Огни большого города

Реакция Мари прекрасно показывала, что и для нее он был отцом Томико лишь формально. По факту получалась, что Кёске хвалил свою дочь, но вот формировалось впечатление, будто речь шла о чужом ребенка. И от этого становилось немного печально, поскольку вернуть потерянные в их отношениях с Томико годы не имелось никакой возможности. Да еще и Мари подливала масла в огонь, заведя песню о возвращении долгов, обременении и прочих нелепых вещах, о которых женщина могла говорить кому угодно, но уж точно не ему.

- Вот так бы и дал по лбу. - Кёске действительно поднес руку ко лбу Мари, как это бывало в их детстве, если он считал, что та говорит глупости, и, как раньше, отделался легким, еле ощутимым щелчком. Он никогда бы не стал причинять ей боль, возможно именно поэтому его юная соседка, не слишком привыкшая к хорошему обращению со стороны мужчин, всегда ему доверяла. Доверяла настолько, что где-то спровоцировала, а где-то не притормозила его порывы, в результате которых на свет появилась Томико.

- Мари, прости меня. - Мелькнувшая на губах улыбка, вызванная детскими воспоминаниями, пропала, снова делая его лицо серьезным. - Я не должен был заходить так далеко. - Кёске еще в то время чувствовал свою вину за то, что пошел на поводу у бурлящих гормонов, а уж сейчас и вовсе подобное поведение казалось ему чем-то из ряда вон выходящим, сколько бы он ни старался утешать себя мыслью, что европейский тип внешности Мари в юном возрасте делал ее намного женственнее сверстниц японок, больше напоминающих подросших детей.

- Надеюсь, тебе потом удалось в этом плане сформировать более приятное представление об отношениях мужчины и женщины. - То, что Мари ни с кем не встречалась, не означало, что у нее больше не было никаких отношений с мужчинами. По крайней мере в это Кёске не верил, давно отметив, что с годами она стала еще привлекательнее, пусть пока ее лицо еще не до конца очистилось от следов встречи с убийцей, мешающих оценить изменения в полной мере. И раз уж подобные моменты замечал он, то явно на Мари обращали внимание и другие мужчины, среди которых наверняка находились те, что пытались с ней сблизиться.

Мария слегка вздрогнула, когда Кёске протянул к ней руку. Этот щелбан, какой-то милый, забавный и дружеский, был вытеснен изпамяти последними событиями. Ведь там давались далеко не щелбаны. Но Кёске просто дал дружеский щелбан, какэто было всегда, когда они спорили или она говорила что-то не то. Молодая женщина на несколько секунд закрыла глаза и расслабилась. Это прекратится, она обязательно пойдет на обследование,если надо, ляжет в больницу, чтобы полностью восстановить свое здоровье.

- За что ты просишь у меня прощения? - Не сразу поняла, Мари, а когда поняла, то вздохнула и покачала головой. Закусила губу и положила свою руку поверх его.- Тебе не за что просить прощения, Кёске. Мы тогда оба были "молодцы", и сэтим ничего не поделаешь. Но я знаю, что если бы маме не предложили уехать, я бы все равно не смогла сделать аборт. Возможно,ты бы участвовал в нашей жизни. Мама никогда не винила нас, она все прекрасно понимала - влюбленность, гормоны. Ты меня тоже прости, Кёске.

Мари замолчала и опустила глаза. Стала рассматривать стол, будто на нем было что-то написано.

- Ну, я... у меня не было больше отношений с мужчинами. Мне было как-то не до этого. Да и никто мне не приглянулся. А жить с нелюбимым человеком ради того, чтобы была полноценная семья, - это неправильно. У меня печальный опыт есть, не хочу передавать его дочери.

На острове действительно было мало людей, которые могли ее заиртересовать. Только, пожалуй, Кэйташи Иноэ, отец лучшего друга Томми. Мария помогала ему в воспитании сына,когда тот был совсем маленьким, и даже как-то раз они чуть не перешли границу дозволенного. Потому что Кэйташи не забыл свою жену и надеялся, то она одумается. Даи Мари проносила через свою жизнь прошлое. Может быть это неправильно, но она была счастлива.

Судя то тому, как Мари отреагировала на безболезненный щелбан, Кёске понял, что недавние события продолжают над ней тяготеть, мешая вернуться к обычной жизни. Хотя было бы странно, забудь она обо всем так быстро. Ему доводилось видеть даже, казалось бы, подготовленных людей, которые ломались, сталкиваясь с самыми уродливыми чертами человеческой натуры. А тут, пережившая на себе ужасы заточения и попытку убийства, женщина и так справлялась лучше многих крепких мужчин. Но даже несмотря на ее стойкость, Кёске пообещал себе в следующий раз быть аккуратнее и не провоцировать неприятные воспоминания.

- Все-таки здесь нас не стоит сравнивать, - покачал головой Кёске на слова Мари о их общей вине за произошедшее. Я был старше и опытнее. - Да и до романтической влюбленности, которой можно было оправдать подобное поведение, в его случае было далеко. Он дорожил Мари и относился к ней с нежностью и теплотой, но это было чувство совсем иного рода, нежели то, что обычно возникает между мужчиной и женщиной.

На откровение Мари, если он, конечно, правильно понял ее посыл, Кёске поперхнулся вином, которое так не вовремя отпил из бокала. По всему выходило, что шутки Тагучи о том, что он отбил у несчастной девушки желание вступать в отношения с мужчинами, были не так уж далеки от истины, раз природа не пыталась взять свое. И от этого становилось как-то совсем не по себе, словно именно из-за него Мари и перестала интересоваться противоположным полом.

- Ну, здесь все может быть иначе. - Осторожно заметил Кёске. - Все-таки город большой. Много возможностей как в личной жизни, так и в профессиональном плане.

Кёске пока не спрашивал Мари, чем она хотела бы заниматься, с учетом неоконченной старшей школы. Но для себя пока присматривал разные варианты, чтобы предложить ей что-то достойное, когда для этого придет время.

- Ну, я... тоже. Гормоны ударили в голову, крышу снесло. Так что я настаиваю, что если винить, то нас обоих. Но, - Мария задумалась, - я бы хотела, чтобы ты вновь стал моим другом.

Она еще немного подержала свою ладонь на его руке, а потом убрала ее. Потому что он никак не отреагировал на это прикосновение. Хотя для них это было нормально. Японцы были слишком сдержанными, и, наверное эта сдержанность была интересна маме, раз она постоянно с подругами, которых Мари помнит смутно по рассказам, обсуждала Японию.

Заметив, как Кёске поперхнулся вином из-за ее слов, она почувствовала себя кпк-то неприятно. Опустила голову и вздохнула. Она не знала, что говорить, поэтомв пока за столом повисло молчание.

- Конечно. Я и не переставал быть твоим другом. - Кёске вполне устраивало его простое существование, и до встречи с Томико он не планировал что-то менять. Но вот Мари время от времени вспоминал, пытаясь представить, как сложилась ее жизнь. Хотя реальность оказалась намного удивительнее всех его фантазий.

Если прикосновение руки Мари к его руке показалось Кёске чем-то вполне естественным, то вот исчезновение чужого тепла вызвало чувство легкого разочарования. Но, естественно, без какой-либо внятной причины он не мог вернуть руку женщины обратно, боясь оказаться неправильно понятым.

Его бурная реакция на рассказ Мари о мужчинах, ее то ли смутила, то ли расстроила, заставляя Кёске пожалеть о собственной несдержанности. И, желая как-то нарушить повисшее за столом неловкое молчание, мужчина решил сказать первое, что придет ему в голову, делая ставку на искренность.

- В детстве все было намного проще. Так ведь? Можно было говорить все, что придет в голову или просто взять тебя за руку, не думая о контексте или последствиях. - Следуя порыву, Кёске перехватил руку, которая еще недавно лежала на его собственной, и зажал между своими ладонями, пытаясь понять, что чувствует здесь и сейчас. - Да, все очень изменилось. Но это и к лучшему.

Кёске не хотел цепляться за прошлое, стараясь видеть уже новую Мари. И этот его нехитрый эксперимент показал - подобное было вполне возможно. Но тут появлялась и новая проблема. Он прекрасно знал, что чувствовал по отношению к юной Мари, но эта ее более женственная взрослая версия сбивала с толку, порождая совсем иные чувства, в которых Кёске еще никак не мог разобраться.

- Да. В детстве все было проще. Можно было говорить и делать все, что взбредет в голову, и не думать о последствиях. Сейчас не думать о том, к чему приведут слова, действия или поступки, не получится.

Мария хотела сначала вырвать свою руку, только для того, чтобы пересесть на соседний от Кёске стул, но всё-таки решила остаться на своем месте. Все-таки, несмотря на то, что они с Кёске проводили много времени вдвоем, играли в щелбаны, читали книги и рассказывали друг другу истории, сейчас было другое время. Они повзрослели. И теперь разные детские забавы и обнимашки не имели никакого права на существование.

Женщина вздохнула и отпила немного вина. Потом снова посмотрела на мужчину и слабо и как-то неуверенно улыбнулась.

- Мне Томико сказала, что ты предложил ей все оформить официально, чтобы она носила твою фамилию. Томми к тебе очень привязалась, но, - Мари задумалась и свободной рукой накрыла его ладонь, - мы же не сможем вот так все выкинуть, прошедшие годы, и снова начать встречаться. Я... мне неудобно из-за всего перед тобой. Мы нарушили твой мир, вторглись в него без разрешения. Но... - Женщина на секунду закрыла глаза, чтобы успокоиться и собрать утекпющие мысли, но увидела ухмыляющееся лицо Ёсида-сана, и вздрогнула.

Открыв глаза, она быстро допила вино, плещущееся в бокале, и опустила голову.

- Если бы не ты, не твои воспоминания обо мне, то... наверное, вся эта история закончилась там.

Эти несколько дней, что оставались на острове, Мария ловила себя на мысли, что, вероятно, если бы Томми не нашла его, то дни ее закончились. Но дочери круто повезло, что она смогла в этом городе найти Кёске. Томико не испугалась большого города, в то время как сама Мария всегда испытывала дискомфорт в нем. Здесь ей легко было потеряться.

- Мне ведь помогут? Я смогу вылечиться и стать нормальной? Я сейчас вспомнила эти события, и... налей мне, пожалуйста, еще вина. Может, оно поможет мне. Я не хочу жаловаться тебе на свои страхи, - слабым голосом пробормотала Мария, снова покраснев.

- Не нужно ничего выкидывать. - Кёске и сам не представлял, как можно перечеркнуть годы, которые они провели врозь, да и не видел в этом смысла. - Просто сейчас в жизни Томико начинается новый период, и она вполне может вступить в него с новой фамилией. У меня простая фамилия, но, по крайней мере, она не напоминает о твоем отчиме.

Конечно, Томико никогда не видела человека, в свое время немало помотавшего Мари нервы. Но ее фамилия являлась чем-то вроде клейма, остававшегося бы как минимум до замужества, а то и на всю жизнь.

Тема смены фамилии неожиданно перетекла в в очередные "если бы не...", показывая, что относительное внешнее спокойствие Мари лишь прикрытие, за которым находятся тяжелые переживания. И, самое печальное, Кёске понятия не имел, как их облегчить. Разве что удовлетворить просьбу женщины налить ей еще вина.

- Мари-ты нормальная. - Он снова наполнил опустевшие бокалы. - А специалиста, который сможет тебе помочь, я обязательно найду. И еще, - Кёске перегнулся через стол, протянул руку и взьерошил волосы женщины, желая немного разрядить обстановку. - Ты всегда можешь поделиться со мной. Тот факт, что у меня появились первые морщины и практически постоянная щетина, не сделали меня совершенно другим человеком.

Конечно, помимо внешних изменений произошло еще и немало внутренних, убравших вспыльчивого подростка и впустивших на его место рассудительного мужчину. Но Кёске желал подчеркнуть, что самое главное осталось неизменным - Мари все так же могла ему доверять.

- Мне всегда нравилась твоя фамилия, но я подумала, раз мы перебрались так далеко и не имели вероятность встретиться, то пусть уж Томми носит фамилию моего отчима.

До всех этих событий с неожиданным исчезновением мамы Мария и думать не думала о том, что когда-нибудь Томми встретится со своим отцом. Она не была уверена, правильно ли вообще поступает, не желая самой встречаться с Кёске, но сейчас уже было глупо это вспоминать и думать об этом. Сейчас наступили другие времена, другая жизнь, и ей надо сделать все, чтобы Томми была счастлива. И самой найти это самое счастье.

Когда Кёске взъерошил ей волосы, она сначала напряглась, но потомслабо улыбнулась. Это был простой и дружеский жест, но опять же наружу стали прорываться эти страхи. Но Кёске сказал, что найдет специалиста, а его словам она всегда верила. Потому что он никогда не врал. И если говорил, что что-то сделает, то делал в е возможное, чтобы выполнить свое обещание.

- Я... спасибо тебе, Кёске. Я хочу избавиться от этих воспоминаний, и... я должна быть сильной.

Мари взяла бокал в руку и отпила немного вина. А потом посмотрела на мужчину и слабо улыбнулась.

- Ну да, без моего ведома, в мой семейный регистр ты Томико внести не могла, - кивнул Кёске, прекрасно понимая, что кроме фамилии отчима у Мари особенно и не было вариантов. - Но это вполне можно сделать сейчас. - Пусть прошло немало лет с момента рождения Томико, ничего не мешало ей стать Сугино теперь и начать новую жизнь с новой фамилией.

Очередную неоднозначную реакцию Мари на его, казалось бы, простой жест Кёске заметил, поскольку привык на допросах отслеживать минимальные изменения мимики преступников. Но сейчас этот навык доставлял, скорее, неудобство, только усиливая болезненное чувство в груди, возникающее каждый раз, как Кёске думал о пережитых женщиной потрясениях.

- Мои прикосновения тебе неприятны? - Задавая этот непростой вопрос, мужчина преследовал две основных цели. Первая - выяснить, насколько глубока была проблема, связанная с пережитым кошмарным опытом. И вторая - определиться со своим дальнейшим поведением. Время от времени у Кёске возникало желание как-то успокоить Мари, используя физические контакты, как это было в день их первого за долгое время разговора. Но если сейчас с мужскими прикосновениями, пусть даже и совершенно безобидного характера все стало плохо, то ему следовало попридержать свои порывы, оказывая поддержку на расстоянии.

Ее реакция на его жест не осталась незамеченной, и это заставило Марию закусить губу и опустить глаза в стол. Кёске всегда был внимателен к любым изменениям во внешности или поведении, даже если она пыталась это скрыть. Вот и сейчас он тоже все заметил. И она не знала, что надо делать, чтобы хоть как-то показать ему, что сейчас уже лучше и спокойнее, чем раньше.

Женщина не нашла ничего лучше, чем взять бокал и быстро допить вино, налитое в бокал. Оно ударяло в голову, но до того состояния, когда можно сесть рядом с Кёске и прижаться к нему, было еще очень далеко. Она не была уверена, что стоит ворошить прошлое и обниматься с ним. Всех этих телесных контактов в ее жизни не было пятнадцать лет.

- Нет, я... мне нравятся твои прикосновения. Просто... - Мари задумалась и, вздохнув, встала из-за стола. Пошатнулась не то из-за усталости, не то из-за количества выпитого алкоголя, но нашла в себе силы дойти до соседнего с Кёске стула и сесть на него.

- Да, вот так лучше, - пробормотала она, улыбнувшись и прижавшись к мужчине плечом. - Просто он стоял... сидел напротив меня, говорил страшные вещи про иностранных шлюх, бил меня. А еще я помню темноту и одну маленькую косточку. Чтобы я не сдохла от голода. Там было сыро. И... я не хочу это вспоминать, Кёске. Мне страшно, что из-за этих событий я превращусь непонятно во что.

Мари закрыла глаза и постаралась сдержать в себе всхлип. Нет, не так должен заканчиваться такой приятный и прекрасный ужин. Ей стало стыдно за свою слабость. Нужно стать сильной и просто подождать, когда с ней начнут работать.

- Налей мне еще вина, пожалуйста. И... прости меня за эту слабость.

Когда Мари поднялась со своего места, Кёске не сразу сообразил, что именно она хочет сделать. В первый момент он подумал о ее желании дистанцироваться от него еще больше, автоматически напрягаясь, и почувствовал облегчение только после того, того женщина, наоборот, решила сесть рядом, демонстрируя свое расположение. В момент, когда она чуть не упала в процессе своих перемещений, Кёске дернулся было, чтобы ее поддержать, но Мари справилась сама, заняв соседний стул и объяснив, с чем связана ее неоднозначная реакция.

- Все это осталось в прошлом, обещаю. - Кёске выполнил просьбу и снова наполнил бокал Мари, думая о том, что Ёсида отделался слишком легко, и его стоило отправить на встречу с предками еще в тот вечер, когда тот повторно пытался убить Мари. После всего, что этот недочеловек успел натворить, он не должен был пачкать своими ногами эту землю. Хотя если все известные преступления будут доказан Ёсида вполне мог заслужить и смертную казнь, которая сейчас казалась Кёске единственно адекватным наказанием.

- А ты со всем обязательно справишься, я не сомневаюсь. - Он мягко притянул женщину к себе, принявшись успокаивающе поглаживать рукой по ее спине. И сейчас ему было плевать на всевозможные правила и условности. Пусть они уже и не являлись детьми, которые особенно не стеснялись в проявлении симпатии, потолок не должен был на них рухнуть из-за объятий, не подразумевающих под собой ничего предрассудительного. По крайней мере Кёске убеждал себя именно в этом, старясь игнорировать тот факт, что тело Мари стало намного женственнее и привлекательнее, не только внешне, но и на ощупь.

Кёске ее обнял, и молодая женщина прикрыла глаза и счастливо улыбнулась, чувствуя его прикосновения к себе и нежные успокаивающие поглаживания, дающие какую-то уверенность. Неприятные воспоминания, о которых она хотела отречься, постепенно вытеснялись вспышками приятных воспоминаний из прошлого, когда они как-то сидели в ее маленькой квартирке, пока никого не было дома, и разговаривали. Мари делилась своими воспоминаниями о России, и ей казалось, что Кёске с интересом слушает это.

Многое изменилось с тех пор. Они стали старше и опытнее, возможно, где-то умнее и мудрее, но Мари в душе осталась неисправимым романтиком. Чьи грезы чуть не были уничтожены. Мари вздрогнула и посмотрела в окно.

- Уже поздно, - с грустью в голосе сказала она. - Ты останешься.

Она посмотрела на мужчину и слабо улыбнулась. А потом неходя высвободилась из его объятий, но только для того, чтобы взять бокал вина. То, что она выпила больше Кёске, ее смутило, и она вздохнула. Снова прижалась к Кёске и накрыла своей ладонью его руку.

На его объятия Мари отреагировала благосклонно, не став отстраняться или пытаться вырваться. И это было хорошим знаком. Если сейчас ей и было тяжело, она вполне могла начать полноценную жизнь, сделав все произошедшее частью своего жизненного опыта. Пусть и очень неприятной частью. А это уже никак нельзя было назвать чем-то смертельным.

- Хорошо. - Вопрос Мари был больше похож на утверждение, но Кёске не посчитал нужным как-то комментировать этот момент. В конце концов, в гостиной стоял вполне приличный диван, на котором он мог спать, да и тащиться сейчас в свою квартиру у него не было ни малейшего желания. Вещи, которые мужчина брал с собой на остров, он еще никуда не завозил, а этого вполне хватало, чтобы завтра собраться на работу и явиться туда в относительно пристойном виде.

- Если что, не переживай. Пей, сколько захочешь. Я не испугаюсь, даже если ты начнешь буянить. - Кёске сильно сомневался, что Мари умудриться напиться до состояния, когда человек не контролирует свое поведение, но даже такой поворот событий его ничуть не смущал. Да и трудно было утворить что-то странное, пока он ее обнимал, не сильно стремясь отстраняться и лишать себя тепла женского тела. Ну а Мари подобное положение вещей, вроде как, полностью устраивало, раз она она снова накрыла ладонью его руку, светлая кожа которой с годами стала еще сильнее контрастировать с его собственной достаточно смуглой.

Кёске согласился остаться в квартире. Ей так было спокойнее. Она боялась, что не сможет спокойно спать и ей будут сниться кошмары. Но раз Кёске согласился остаться, чему она была очень рада, то можно не волноваться, что ее будут мучить кошмары.

Мария отпила немного вина и вздохнула. Напиваться до того состояния, когда она сможет себя как-то неправильно вести, она не хотела. Потому что это неправильно, да и о себе она должна оставить впечатление не как о маргиналке и алкоголички, а как о приятном собеседнике. Хотя раз у нее начались такие мысли, то это означало, что алкоголь стал действовать. У нее был стресс, на нее навалилась сильная усталость, и она зевнула.

- Может быть, ты хочешь чаю? - Спросила она.