Это могли быть лобстеры

Если человеческая душа готова довольствоваться постепенным, размеренным изучением новой территории, то вот для души кошачьей всё куда сложнее. Артист отвергает размеренность и неторопливость. И вообще не понимает, какая религия не позволяет ему немедленно обшарить весь монастырь от края до края и подмести пушистым хвостом каждый мало-мальски любопытный угол.
Ладно, "религия" здесь для красного словца, эта концепция Артисту незнакома. Но от этого его непонимание не становится менее глубоким и искренним. Обдумав потенциальную идею со всех сторон, Теодор решает, что при необходимости он всегда сможет вмешаться и остановить сунувшегося куда не надо кота, стало быть, можно разрешить Артисту подобную прогулку. Дурного в ней не будет.

На деле же всё оказывается и ещё проще. В чужие комнаты, а тем более в чужие дома Артиста попросту не пускают: обитатели монастыря с понятным единодушием не жалуют на своей сугубо личной территории посторонних котов. От лазарета Артист презрительно воротит нос сам – его отпугивают густые травяные запахи, которые окутывают лазарет из-за сушащихся на диване трав. Ещё одна точка, которая потенциально тревожит Теодора – столовая. В теории кот способен навести там знатного шороху, по факту же Артист туда даже не добирается. Он находит себе интересное занятие раньше: закладывает причудливый крюк до пруда, да там и остаётся.

Берег пруда выложен гладким камнем, но кота привлекает отнюдь не это. А вот снующие под прозрачной водной гладью толстые золотые рыбы (хотя нет, "снующие" – это громко сказано; куда точнее будет определить их как "лениво перебирающие плавниками") немедленно завладевают кошачьим вниманием. И Артист остаётся на берегу пруда, движимый твёрдым желанием поймать себе такую ленивую котлету в золотой чешуе.
Очень быстро становится очевидно, что дело у кота не ладится. Рыбы, какими бы лупоглазо глупыми они ни выглядели, осмотрительно не подплывают близко, и Артист только впустую бьёт по воде. Злится, фыркает, трясёт мокрой лапой и пытается снова. Теодор же, оценив, что усилия кота не идут рыбалке на пользу и едва ли приведут к исчезновению рыбы из пруда, позволяет себе расслабиться и не останавливает Артиста. Пусть себе развлекается до поры до времени.

Как Маргарите уже давно довелось прочувствовать на своей шкуре, жизнь в большом городе помимо своих очевидных преимуществ, накладывала целый ряд досадных ограничений. И одно из них касалось возможности вдоволь нагуляться в кошачьей шкуре. Конечно, в Токио хватало различных парков, да и кошка - не корова, вполне комфортно могла себя чувствовать и в обычной квартире, но попробуй тут превратись, когда надо либо бежать на работу, либо заниматься домашними делами, либо следить за тем, чтобы Рэн не разобрал квартиру на молекулы. Причем с последним было труднее всего, поэтому рыжая, чуть ли не сразу после очередного возвращения в монастырь, торжественно вручила сына его дяде, сообщив, что ученики рыдают горючими слезами без ее внимания и опеки. Ну а пока Джун думал над вежливым отказом, самым бесстыдным образом сбежала, чтобы уже очень скоро встать на четыре лапки и в который раз приняться за исследование территории монастыря, пользуясь временной свободой.

Обычно кошка предпочитала не подходить близко к водоемам. Несколько раз любопытство приводило ее в воде, и после каждого подобного эксперимента ее шкурка по разным причинам оказывалась промокшей. Но за последние недели она так соскучилась по свободе, что стремилась побывать везде, где только успеет, пока человек, обремененный чувством долга, не заставит ее уйти. Так что немного побегав по хорошо знакомым местам, кошка оказалась на берегу пруда, обнаруживая там незнакомого молодого кота, судя по всему занятого рыбалкой. Сама Маргарита обычно не утруждала себя подобным занятием, поскольку в той же столовой ей обычно никто не отказывал, если пушистая нахалка начинала попрошайничать. Да и как проникать в амбар с припасами она знала лучше, чем кто бы то ни было другой, благо раньше нередко занималась общественно полезным трудом, отлавливая там мышей. Но сейчас ей никто не мешал посмотреть на чужие старания, по причине чего кошка подошла поближе и уселась неподалеку от серого незнакомца, вероятно, появившегося в монастыре за время ее отсутствия.

Рыба не ловится, ни большая, ни маленькая. Сам Теодор бы давно уже сдался, или как минимум пересмотрел бы свою рыболовную стратегию, раз уж она приносит такие никчёмные результаты. Артист же с упорством заводной игрушки продолжает терзать воду пушистой лапой и, недалек тот час, постигнет дзен в своих монотонных попытках.
Отдельный живой интерес у Теодора вызывают рыбы, причём, в отличие от Артиста, интерес вовсе не гастрономический. Скорее философский: рыбы не спешат уплывать от берега, где над их головами по воде снова и снова молотит лапой настроенный на рыбный перекус кот, от невеликого ума, или наоборот – ума как раз достаточно для того, чтобы понимать, где плескаться, чтобы рыбаку ничего не светило, и лупоглазые попросту издеваются?

Сзади слышен лёгкий скрежет по гладким камням, устилающим берег пруда, и Артист и Теодор с синхронным интересом оглядываются.
Оказывается, это тонкая рыжая кошка. И неизвестно, насколько она заинтересована в конечном процессе рыбалки, но вот сам процесс её точно привлекает.
Теодор воспринимает появление зрителя с умеренным равнодушием – он даже допускает, что это кто-то из обитателей монастыря в кошачьем облике, но допускает не настолько, чтобы немедленно силой выталкивать на первый план человеческую душу и начинать в этом вопросе разбираться. Обождёт. Артист же, в полном соответствии со своей кличкой, начинает рисоваться перед гостьей: распушает и без того пушистый хвост и возвращается к рыбалке с удвоенной энергией.

А рыбам что, рыбы к переменам равнодушны. Они как крутились под водой вне зоны досягаемости, так и продолжают крутиться.
Теперь близким дзеном уже и не пахнет, напротив, Артист мало-помалу начинает заводиться. Теодор же не спешит его одергивать: ему хочется, чтобы кот сам усвоил, что рыбы из монастырского пруда в качестве добычи не годятся, потому что до них попросту не достать. Иначе кот запомнит, что настырная человечья душа помешала ему довести дело до конца, и в следующий раз явится на то же место, разве что без прикорма и удочки. Рыбы продолжают дразнить обманчивой близостью, оставаясь недосягаемыми, и Артист делает хищный охотничий рывок вперёд.
Хоть бы что из этого вышло, кроме громкого всплеска и не менее громкого позора.
Рыбы проворно прыскают в стороны, их на такой мякине не проведёшь. Артист же влетает в воду передними лапами и ещё пытается кого-то там укусить, но не хватает зубами ничего, кроме холодной воды. Немедленно выскакивает обратно, чихает, отфыркивая воду, трясёт башкой, и во все стороны летят брызги, – а потом Артист садится и принимается ожесточенно умываться.
Ну, правильно. Не получилось выглядеть ловким охотником, так хоть с самым красивым всё точно сложится.