Мастер-класс по каллиграфии: отвлекающий фактор

Ее не было в храме больше года, и, по правде говоря, Настя так увлеклась учебой, новыми знакомствами и открытиями, так неожиданно легко влилась в жизнь без магии в крупном городе, что если и вспоминала о Линь Ян Шо, то больше вскользь, невсерьез. Мелькали мысли в голове о том, чтобы вернуться, но с каждым днем они становились все тише и появлялись все реже. Только в небольшие промежутки времени, не занятые семьей, учебой, сессией или практикой, мысли эти цеплялись за нее изо всех сил, и выгнать их было непросто.

Что не мешало смеяться, улыбаться, трепать по голове подросшую сестренку, помогать родителям по дому, перекидываться колкостями со знакомыми, которые так и не стали друзьями. С последним было тяжелее всего: Настя привыкла ничего не таить, говорить, что хочется и думается, но с однокурсниками приходилось осторожничать, ведь о магии им рассказывать было нельзя. Сколько раз обрывала себя Настя на полуслове, когда вот-вот едва не выпаливала на слова о ее любви к бурям "неудивительно, я ведь воздушница"? А сколько непроизвольно тянулась лечить синяки и ушибы и обрывала себя на полпути, ведь ее способности, какие никакие, раскрывать было никак нельзя? Сколько раз она откровенно нелепо смеялась и лепетала что-то в свое оправдание?

Конечную точку поставила сестра. Непривычно серьезная, Оля категорично настояла на ее отъезде в храм. Настя удивленно смотрела на нее, отнекивалась с легкой улыбкой на губах, но в конце концов согласилась. Нужно, ей и в правду было это нужно. Конечно, глупо было ехать зимой, когда учеба и все прочее, но ее родители ничего не сказали против, только помогли с переводом на заочное и сбором вещей. И вот она стояла в храме, нагрянув на свою удачу в самый разгар мастер-классов. И выбрала первым каллиграфию, с которой, вообще-то, была не в ладах, пройдя всего одно или два занятия. Но ей нужно было сосредоточиться, собраться с мыслями, и вряд ли было более подходящее занятие.

Мастером, к ее вящей неожиданности, оказалась Яреци. И Настя пришла самой первой. Было по меньшей мере неловко, ведь они с ней и не общались все это время. Настя внезапно вспомнила, что и не предупредила ее о своем отъезде. (Ведь не предупредила же, правда?) По подросшей Кимико было наиболее ярко заметно, сколько времени прошло. Девочка, должно быть, давно забыла, кого когда-то песком закидывала. В конце концов справившись с собой, Настя спокойно улыбнулась, приветствуя мастера, и заняла свободное место.

Едва в руках оказалась кисть, все волнение куда-то ушло. Здесь не было нужды делать все идеально, не было оценок и никто не скажет и не сделает ничего плохого, даже если Настя понаделает клякс на бумаге. Сейчас нет нужды переживать за свое поведение - с Яреци она всегда поговорить успеет, - так что девушка абстрагировалась от взгляда подруги, от беготни Кимико, от завывания ветра, от пробиравшегося под одежду холода. Настя спокойно выводила черту за чертой, кривовато и неровно, но она за время своего отсутствия практику совсем забросила. Мелькнуло сожаление о том, что она понятия не имеет, как переводится стих: знакомы были лишь отдельные иероглифы - жизнь, любовь... и, собственно, все.

Завершенную работу Настя переносить куда-то не стала: чернила наверняка не высохли и потекут. Или уже можно? Как бы там ни было, получившееся нечто вызывало жалость напополам со смехом. Нет, ей точно надо восстанавливать навыки. (Можно подумать, она раньше в каллиграфии мастером была.) Обстановка была не самой подходящей для того, чтобы интересоваться жизнью или извиняться, и Настя разумно решила перенести все это на потом. А пока следовало закончить разбор вещей и не забыть про другие занятия.

Девушка, как полагалось, поклонилась, все также спокойно, в чем-то даже безмятежно: она чувствовала вину, но отчего-то была уверена, что Яреци не станет на нее злиться. Коротко окинула взглядом помещение и вновь вернувшуюся к медведю Кимико и вышла. Как и ожидалось после каллиграфии, мысли были кристально чисты, а негативные эмоции надолго не задерживались, едва касаясь ее и тут же уходя в сторону.