Подходящее слово из тысячи тысяч

Слухи в монастыре расходились по странному принципу: совсем смешные мелочи порой со скоростью ветра разлетались по всему монастырю, а вещи более глобальные, действительно важные, ползли со скоростью вязкой патоки, как-то огибая массового слушателя и передаваясь на ухо только тем, для кого это действительно имело значение. Так, трагическую новость о гибели Яреци в дом принесла Дарсия - а сестра это известие вырвала у кого-то из подруг, кто, в свою очередь, имел к Яреци если не прямое, то очень тесное отношение. В общем, шло из рук в руки и строго среди причастных лиц.
Дарсию этим известием размазало напрочь - они с Яреци, хоть и ссорились периодически, но все равно так или иначе оставались близкими подругами. Сестру бы, конечно, в таком виде вообще из дому не выпускать - но она ничьего мнения не спрашивала перед тем, как сбежать из дома в неизвестном направлении и там, видимо, рыдать до изнеможения. Валентин же ощущал непрерывную грызущую вину, какую, наверное, в той или иной степени чувствовали все близкие или относительно близкие знакомые Яреци - Валентина мучило неотступное чувство причастности. Трагедия прошла мимо него полностью, а, возможно, участвуй он в судьбе девушки чуть активнее, на правах хоть и не очень близкого, но всё же знакомого, и, быть может, как-нибудь иначе бы всё сложилось.
Если Дарсия пыталась горе выплакать и утопить в слезах, то Валентин старался вину выплеснуть и погасить в действиях - это был самый понятный и доступный ему способ. Почти механически решив с утра, что давно у него не было внятных тренировок в магии и пора это исправлять, Фельтин по примеру сестры удрал из дома и окопался в диком парке. Помимо того, что это место хорошо подходило для тренировок, потому что народу там гуляло немного, в парке в целом хорошо ощущалась земля, и это замечательно успокаивало. С того Валентин и начал - угнездился на траве под первым приглянувшимся деревом, дополнительно приложил к земле ладони и прикрыл глаза, вслушиваясь в мерную неподвижность и незыблемость под собой и вокруг себя, насколько восприятия хватает. А потом и в появившиеся на самом краю восприятия легкие шаги.

Сперва Валентину показалось, что шаги ему почудились - слишком уж они были далеко, на самой грани восприятия, как будто он скорее хотел почувствовать нечто подобное, чем действительно чувствовал. Но секунды шли, ощущение легких шагов не исчезало, а лишь становилось отчетливее и ближе, и Валентин утвердился в мысли: действительно, кто-то идёт, причем прямой наводкой к нему. Вряд ли специально ищет - специально в парке никого толком не найти было, разве только случайно столкнуться. Фельтин примерно так сразу и понял, что его ждет случайная встреча, и сидел смиренно, не дергался. Только с любопытством прислушивался, как приближаются к нему шаги - он так редко практиковался с магией Земли, что для него до сих пор почти любые отклики красной энергии были внове и ощущались непривычно, как в первый раз. Это, по-хорошему, надо было срочно лечить, а способа лучше, чем усердная практика в лошадиных дозах, ещё никто не придумал.
Наконец человек, присутствие которого Валентин почувствовал ещё издали, появился в поле зрения, и сразу же стало ясно, почему шаги ощущались такими легкими, почти невесомыми. Потому что они принадлежали девушке, вот и вся разгадка.
- Добрый день, Лиза, - незамедлительно отозвался Валентин, но дальше слегка застопорился. С Лизой они до сих пор были знакомы как-то очень мимолётно, поверхностно, и Фельтин, к стыду своему, даже не помнил, успели ли они с девушкой перейти на "ты". Пришлось в этом вопросе полностью довериться Лизе. Судя же по её уверенной речи, перейти успели и весьма основательно. Подхватив эту манеру общения, Валентин дежурно кивнул: - Спасибо, всё в пределах нормы. Как ты? Извини, что лезу, но выглядишь печальной, - если про Фельтина с натяжкой еще можно было заявить, что нижняя граница нормы - тоже в пределах нормы, то грустные, словно потухшие глаза Лизы уже таким описаниям не подчинялись. - Что-то случилось?

Валентин поздоровался быстро, но вот потом замолчал. Причину молчания девушка не знала, но думала, что это как-то связано с ее приветствием. Хотя мысли она читать не могла, да и не очень хотела, считая, что чтение мыслей - это нарушение всех законов. Хотя тут как посмотреть - в полиции бы пригодились ментальные маги. Лиза представила - поймали полицейские преступника, он отнекивается, не хочет идти на мировую, а ментальный маг залез в его голову и все узнал. С другой стороны, никто не докажет, что все, что сказал ментальный маг, правда. Хотя там вроде есть всякие забвения, приказы, омуты памяти... Нет, это из другого. Лиза хмыкнула.

- Это хорошо, что у тебя все в пределах нормы. Я рада, честно, - ответила девушка, присаживпясь напротив молодого человека. - Нет, со мной ничего не случилось, да и сейчас уже намного лучше, чем несколько дней назад было.

Она не любила жаловаться, но сейчас, несмотря на внешнее спокойствие, душу по-прежнему грызли угрызения совести. Да и находиться в молчаливой тишине, наедине со своей болью, было невыносимо.

- Мне кажется, что я несколько дней назад сделала что-то очень неправильное. Или, наоборот, не сделала ничего. - Судя по всему, весь монастырь знал об этой трагедии,но никто не знал об участии во всем этом Лизы. Паранойей она не страдала, но в этом случае неудивительно, если она разовьётся.

- А я не отвлекаю? Я могу уйти, если отвлекаю, - сказала она, заметив все-таки, что Валентин занимается практикой по магии.

Паузы в речи Валентина стабильно были связаны с тем, что он что-то тяжело процессил внутри головы. Порой - что угодно процессил: в диалоге юноша мог зацепиться за какую-нибудь мелочь и долго её мысленно обсасывать, решая, как с ней лучше поступить, и совершенно забывая перед тем взвесить, стоит ли эта мелочь таких усилий. Это все, конечно, к окружающим никакого отношения не имело, а лечилось исключительно подзатыльниками - которые обычно раздавать было некому.
- Несколько дней назад? - эхом откликнулся Валентин и немедленно попытался себе представить, как это должно было выглядеть. Если сейчас, по словам Лизы, ей было намного лучше - при попытке это "намного лучше" откатить хотя бы наполовину у Валентина отказывало воображение и не предлагало ничего лучше образа, похожего на стандартное страдающее состояние сестры, в слезах по пояс.
Стоило подумать про сестру, и в голове со смачным щелчком вдруг совместились слезы по пояс и многозначительное "несколько дней назад".
- Ты меня не отвлекаешь, - поспешил заверить Валентин - он, собственно, всё равно уже отвлекся, так что какая теперь разница, - и деликатно коснулся руки Лизы: - Извини, если гадаю пальцем в небо. Но ты случайно говоришь не про то, что произошло с Яреци?
Может, и не про то. Может, у Лизы была какая-то своя, глубоко личная неприятность, она как минимум имела на это право. На то, чтобы существовать параллельно большим монастырским драмам, а не влезать в них с головой и полностью с ними переплетаться. На всякий случай Валентин повторил: - Если я неправ, то извини.