. Но ему не было интересно запоминать что-либо из этого языка. А потом девушка откровенно намекнула на то, что занятие можно было считать законченным.

- Ничему хорошему ты от меня не научишься, - самодовольно сказал Чжоу, оборачиваясь на Сантану.

Он поймал её взгляд и чуть прищурился, затем улыбнулся. Все же она была милой, он замечал, что начинает иначе воспринимать её внешность, когда её раса оказывалась менее заметной, чем её личные черты. Он понял, что начинает привыкать к тому, что видит её рядом с собой.

Это было особой, важной и почти серьезной привязанностью. Например, сейчас он даже не думал о том, что Сантана через пару-тройку дней переедет жить к себе, потому что уже чувствовала себя намного лучше. При этом лунтао, как всегда, оказывался прав: никаких серьезных решений принимать не хотелось. Меньше всего Чжоу хотел, чтобы в какой-то момент Сантана стала чем-то вроде Цянвэй, когда вроде бы и ничего плохого она тебе не сделала, скорее наоборот, но острая нехватка личного пространства заставляет сначала просто её избегать, а потом едва ли не воспринимать как врага. Немного оптимизма добавлял тот факт, что ничего подобного нынешним эмоциям в отношении Цянвэй он никогда не чувствовал – она просто завелась в его жизни на какой-то период. И это, в сочетании со всем, что происходило в городе в эти дни, не давало возможности взять тайм-аут на то, чтобы покопаться в себе и подумать над собственными эмоциями. Чжоу не знал, что ждет завтра его или Сантану, велика вероятность, что у них просто не будет времени друг другу надоесть. Он провел рукой по щеке девушки, затем поцеловал её в губы, обнимая и прижимая к себе.

Чжоу, кажется, прекрасно чувствовал себя в роли учителя китайского для иностранцев. Не просто прекрасно, но как-то очень даже комфортно.

- Ну, быть хорошей девочкой в пекинской триаде, наверное, не самая лучшая идея, - улыбнулась бразильянка, - Поэтому, хоть чему-то плохому ты просто обязан меня научить.

С Чжоу очень комфортно. С ним чувствуешь себя в безопасности, как за каменной стеной, словно все, что происходит в мире просто не способно пройти сквозь его объятия и навредить. На контрасте последнего года, когда любой шорох мог привести к панике, она особенно ценила это состояние покоя, даже несмотря на происходящее вокруг сумасшествие. Сантана просто наслаждалась, стараясь не думать об ответственности, о том, что это действительно очень большой шаг для нее самой, не говоря уже о четыреста двадцать шестом. Она еще не привыкла к тем чувствам, которые внезапно открыла для самой себя, просто слишком неожиданно и слишком страшно признаться себе в том, что без этого человека ей будет плохо. Поэтому лучше наслаждаться тем, что здесь и сейчас они вместе и могут провести так еще пару часов: молчать, сидя в обнимку и целоваться. Вот прям как сейчас.

Сантана ласково улыбнулась ему, чуть прижимаясь к его руке, прикрыв глаза. Бывает ли такое, что два человека созданы друг для друга? Это была странная и совершенно невероятная мысль для бразильянки, которая всегда жила по принципу "есть-хочу-надо". Она чуть повернулась в его объятиях, отвечая на поцелуй. Сейчас не было агрессии, просто нежность, трогательная и полная чувств.

- Amo... - едва слышно прошептала бразильянка, нехотя отрываясь от его губ, но так и открывая глаз, просто наслаждаясь теми чувствами, которые сейчас ее буквально переполняли. - Китайским можно позаниматься в следующий раз, - Сантана улыбнулась, поймав его взгляд. Просто хорошо рядом. Слишком хорошо.