Обед, или..?

Девушка немного нахмурилась, но все же получила ответ на интересующий ее вопрос, после чего вновь метнула недобрый взгляд на мать, которая пообещала рассказать ей все, что ей интересно после обеда. А сейчас начала засыпать вопросами о ее занятиях. Ну, а почему бы и нет? Почему бы не похвалиться своими достижениями?

- Мне нравится писать картины с натуры, - уже совершенно спокойно ответила девушка, многообещающе взглянув на Руж, пообещав, тем самым, что всенепременно расспросит ее обо всем. – Карл, мой учитель, говорит, что особенно хорошо у меня получается писать с обнаженной натуры. Мужской, - она вкрадчиво произнесла последнее слово, нагло улыбнувшись и взглянув на Адлера, после чего на губах появилась довольная улыбка, - Обычно, знаете ли, это растягивается на несколько приемов, ведь все надо изучить, чтобы очень точно воспроизвести на холсте… но все остаются более, чем довольны. Так что, господин Адлер, если желаете, то могу и с вас написать картину.

Предложение было не то, чтобы интригующим. Алекса прекрасно понимала, что за подобное может сильно получить от матери или, что еще хуже, от деда. Но она откровенно провоцировала, желая добиться бурной реакции. Правда обидеть мать совершенно не хотелось, потому девушка поспешила добавить, сделав глоток вина, которое вновь оказалось у нее в бокале.

- Или вас с мамой. Думаю, может получиться очень красиво. И будет подарком вам на какой-нибудь ваш общий праздник. Ну, или какую-нибудь безделушку из моей коллекции, пока мой магазинчик/аукцион или что там в итоге будет, еще в задумке только.

Вот бывают моменты в жизни, когда начинаешь чувствовать себя полнейшим идиотом. Или так, будто кто-то тебя в чем-то обошел, а ты все никак не можешь понять кто и в чем. Вот нечто схожее сейчас вдруг испытал Френсис, понимая, что сестра не просто превзошла все мыслимые и немыслимые ожидания, так еще и явно перебарщивает со своим докапыванием до сути Эрика. Гаю даже на мгновение стало жаль маминого друга, потому что эта егоза, если уж чего-то решила добиться, так не остановится. Правда чего она хотела сейчас – непонятно. Реакция? Или получить по шее от деда? Несмотря на всю тактичность, дедушка всегда умел ставить на место и наказывать зарвавшихся. Мама редко когда повышала голос и серьезно ругалась, но если до подобного доходило, то надо было срочно извиняться и просить прощения, потому что она действительно обижалась. Вон, даже бабушка сейчас напряглась, не говоря уже о том, что дед, еще немного, и точно напомнит ей о том, где она находится. Да уж, будучи самым отвязным и неуправляемым ребенком в семье, Гай сейчас по праву чувствовал себя немного обутым, так сказать. Юляша превзошла гения интриги по всем параметрам. Только он не дурак, чтобы вот так вот нарываться на мать, которая, кажется, и без того тяжело воспринимала все происходящее. Но с другой стороны, он уже был практически в предвкушении того, как в этот раз отчитывать будут не его, а сестру. А заодно послушать ответ Эрика. Отчего-то Френсис был уверен, что этот тип выкрутится и не из такой щекотливой ситуации.

- А нас с Лиз не хочешь нарисовать? – усмехнулся парень, - думаю, я даже позволю тебе продать эту картину за очень дорого на своем аукционе или что ты там собралась открывать.

Ответ Эрика оказался кратким и совершенно спокойным. Руж расслабилась, когда дочь начала рассказывать о своих успехах в живописи, но несколько секунд спустя прорицательница уже чуть ли не полыхала всеми оттенками бардового, метнув в сторону дочери по истине убийственный взгляд.

- Пороть тебя надо было больше в детстве, - ее папа ее опередил. Да, видимо мысли в этой семье одни на всех, потому как сама англичанка подумала примерно о том же. Только вот отец решил не останавливаться, - Или решила, что раз отца больше нет, то можно вести себя вседозволенно и при гостях творить все, что вздумается? – голос главы семейства звучал очень строго.

- Прошу прощения, я пойду переодену Кассия, - практически абсолютно спокойно произнесла прорицательница, понимая, что сердиться на ребенка нельзя – она перенесла потерю отца, а сейчас, пытаясь найти себя в этом мире, то, чем хотела бы заниматься, пытается делать все сама. И, конечно же, она говорила все это не со зла, а лишь из-за того, что беспокоилась о ней, ведь Эрик для нее совсем чужой человек… - Пап, все в порядке.

Руж взяла на руки Кассия, который довольно улыбался, продолжая размазывать по себе и мамочке остатки пюре, прорицательница вышла из комнаты, отправившись наверх в свою старую комнату, где сейчас поселили малыша, чтобы привести его в порядок.

Сначала показалось, что разговор перешел в более мирное русло, ровно до того момента, как Юлиана перешла к подробностям своих художественных экзерсисов. Эрик поперхнулся вином и поставил бокал на стол, промокнув губы салфеткой, после чего строго посмотрел на девушку. Слава богу, первым её осадил глава семьи. Адлер обернулся на Руж, затем коснулся её руки, пытаясь успокоить.

- Спасибо за предложение, но я откажусь, - сдержанно сказал он.

Один из недостатков светлой масти – всегда заметно, когда на лице появляется румянец. Будем считать, что возник он исключительно из-за того, что Адлер поперхнулся, и его, вечно спокойного, просто не могла так сильно смутить выходка Юлианы. Флёр быстро нашла повод выйти из-за стола, и Эрик, задумавшись всего на пару секунд, встал следом.

- Я помогу Руж, мы скоро вернемся, - спокойным тоном сказал Адлер и вежливо улыбнулся, после чего встал из-за стола и ушел следом за прорицательницей.

Он откровенно не хотел присутствовать при продолжении этой темы, ещё и в тот момент, когда рядом не будет Флёр, у которой больше прав делать замечания Юлиане. Девушка специально пыталась их вывести из себя, она прекрасно знала, как могут подействовать её слова, и просто ждала ответной реакции. Если так пойдет и дальше, будет сложно. Адлер не был фанатом Набокова, и потому не собирался вестись на провокации дочери Руж.

Юлиана была в своем репертуаре, но сейчас, по мнению Лиз, она все-таки перегнула палку. Речь шла не просто о знакомых, с которыми подобные выходки были бы забавными, а о матери и её новом ухажере. Эрик заметно смутился, и поспешил выйти из-за стола следом за миссис Флер. Обстановка становилась все более нервной, предложение Гая заставило Андерсен опустить взгляд и сдержать яростный рык. Нужно было что-то делать, пока разговор не перешел на личности мистера Эльминстера, и пока глава семейства не устроил масштабных разборок с Юлианой. Глубокий вдох, вежливая улыбка с оттенком очаровательной глупости, почти влюбленный взгляд в сторону Френки.

- Я бы согласилась на портрет с тобой, но предпочла бы позировать в одежде, - Андерсен пару раз хлопнула серо-голубыми глазами с густо накрашенными ресницами. – Юлиана действительно очень хорошо рисует, - добавила Лиз, посмотрев на главу семьи, и улыбнулась.

Хорошо быть блондинкой, особенно натуральной. Любые твои попытки исправить ситуацию наигранной глупостью будут восприниматься снисходительно, даже если не возымеют ожидаемого действия. Так что Андерсен не понимала феминисток, боровшихся за право женщин быть похожими на мужчин, так могут рассуждать лишь те, кто не знает преимуществ всего арсенала женских трюков. Сейчас закон жанра требовал делать вид, что ничего толком не понимаешь. Не считая Кассия, за столом присутствовали взрослые люди, Юлиана спросила, Эрик ответил, и как бы можно это все спустить на тормозах, сделав вид, что ничего апокалептического не произошло.

Упс… Девушка чуть прикусила язык, даже вжала голову и шею в плечи. Кажется действительно слишком увлеклась и перегнула палку – вон дед как вышел из себя. Алекса кинула чуть испуганный взгляд на мать, которая постаралась побыстрее смыться из этой потасовки, после чего взглянула на Эрика, который пошел следом.

- У меня нет ни малейшего желания лицезреть твои прелести, Френсис, - холодно ответила девушка, скинув салфетку, что лежала на коленях, рядом со своей тарелкой и встав со своего места. – Лиз, я с удовольствие напишу твой портрет, а сейчас прошу меня извинить – мне надо поговорить с мамой.

Юлиана вышла из-за стола и направилась вверх по лестнице, честно гадая в какую же из комнат следует заглянуть, чтобы застать там маму и извиниться перед ней, ведь она действительно перегнула палку, забывшись о том, где находится и с кем разговаривает. Но она не могла не отметить, что все же смутила Эрика. Очередной плюсик к нему в зачет.

- В какой же комнате, блин? – тихо пробурчала девушка, прислушиваясь к голосам и стараясь понять вообще где все и куда идти. Но а одной из дверей были слышны голоса, точнее веселые крики мелкого братца. Ага, значит сюда. Юлиана уже было положила руку на дверную ручку, как решила, что сейчас лучше просто постучать. Что она и сделала.

Когда сбегаешь из дурдома, то ощущения, наверное, схожие. В общем, хоть как-то свободнее вздохнуть получилось лишь когда она исчезла на лестнице. На пару мгновений она остановилась, прижавшись спиной к стене и выравнивая дыхание. Юлиана просто еще ребенок, который всячески пытается привлечь к себе внимание. Она сама виновата в подобном поведении дочери – не видела ее полтора года, а у той самый пик под названием «хочу всего, очень много и самого лучшего». В общем, сейчас переодеть Кассия, уложить его спать, а то заснет рано и утром никому не даст поспать, а потом поговорить с Юлианой. Только вот не успела она войти в комнату, как рядом возник Эрик.

- Прости ее, - смущенно улыбнулась прорицательница, - она еще ребенок и наверняка ревнует меня к тебе… мы же полтора года не виделись… И какая из меня мать после этого?

Англичанка прошла внутрь, усаживая малыша на кровати, а сама присела перед ним на колени, начиная аккуратно расстегивать его кардиганчик и вообще раздевать, чтобы переодеть в более удобную для дома и сна одежду, а заодно и умыть, избавляя кожу от остатков пюре

Эрик зашел в комнату следом за прорицательницей и прикрыл за собой дверь. Он видел, как сильно смутилась Руж от выходки дочери, и сейчас она традиционно начала винить во всем себя. И Юлиана, и Гай очень её любили, это было видно по их взглядам, несмотря на то, что её дочь все же порой переходила границы дозволенного. Но ей всего восемнадцать лет, это все возрастное. Если вспомнить их юность, они тоже любили шумные выходки, это все нормально, если адекватно реагировать на подобное поведение. Девушка считает себя взрослой роковой женщиной, ей нравится играть эту роль перед самой собой, просто не нужно ей подыгрывать, когда она переступает определенную черту.

- Ты – прекрасная мать, - сказал Адлер, коротко поцеловав Флёр. После этого он подошел к креслу и присел на подлокотник, скрестив руки на груди. – Я все понимаю, Юлиана ещё ребенок и просто хочет привлечь к себе внимание. Руж, не бери в голову, ничего страшного не произошло. Мне кажется, она сама смутилась из-за того, что сказала.

За дверью были слышны шаги. Эрик вновь был спокоен, как обычно. Его характер отличался тем, что вывести Адлера из себя было непросто, зато он очень быстро возвращался к этому состоянию ровной уверенности. Во многом в этом помогала его ведущая стихия. Он умел не вестись на провокации, и сейчас его больше смущало то, что Флёр решила снова почувствовать себя виновной во всех грехах мира за исключением, разве что, изобретения Виндоуз и убийства Кеннеди. Раздался стук в дверь. Эрик вопросительно посмотрел на Руж, так как считал, что она сама должна принять решение, хочет ли сейчас кого-то видеть. Если нет – он выйдет, извинится и попросит зайти позже.

И как ему удается всегда быть таким спокойным? Не равнодушным, не холодным, нет, а именно спокойным. И у нее самой на душе начинает утихать буря. Она улыбнулась в ответ на его легкий поцелуй, на мгновение прижавшись щекой к его ладони. Она всю свою взрослую замужнюю жизнь посвятила семье: мужу и детям. К сожалению, только по прошествии полутора лет, она поняла, что детям уделяла недостаточно внимания, позволяя им расти под надзором лучших нянек.

- Мне стыдно за то, что я слишком мало времени с ними проводила, когда они были еще совсем детьми. Это с Кассием я вожусь сутки напролет, а с ними возились няньки, чужие им люди… Потому так и получилось. А я шла на поводу у мужа, не то что не посмев, вообще даже не думая о том, что он может быть неправ в данном вопросе.

Послышался стук в дверь. Прорицательница знала, что это Юлиана – сердцем чувствовала. Кассий же продолжал капризничать – явный признак того, что ребенок устал и ему надо спать. Англичанка устало возвела взгляд к потолку, мечтая о том, чтобы кто-нибудь дал ей побольше сил, после чего принялась снимать с него сандалики, кивнув Эрику, что не возражает против гостей. Но она не хотела, чтобы он уходил – его присутствие помогало удерживать такое хрупкое душевное равновесие, вот-вот грозящее разрушиться, как карточный домик…

- Входите.

Девушка ненароком прислушивалась к голосам за дверью. Явно капризничает Кассий, судя по его интонации, мать, как и всегда, довольно спокойна, хотя в голосе определенно чувствуется усталость, а этот Адлер… И как можно оставаться на столько спокойным и чуть ли не равнодушным? Хотя, Алекса не без улыбки вспомнила как чуть покраснели его щеки. Просто хорошо умеет держать себя в руках – это хорошо, маме именно такой, наверное, сейчас и нужен, чтобы мог выдержать все и заботиться. Они с братьями давно выросли, пусть и под присмотром в большинстве своем, всяких тетек и учителей, а потом были отданы в школу и родителей и вовсе видели чуть ли не пару раз в месяц всего, но от этого родителей меньше не любили. Мелкому Кассию повезло больше – мать постоянно была рядом. Но повезло ли? Юлиана открыла дверь, неспешно зайдя внутрь и ища глазами маму, а затем и Эрика.

- Прошу прощения, - как можно спокойнее произнесла девушка, стараясь смотреть исключительно в пол, - Кажется, я немного переборщила. Не хотела ничего такого, просто как-то само получилось… - Ну, искренности не совсем хватало, на зная Алексу, любой человек бы очень сильно удивился, потому что извинения от нее мало кто вообще слышал, ведь она обычно обставляла все так, что это все вокруг виноваты, а она – несчастная жертва. Но сейчас речь шла о ее маме, по которой она безумно соскучилась, но так до сих пор толком даже не обняла. Сколько всего хотелось ей рассказать…

Эрик расцепил сложенные на груди руки и облокотился ладонями о подлокотник, на котором сидел. В комнату вошла Юлиана и извинилась за произошедшее. По её виду было понятно, что сейчас происходит нечто нетипичное для поведения этой юной особы, и оттого её поступок был особенно важным. Адлер улыбнулся, посмотрев на дочку Флёр, и молча кивнул. После этого он перевел взгляд на прорицательницу, дожидаясь её реакции на слова Юлианы. Он считал, что не вправе сейчас вмешиваться в этот разговор, извинения предназначались Руж, и она, как мать, лучше знает, как нужно реагировать. Пусть слова девушки прозвучали не очень искренне, скорее как-то вынужденно, её желание попросить у матери прощения было очевидным. Она совершила поступок, явно для неё нетипичный, и уже за это заслуживала сейчас уважения. Конечно, правильнее сначала думать, потом говорить, а не сначала говорить, потом извиняться, но когда тебе восемнадцать лет и у тебя ветер в голове, ошибки возможны и в какой-то степени естественны. Сейчас Эрику было интересно, как отреагирует Руж. Если понадобится, он, конечно, вступит в разговор, но пока он чувствовал, что ему лучше быть здесь неким фоном, а не активным участником семейных разборок, свою точку зрения на которые он уже озвучил прорицательнице.

Со вчерашнего дня вокруг Эрика происходило что-то, отдаленно напоминавшее экскурсию в дурдом. Он ценил и уважал родственников Руж, понимая, что семейные узы должны быть самыми сильными, но такое резкое увеличение количества близких родственников твоей женщины на квадратный метр окружающего пространства порой действует угнетающе. Постоянное ощущение, что ты не то на собеседовании, не то на допросе, не то выступаешь на защите собственного проекта. Все на тебя смотрят, делают выводы, и мнение каждого является очень важным, поскольку это все – семья Руж. В общем, поездки к родственникам – это сложное и нервное мероприятие из тех, которых не должно быть слишком много. Да и Флёр наверняка ещё долго не выбралась бы в Лондон, если бы не прискорбный повод.

Честно говоря, прорицательница была готова услышать все, что угодно от дочери, но никак не прямые извинения, которые слышать доводилось всего пару раз в жизни, когда Юлиана достигла сознательного возраста. Руж от неожиданности даже обернулась, забыв про брыкающегося Кассия, которому, кажется, доставляло немалое удовольствие такое нехитрое дело, как пинание мамочки своими маленькими ножками.

- Девочка моя… - и пусть не так искренне, как могло быть, но она действительно жалела о случившемся – это было видно даже по одному ее взгляду. Неужели она сама испугалась того, что ляпнула? Англичанка обняла дочь, едва сдерживая подступившие слезы. Она такая еще маленькая, такая хрупкая, а пытается быть абсолютно самостоятельной. Ее девочка, ее маленькая Юлиана…

Даже любопытный Кассий резко замолк, с интересом рассматривая происходящее – мама, его мама, обнимается с какой-то неизвестной девочкой. И пусть она казалась ему знакомой чем-то, пусть он даже сидел у нее на коленях, но он ее не знал, а мама была с ней… Естественно, что малыш начал ревновать, не понимая почему это внимание мамы приковано теперь не только к нему (ну ладно, в монастыре они чаще всего бывали еще и вместе с Эриком, к которому он давно уже привык и присмотрелся), но и какой-то девочке. Непорядок… Вот сейчас-то он и начал звать мамочку, чуть не плача.