Знакомство

- Ты понял всё? Добавляй ингредиенты в порядке, как я тебя учил. И давай, удачи тебе, - мужчина отключил телефон и занял место в бизнес-классе самолёта. Последнее время он летал только в бизнес-классе. Тут можно посидеть и подумать, насладиться тишиной. Это было очень кстати. Особенно сейчас. Ему предстояло подумать и выбрать тактику общения с дочерью и её, как она сказала? Мистером Мотидзуки?

Пятичасовой перелёт подошёл к концу, позади остался и паспортный контроль, и он вышел на улицу. Позвонил водителю посольства, который должен был его встречать, и подошёл к мусорке. Достал из кармана сигарету и закурил.
- Ты знаешь, что она тебя убьёт? - подошёл к нему друг-водитель.
- Это мне помогает успокоиться. Гильермо, я вот не могу принять её выбор, и меня это нервирует.
- Это её выбор. Твоя малышка Яри уже выросла. Позволь ей самой выбирать. Вспомни мою Марию.

Моррис ничего не ответил и молча затушил сигарету. Весь путь он молчал, думая, не торопит ли он события. Ему нужно было доделать дела в Мадриде, обучить своего преемника, а жена попросила его поехать вместо этого в Россию и поговорить с дочерью и её кавалером. Она не могла поехать - осталась со своей бабушкой. А вот ему не очень хотелось разговаривать на эту тему сейчас.

Дочь и её мсье Мотидзуки должны были приехать вечером на следующий день. Моррис подготовился к этой встрече основательно, приготовив поесть, накрыв стол и клятвенно пообещав Лауре не срываться и вести себя снисходительно и гостеприимно. К тому же жене понравилась фотография этого японца, по её мнению, он был очень даже милым. Но Моррис так не считал.

Неделю назад она прилетела в страну, гражданство которой она пока так и не получила, но которую любила всем своим сердцем. Она разобралась с институтом, предоставила все необходимые документы. Максим так и не помог ей, она узнала, что он во время сессии забрал свои документы и перевелся в МГИМО. Но и без него она со всем справлялась. У нее была хорошая репутация среди нескольких преподавателей, в том числе у своего куратора, преподавательницы истории. Она-то и помогла Яреци восстановиться. И у нее был человек, который в это время оказывал ей поддержку и помощь.

Она старалась никому ничего не рассказывать о том, почему так резко исчезла, ограничиваясь фразой о болезни, не вдаваясь в подробности. В принципе, она не сильно врала, говоря о том, что заболела. Только вот заболела она не “чем”, а “кем”. Иногда эти мысли ее не покидали, и она, вспоминая историю родителей Дарсии, которую та ей вскользь поведала, боялась, что ее настигнет та же участь. Эти страхи не были ничем обоснованы, но только она не могла от них избавиться. И иногда они её гложили. Она чувствовала, что засасывает себя всё глубже в болото, из которого ей уже не выбраться. Она хотела начать этот разговор с родителями, но в то же время она сильно боялась его. И дело было не в том, примут они Тору или нет, убьют её за то, что она лишилась девственности до своего совершеннолетия, но в том, что она абсолютно не знала, что нужно делать. И ведь совета спросить не у кого.

В квартире она появлялась несколько раз, предпочитая жить у Тору в номере. И вот несколько дней назад ей позвонила мама с предложением помириться с папой и вопросами о Тору. Девушка много утаила, просто сказав, что да, влюбилась в этого японца. И переслала фотографию Тору. А потом мама сказала, что папа скоро приедет, и он очень хочет познакомиться с ним и помириться с ней. Яреци тоже хотела помириться с папой, но боялась, что он не примет Тору. А потом папа ей написал смс, что он их ждёт завтра.

Сегодня Яреци заметно нервничала, но всеми силами старалась скрыть свои страхи. Утром она поехала на учёбу, а потом договорилась с Тору встретиться на остановке и пойти с ним в квартиру. Она молчала. Они зашли в магазин и купили хорошую бутылку виски. Папа любит этот напиток, ему должно понравиться. Подходя к дому, она на секунду остановилась и крепко взяла своего любимого за руку. Закрыла глаза и постаралась успокоиться. Стало страшно.

Она посмотрела на дверь и, не решившись её открыть ключом, позвонила в звонок.

На его счастье, Яреци, согласившись немного передохнуть в отеле, не ушла от него через несколько часов, как, собственно, и на следующий день, и еще через день... Так что время до приезда ее отца они проводили более чем приятным образом, не забывая, впрочем, о насущных вопросах. Яри не без труда и благодаря поддержке некоторых лиц все же восстановилась в институте, а он сам встретился с ожидающими его представителями его первой школы воинских искусств и начал проводить обещанные семинары.

Заинтересованных с каждым днем становилось все больше, поскольку носители традиции нечасто баловали затяжными визитами своих русских последователей. К тому же ему было не только что показать, но и рассказать с учетом его теоретических знаний в области развития классических японских воинских искусств. Поэтому свободное время, которое можно было потратить на знакомство с Москвой, стремительно уменьшалось. Как бы там ни было, они с Яреци, помимо обычных прогулок, успели сходить в театр, посетить несколько музеев и даже сделать пару совместных фотографий, что для Тору, не фотографировавшегося для себя уже лет так десять, стало несомненным достижением.

Но все эти приятные дни пролетели, как одно мгновение, и наступил момент, во многом ради которого он и прилетал в далекую Россию - знакомство с отцом Яреци. До этого момента Тору и близко не подходил к родительской квартире девушки, поскольку его туда не приглашали, и вот теперь стоял уже практически на ее пороге. К этой встрече японец готовился тщательно, начав со своего внешнего вида. Но как бы он не посвежел за последнее время, скинув внешне несколько лет, и как бы тщательно не был подобран его костюм, он никак не мог изменить того факта, что выглядел пусть и представительным, но все же мужчиной давно за тридцать. По дороге, чтобы не идти с пустыми руками, они купили бутылку дорогого виски, хотя сам Тору надеялся, что сегодня обойдется без алкогольных приключений. Он не знал, чем закончится сегодняшний вечер, но надеялся, что раздавшийся резкий звонок, оповещающий об их прибытии, не станет началом настоящей катастрофы.

Больше всего на свете Моррис не любил опозданий. Он с самого раннего детства, с какого себя помнил, приучался вставать в одно и то же время, всегда приходить воврнмя, быть обязательным. В институте он не менял свои привычки, стараясь, тем не менее, не быть занудным, а жить в свое удовольствие. Единственный человек, которому он разрешил опаздывать, была его жена Лаура. И то такую привилегию она заслужила совсем недавно. Лет пять назад. Даже дочери он запрещал опаздывать, особенно к ужину. Как-то раз даже отказался ее кормить потому что она загулялась с подругами и опоздала на ужин на целых полчаса.

Поэтому дочь усвоила тот давний урок. И звонок в дверь раздался в тот момент, когда минутная стрелка на часах перепрыгнула на цифру 12. Моррис отошел от окна и открыл дверь. Посмотрел на дочь. Она выглядела испуганной, и это ее несчастное выражение лица, чуть не заставило его губы расплыться в улыбке. И это непременно бы произошло, если бы не присутствие человека рядом с ней. Он вздохнул и поборол в себе желание обнять дочь. Он снова стал серьёзен и хмур. Но этикет требовал определенных действий.

- Добрый вечер, мсье Мотидзуки, - на английском произнес он, протягивая руку для рукопожатия и скептически посмотрев на него. Потом пропустил их в квартиру. - Рад с Вами познакомиться.

Когда они вошли а квартиру, он закрыл дверь. Посмотрел на дочь.

- Покажи своему мсье где что находится, и я жду вас в гостиной.

Возможно, это прозвучало слишком резко и некрасиво. Но реальность оказалась несколько другой, чем он ожидал. Не то, чтобы Тору ему совсем не понравился, скорее наоборот, но вот не мог он просто так принять этот факт. Не мог и не хотел.

- Всё же будет хорошо, Тору? - тихо спросила девушка, сильнее сжав руку мужчины. Она слишком сильно нервничала. А ещё у неё появилось какое-то предчувствие, что всё может быть не так радужно и красочно, как она себе рисовала последние дни. Что-то может пойти не так.

Ожидание выматывало, и ей показалось, что прошла целая вечность. Дверь открылась, и она увидела своего любимого папу. Последний раз она видела его почти четыре месяца назад, когда поссорилась с ним. И она не знала, что делать, как быть с ним. В первую секунду она хотела броситься ему на шею и обнять его, но он выглядел отстранённым и хмурым. И очень серьёзным. Она сглотнула и сильнее сжала руку Тору.

Голос у папы был холодный и строгий. И это "мсье Мотидзуки" сильно резануло по ушам, будто оно являлось вызовом к чему-то нехорошему. Она сглотнула и вошла в квартиру. Когда папа скрылся в гостиной, она сняла свои кроссовки и куртку и посмотрела на Тору.

- Он всегда такой, если его что-то волнует. Не переживай, он... он на самом деле добрый... - в голосе не было уверенности, что действительно всё будет хорошо. Она боялась.

Она показала, где можно помыть руки, потом посмотрела на Тору и неуверенно вошла в гостиную. Папа стоял у окна и был задумчив.

- Папа, познакомься, это Тору... - тихо и испуганно сказала она.

На вопрос девушки, прозвучавший еще до того, как дверь открылась, Тору только кивнул. Он не хотел давать красивых обещаний, если не мог гарантировать их исполнение, но собирался сделать все от него зависящее, чтобы разрешить эту неприятную ситуацию с отцом Яреци. И при любом развитии событий отказываться от девушки и их отношений он не собирался.

Наконец, томительное ожидание закончилось, и перед ними предстал сам Моррис Фернандез, демонстрируя, что он не жуткий ёкай, жаждущий полакомиться его плотью, а вполне себе обычный человек. Причем Тору уже с первых секунд бросились в глаза две вещи: несмотря на ссору, Моррис был рад своей дочери и не испытывал особого удовольствия от того, что рядом с ней находится его японская физиономия.

Холодный голос отца Ярецы и его немного издевательский тон Тору не удивили и уж тем более не напугали. Он ждал чего-то подобного, так что ответил на приветствие аналогичной репликой, произнесенной ровным безэмоциональным тоном, коротким поклоном, принятым в японской традиции и ответным рукопожатием. Последнему Мотидзуки уделил особое внимание, поскольку оно могло рассказать больше, чем десятки пустых формальных слов. Тору постарался, чтобы рукопожатие не стало преувеличенно крепким, демонстрируя отсутствие стремления вступить в конфронтацию, но оказалось достаточным твердым и способным передать его готовность при любом развитии событий стоять на своем.

Пока Яреци снимала кроссовки, Тору успокаивающе провел рукой по ее спине, показывая, что ей не стоит так сильно волноваться. Со своей верхней одеждой и обувью он справился быстрее девушки и отправился, по ее указанию, мыть руки, вернувшись к тому моменту, когда она уже была в гостиной. Собственно, ее отец прекрасно знал, что он Тору, и, возможно, это японское имя уже не раз преследовало его в кошмарах, но Мотидзуки никак не стал комментировать слова девушки, снова в знак приветствие ненадолго склонив голову.

- Мы не хотели идти с пустыми руками, - Тору изначально решил быть с отцом девушки предельно открытым и прямолинейным, - поэтому позвольте передать вам этот небольшой символ нашего расположения и желания наладить отношения.

Тору протянул бутылку Моррису, ожидая ответной реакции. Его голос звучал все так же ровно, как и при их первой встрече у двери, не выдавая волнения и неуверенности в успехе затеянного предприятия. Уж что, а скрывать свои эмоции он научился мастерски, по крайней мере от тех, кто не знал его достаточно хорошо, чтобы не разглядеть бушующую внутри бурю в выражении его глаз или в мелком подергивании мимических мышц.

Рукопожатие было сильным и уверенным. Голос гостя, который, при каком-то раскладе может стать и членом семьи, чего Моррис не хотел, но Лаура хотела, был уверенным, спокойным. Внимательные глаза заскользили по лицу мужчины и увидели только сухую, лишённую каких-то эмоций оболочку. Либо этот человека ничего не боялся, либо умел очень хорошо прятать свои эмоции. Если так, то это даже лучше.

Он стоял у окна и, пока дочь и гость возились в гостиной, думал о своём преемнике. Надо бы завтра ему позвонить, спросить, как день прошёл. Всё-таки нельзя оставлять работу в самый ответственный момент. Хотя вот то, что произойдёт сейчас, было ответственнее в тысячу раз. Он глубоко вздохнул и посмотрел на пачку сигарет. Услышал тихий голос дочери и в очередной раз удивился её способности ходить почти бесшумно. На её слова он отвечать не стал, удостоив лишь только гостя взглядом. Когда Мотидзуки протянул бутылку, левая бровь мужчины поползла вверх, и он подошёл ближе и принял подарок. Это была бутылка старого доброго "Chivas Regal". Коротко кивнув и отметив про себя. что мужчина выглядит вполне уверенным, он отставил подарок в сервант, посмотрел на непутёвую дочь, которая столбом стояла чуть позади гостя, вздохнул и жестом руки пригласил к столу. Что же, можно сначала начать с обычных бесед, как это обычно бывает.

- Впервые в России, мсье Мотидзуки? Каков ваш род деятельности? Чем вы тут планируете заниматься? - он постарался сделать свой голос чуть мягче, чтобы не пугать дочь и как-то разрядить обстановку.

Ей показалось, что папа смотрит на Тору очень холодным взглядом, который говорит только об одном - случится что-то страшное. Папе не нравится Тору? Папа не примет его? Или... она себе всё напридумывала? Стало страшно, и она, молча проследив за передачей подарка, снова захотела взять Тору за руку, но папа пригласил их к столу. Она скромно села рядом с Тору и положила руки на колени, искренне надеясь, что папа не начнёт молиться, как это он иногда делал. Нельзя сказать, что она не любила это, просто последний раз она молилась перед едой и сном до своей первой поездки в Китай, то есть очень давно. И слова молитв она не помнит. И папе это могло бы не понравится. Но он не стал соблюдать эту традицию, за что она была готова его расцеловать, если бы не обстоятельства.

Он стал говорить с Тору, и она хотела что-то вставить, но папа не любил, когда прерывают беседу. Поэтому она молча опустила голову и вздохнула. Она всегда старалась вести себя тихо и никому не мешать, собираясь с многочисленными родственниками за столом. И отвечать только на те вопросы, которые были адресованы ей.

Краем глаза она увидела, как папа мешал салат, и решила взять инициативу в свои руки, чтобы хоть напомнить о себе присутствующим. Привстала и разложила салат по тарелкам. Сначала папе, потом Тору, затем себе. И снова села и осторожно посмотрела на папу.

Пока все шло не то, чтобы хорошо, но, по крайней мере, приемлемо. Отец Яреци принял подарок и даже не попытался разбить бутылку о его голову. Что уже можно было считать своего рода достижением. Яри продолжала нервничать, и Тору очень жалел, что не может взять ее за руку и немного успокоить, чтобы лишний раз их физическим контактом не провоцировать Морриса, наверняка понимающего, насколько далеко зашли их отношения.

За приглашением к столу последовали вопросы, ответы на которые могли во многом определить дальнейший характер их беседы, но Тору, единожды приняв решение быть предельно честным, не собирался сходить с выбранного пути и пытаться приукрасить какие-то отдельные моменты.

- Да, в России я впервые. - Тору радовался, что отец Яреци, как и он сам свободно говорит по-английски. В противном случае пришлось бы просить выступить в качестве переводчика и без того нервничающую девушку, что только бы затруднило их общение. - По образованию я историк. Сфера моих научных интересов - история классических японских воинских искусств. Сейчас работаю, преимущественно, на контрактной основе и занимаюсь написанием статей. В России на данный момент провожу семинары по работе с конкретными видами оружия, ну а что будет дальше... - Тору сделал небольшую паузу и внимательно посмотрел на отца Яреци, - это зависит от обстоятельств.

Он не стал скрывать, что его работа, по большому счету, носит непостоянный характер. И за месяцами, заполненными большим количеством предложений, может следовать время затишья, в том числе и финансового. Правда последнее было, скорее, связано с его собственным желанием взять паузу и не заниматься ничем, кроме обычных тренировок. Поскольку живя в монастыре, он без особого ущерба для своего общего благосостояния мог спокойно себе это позволить.

Моррис бросил короткий и хмурый взгляд на дочь, думая, что же такое творится в ее голове, что она выглядит запуганной. Создавалось такое ощущение, что она боится находиться рядом с ним. Вряд ли ее так запугал этот ее мсье Мотидзуки. Или же его догадки верны, и дочь уже давно не девственница, а потому боится в этом признаться, ожидая его гнева?

Он покачал головой и разлил по стаканам морс из черной смородины и клюквы. Потом сцепил руки в замок и положил на них подбородок, задумавшись об ответе на свои вопросы. Мсье Мотидзуки отвечал коротко и ясно, как и подобает человеку, знающему свое дело. В принципе, другого он не ожидал от этого человека.

Потом снова посмотрел на дочь. Он совершенно не знал, что ему делать, какое решение принять, чтобы оно было верным. Ему, как и любому адекватному и любящему папе хотелось счастья своей дочери. И если он хочет, чтобы его малышка Яреци была счастлива, то, наверное, надо принять это? Но как принять тот факт, что ухажер дочери старше на двадцать лет?

- И что ты в нем нашла? - спросил он у дочери на испанском, понимая, что его голос звучит не дружелюбно. - Иди на кухню, подогрей кесадилью. Я должен поговорить с твоим мсье наедине.

Когда дочь ушла, он посмотрел на Тору.

- Как давно вы любите мою дочь? Полагаю, вы понимаете, что она еще слишком молода, чтобы понимать всю серьёзность ситуации? И можете ли вы с уверенностью утверждать, что не бросите её в трудной ситуации? - Его глаза холодно сверкнули. Ожидая ответа, он принялся есть салат, прокручивая в голове дальнейшие варианты развития событий. Если бы здесь была Лауритта, то было бы намного проще - она умела создавать дружелюбную атмосферу и вести непринуждённые разговоры. Может быть именно поэтому ему, Моррису, и понравился Максим, сокурсник Яреци?

Еда, приготовленная папой, пахла просто божественно, но девушка настолько сильно нервничала, что совершенно не хотела есть, хотя до этого она чувствовала голод. Ведь поела она только завтрак в отеле, а потом была на учёбе, а после сдала очередной экзамен. Самый сложный. По истории. А завтра должен быть другой экзамен. На этот раз последний. И к нему надо подготовиться. Но вот почему-то сейчас нет сил готовиться к экзаменам или вступать в разговоры. Она чувствовала сильное раздражение папы и уже думала, что, наверное, стоило отказаться от этого предложения познакомить его с Тору. Вдруг из этого ничего не выйдет?

Она не слышала ответ своего любимого, но поймала неприветливый и раздражённый взгляд отца, когда он задал ей вопрос. Она только захотела ответить, как он отправил её на кухню подогревать кесадилью. Она кивнула и, не говоря ни слова, вышла из гостиной. Каждый шаг отдавался болью в голове, страх сковал все её тело, и она подумала, что, наверное, это эгоистично, но хорошо, что какое-то время она не будет видеть глаза отца, в которых плескался гнев. Такой же, как тогда, когда она знакомила его с Пашей...

Из рук всё валилось, хотелось забиться в угол и стать незаметной, но она с большим трудом справилась со своими эмоциями и поставила на плиту остывшую кесадилью. Стала помешивать, прислушиваясь к голосам в гостиной. Но вот слышно не было, и она подошла к двери и затаила дыхание, услышав папины вопросы. И стала ждать ответов Тору. Сердце колотилось так громко, что казалось, это слышал весь дом, а не только папа с Тору...

Резкие слова на испанском, адресованные Яреци и явно содержащие какой-то вопрос, связанный с его персоной, заставили Тору напрячься. Сейчас он очень жалел, что в свое время не уделил достаточного внимания изучению большего количества иностранных языков. Хотя откуда ему было знать, что его угораздит влюбиться в юную мексиканку, проживающую в России и из-за этого оказаться в ситуации, когда знание испанского языка оказалось бы весьма кстати.

Пока Тору размышлял на тему пользы предвидения, Моррис отправил дочь на кухню и решил немного побеседовать с ним наедине, заставив Мотидзуки чуть ли не вздохнуть с облегчением. Он сильно переживал за Яреци и предпочел бы разобраться со всеми скользкими моментами без ее присутствия, чтобы лишний раз не расстраивать девушку, если все пойдет кувырком. Что было весьма вероятно с учетом шаткости их положения.

- На первый вопрос ответить не так-то просто, поскольку он касается достаточно тонких материй. - Отец Яри не стал тянуть время, сразу перейдя к волнующим его моментам. - Но осознал я это, когда Яреци неожиданно вернулась из России раньше обещанного времени. - Тору не собирался рассказывать душещипательных историй о большой любви, продолжая, как и до этого, констатировать факты.

- И да, я прекрасно осознаю, что она еще очень молода и может, в силу возраста, смотреть на вещи иначе, но я, в любом случае, готов взять на себя ответственность за ее будущее. Собственно, если бы я не был уверен в том, что смогу поддержать ее в любой трудной ситуации, я бы не прилетел в Россию, не оказался за вашим столом, да и вообще, изначально не подошел бы к ней ближе, чем на метр. Я понимаю ваше беспокойство, но надеюсь, вы уже успели заметить, что я не из тех, кто предпочитает носить розовые очки и не думать о последствиях своих действий.

Тору замолчал, давая отцу Яреци возможность "переварить" свои словами. Возможно другой на его месте стал бы горячиться, что-то эмоционально доказывать и пытаться убедить Морриса в своей большой любви к его дочери. Но подобное поведение больше подходило глупому юнцу, а не зрелому мужчине, коим он являлся. Так что он старался показывать себя максимально спокойным, собранным и рассудительным. А эмоции... Их Тору собирался приберечь для Яреци.

Слушая ответы мсье Мотидзуки на свои вопросы, он уловил две мысли, крутящиеся в голове. Судя по всему Лауритта оказалась права, когда, показывая ему фотографию избранника дочери, сказала, что этот человек её подходит, что даже по фотографии было видно, что он образован и способен нести ответственность за свои поступки. Сейчас Фернандез понимал, что и сам чувствует к этому человеку не изначальную холодность, а что-то другое. Он, конечно, пока не готов принять его в семью, помня и зная рассказы и знакомых, и друзей, да и родственников жены. Взять хотя бы Рикардо, младшего брата Лауры. Клялся он своей девушке в верной любви, его приняли в семью, а потом, когда с девушкой что-то случилось, он быстро бросил её на произвол судьбы. И вроде ему тогда было лет около сорока. И весь был хороший.

Но вторая мысль ему тоже не давала покоя. Он не хотел так скоро отпускать дочь. Она для него была всё ещё той маленькой непослушной и любимой Яри, которую нужно оберегать и любить. Он даже представлять не хотел, что будет делать, если этот человек увезёт её в Японию, познакомит с традициями своей страны. Там вроде бы жены должны сидеть дома, ему кто-то рассказывал.

- Хорошо, - кивнул мужчина уже спокойным голосом, хотя в нём ещё чувствовались нотки недовольства и раздражения. - допустим, я вам поверю. Но кто мне даст гарантии, что...

Договорить он не успел, так как его отвлёк звонок телефона. Он извинился и подошёл к подоконнику, на котором рядом с пачкой сигарет лежал мобильный. Из динамиков послышалась нервная испанская речь, очень истеричная и громкая. Он вздохнул.

- Успокойся и скажи нормально... Что ты сделал? Ты совсем кретин? Ты... - он отключил телефон. - Идиот. Боже, какой идиот!

Настроение испортилось из-за его преемника. Тот умудрился перепутать приправы и вместо кардамона добавил в блюдо корицу. Это же каким надо быть идиотом, чтобы такое перепутать! Он запорол такое замечательное блюдо, а ведь сегодня как раз должны приехать в ресторан важные люди, в том числе и кулинарный критик, и от их визита может зависеть получит ли ресторан звезду Мишлен или нет. А тут ещё и Яреци, которая притащила своего мсье знакомиться. Чёрт, как же всё не вовремя.

Он положил телефон обратно и направился на кухню, ещё раз извинившись. Кесадилья подгорела, и это вызвало у него волну агрессии. Он дал пощёчину дочери.

- Идиотка! - прошипел он. - Ты даже не можешь подогреть блюдо! Ты думаешь, что твой мсье будет жить с такой неумехой? Тебя нужно выпороть хорошенько ремнём! Через несколько дней ты улетаешь со мной в Испанию. Я не разрешаю тебе видеться больше с этим человеком.

Яреци стояла очень тихо, стараясь не дышать, и слушала, что отвечал на папины вопросы Тору. Чётко и по делу. И папин голос стал вроде бы мягче. Она сильно сжала руки в кулаки, надеясь, что сейчас вся эта пытка закончится. Она обнимет папу, он разрешит Тору быть её любимым человеком, теперь уже официально, и все будут счастливы. Как бы ей этого хотелось. Как бы хотелось перестать бояться и переживать. Как хочется быть любимой и счастливой.

Но, к сожалению, всё было не так прекрасно, как она себе напридумывала. Папе кто-то позвонил и, судя по его раздражённому голосу, там случилось что-то серьёзное. Она услышала тяжёлые папины шаги к двери, и очень быстро и по возможности тихо побежала на кухню, наступая на одни только носки. Блюдо из курицы подгорело, и папа это увидел. Она сглотнула, глядя на его разъярённое лицо, и побледнела.

А потом он дал ей пощёчину, и она прислонила ладонь к щеке. В глазах застыли слёзы, и она затравленно посмотрела на него. Задрожала и вся внутренне сжалась, когда он стал говорить всякие ужасы про то, что запрещает ей видеться с Тору.

- П... папа... - она подошла к нему, когда он замолчал, и взяла его за руку. - У тебя что-то случилось? Прости... я... давай я приготовлю яичницу... я... я люблю Тору, я... я поехала туда, когда мне показалось, что он сильно пострадал. Он был болен... он бы не справился без меня. Пойми, папочка, я... я боюсь потерять его... - тихо, сквозь всхлипы, прошептала она а испанском.

Она решила, что будет бороться до конца. Она не хочет разлучаться с любимым только из-за того, что у папы на работе какие-то проблемы. Ведь всё было нормально...