Знакомство

Боже, какой же он идиот. Перепутать кардамон с корицей... это же вообще две разные приправы... Ох, Лауритта, как мне тебя сейчас не хватает... что же мне делать-то с этим идиотом?

Моррис был погружен в очень невесёлые мысли, связанные отнюдь не с любимой обожаемой дочуркой, а с тем, что в ресторане произошла катастрофа. Реальная катастрофа. До прихода высокопоставленных гостей осталось два часа, и уже никто не успеет сделать это блюдо. А без него не видать ресторану звезды. А он так долго к этому шёл...

Прикосновение рук дочери к его ладони его немного остудили, и он холодно посмотрел на неё. Вспышка агрессии прошла столь же быстро, как и появилась, и он убрал свою руку. Покачал головой, продолжая холодно смотреть на бледную девчонку. А потом пришёл её ухажёр, который сразу стал нервировать.

- Перестань реветь и иди в гостиную доедай, - грубо сказал он. - И не смей подслушивать.

Когда она ушла, он хмыкнул и посмотрел на мсье Мотидзуки.

- Это всё очень трогательно, мсье Мотидзуки. И, знаете... - глаза сверкали гневом, а голос он старался делать стальным. Обычно таким голосом он разговаривал с поварами, иногда с кем-то из непутёвых родственников жены, вот сейчас, например, с Тору.- Я ценю Вашу заботу по отношению к ней, но, к сожалению, вынужден отказать ей в желании быть с Вами. Поймите меня правильно - я хочу ей счастья. И я не могу быть уверен, что Вы не прогоните её, если она что-то не сможет сделать. Она вон даже подогреть еду нормально не может.

Мужчина замолчал, глядя на японца.

- Если Вы её любите и действительно желаете ей счастья, то должны отпустить её.

Папа грубо убрал свою руку, и это вызвало новый поток слёз и рыданий. Она не знала. что говорить, но она хотела показать папе, что она счастлива с Тору, что она не может без него жить. Но как ему доказать это? Он же теперь точно никогда не разрешит ей быть с любимым. Он отвезёт её в Испанию, и что потом? Она... будет как очередная принцесса, запертая в замке дракона. Она будет ждать своего принца, который убьёт дракона и освободит её. Но ей не нужен принц. Ей нужен только Тору. Её любимый Тору, который сделал всё возможное и невозможное, чтобы пойти на этот разговор. Она видела, как ему трудно, она чувствовала, что он боится, но он пошёл на этот разговор. Он не испугался.

Вот и сейчас Тору её обнял. Снова спас. Она тихо всхлипнула на его слова и посмотрела на отца. Когда тот рявкнул, она вздрогнула быстро ушла, закрыв за собой дверь на кухню. Но она не могла думать ни о какой еде, поэтому остановилась за дверью и, затаив дыхание, стала слушать.

Папа не хочет, чтобы Тору был здесь. Папе он не понравился, и она больше никогда не увидит своего любимого. Рыдания стали её душить, но в то же время появилось чтото другое. Не агрессия, нет. Что-то иное, какая-то уверенность, что она может быть сильной. И может бороться за своё счастье. Она решительно открыла дверь и вошла на кухню. Встала между Тору и отцом.

- А почему ты не спрашиваешь меня, чего хочу я? Я выбрала свой путь, мне нравится он, и я не хочу ничего менять. Пойми, я хочу жить с любимым человеком. Я... я не боюсь трудностей. И я не собираюсь ехать с тобой в Испанию! - Она старалась сделать свой голос спокойным, но сердце сильно колотилось в груди. Было страшно. И за то, что ослушалась папу. И за то, что не послушала Тору и влезла в их разговоры. Но она не могла просто сидеть и есть салат, когда поняла, что за дверью решается её судьба. В прямом смысле.

Версия отца Яреци о том, что он прогонит девушку, когда она, в будущем, сделает что-то не так, показалась Тору надуманной. За ней явно стояли какие-то иррациональные страхи, не позволяющие принять его как потенциального зятя, хотя вроде бы серьезных оснований для того не находилось. Нет, конечно, подобные основания были, как, например, огромная разница в возрасте, но про них Моррис почему-то ничего не говорил, придираясь к сомнительным моментам. Ведь будь на его месте совсем другой человек, никто так же не мог бы гарантировать его полную надежность.

- Прошу меня извинить, но я придерживаюсь другого мнения.

Тору не успел развить свою мысль, поскольку на кухне снова появилась Яреци, полная решимости отстаивать свои интересы. Ну вот никак не хотела она немного подождать, пока они поговорят, еще больше провоцируя отца своим непослушанием. Но в этом была вся его Яри, и он любил ее такой.

Мягко, но, при этом, достаточно настойчиво, переместив девушку за свою спину, чтобы она не получила очередную пощечину, Тору вновь постарался вернуть все внимание отца к своей персоне.

- Как я пытался сказать ранее, от вашей дочери я не стану отказываться ни при каких обстоятельствах. Более того, я намерен с ней жить здесь в России или в каком-либо другом месте. Мне не важно. И, смею вас заверить, что при соответствующем желании Яреци, которое она, собственно, только что и высказала, вы никак не сможете этому помешать.

Тору мог сказать еще немало интересного по соответствующему вопросу, но пока решил остановиться. Даже того, что он уже успел наговорить могло хватить на вспышку ярости и летящий ему в челюсть кулак. И пусть, где-то в глубине души он прекрасно понимал беспокойство отца Яреци, ставшее причиной его неуступчивости, но отступать от своих позиций даже на крохотный шажок, он не собирался.

Он холодно смотрел на мсье Мотидзуки, слушая его речь. Только вот речь даже не началась, так как между ними вклинилась Яреци. Она снова ослушалась его, и он просто удрученно покачал головой. Ее речь он выслушал с презрительной усмешкой и холодным стальным взглядом. Он был удивлен ее отважности, ведь никогда раньше она не позволяла себе хамить. Хотя в данном случае никакого хамства не было, но все-таки он не был уверен, что она это делает осознанно. Последнее время она слишком изменилась, и, как ему казалось, в худшую сторону. Слишком сильное влияние на нее оказывал, как ему казалось, и этот китайский монастырь, в который он так спокойно отпустил свою дочь, и этот человек. Не стоило, наверное, ее так спокойно отпускать в эту поездку. Нужно было, наверное, по ее приезду больше проводить с ней времени. Он, наверное, сам виноват, что так все случилось.

Когда ее возлюбленный отодвинул его любимую дочурку себе за спину, глаза мужчины наполнились холодной яростью. Он выгнул правую бровь, презрительно усмехнувшись на реплику мужчины, который сказал, что готов всегда её оберегать и, если она сама не захочет жить дома, поддерживать. Может поверить, принять и простить?

Моррис на некоторое время задумался, выбирая тактику дальнейшего поведения. Хотелось врезать этому нахальцу, но он понимал, что дочь может в последний момент снова вклиниться между ними. А её ударять он совсем не хотел. И за ту пощёчину ему самому было неприятно, и он хотел извиниться перед ней. И вся эта ситуация была абсурдна до безобразия. Эх, Лауритта бы сказала, что они ведут себя как подростки, которым кроме как махать кулаками ничего и не надо. И она бы оказалась права.

Но он не мог просто так понять и простить, а уж тем более принять. Он сжал руку в кулак.

Вот так получается, что одному родителю нравятся все ухажеры дочери, а другому не нравится никто. Так было и у Яреци. Ее маме нравились и Паша, и Максим, и даже Тору, хотя по поводу своего любимого Тору она боялась больше всего. И она не знала, что делала бы, не понравься Тору маме. Наверное, было бы намного больнее и тяжелее. Но мама примет Тору, она даже заставила папу поехать сюда и помириться с ней. Поговорить с ее возлюбленным. Накормить вкусным обедом, как он умеет. Но все почему-то пошло не так. Хотя понятно, почему. Она подслушала разговор папы с Тору и не проследила за кесадильей.

И вот сейчас Тору расхлебывает последствия ее любопытства. Его голос был холодным, со стальными нотками. Такой же, как при их первой встрече. Она зажмурилась, а потом увидела, что папа сжал руку в кулак. В его глазах плескался гнев, и девушка сглотнула. Первой мыслью было убежать, не видеть весь этот ужас, ведь она не сомневалась, что папа может ударить своего... соперника? Да, наверное Тору для него как соперник. Они оба ее любят, каждый по-своему, и они не хотят уступать друг другу. Ну вот почему все нельзя решить миром?

- Папа... - прошептала она, вставая снова между ним и Тору. Подошла ближе к отцу и заглянула в его глаза. Сердце колотилось от страха, но она не могла все это не высказать. - Успокойся. Если ты хоть пальцем тронешь моего любимого Тору, то... я... я не уйду с дороги. Тебе придется тронуть меня. Я... если это произойдет, то я... ты меня больше никогда не увидишь. Я не отступлюсь. Я люблю Тору, и я не хочу жить без него.

Снова по лицу потекли слезы, а тело стала сотрясать мелкая дрожь.

Кулак отца Яреци, добавившийся к его и без того не самому доброжелательному виду, заставил Тору собраться, чтобы правильно среагировать в случае, если Моррис решит пустить его в ход. С имеющимся боевым опытом мастер японского меча, скорее всего, без особых проблем увернулся бы от атаки, но он не был уверен, что это следует делать. По его мнению, отец Яри имел право выразить свое недовольство в столь грубой форме, и, позволив ему сделать что-то подобное, Тору, согласно заложенным еще в семье представлениям, мог выразить уважение к его позиции. Конечно, чего-то большего японец никогда бы не позволил, но даже эта малость наверняка напугала бы Яреци, не до конца понимающую, в какой среде он воспитывался, и как эта среда продолжала влиять на него даже по прошествии большого количества лет. А заставлять девушку переживать еще сильнее Тору не хотел.

Размышлять о том, как стоит себя вести, если Моррис решит пустить в ход кулаки, пришлось недолго. Первый шаг, прервав молчаливое противостояние двух мужчин, сделала Яри, снова бросившаяся отстаивать свои интересы и параллельно попытавшаяся защитить его от возможной агрессии со стороны своего отца. И как бы Тору ни были приятны ее слова, он чуть ли не скрипнул зубами от злости, когда девушка безрассудно вылезла из-за его спины и снова начала провоцировать и без того раздраженного родителя.

- Яреци, - Тору почувствовал себя глупо, сгребая девушку в "охапку" и, в очередной раз оттаскивая ее на безопасное расстояние. - Не надо громких слов и вызовов. Мне, кажется, твой отец и так понял, что мы не собираемся расставаться в угоду его или чьим-нибудь еще желаниям. И у него есть возможность либо принять это, либо нет. Но наши отношения от этого все равно не изменятся.

Хоть Тору и разговаривал с Яреци, вероятно, всем заинтересованным лицам было понятно, что его слова во многом адресуются ее отцу. А в совокупности с провокационных нежеланием выпускать девушку из своих объятий, Мотидзуки и вовсе грозило окончательно сорвать их встречу и стать для Морриса кем-то вроде личного врага. Но, вступив в конфронтацию, Тору уже не мог остановиться, окончательно забывая о своем недавнем грамотном и корректном поведении, чуть не принесшем успех. Так что спасти стремительно ухудшающуюся ситуацию сейчас могло разве что только чудо.

И снова дочь влезла туда, куда ее не просили. И снова она стала защищать своего возлюбленного. И в очередной раз Моррис понял, что, наверное, все-таки стоит это принять и отпустить. Но почему это так сложно? Он глубоко вздохнул, посмотрел на Мотидзуки, который крепко обнял его малышку, и понял, что все-таки они настроены решительно. Они действительно любят друг друга. Потому что только слепой не увидит этого. И с этим надо что-то делать.

Первым желанием на речь дочери было хорошенько ей врезать. Но он поборол в себе этот приступ ярости и просто холодно посмотрел на нее и ее мсье. Вздохнул. Ситуация казалась безвыходной, и он не знал, что ему делать дальше. Выгнать дочь с ее мсье или попробовать вернуть все на начальную стадию разговора, когда все начиналось более спокойно и цивильно? Он знал, что если он выгонит дочь, то та больше никогда не вернется. Если, конечно, снова Лаура не начнет ему компостировать мозг, что он поступает неправильно. А он тоже не хочет извиняться.

Он глубоко вздохнул.

- Хорошо. Я постараюсь принять тот факт, что ты будешь жить со своим мсье, что ты его любишь и никогда не уйдешь от него. Но только ты должна понять, что в этом случае со всеми проблемами ты будешь разбираться сама. Я перекрою тебе финансовую поддержку. Ты можешь сюда приходить когда ты захочешь, но твоего мсье я видеть не желаю. Если ты согласна, то на этом мы можем закончить разговор. Если вы голодны, то можете доесть. Я больше не буду срываться на твоем мсье.

Голос Морриса был спокойным настолько, насколько это было возможно учитывая обстоятельства. Он отдавал ощутимым холодом. Мужчина старался не смотреть на Тору, уделив все внимание только своей дочери. Высказавшись, он развернулся и ушел в гостиную. Подошел к окну и взял сигарету. Закурил и задумался. Наверное, все-таки стоит попробовать вернуть то, что было до вспышки ярости...

Ей казалось, что папе не понравились ее слова. Это подтвердил и Тору, обняв ее и довольно холодным тоном в спокойной манере сказав все, что его волновало. Она сначала хотела выбраться из его объятий, чтобы не провоцировать папу, ведь она видела, какой у него неприятный и холодный взгляд, когда он видел, как ее обнимают чужие руки. Как же хотелось, чтобы папа все-таки принял Тору, чтобы везде были мир и спокойствие. К сожалению, это невозможно.

Папа долго молчал, и она уже настроилась получить от него новую пощечину, но он стал держать слово. Говорил он холодным голосом, стараясь делать тон спокойным. Слова ей не понравились, но этт было ожидаемо. И это было лучше, чем рукоприкладство. Когда папа ушел, она глубоко вздохнула и, поцеловав своего любимого в щеку, вырвалась из его объятий.

- Прости... я поговорю с ним... - сказала она и направилась в гостиную. Папа стоял около окна и курил. Это происходило настолько редко, и было во время очень серьезных проблем. Мама не знала, что он курит, да и она сама узнала об этом, когда ей было лет десять. Она сохранила тайну отца, не сказав об этом маме, но сама не была довольна этим.

- Папа, не кури, пожалуйста. У тебя больное сердце, тебе нельзя курить. Я... мы, наверное, пойдем. Я приму твое предложение. Если ты не хочешь принимать Тору, то я... я не буду показываться тебе на глаза, чтобы тебя не нервировать. Спасибо тебе, было очень вкусно.

Она вздохнула и покинула гостиную. Надела кроссовки и куртку и стала ждать Тору. Было больно, но она не хотела поступать иначе.