Сдержанное обещание

- Точно, - решительно подтвердила Янлин. Она стала ужасно питаться, когда начала жить с Юншэном, вся это неправильная еда после шести вечера, недостаток фруктов и свежих овощей и недостаток двигательной активности наверняка и привели к тому, что она теперь не влезет ни в одно из своих платьев. - Я уже накопила сил за две недели.

Потому что поглощала все, что видела, в надежде отвлечься от переживаний и грустных мыслей. Раньше она всегда следила за питанием, но у нее была возможность самой покупать в магазине то, что она хотела, а Юншэну некогда было всем этим заниматься, потому что он много времени проводил в своем офисе.

Янлин принялась пить свой чай с довольно-таки торжественным и строгим видом. Хотя она не отказалась бы от какого-нибудь чизкейка и вкусного кофе из кофейни, в котором всегда очень много сахара и сливок, и потому он восхитительно вкусный. Но нет, у нее зеленый чай, и она не сдастся только потому, что утка вкусно пахнет, да и салат выглядит вполне себе аппетитно. А если она будет потакать всем своим желанием касательно еды, то так и будет расти вширь. Не хватало еще и прибавить в размере одежды, потому что ей тогда придется менять весь свой гардероб, а где на все это взять деньги, спрашивается. Не может же она ходить в одежде не по размеру или, хуже того, купленной на каком-нибудь Таобао.

Юншэн не стал уговаривать Янлин, чтобы она поужинала. Но с аппетитом ел сам, потому что за день устал, набегался и почти не успевал нормально есть или даже просто пить кофе не на ходу. А он, в отличие от Янлин, никогда не жаловался на нехватку аппетита, потому что был здоровым, как лось, и ел соответственно. Но все же, разобравшись со своей порцией утки и салата, и закусив некоторым количеством тофу в сладком соусе, Юншэн допил чай, который любезно заварила Янлин, и отложил палочки.

- Тогда мы можем идти, - сказал он.

Юншэн закрыл лотки с едой и убрал их в холодильник, а посуду - в раковину, пока не став её мыть. Он старался не думать о том, что Янлин не демонстрировала никакой мотивации к выполнению домашних дел. Проще было со временем нанять горничную, чем пытаться добиться от девушки того, чего она не хотела делать. Юншэн пошел в спальню, чтобы достать из шкафа худи для Янлин и толстовку для себя. Он не стал переодевать домашние брюки, потому что такое расстояние можно было без зазрения совести преодолеть даже в пижаме. Юншэн нашел в кармане пиджака телефон и ключи и переложил их в спортивную куртку.

Чай кончился быстро, но Янлин не стала наливать себе еще чашку. Она смотрела на то, с каким аппетитом ел Юншэн и чувствовала себя почти несчастной из-за того, что все так сложилось. Она не хотела, чтобы все было так - что с ее лицом будет столько проблем, что ей придется сидеть в доме две недели, не выходя никуда дальше балкона, что она из-за этой недвижимости поправится на пару килограммов, что теперь ей нужно ограничивать себя еще сильнее, чем раньше. Юншэн, конечно, был в этом во всем виноват, но Янлин была сейчас и без того раздражена, и достаточно было одной маленькой ерунды, чтобы она вспыхнула, как спичка.

- Мне нужно переодеться, - сказала она, и первой вышла из кухни, потому что ей не хотелось и дальше там торчать, пока Юншэн убирал со стола. На диване все еще валялся каталог с туфлями, и Янлин даже вернулась на кухню, чтобы выбросить его в мусорное ведро, испытав от этого злое удовлетворение. Теперь она еще не скоро сможет засматриваться на обувь такого уровня.

Янлин в спальне переоделась в джинсы и надела худи, который был ей очень сильно велик. Юншэн был сильно выше и крупнее нее, а его худи было на ней все равно что платье, но это можно было списать на современную моду. Янлин накинула капюшон, затем надела куртку из тех, что выглядели не очень гламурно, хотя она была скорее летней, чем осенней.

- Лицо не видно? - спросила она у Юншэна, поправляя капюшон так, чтобы полностью в нем спрятаться.

Юншэн надел куртку и кеды и оглянулся на Янлин, которая закуталась в его худи как европейский монах в балахон. Он подошёл к девушке, приподнял капюшон, поцеловал ее в лоб, затем поправил капюшон обратно, так, чтобы он закрывал лицо.

- Не видно, - сказал Юншэн. - Пойдём.

Ни у лифта, ни в подъезде они никого не встретили. На противоположной стороне улицы были редкие прохожие, но они даже не смотрели в сторону Юншэна и Янлин, поэтому дойти до нужной двери удалось так, как наверняка хотела сейчас девушка. Юншэн открыл дверь своим ключом и пропустил Янлин вперёд, затем ввел пароль на панели, чтобы снять офис с охраны. Сейчас совсем не хотелось встречаться с людьми Чуна сяншэна. Юншэн включил закрыл дверь и включил свет.

- Добро пожаловать, - сказал он девушке.

В помещении ещё немного пахло краской после ремонта. Офис был оформлен в колониальном стиле. В его оформлении преобладали оттенки серого и голубого цвета и чёрного дерева. Здесь было выставлено несколько предметов мебели, на стенах висели гобелены и картины, в витринах были выставлены украшения и посуда. Самые ценные экспонаты, конечно, лежали в сейфах, но и на виду были представлены достойные внимания образцы.

- Как тебе? - спросил Юншэн, который действительно хотел знать мнение Янлин.

Янлин вжала голову в плечи, когда Юншэн полез руками к капюшону, потому что подумала, что он сейчас его снимет с ее головы, но он всего лишь ее поцеловал, а затем вернул капюшон на место, так что она немного успокоилась и пошла следом за юношей. Но на улице ее нервозность только усилилась, хотя по дороге к офису им вообще никто не встретился, а те прохожие, что шли на другой стороне улицы, на них не смотрели. Все равно ей было не по себе, и она только ниже опускала голову, стараясь, чтобы даже кончика носа не было видно из-под капюшона. Она вздохнула с облегчением, когда, наконец, удалось дойти до офиса и войти внутрь, и Янлин почувствовала себя лучше только когда дверь за ней закрылась, а она оказалась в темноте. Ненадолго, правда, но в темноте было хорошо, в темноте не видно ее лица.

Она откинула капюшон с головы, затем осмотрелась и немного прошлась по большому залу, рассматривая выставленную мебель, картины и гобелены, и особенно заинтересовалась украшениями, выложенными на одной из витрин.

- Красиво, - наконец ответила она, правда, непонятно, к чему именно эта похвала относилась - к самому офису, или все-таки к ожерелью из серебра и нефрита, которое лежало на небольшой черной бархатной подушке под стеклом. Наверняка такое стоит кучу денег. Хотя, на взгляд Янлин, все же казалось несколько массивным. Она с усилием отвлеклась от украшений и продолжила рассматривать комнату. - Мне нравится. Уютно, но не отвлекает внимание от всех этих витрин. И выглядит правда серьезно, а не как дешевый ломбард за углом.

Юншэн внимательно следил за реакцией Янлин. Он был уверен как минимум в том, что она скажет своё мнение прямее некуда. Она надолго задержалась у витрины с украшениями, разглядывая не самое интересное колье, которое на прошлой неделе привезли из Европы. Но в итоге ее вердикт был хорошим. И Юншэн усмехнулся в ответ на сравнение с ломбардом.

- Я рад, что тебе нравится, - сказал он. - Я надеюсь, что уже после банкета в честь открытия будут первые продажи.

А с них - первые комиссионные. Юншэн не выкупал товар у фирмы деда, он мог только продавать то, что ему привозили, и получать с этого свой процент, из которого в скором будущем он должен был сам оплачивать расходы на офис и аренду квартиры. Но Юншэн считал, что сможет работать на таких условиях.

- Я хочу сегодня убрать оставшиеся рубцы, - сказал Юншэн. - Пойдём.

Он повёл Янлин к столу, который предназначался для разговоров с важными клиентами. Стол и стулья были современными, но выполненными под старину. На столешнице лежали каталоги.

- Садись, я схожу помыть руки, - сказал Юншэн.

В подсобном помещении был санузел, но сейчас вода как назло отказалась отключена. Юншэн вспомнил, что его предупреждали о работах до завтрашнего полудня. Он вытер руки влажной салфеткой, но понял, что работать придётся без помощи стихийной магии. Это делало сложную задачу очень сложной. Но Юншэн вернулся к Янлин, стараясь выглядеть по-прежнему уверенно.

Янлин продолжала осматриваться, как будто это ей тут предстояло работать, и она теперь хотела понять, действительно ли ей тут нравится так, как она говорит, ил иона бы что-то изменила. Возможно, она бы убрала с той стены гобелен и повесила что-то другое, только непонятно, гобелен этот висит тут на продажу или просто так. Наверное на продажу. Если так - пусть висит. У этих любителей антиквариата иногда бывают очень изощренные и извращенные вкусы, Янлин лично сама в своем доме такой бы гобелен не повесила. Но потом она вспомнила, что у нее своего дома-то и нет как раз, чтобы в нем что-либо на стены вешать. Мысль эта была не очень приятной.

- Прямо здесь? - переспросила она. Она думала, что Юншэн подождет хотя бы до дома, ведь он всегда этим занимался дома. - А здесь есть зеркало? Я хочу потом посмотреть в зеркало.

И хочется и одновременно страшно, потому что Янлин уже почти успела забыть, каково это, когда у тебя нормальное красивое лицо. Прикасаясь к щекам, она ощущала только неровную кожу шрамов от ожогов, и воображение рисовало ей нечто, похожее на маску Фредди Крюгера. У него лицо тоже все обгорело, наверняка она выглядела точно также, как и он. Она бы не хотела увидеть в зеркало нечто подобное или вообще увидеть, что ее лицо как-то изменилось. Это было бы очень жестоко, получить какое-то другое лицо, когда хочется обратно свое собственное.

Она села на стул, на который ей указал Юншэн и, чтобы скрасить ожидание, принялась листать один из каталогов. Тут была и старинная мебель, и картины, и украшения, и даже посуда и столовые приборы. Но Янлин, конечно же, застряла на старинных украшениях. Некоторые из них были даже ничего так.

- Здесь есть зеркало, и не одно, - сказал Юншэн.

Он придвинул второе кресло ближе, чтобы было удобно сесть рядом с Янлин, затем убрал с её лица выбившиеся волосы и внимательно посмотрел на оставшиеся следы от ожогов. Глубоких рубцов уже не было, только розовый заживающий эпителий и области, где пересушенная кожа сильно шелушилась. Юншэн сначала убрал ша-ци, которая вызывала зуд и заставляла свежую кожу воспаляться. Ему было непривычно работать без воды, но он не хотел откладывать эту работу до возвращения домой, так у Янлин будет возможность пройти по улице, не пряча лицо. Запястье начало сводить. Юншэн стряхнул негативную энергию и стал заживлять ткани, начала желтым, а потом синим цветом. Он работал очень внимательно, потому что знал, как Янлин относилась к своей внешности. Юншэн провел рукой по волосам девушки и внимательно рассмотрел её лоб, чтобы убедиться, что там не осталось следов ожогов, в том числе вдоль линии волос. После этого он стал убирать остатки следов со скул и щек.

- Брови и ресницы только начинают отрастать, - сказал Юншэн. - Я не смогу это ускорить. Но других следов не останется.

Янлин села прямо на стуле, когда Юншэн придвинулся, и постаралась не шевелиться и даже почти не моргать, чтобы ему не мешать. От его рук шло тепло, хотя она заметила, что сейчас вокруг его ладони нет привычной водяной пленки, как всегда, когда он что-нибудь лечил. Янлин не знала, зачем ему эта вода, потому что Тео, например, ею никогда не пользовался, да и мама тоже не всегда, но ей, в общем-то, было все равно, есть вода или нет. Просто непривычно, когда всегда есть, а тут вдруг нет.

До того, как Юншэн сказал про брови и ресницы, Янлин даже не задумывалась о том, что они тоже все были обожжены. Что их, по сути, вообще нет на лице. Мало того, что там все в шрамах, так еще и ресниц нет, ужасно. Какой же она все-таки была уродливой, она надеялась, что Юншэн все это долечит сегодня, хотя новость о ресницах и бровях не очень порадовала. Не очень-то хотелось без всего этого идти на открытие офиса, но придется что-то придумать.

- Брови нарисовать можно, а ресницы - наклеить, - решила Янлин. Некоторые специально выщипывают брови или сбривают, чтобы нарисовать получше. Янлин так не делала, потому что ей и свои нравились, а теперь вот, присоединится к рядам тех, кто рисует. - Главное, чтобы шрамов не осталось.

Юншэн за эти дни выучил черты лица Янлин лучше, чем за все время, что они были вместе до нападения. Она переживала, что ожоги делают её некрасивой, но он думал не об этом, а только о том, как вернуть ей прежний внешний вид, чтобы она снова захотела жить, а не прятаться и огрызаться. Тонкий красноватый след на левой скуле побледнел, а затем разгладился под действием синей энергии. Зажившая кожа была покрасневшей, потому что в ней было очень активно кровообращение, но это пройдет через несколько минут. Область носа и губ была вылечена лучше других, и здесь было достаточно убрать легкое шелушение. Поначалу кожа могла сохнуть сильнее обычного, но Юншэн считал, что Янлин придумает, как с этим разобраться.

Он стал убирать следы ожогов с подбородка и нижней челюсти девушки, внимательно ища малейшие следы, которые мог не заметить прежде. Янлин их заметит, если вдруг что-то останется. Эта работа была трудной. Уже болели руки и кружилась голова, но Юншэн был твердо намерен закончить лечение до того, как они пойдут домой. Он убрал руки и стряхнул ша-ци, затем заметил еще пару следов возле уха, которые убрал с помощью синей энергии.

Сейчас на лице Янлин уже не оставалось следов ожогов и даже участков, где кожа просто шелушилась. Без бровей и ресниц она выглядела немного непривычно, но Юншэн снова мог видеть её идеальные черты такими, какими они были всегда. Он улыбнулся, ловя взгляд девушки.

- Пойдем смотреть в зеркало? - предложил он.

Сейчас у Янлин было ощущение, что под кожей вновь снуют муравьи - не больно, но неприятно, как будто кто-то тянет за тоненькие ниточки под кожей, и она вся то зудит, то ее тянет, то просто хочется дотронуться пальцами до чувствительного места, чтобы стереть неприятные ощущения. Но Янлин заставляла себя сидеть ровно и не тянуть руки к лицу, отчасти потому что, несмотря на все манипуляции Юншэна, боялась снова встретить пальцами неровную полузажившую кожу или шрамы и прочие неровности. Она верила, что он и правда лечит, но свыкнуться с мыслью, что вот уже скоро, совсем еще чуть-чуть, у нее будет снова ее лицо, было не так-то просто. Две недели - не два месяца и не два года, но они казались Янлин длиннее всех жизней, вместе взятых.

Янлин поймала взгляд Юншэна, когда он опустил руки, и вопросительно на него глянула, не сразу поняв, что уже все, он со всем закончил, и даже предложил пойти смотреться в зеркало. Янлин дернула рукой наверх, к лицу, но к коже прикоснулась не сразу, а с опаской, чуть погодя. А, поняв, что шрамов больше нет, взметнула и вторую ладонь, тщательно ощупывая свое лицо - ровные щеки и аккуратный, как раньше, нос, и пока еще редкие брови, под которыми не было никаких больше шрамов.

- Все так, как раньше? - взволнованно спросила она, не прекращая держаться за свое лицо, как будто опасалось, что оно сейчас ее покинет снова. - Пойдем, пойдем скорее к зеркалу.

- Да, - ответил Юншэн, не став добавлять, что лицо Янлин почти без ресниц и бровей выглядело немного непривычно, об этом он ее уже и так предупредил.

Он взял девушку за руку и повёл в ту часть офиса, где на стене висело большое старинное зеркало в позолоченной оправе. Оно было европейским и стоило кучу денег, но на такие вещи быстро находились клиенты. Те, кто хотел подчеркнуть свой статус, любили покупать для интерьера предметы европейской старины, которые дед скупал в Англии, а то и в Восточной Европе, где все это стоило намного дешевле. Это зеркало было из России, до революции висело в чьей-то усадьбе, потом где только ни валялось, и до реставрации выглядело плачевно, но сейчас вернулась к тому виду, который мог быть изначально.

- Смотри сама, - сказал Юншэн, когда Янлин оказалась перед зеркалом.

У него болела и кружилась голова и начинало знобить. Юншэн понял, что без воды взял много ша-ци и потратил больше собственной энергии, чем планировал. Но он сдержал своё обещание, и сейчас это было для него самым важным. Теперь он мог надеяться, что у Янлин улучшится настроение.

Юншэн повел ее куда-то вглубь офиса, вдоль всех этих столиков, кресел, пуфиков и тяжелых деревянных письменных столов, которые наверняка весили как три, а то и четыре Янлин. Наконец она увидела зеркало, даже не обратив внимания на то, какое оно красивое, а сразу нетерпеливо вперилась в отражение. Она две недели не видела себя в зеркале, для нее это был очень большой срок.

- Боже, - не сдержалась Янлин, увидев свое лицо, как говорил Юншэн, без бровей и ресниц, но абсолютно гладкое, без единой неровности шрама. Она наклонилась почти впритык к зеркалу, чтобы критически осмотреть себя. - Это ужасно, я выгляжу, как Мона Лиза.

А ведь когда-то даже модно было сбривать брови и вообще выщипывать и ресницы тоже! Какими же уродливыми выглядели тогда женщины, прямо без слез не взглянешь. Янлин уже даже немного пожалела о том, что на ее лице нет бинтов, потому что хотелось как-то прикрыть эти отсутствующие брови. Без ресниц лицо было вроде еще ничего, но брови...Ей придется сделать татуаж на то время, пока они снова не вырастут. И каждый день подкрашивать, чтобы выглядело так, словно они настоящие, а не нарисованные. Она заметила в зеркале отражение Юншэна, он выглядел немного бледным, а взгляд какой-то...как будто потерянный. Янлин поняла, что ее восклицание насчет бровей он мог принять на свой счет, и повернулась, чтобы обнять его за шею.

- Я не это имела в виду. Спасибо, что убрал все шрамы, но я правда без бровей выгляжу ужасно...Юншэн, ты что дрожишь? - спросила она, чуть отстраняясь и вглядываясь в лицо юноши.

- У Моны Лизы были брови и ресницы, просто краска распалась со временем, - ответил Юншэн.

Он недавно читал исследования о художниках эпохи Возрождения, и там немало говорилось, что при всей своей гениальности Давинчи часто просчитывался с материалами. Та же Тайная вечерия начала рассыпаться ещё при его жизни. Юншэн понял, что мысли путаются, и он на них залипает. Он посмотрел на Янлин, когда она обняла его за шею. Его знобило сильнее.

- Просто устал, - ответил он, ловя взгляд девушки. - Пойдём домой?

Сейчас он думал о том, что нужно добраться до кровати и поспать всю ночь, тогда это все могло пройти само. Юншэн до того, как Янлин получила ожоги, никогда не выполнял такой объём работы с помощью врачевания. И он впервые столкнулся с таким перерасходом энергии, ещё и на фоне подготовки к открытию офиса. Сейчас, когда все самые важные дела были сделаны, его организм напомнил, что не всемогущ.