Встреча

Чжэнь извинилась и отошла, мама Яна до сих пор отсутствовала, а Шири опять сцепила руки на груди и закачалась, сидя на скамейке. Минуты тянулись словно туман. Медленно и вязко застревая в реальности и не спеша продолжать свой бег в прошлое. Девушка нервничала, все таки компания ее отвлекала, а сейчас она осталась наедине со своими мыслями. Ее ломало, ведь на обеих чашах весов лежал тяжелый груз, снять который ей не удавалось. Вниз тянуло возможное недоверие мужа, но с другой стороны бесконечная вера в него многих людей. Раньше она была одна, кто в него верил. Сейчас, ценой своей пролитой крови, Ян обретал поддержку. Страшная цена, если задуматься. И она пока не могла перевесить.

Спустя какое-то время вышел врач и тихо подозвал девушку. Она метнулась к нему тенью, умоляюще глядя в глаза и боясь услышать всего одно слово. Нет, хирург улыбнулся и сказал, что пока операция позади, и ей можно пройти к мужу. Англичанка разве что дверь не снесла с петель, стремясь как можно быстрее оказаться рядом с Яном. Мужчине пришлось задержать ее, объясняя насчет последствий операции и наркоза, от которого пациент еще не очнулся. Последнее, что услышала девушка, было напоминание, что Ян возможно ее не услышит. Но ее это не волновало. Она пошла к койке.

Бледное лицо и закрытые глаза. Шири протянула руку, с ужасом дотрагиваясь кончиками пальцев до холодной кожи. Куча аппаратуры жужжала рядом, что-то даже попискивало. Куча каких-то трубок и проводков тянулись к Лю. Девушка встала в упор к кровати, мягким, привычным жестом убирая с лица мужа непослушную челку.

- Ян, пожалуйста, открой глаза. Пожалуйста. Ты очень сильный, ты сможешь. Мы очень тебя ждем. Я, мама, Лин. Ты нам очень нужен. - Шири тихо говорила, совершенно наплевав на фразу врача о том, что муж может ничего не услышать. Она знала, что он всегда ее слышит. Где бы он ни был, и что бы с ним не происходило. Услышит и сейчас. Она грустно улыбнулась, наклоняясь и касаясь губами щеки Лю. Как же в этот миг хотелось получить обратный поцелуй. Настоящий, живой, родной...

Пятна света, какой-то шум, ни одной связной мысли, ни одного внятного образа. Порой пятна становились чуть ярче, звуки – громче, тогда просыпалась боль, смутно возвращавшая к ощущению реальности. Один раз показалось, что сознание заливает ярко-синий цвет, в котором звучало что-то очень важное, родное, к чему хотелось тянуться. Но потом он пропал, вновь сменяясь практически пустотой. Кажется, что сознание заперто в коробке, из которой не может вырваться, как ни пытается. И снова боль, теперь позволявшая едва ли не почувствовать собственное тело. Было странно дышать. Ян пока не помнил, что произошло, где он находится, что вообще происходит, понимал лишь то, что не может шевелиться и даже связно думать. Боль стала какой-то щемящей, и при этом появилось ощущение тепла, к которому хотелось тянуться. Веки были слишком тяжелыми, чтобы открыть глаза, но сквозь беспорядок звуков и темноту он смутно почувствовал, а затем и услышал Шири. Казалось, что это невозможно. Вместо мыслей были смутные ощущения: её не было, совсем, потом появилась надежда. А потом, кажется, уверенность. Была. Есть. Она, тут, рядом. Это – её голос. Она была рядом, затем ещё ближе. Ян почувствовал, как её губы коснулись его щеки, но не смог ни пошевелиться, ни открыть глаза. Больно было даже думать о том, что он сможет просто нормально вздохнуть.

Ощущения становились все более понятными. Сейчас Ян понимал, что ранен и приходит в себя после наркоза, повреждены ребра, за ними легкие или сердце, скорее сердце, если он сейчас правильно чувствовал свое тело. Было невыносимо тяжело дышать, не помогали кислородные трубки, потому что каждый вздох был новой болью, которая просыпалась вместе с сознанием. Но Шири здесь, рядом. Ей тоже больно. Веки Яна чуть задрожали, но глаза он не открыл – сознание было похоже на нитку, которая ускользает, растворяясь в темноте, после чего судорожно пытаешься поймать её снова. Чтобы не проваливаться в липкую черную бездну, где нет боли, но нет и всего остального.

За ниткой тянулась энергия, что-то подсказывало, что она должна быть синей. Ярко-синей, как море в солнечный день. Ленивые всполохи поврежденной энергии начали собираться где-то чуть выше, чем между глаз, а потом будто проваливались, делая сознание более ясным, но вновь нарушая ощущения от тела.

- Я здесь, – первая мысль, оформленная словами, произнесенная тихим ментальным шепотом, который, возможно, сможет заметить и услышать Шири.

Шири с улыбкой продолжала ласкать Яна взглядом и пальцами. Легонько касалась его щек, висков, разглаживала морщинки на лбу. Ей нужны были прикосновения, пусть и такие вот, односторонние. На душе становилось чуточку легче, и пусть даже муж пока еще спит, но он обязательно очнется. С каждым касанием она словно отдавала частичку себя, отправляя ее в путь к душе Яна. Деля с ним дыхание, которое сейчас было попросту страшным. Наверное так дышат люди, которым прострелили сердце. Но самое главное - оно было. Понемножку, по чуть-чуть, но мужчина выкарабкивался из омута, куда его отправила пуля какой-то женщины. Именно в это верила сейчас англичанка, продолжая легонько касаться лица мужа. Теперь нужно было привести в порядок прическу. Пальцы скользнули по прядкам, заправляя их за уши и убирая с лица. Это казалось очень важным, ведь совсем скоро он очнется.

Она задохнулась в тот момент, когда веки Яна задрожали, но глаза так и не открылись. Хотелось броситься и руками помогать ему увидеть этот мир. Пустить чуточку красок, чтобы он вспомнил, как здесь хорошо. Как его здесь ждут и любят, и это гораздо лучше черной безликой пустоты. Сознания коснулся далекий и очень слабый зов, и Шири тут же ухватилась за эту ниточку, начиная опять, как тогда, вытягивать ее на поверхность. Переплела свою энергию с чужой, едва касаясь, мягко, но настойчиво держа на поверхности и не давая ускользнуть.

- Ян, живи. Дыши, ради всего святого. Мы ждем тебя. Все мы. У тебя есть семья, которая тебя любит. Хочешь, я тебе еще кучу маленьких Янов нарожаю? - Шири не заметила, как по щекам потекли слезы. Она не даст ему уйти. И пусть это будет считаться эгоизмом, пусть. Не даст и все. И девушка тихонько тянула сознание мужа на поверхность, стараясь сосредоточить его внимание только на ней. Ему нельзя думать о плохом, нельзя, иначе может не выдержать боли. - Дыши, Ян. Дыши через боль, я ее уберу. Ты же знаешь, я могу. Старайся, тебе есть ради чего это делать. Я, Лин, родители, все мы верим в тебя. Я уберу боль, только не уходи.

Конечно же она не могла ничем ему помочь. Только говорить и стараться сделать так, чтобы он не ушел. Но она не врачеватель, и боль убирать не умеет, как и лечить такие раны. Она просто готова была забрать у него всю боль, разменять ее на одну лишь улыбку мужа. Выпить ее до дна, обжигаясь и корчась. Только бы ему не нужно было ТАК дышать. Чтобы его дыхание выровнялось, а сам он встал и поспешил к ним домой. К семье и дочери.

Синий цвет становился ярче, и Ян понял, что Шири потянулась к нему своему энергией. Он с трудом воспринимал то, что она говорила, улавливал только отдельные слова, иногда просто интонации мыслеречи, но он понимал, о чем она говорила. Один раз она заставила его выжить, говоря то же самое. Ян тянулся за ментальной энергией Шири, пытаясь выстроить собственные мысли в слова, что сейчас было очень сложно. Просто становилось спокойнее из-за того, что она рядом, от её прикосновений, от её голоса, который он слышал в своем сознании. Мир снова расширился – за пределами замкнутой коробки пятен, звуков и боли появился свет, к которому хотелось стремиться. Шири не умела снимать боль, это он помнил даже сейчас, но намного важнее было то, что она просто была рядом. Ян чувствовал, что должен отвечать, при этом было очень сложно заставить себя говорить, даже просто связно думать. Ничто не раздражает так, как собственная беспомощность, когда не можешь даже пошевелиться, когда не имеешь права что-то обещать, и при этом видишь, что от тебя снова хотят невозможного. Ян не мог понять собственную энергию, сейчас он находился в положении человека, который пытается за волосы вытащить себя из болота. Аура физического тела была красно-серыми пятнами, восприятие которых сводилось к ощущению боли, за которой не видно ничего. При этом Ян почувствовал, что Шири плачет. Сложно сказать, как именно – все ощущения от мира сейчас не были разделены на модальности, красноватое ощущение света, падающего на закрытые веки, шум, прикосновения, боль – все это смешивалось в кучу, из которой удавалось различать только интуитивные представления об окружающем мире.

- Спасибо, – слова проваливались в густую темноту, их будто силой приходилось искать, вспоминать, затем оформлять в ментальную форму, и из-за этого все, что хотелось сказать, вновь и вновь пропадало, будто только что пойманная нить рассыпается в руках в пыль. – Я не хочу от тебя уходить.

Когда привык говорить много и не по делу вместо того, чтобы раскрывать душу, очень странно быть прямолинейным. Хотелось успокоить Шири, что-то ей пообещать, но Ян чувствовал, что не имеет права сейчас говорить что-то, кроме правды. Он хотел выжить, но не был уверен в том, что хватит сил.

Тонкая синяя ниточка, за которую Шири бережно тянула своей энергией, постоянно старалась ускользнуть от нее и кануть во тьму. Девушка морщилась, понимая, насколько сейчас хрупкое сознание у Яна. Как он старается выбраться, но не хватает сил. И нельзя ими поделиться, только говорить и что-то обещать. Девушка очень бережно взяла кисть мужа в свои руки и прижалась к его пальцам губами. Это только в высшем свете говорят, что руку целуют только женщине. Она же сейчас благодарила любимого за все, что он уже ей подарил, и что продолжает делать ради нее.

- Я знаю, милый, знаю. Я тебя не отпущу, просто верь мне. Изо всех сил верь, как никогда. Держись за меня, я тебя смогу вытащить. - Шири улыбнулась сквозь слезы, вспоминая уже подобный разговор. Но тогда ранения казались детскими царапинами. Сейчас же муж даже не мог прийти в себя, чтобы попытаться хотя бы немного подлатать свои раны. И девушка старалась ему помочь, не совсем понимая, что если физически он очень слаб, то и энергии у него не слишком много. Почему то опять пришла уверенность, что Ян едва ли не всемогущ. Главное, чтобы он выздоровел, а потом они решат их проблемы. И она не хотела его нервировать, и продолжала целовать кончики его пальцев, и шептать ему слова любви. - Ян, открой глаза, я знаю, ты сможешь. У тебя почти уже получилось. Не уходи, ты же очень сильный. Ты самый сильный в мире. Я тебя люблю и верю в тебя, понимаешь?

Как же страшно звучат его слова про нежелание уходить. Как будто плач. Словно сильный человек, борясь до последнего, боится, страшно боится не справиться. И говорит то, что считает нужным. Его фраза стоила многих слов любви, которые Ян уже не раз говорил Шири. Только сейчас девушка осознала всю ценность подобных высказываний и была очень благодарна мужу за признание. И боялась. Дико, до холода в душе, до остановки дыхания боялась, что это было последним, что она от него услышит.

- Я хочу слышать твой голос, Ян. Хочу видеть твой взгляд. Хочу, чтобы ты обнял меня и взял на руки дочку. Прошу тебя, сделай это. И еще много чего сделай. Прошу.

Сколько раз вера Шири заставляла совершать невозможное? Ян чувствовал, что она снова верит, что говорит правду, и пока из-за этого становилось ещё больнее. Он не боялся смерти как таковой, даже если бы был уверен в том, что впереди его ждет У Цзянь. Единственное, что заставляло его сейчас искать способ вырваться – страх оставить Шири, не оправдав её веру, кроме которой у них сейчас не было ничего. И нечего ответить, чтобы, не соврать и не причинить новую боль. Энергии на магию не было – её не хватало даже на то, чтобы нормально дышать. Ян хорошо знал врачевание, достаточно хорошо, чтобы быть способным сейчас оценивать свои шансы выжить как минимальные. Каждый удар сердца будто сжимал все тело болью, казалось, оно бьется назло, до тех пор, пока боль не станет невыносимой, чтобы молить о том, чтобы она прекратилась. При серьезных ранах нужно дышать через боль, чтобы ослабить спазм, но что делать, когда дыхание и есть одна из главных причин боли? Ритм сердца сбивался, вызывая инстинктивный страх, который тело ощущает безотносительно какого бы то ни было жизненного опыта. Другой, ещё более сильный страх – умереть, когда рядом Шири. И именно он заставлял Яна сейчас судорожно, до последнего момента искать способ вырваться, вновь победив смерть, ледяные прикосновения которой чувствовались сильнее, чем жар от губ Шири, касавшихся его руки. И снова «открой глаза», будто именно от этого зависела жизнь.

Когда поднимаешься на верхний уровень пирамиды из четырех человек ближе к концу выступления, встаешь на одной руке, выстроив свое тело так, чтобы не только удержать равновесие самому, но и не сбить партнеров по номеру, кажется, что каждая мышца твоего тела работает на пределе. На самом деле, это легко. Легче, чем открыть глаза. Но цирк учит и другому – как бы тяжело тебе ни было, ты должен улыбаться так, как будто тебе легко. А сейчас достаточно открыть глаза.

Веки, тяжелые, будто приклеенные намертво, задрожали, в какой-то момент пропустив к глазам тонкую полоску света, казавшегося невыносимо-ярким, обжигающим. В этом свете нельзя было что-либо различить, он казался бело-красным, а отдельные пятна реальности плыли перед глазами. Ян моргнул, после чего открыл глаза уже увереннее. Он мог догадаться, что видит перед собой белый потолок, но сил не было даже на то, чтобы что-то ответить Шири.

- Ян, дыши. Я никуда не уйду, я не брошу тебя. Дыши. Вместе мы справимся. - Шири продолжала тихо шептать, разогревая холодные пальцы мужа в своих руках. Посторонних мыслей не было. Вообще наступил какой-то странный вакуум, который наверное больше напоминал мыслительный процесс мужчины, а не женщины. Любая представительница прекрасного пола всегда раздумывает сразу о миллионе вещей, а еще столько держит на всякий случай, чтобы не скучать. Но сейчас этого не было. Девушка обводила взглядом палату, быстро поглядывая на разные приборы и устремляя свой взгляд на тонкие трубки и проводки, идущие к телу мужчины. И ничего. Ни единой мысли, ни одного образа или воспоминания. А ведь наверняка она это все видела в каких-нибудь журналах или по телевидению. И напрягись, даже вспомнила бы, что тут и за что отвечает. Но не могла. В голове билась только одна мысль. О Яне. И одно желание. Чтобы он выздоровел.

А потом случилось маленькое чудо, от которого Шири опять перехватило дыхание. Она сморгнула слезы и склонилась к мужу, стараясь, чтобы ее лицо попало в поле его зрения. Если он вообще что-нибудь видит сквозь всю эту боль. Сердце сжалось, хотелось кричать, реветь и трясти его, чтобы очнулся, встал и со смехом пошел домой. Она даже была готова, что Ян будет язвить. Пусть, лишь бы встал. Одно же чудо случилось, почему не получится второе? Ведь это так просто, подняться и пойти. Домой, к ней и Лин.

- Ян, я здесь. Я с тобой. Теперь все будет хорошо, слышишь меня? - Шири заставила себя улыбнуться, стараясь, чтобы получилось жизнерадостно, а не криво. Губы правда дрожали, но она крепилась, все еще гладя мужа по руке и не отпуская его пальцы. - Милый мой, ты справился. Ты самый лучший, ты смог. Я тебя очень люблю, Ян. Очень - очень.

Никуда она его не отпустит. Если придется, сутками здесь будет сидеть, не отпуская его руку. Ему нужна поддержка, любая, и она ее даст. Потерпит, ничего страшного, ей же в разы легче, чем ему. Если она хотя бы морально может сделать ему легче, она это сделает. Вместе будут дышать, вместе бороться с болью, вместе оживать.

Глаза отказывались видеть и болели от света, но Ян понимал, что сделал сейчас нечто важное для Шири. Он пару раз моргнул, при этом старался услышать то, что говорила девушка. Он был благодарен Шири за то, что сейчас она говорит вслух, и не приходится различать мыслеречь. Что за карма, уже второй раз он ранен, а она нервничает рядом, уговаривая жить. За что ей это? Ян смутно различил лицо Шири и попытался поймать взгляд её голубых глаз. Сейчас все, что он видел, было лишь плывущими пятнами, змеиные глаза с вертикальными зрачками были в памяти, но от этого они не становились менее близкими и родными. Она здесь, рядом, где тот путь, что позволит не причинить ей ещё больше боли?

- Я люблю тебя, – Ян вновь прикрыл глаза из-за того, что они болели от яркого света. – Я хочу доказать это. Остаться с тобой.

Дышать становилось все тяжелее, на смену боли проходила тяжесть, будто сердце пыталось биться, сжатое тисками. Всегда есть выход, его нужно только найти.