Чаепитие после тренировки

Мальчик руками стёр слёзы с щёк, растерев их по лицу, и всхлипнул. Да, плакать нельзя. Он мужчина. Ему нельзя показывать свою слабость. Но он ещё и ребёнок. Как быть? Где найти помощь и уединение? У кого попросить совета?

Он вздохнул и отпил ещё немного чая. Слова мастера о воплощении его немного успокоили, но ведь это неправильно. Об этом знают буддисты. А он, христианин, католик, знает, что они сейчас в лучшем мире. Или наоборот, в худшем... нет, всё-таки в лучшем. Он надеется на это.

- Но ведь это плохо. Это... это неправильно... - с горечью хмыкнул мальчик. - Я очень смутно помню эту сцену. Мы куда-то ехали на машине. Кажется, на завод. Папа очень сильно нервничал, а мама плакала. Я хотел спросить у них, почему я им понадобился, но они не давали мне рот открыть... папа крикнул на меня... Потом я помню, как мы оказались на заводе. Я помню людей в плащах и шляпах. Папа им протягивает чемодан... они ему дают второй чемодан с белым порошком... потом начинается стрельба. Мама кричала мне что-то, и я убежал... - прошептал мальчик, всеми силами стараясь не заплакать. Иногда после того, как выговоришься, становитсся легче. Вот он и решил проверить.

- Мастер, но ведь вы извинились перед ней. А мне что делать? Как мне жить с тем, что мама и папа взяли меня на свою смерть? Может быть, они планировали, чтобы и я тоже погиб? Как вы думаете? Наверное, мне суждено было погибнуть? - он сжал руки в кулаки и зажмурился, пытаясь подавить в себе комок слёз, стремительно рвавшийся наружу. Зачем всё это происходит? Неужели он действительно не может забыть его? Забыть тот день, когда всё закончилось? Почему он кому-то рассказывает об этом? Ведь он поклялся никому ничего не говорить.

Справедливости ради, Чин перед Дани так и не извинился. Оба допустили ошибки, и произошедшее ученик ирбиса считал уроком судьбы, необходимым для того, чтобы понять свое истинное предназначение. Да, ему было неприятно из-за того, что его поездка в Покхару отразилась на Дани, и он хорошо помнил те образы, что случайно увидел в вертолете, но Чин был упрям даже в своих заблуждениях, поэтому извинялся он крайне редко.

- Если ты выжил, значит, тебе суждено было выжить, - ответил ученик ирбиса, внимательно глядя на мальчика. – Может быть, родители взяли тебя с собой как раз потому, что знали, что ты сможешь выжить именно так. Так устроена жизнь, Тэрри. Мир полон страданий, но это не значит, что этими страданиями нужно жить, - Чин ненадолго замолчал, делая глоток чая. – Я не извинялся перед Даниэлой, - добавил он. – Все произошло так, как должно было случиться.

Чин не стал обсуждать с учеником, что за дела могли быть у его родителей, хотя прекрасно понимал, что, судя по разборкам, они были замешаны в весьма сомнительных вещах. Это уже не важно, то, чем они занимались, уже сказалось на их судьбе и на судьбе Тэрри. Теперь мальчику предстоит жить своей жизнью, и его карма зависит, в первую очередь, от него самого. Ребенку повезло, что он оказался здесь, получив возможность правильно понять все произошедшее. В буддистском монастыре у него будет возможность отказаться от мыслей о мести, от обид на приемных родителей и от страхов, которые неизбежно возникли после пережитого.

Тэрри снова всхлипнул и посмотрел на чашку с остывающим в ней чаем. Он так и не начал его пить, думая об этом разговоре. Его детский мозг анализировал и старался понять смысл произошедшего и сказанного. Где-то в глубине души он понимал, что должен освободиться от всего, что связывало его с этим миром. Надо забыть о родителях, о всех проблемах, которые были. Но стоит ли? Стоит ли забывать то прекрасное, что было в той его жизни? Или просто достаточно простить? Что делать?

Мысли такого и подобного характера окутали его сознание, и он не расслышал, что сказал мастер. Вернее, расслышать-то расслышал, но не понял. Слова были. Смысла не было. К сожалению.

- Простите меня, мастер... Я... не должен был об этом говоритб. Я хочу быть счастливым и сильным. Но... неужели мне придётся это забыть? Забыть то хорошее, что у меня было? Наверное, если я не забуду всё. то я буду помнить и плохое, да? - всхлипывая произнёс мальчик, тщетно борясь со слезами, струящимися по щекам.

Немного успокоившись, он стёр слёзы и посмотрел на мастера.
- Мастер Ху, а расскажите что-нибудь о Новом годе? Как его здесь празднуют? Если я... - он запнулся, - не отвлекаю вас.

- Наверное, это очень интересно? Наверное, для вас Новый Год - эжто что-то особенное, раз вы отмечаете его несколько дней? - восторженно произнёс мальчик, глядя в глаза мастеру. - У нас, в Штатах, на этот праздник отводится только одна ночь. Но зато, мне кажется, у нас есть самый главный праздник... - он осёкся. Насколько он помнил, у каждой страны есть свой главный праздник, важный и интересный. Для его страны - это День Благодарения. По крайней мере, он всегда так считал, потому что на этот день ему давали его любимую индейку.

При воспоминании о любимом лакомстве у него потекли слюнки. Он облизнулся. И снова посмотрел на мастера.
- Не, у нас есть ещё День Независимости. А ещё есть самый главный праздник для моей религии - это Пасха, или Христово Воскресение. Говорят, где-то даже зажигается огонь просто так. Очень красивое зрелище!

Он осёкся, поняв, что немного увлёкся этим. Смущённо опустил глаза и вернулся в реальность. Потом нахмурился и посмотрел на мастера серьёзно-любопытным взглядом.

- Мастер Ху, а расскажите что-нибудь о том месте, в которое вы ездили?

Чин с интересом слушал рассказ мальчика о праздниках на его родине. Как любой китаец, ученик ирбиса почти не интересовался культурой тех, кого здесь было принято называть «лавоеями», но после того, как он принял решение жениться на итальянке, он стал более внимательно относиться к другим культурам. Многое казалось ему забавным или непонятным, в любом случае, уступало тому, что было в Поднебесной, но порой заслуживало внимания. А вот вопрос мальчика заставил Чина нахмуриться и опустить взгляд. Ему было нечего рассказать Тэрри. Покхара была в его воспоминаниях связана с похоронами, с армией клана, с еле идущей сифу Бо, позволившей себе опереться на руку вождя, Лахор и вовсе вспоминать не хотелось, Чин при всем желании не мог вспомнить что-либо нейтральное – кругом лишь кровь, огонь и страх. Сейчас он подумал, что ничего толком не запомнил, не мог бы описать деревню, в которой они находились, ни одного дома – отдельные образы, какие-то мелочи, но никак не цельная картина. Может быть, сказывался и оглушивший его взрыв, после которого Чин некоторое время находился без сознания. Но нужно было что-то ответить.

- Мы были в клане сифу Бо, - сказал он, серьезно посмотрев на мальчика. – Он находится в Покхаре, в Непале. На берегу озера Фева. Там тоже Тибет, но горы ниже, чем здесь. В клане Белых Тигров все довольно странно, но сифу Бо там очень уважают, её сифу – их вождь. А потом мы ездили туда, откуда забрали Юэ и Луна, - добавил Чин, сделав глоток почти остывшего чая.

Все это время он силился вспомнить хоть что-то мирное из всех воспоминаний о Покхаре и Лахоре. Вспоминались только горы и озеро, на берегу которого он провел всю ночь перед тем, как напроситься в бой. Он сейчас не мог толком вспомнить, какие глупости лезли ему в голову в ту ночь, когда он объяснял себе, что у него теперь нет привязанностей, и что их с Дани пути разошлись. И ведь сифу Бо была тысячу раз права, говоря о том, что он нафантазировал себе красивую смерть в бою. Он действительно считал, что готов к смерти, когда просил тигрицу взять его с собой на задание. Сейчас вспоминать об этом было страшно и стыдно, даже более стыдно, чем вспоминать о той панике, что охватила его в самом начале боя. Чин виновато улыбнулся, вновь посмотрев на Тэрри. Ни к чему сейчас все эти мысли.

Кажется, он спросил что-то лишнее, раз мастер нахмурился и ответил после непродолжительного молчания. Но потом прозвучал ответ, и Тэрри своими любопытными серо-голубыми глазами смотрел на мастера и переваривал его слова.

- А что вы делали в клане сифу Бо? - с интересом спросил мальчик. - И зачем вы ехали в то место, откуда забрали ребят?

Он мельком видел, что мастера вернулись не в том состоянии, в котором были до отъезда. Он не знал, что с ним случилось, и не знал, случалось ли вообще что-нибудь. Все последующие события после возвращения прошли как-то мимо мальчика. Он несколько раз слышал слово "война", но то было в Чикаго и по телевизору. Война в Ираке, Палестине. И везде были американские солдаты. А он, Тэрри, как истинный патриот своей державы, радовался, когда американские солдаты стали воевать в Ираке. Разумеется, он многого не понимал, но думал, что раз они нападают на эту мелкую заокеанскую страну, то так и должно быть. Ведь Джордж Буш всегда говорил по телевидению, что они, американцы, главные, и что с ними никто не сравнится. Значит, наверное, так оно и было.

Но мальчик пока был мал, чтобы понять всю политическую игру этих стран. Возможно, если он как-нибудь окажется за пределами монастыря, он поумнеет, прочитает газеты и поймёт, что Штаты, его родная страна, которую он любил, так как там всегда есть всё самое лучшее, особенно "Симпсоны", не такая уж и хорошая и правильная страна. Возможно, тогда его представления об этой стране изменятся. В худшую сторону. Но сейчас он лишь разговаривал с мастером.